Коттон сказал:
— Сегодня отправимся в Метро-Сити, бродяга. Надо взглянуть на одного человека.
-— Досье проводимой кампании. Правильно?
— Правильно. Более, чем это. Ты ведь знаешь, Стив.
Он действительно понимал, что имеет в виду Коттон. Тот был выдвинут в Конгресс от 20-го округа, пока все его противники оставались позади, решительные бои наступят в ноябре между Оуни Шероном от оппозиционной партии и Коттоном. Пока его шансы выглядели предпочтительнее.
Программа Коттона была простой, но внушительной: он обещал честное, разумное правление вместо нынешнего режима, известного своими беззакониями, взяточничеством и коррупцией. Он мог часами беседовать со Стивом, скрупулезно вскрывая перед ним пороки того или иного политикана, а когда Стив не поддерживал его и поднимал на смех, он яростно кричал:
— Скажешь, я не прав? Скажешь, этого нет? Ты болван! Скажи мне, во что ты-то веришь?
А Стив примирительно говорил:
— Не сомневайся, я буду голосовать за тебя! И Коттон успокаивался.
Но он не ограничивался одними разговорами, а упорно и методично собирал соответствующий материал, подтверждающий его смелые обвинения, на таких могущественных и влиятельных людей, как Карлтон Эткин, калифорнийский сенатор, Оскар Гросс, богатый владелец клуба «Кокату» и услужливый рыцарь всех сильных мира сего. Этот список был довольно обширный. Коттон заявлял, что все это паразиты, которых, как минимум, следует упрятать за решетку. До сих пор его еще не привлекали к ответственности за дискриминацию, но Стив уверял, что этот день недалек.
Он закурил сигарету и протянул пачку Коттону:
— Кто это сегодня? И куда мы направляемся в Метро-Сити?
— В «Кокату». И это «кто» понимаешь? Он весело рассмеялся.
— Да, и это «кто». Я говорю загадками? Я имею в виду босса «Кокату». Оскар Гросс — протухший негодяй, от него разит на милю.
Стив нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что намерен повидаться с Гроссом после всей той грязи, которой ты его облил?
— Нет, не повидаться с ним. Неофициальный визит. Я с большим удовольствием раздобуду еще немного грязи в отношении этого типа... Он вовсе не закулисный политикан, Стив. У него кровь на руках. Мне удалось кое-что раскопать, но нужны подтверждения. Возможно, я раздобуду их сегодня. . г
Стив перебросил длинные ноги через подлокотник.
— Ты и твоя информация! — сказал он ворчливо.
— Где, черт возьми, по твоему мнению, я добываю информацию? По большей части у маленьких людишек, именно у таких, с которыми мы встретимся сегодня. Парни, которые все знают и стремятся выложить. Или наоборот, у них есть информация, которую можно продать. Или же затаили злобу и жаждут отомстить. Причин может быть сколько угодно.
— О'кей. Остынь. Кто сегодня расколется? Но Коттон быстро покачал -головой.
— Кто-то новенький. Я его не знаю, он не назвал своего имени, но я узнаю его по голосу. Такого высокого, резкого голоса я никогда раньше не слышал. Можно было подумать, что он играл на банджо со своими голосовыми связками. — Он вскочил с кровати, высокий и худой.
— Поехали. Я встречусь с этим парнем в баре «Кокату», он-то меня сразу узнает. А мы там пообедаем. — «Кокату» был самый большой и шикарный ночной клуб в городе, где проживает 60 тысяч человек. Он расположен в центре города, сверкающий храм на Мейн-стрит, посвященный многим второстепенным грехам и, возможно, кое-каким крупным.
Ты проходишь под полосатым тентом по узкой дороге, окаймленной зеленым кустарником, и входишь в здание через массивные двойные двери. Над твоей головой, когда ты подошел совсем близко и проходишь двери, начинает прыгать десятифунтовый какаду (вот почему так называется этот клуб), его движения обеспечены последовательно включающейся комбинацией неоновых трубок.
