Каин. И всех съели?
Ева. Всех.
Адам. Все уладится.
Авель. Как уполномоченный представитель комитета помощи голодающим, я считаю взрыв трехсоттысячного нефтяного танкера фатальным.
Адам. Соблюдайте порядок, не волнуйтесь. Только спокойствие… Прогресс длится столетия, если не тысячелетия. Читайте Фрейда.
Адам (спускается с ящика, подходит к стоящим, пожимает дамам руки). Несмотря на маленький рецидив в самом начале зарождения человеческой культуры на этом острове, я благодарю дам комитета борьбы с каннибализмом за их личное участие. К сегодняшнему празднику филармонический оркестр нашего города подготовил бессмертную Пятую симфонию Ветховета. Пока готовится буфет, мы послушаем Бетховета, и, надеюсь, он подарит нам утешение, в котором мы так нуждаемся на нашей тяжелой службе.
Издалека доносятся первые пять тактов Пятой симфонии Бетховена. Адам хлопает Авеля по плечу, Авель отдает честь. Все, кроме Евы и Каина, уходят. Каин снимает куртку и кладет ее на скамью. Ева садится на ящик, достает из сумочки электрическую бритву и подает ее Каину. Ева гримируется, расчесывает волосы. Каин поворачивается к Еве, пытается что-то сказать, но машет рукой, молчит, идет вперед. Правая нога у него не сгибается. Останавливается, открывает рот, но ничего не говорит.
Опять машет рукой и начинает бриться. Повторно звучат начальные такты симфонии.
Каин. Он опять не сдал экзамен.
Ева. Недобрал три балла, совсем немного.
Каин. Во второй раз.
Ева. У него запоздалое развитие.
Каин. Это не мешает ему приставать к прислуге.
Ева. Ты тоже спишь со служанкой.
Звучат четыре начальных такта Пятой симфонии.
Каин. И при всем при этом он годен к воинской службе.
Ева. Ты просто завидуешь.
Каин. Я был хороший солдат.
Ева. Поэтому у тебя и протез.
Каин. Не приставай ко мне с этим протезом.
Ева. А ты не приставай ко мне с моим сыном.
Каин. Я горжусь своим протезом.
Ева. А я горжусь своим сыном.
Звучат начальные такты симфонии. Каин. Я что – должен весь вечер слушать эту симфонию?
Ева. Он любит классическую музыку, тебе этого не понять с твоим протезом. Для тебя эротика – насилие.
Каин. Не приставай ко мне со своей прислугой.
Ева. Я говорю не о прислуге, я говорю о нас с тобой.
Начальные такты симфонии.
Каин, Я – мужчина, а твой сын – г…но.
Ева. Почему тогда ты посылаешь его воевать в джунгли, если так думаешь о нем?
Каин. Война сделает из него мужчину.
Ева. Вздор.
Опять звучат начальные такты симфонии.
Ева. Зачем вообще эта война?
Каин. Правительство знает зачем.
Ева. Сбросили бы атомную бомбу на этих дикарей и были бы спокойны.
Каин. Если бы мы сбросили, то и те сбросили бы тоже.
Ева. У дикарей нет атомной бомбы.
Каин. Друзей нашла!
Ева. Ты просто дрянь.
Каин (чистит бритву). У тебя что – дел нет?
Ева. Я ухаживаю за ранеными.
Каин. Да?
Ева. А у тебя?
Каин. Заседание в совете помощи ветеранам.
Ева. А-а.
Каин (подходит к Еве). Мне нужно идти.
Ева. Иди.
Ева подставляет щеку Каину, тот чмокает ее. Звучат начальные такты Пятой.
Каин. Он опять за свое.
Ева. Я думаю, тебе пора»
Каин (накидывает пиджак на плечи). Как можно быть таким идиотом?
Каин уходит. Появляются Цилла и Наема, садятся на
скамью. На плечах у них – платки. Цилла вяжет, Наема рассматривает фотоальбом. Ева ставит сумку на землю, прежде достав из нее кусок сахара, сосет его. Энергично входит Ада с трехногим стулом, садится.
Наема. Мне восемьдесят семь лет.
Ева. А мне – восемьдесят восемь.
Цилла. Мне – восемьдесят девять.
Ада. А мне уже девяносто.
Наема. Меня зовут Наема. Мой отец работал на фабрике. Он постоянно болел. Мы все часто болели. Жили в бараке, заросшем мхом. Пятьдесят семь лет назад я вышла замуж за рабочего железной дороги. Позднее он дослужился до начальника станции. Умер двадцать лет назад. У меня было одиннадцать детей семь мальчиков и четыре девочки. Осталось четыре мальчика и все девочки. Старшенького переехал скорый поезд Берн – Люцерн. Он играл на рельсах, ему было всего четыре года. Второй умер в сорок лет от рака, третий в том же году упал с крыши – был кровельщик. Я думаю, у меня больше двадцати внуков, еще больше правнуков. Но почему-то меня никто не навещает. Иногда я получала открытки от моего младшенького из Америки. Из Детройта. Он работал там на автомобильном заводе, но уже десять лет, как он не пишет. В этой богадельне я уже тринадцать лет. Каждый день я сажусь у окна и смотрю семейный альбом. При этом я не думаю о моем муже. И о детях тоже не думаю. Я вообще ни о чем не думаю.
Ева. Я – Ева. Никогда не была замужем. Да и зачем? У меня всегда были мужчины. Иногда больше пяти за ночь. Этим ремеслом я начала заниматься в пятнадцать лет. Я делала все, что требовали от меня, а требовали все, что требуется от таких, как я. У меня был друг, который доставал мне разрешение от полиции заниматься моим ремеслом, так что все было по закону. Половина моего заработка уходила на уплату налогов, тридцать процентов забирал мой дружок. Мне оставалось двадцать процентов. Но я была бережлива и аккуратна. Я говорила себе: «Ева, ты состаришься, помни об этом», и вот я состарилась. К шестидесяти пяти я накопила довольно, чтобы купить место в этой богадельне. Мой дружок Эгон Мюллер умер десять лет назад в Асконе миллионером. У него было много таких, как я, которые работали на него. Он был порядочным человеком, и если сравнить с другими мужчинами, которых я знала, высокопорядочным. Я никогда не стыдилась своей профессии и горжусь, что дожила до такого возраста, не причинив вреда душе и телу. Днем я читаю любовные романы, а вечером сижу у телевизора. Больше всего я люблю фильмы с участием Симона Тэмплера, и Бонанцу тоже. Если бы я встретила такого мужчину, моя жизнь сложилась бы по-другому, но таких мужчин можно увидеть только на экране.
Цилла. Мое имя – Цилла. В прошлом – медицинская сестра. Я работала в маленькой деревенской больнице. Рядом разводили в деревенском пруду форель. Чего только я не насмотрелась: видела рождение и смерть. Одни боялись смерти, другим было безразлично, умрут они или выживут, третьи и вовсе не знали, что умирают. Сначала я страдала, глядя на их страдания, но скоро это прошло. В новорожденном я видела уже будущего пленника смерти, и ничего больше. Люди, за которыми я ухаживала, дарили мне при расставании шоколад и книги с посвящениями и забывали, лишь только покидали больницу, и я забывала их тоже. В свободные дни я помогала жене брата. Она болела, а у нее было трое детей, дети не любили меня, и я их тоже. Один раз я была в Грюнвальде и один раз во Флоренции, и в тот и другой раз лил дождь. Меня разочаровал Давид Микеланджело. Мужчины выглядят совсем иначе. У меня была маленькая интрижка с молоденьким ассистентом врача. Она длилась два дня… а потом он женился на сестре главного врача. Позднее он опять хотел затащить меня в постель, но я уже не хотела.
Ада (берет в руки соломенную корзинку с черной крышкой). Я – Ада, графиня фон Цинцен. Была обручена с графом Крессом фон Штуком, которой умер в девяностых годах в одной из бывших колоний Германии – где-то в Восточной Африке. Его съел лев. И славу богу. Я терпеть его не могла. Я вообще не переваривала мужчин. И у меня никогда никого не было. Я любила только кошек. Может быть, потому, что они напоминали мне льва, разделавшегося с моим женихом, за что благодарна по сей день всему кошачьему роду. Этот кот, у меня на коленях, принадлежит этой богадельне. Я зову его Тассило, хотя он отзывается только на Негритенка. Тассило. Так звали моего отца. Он не расставался никогда с хлыстом. В первую мировую войну он потерял три четверти своего состояния. Эти двадцать миллионов он вложил в войну. Остальные поглотила инфляция. Уже больше сорока лет я здесь. Три часа в день гуляю в ближнем лесу: час перед и два – после обеда. И никогда не пользуюсь клюкой. Я не читаю книг, ненавижу музыку, мне не нужен телевизор. Урожденная фон Цинцен ни в чем не нуждается. По воскресеньям хожу в церковь и сплю во время проповеди. Все фон Цинцены по воскресеньям ходили в церковь и спали во время проповеди. Со мной умрет наш род. Единственное мое желание – дожить до ста лет. Все фон Цинцены доживали до девяноста, но не один не дожил до ста. Если я доживу до ста, я превзойду всех фон Цинценов, и только этого я и хочу.