Когда ты впервые видишь этот танец, тебе кажется, что птица просто спазматически дергается, но после нескольких порций коктейля он становится многозначительным. Ты начинаешь думать, почему этой эмблеме разрешают оставаться над клубом, такой огромной, кричащей и непристойной: самый настоящий красный фонарь над шикарным борделем. Потом тебе приходит в голову, что в нем не было ничего плохого, когда ты впервые взглянул на него. Возможно, он выглядит иначе снаружи?
Так или иначе, но это была правильная реклама для клуба «Кокату» Оскара Гросса. Огромный красный фонарь. Возьмите хотя бы представление среди публики. Если вы ели или разговаривали, пока длилось шоу, то все казалось обычным: еще один конферансье, еще десяток девушек, не обремененных обилием одежды, привычно задирающих ноги, еще одна псевдонародная комедия. Не хватает изюминки, жаловались многие посетители. Но если вы внимательно присмотритесь к тому, что происходит, и прислушаетесь к тому, что говорится, трезво оцените легкомысленные костюмы пухленьких хористок, вы уловите скрытый подтекст в услышанных вами шуточках и заметите то, чего раньше не видели.
Шоу по своей сути было таким же красным неоновым какаду. Стив вел свой купленный год назад «крейслер» и припарковал его на стоянке клуба. Они вышли. Стив сразу же посмотрел на сверкающую эмблему над входом. «Какая-то птица», — буркнул он, и они пошли под полосатым тентом к дверям.
— Всего лишь семь, — сказал Коттон. — Что ты скажешь, если мы поторчим в баре?
Стив кивнул, они уселись на высоченные табуреты и получили свои бокалы из рук весьма надменного, но весьма любезного и расторопного бармена. Бар примыкал к главному обеденному залу и танцплощадке клуба, он был отделен от них тонкой перегородкой, открытой с двух концов, так, чтобы музыка была слышна в баре. Трое барменов, облаченных в белые куртки, стояли за длинной стойкой, загибающейся с обоих концов к стенке. На стене висело огромное зеркало по всей длине стойки, в котором отражались человек пятнадцать посетителей, сидевших на табуретах.
Стив отпил из бокала и спросил:
— Так ты действительно не знаешь, с кем ты должен сегодня встретиться?
— Нет. Позвонил он сегодня днем. Сказал, что я не пожалею времени, затраченного на поездку. Он нас узнает.
— Может быть, мне не стоило с тобой ехать. А вдруг я его отпугну? Коттон нетерпеливо дернул головой и сбросил с лица густую прядь.
— К черту, мы и раньше всегда действовали вместе. Кроме того, я спросил у парня, следует ли мне приехать одному. Он сказал, что ему безразлично, поэтому я и предупредил его о том, что привезу с собой тебя.
— Почему он сам не поехал в Лагуну?
— Не знаю. Возможно, просто не мог. Я не спрашивал. Я не люблю слишком сильно нажимать на этих людей. Это свободный рынок.
Несколько минут они сидели тихонько и разговаривали. Наконец Коттон допил свой бокал и попросил принести две кружки пива. Неожиданно он повернулся к Стиву:
— Стив, старый бродяга! Я только что заметил премиленькую особу, которая сидит в полном одиночестве в конце бара.
— Ну и?
— Я ее знаю. К сожалению, у нее есть голова на плечах. Превосходный репортер из «Крейер» в Метро-Сити. Сейчас я сведу вас вместе и буду наблюдать за развитием романа.
Он замолчал, затем серьезно спросил:
— Или для тебя до сих пор все женщины всего лишь слабая замена несравненной Мэгги Витни?
Стив непроизвольно заморгал, вспоминая. На какое-то мгновение он снова стал молоденьким мальчиком, а Мэгги — совсем юной девушкой. И они были вместе. Они всюду бегали вместе: в школе, друг у друга в домах, гуляя, играя, бегая по пляжу. Вместе взрослея. И постепенно они выросли вместе и между ними возникло застенчивое, трепетное первое чувство. Стив припомнил, как они с Мэгги купались голышом на пустынных пляжах, не усматривая в этом ничего особенного. В те дни, подумал Стив, она была совсем как мальчишка. Мэгги была почти такого же роста, как и он, угловатый, неуклюжий подросток. Она умела бегать, лазать по деревьям и плавать не хуже его, во всяком случае, гораздо лучше многих мальчишек ее возраста. Но в ее лице уже начала проявляться красота и следы девичьего высокомерия в улыбке. Они никогда не осознавали свою наготу иначе, как поразительную свободу подставлять свои тела прохладному ветру и морским волнам, удовольствие выскакивать из-под набегающей волны и устало валиться на песок, впитавший в себя столько солнца и воздуха. Потом пришло то лето.