Шум самолета. Женщины поднимают головы.
Цилла. Самолет.
Ева, Цилла и Наема уходят. Ада идет на авансцену, повязывает бедра черным платком, достает из корзины деревянную чашку с рисом, корзину ставит на голову, как азиатка. Появляется Авель.
Ада. Слышишь?
Авель. Слышу.
Авель берет трехногий стул и бросает его в котел. Ада вздрагивает.
Ада. Куда они полетели?
Авель. К мосту на юг.
Авель тащит скамью к котлу и тяжело роняет ее. Ада вздрагивает.
Ада. Они разрушат его?
Авель. Это уловка.
Авель подтаскивает ящик с красным крестом к котлу и скамье. Ада вздрагивает. Авель подсаживается к ней.
Ада. Надеюсь, кустарник не загорится.
Авель. Время дождей давно уже наступило, а дождя все нет.
Раздаются звуки флейты. Азиатский мотив.
Авель. Он опять играет.
Ада. Каждый вечер.
Авель. Я не моху его больше слышать.
Ада. Может быть, мы больше и не услышим.
Авель. У нас есть еще рис?
Ада. Мальчик еще не ел.
Авель. А ты?
Ада. Я не голодна.
Авель. Я тоже.
Ада. Где он будет завтра?
Авель. Где-то в джунглях, на марше в учебный лагерь.
Ада. И долго их будут обучать?
Авель. Неделю.
Ада. И потом его пошлют воевать?
Авель. Да, через неделю.
Ада. Он может погибнуть.
Авель. Большинство и погибает.
Ада. Он мог бы быть счастливым.
Авель. Мало кто останется для счастья
Ада. Почему же до сих пор не заключен мир?
Авель. Потому что мы должны победить.
Ада. Мы должны победить?
Авель бьет Аду по лицу.
Авель. Прости.
Ада. Мне не больно.
Авель. Есть вещи, о которых мы не должны думать.
Ада. Я знаю.
Флейты уже не слышно.
Авель. Он перестал играть.
Ада. Он плачет. (Встает.)
Авель. Пойдем?
Ада берет миску с рисом и уходит. Авель достает из кармана жевательную резинку, кладет ее в рот, согнувшись, крадется по земле, оглядываясь по сторонам, как лазутчик .
Авель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Звук разорвавшейся гранаты. Авель прыгает к рампе, лежит. Из-за ящика появляется Каин в стальной каске, за ним – Енох, Адам .
Енох. А, поцелуй меня в зад!
Каин. Твою мать, мы счастливо отделались.
Aвель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Адам. Господи, сущий на небесах.
Каин. Молчать!
Орудийный огонь. Все нагибаются .
Енох. От этого навозного солнца голова раскалывается.
Каин. Для разнообразия можно было бы и его взорвать.
Перестрелка .
Каин. Попал!
Адам. Да святится имя твое.
Енох. Прекрати молиться!
Авель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Адам. Да прийдет царствие твое.
Енох. Ящики с боеприпасами вперед.
Орудийные выстрелы. Все, едва приподнявшись, бросаются на землю .
Каин. Пошел!
Ползут с ящиком .
Енох. Бросай!
Каин. Ах, сучьи дети!
Авель. О my darling, о ту darling, о ту darling Clementine.
Адам (вскрикивает). Мой живот!
Каин. Лучше сразу в петлю, чем так издыхать.
Енох. Назад, в окопы!
Каин, Авель и Енох бегут назад.
Адам (остается лежать в центре сцены). Живот, мой живот! А-а-а…
Появляются женщины в сушильных колпаках на головах, в руках – журналы мод. Расставляют ящики, закрывая ими лежащих мужчин. Наема ставит ящик перед Каином, Ева – перед Адамом, Ада – перед Енохом, Цилла – перед Авелем .
Садятся на ящики. Наема плачет .
Ева. Не плачь.
Цилла. Когда его убили?
Наема. В прошлую пятницу.
Цилла. А моего – три недели назад.
Ева. Моего уже год как.
Ада. Моего – два.
Ева. Уже два?
Наема всхлипывает, остальные листают журналы .
Ада. Когда привезут гроб?
Наема. Он остался там.
Ада. Счастливица. Тогда ты полетишь туда.
Наема рыдает.
Цилла. Две недели назад я летала туда.
1 2 3 4 5 6