То лето, когда их беспечная, детская дружба привела к удивительному пониманию друг друга. Он до сих пор помнит тот странный момент, когда они посмотрели друг на друга уже не детскими глазами. Они отправились на маленький, спрятавшийся между скал пляж за Южной Лагуной. Это было их любимое место, белый песок в форме месяца, до которого можно было добраться по крутой тропинке, петлявшей по коричневому утесу. Последнюю зиму они часто бывали вместе, но это было их первое посещение пляжа с прошлой осени.
День был теплый, погожий. Небо казалось более бледным отражением спокойного моря. Не было ни облаков, ни ветра. На пляже стояла удивительная тишина, нарушаемая лишь шуршанием волн, набегающих на песок. Они сразу же разделись, предвидя, каково будет окунуться в холодную воду, смеясь и болтая, как это всегда было прежде.
Но на этот раз все было иначе.Они вбежали в высокую волну, плавали и смеялись. Мэгги первой выскочила из воды и побежала по песку к утесу. Стив медленно пошел следом. Она повернулась и посмотрела на него, когда он приблизился. Он остановился в нескольких, футах от нее. Вода стекала с ее мокрых волос, ручейками стекая с лица на шею, поблескивая на коже. Он посмотрел на молодое тело Мэгги, розовое под солнцем, ее талию, которую он мог бы обхватить двумя руками, задорно торчащие вверх соски ее развивающейся груди. А она точно так же рассматривала его.
В каком-то смятении он подумал, что как будто он не видел ее раньше. Она была той же самой девчонкой и в то же время не той. Яркое солнце падало на ее влажную кожу. И он подумал о Мэгги так, как никогда еще не думал, страшно смутился и в то же время почувствовал непонятное возбуждение. Впервые в ее присутствии он почувствовал себя не в своей тарелке. Взглянув на нее, он подумал о ее наготе и своей собственной. Они так долго стояли, потом он подошел к ней и обвил ее руками. Глаза у нее были широко раскрыты, когда он поцеловал ее. Они и раньше целовались, торопливо, по-детски, но это был их первый настоящий поцелуй, который они будут помнить как первый. Руки Мэгги обняли шею Стива, и он заметил, что она стояла на порядочном расстоянии от него. Тогда он прижал ее плотно к себе. Она отодвинула от него свои губы.
— Стив... не надо. Давай опять пойдем в воду.
Но он крепко держал ее, они грохнулись на песок. Ее тело оставалось холодным после купания, но спина уже нагрелась солнцем. Он почувствовал поразительную шелковистость ее ног и бедер. Сердце у него так стучало, что ему казалось, что он сейчас начнет трястись. Ему не хотелось, чтобы она знала это, поэтому-то это казалось неприличным. Она смотрела на него с пересохшими полураскрытыми губами, настолько сухими, что он мог видеть на них крошечные морщинки. Он дотронулся до ее юной груди.
— Стив, я боюсь... я боюсь.
— Не бойся, Мэгги. Все хорошо, все хорошо, Мэгги.
Он тоже боялся. Во рту у него пересохло, голос дрожал, ему казалось, что он стал необычайно высоким и писклявым. Он слыша'л, как на песок набегали волны и с шуршанием соскальзывали назад. Эти звуки смешивались с биением его сердца, а кровь так бурлила, как будто море проходило через него.
— Ох, Стив, я люблю тебя. Правда, люблю.
— И я люблю тебя, Мэгги. И всегда буду любить.
Стив вздохнул, припоминая, как быстро она превратилась из веселого сорванца-мальчишки в совершенно иное создание, в женщину, которую он продолжал любить со всей силой первой любви. Она была первой, и хотя позднее были другие женщины с мягкими телами, влажными и голодными губами, Мэгги Витни для него навсегда осталась первой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21