— возмутился Таки, повысив голос.
— Очевидно, никакого, но мне почему-то не нравится эта история с исчезновением рисунков.
— Не советую тебе влезать в это дело, — сердито сказал Таки. — Не стоит копаться в том, что тебя не касается. Сасадзима был моим другом, и я не потерплю, чтобы он стал объектом твоего профессионального любопытства. Тем более нет необходимости доискиваться чего-либо в личных делах человека, которого уже нет на свете. Это, на-конец, неприлично. — Впервые за время разговора в словах Таки отчетливо зазвучали нотки протеста.
— Газета всегда стремится установить истину. Безусловно, за рамки приличия не следует выходить, однако наша работа заключается именно в том, чтобы не оставлять чего-либо невыясненным. Впрочем, я, кажется, объясняю азбучные истины человеку, сведущему в газетном деле во сто крат больше.
— Мог бы и не объяснять! Видишь ли, — начал Таки более мягко, — в жизни каждого человека бывают такие обстоятельства, о которых ему не хотелось бы ставить в известность других. Живой человек еще может оправдаться, а мертвый лишается и этой возможности.
— Что вы хотите этим сказать? — не отступал Соэда.
— Послушай, Соэда. — Таки впервые за время их вынужденной прогулки взглянул ему в лицо. — В этом мире немало бывает сложных положений, когда человек совершает такое, в чем он не склонен признаться даже перед смертью… В моей жизни тоже случалось многое, о чем не каждому расскажешь — по крайней мере в данный момент.
— Значит… когда-нибудь…
— Когда-нибудь… — Таки не мог сдержать тяжелого вздоха. — Может быть, перед смертью.
— Перед смертью?.. — Соэда невольно посмотрел на Таки. Лицо его спутника освещала странная улыбка.
— Не беспокойся, пока я не думаю умирать. И еще. — Таки поднял кверху палец. — Я сейчас гуляю по удивительно красивой местности, каждой клеточкой ощущаю прелесть жизни и, поверь, пика на тот свет не собираюсь. Жаль, что ты потерял столько времени на меня, но разговора у нас не получилось. И забудь обо всем, что я здесь говорил.
Они остановились у входа в отель. Соэда понял, что Таки не намерен больше ему отвечать, какие бы вопросы он ни задавал. Он вошел в отель и взял из камеры хранения свой чемодан.
— Простите за доставленное беспокойство, — сказал Соэда.
— Теперь в Токио? — спросил Таки.
— Да, в Токио.
— Извини, что не мог быть тебе полезен. — Таки печально улыбнулся.
— Что вы! Это я должен принести вам свои извинения за назойливость… Господин Таки, а здесь вы собираетесь долго пробыть?
— Очевидно, какое-то время еще поживу.
— В этом же отеле?
— Не знаю. — Таки посмотрел куда-то вдаль. — Если появится охота, может быть, переберусь на другой курорт. Пока не знаю.
Если он переедет, подумал Соэда, то, наверно, еще дальше в горы, куда-нибудь в совсем безлюдное место.
— Сегодня я буду в Токио, — сказал Соэда, — и, если вы хотите что-нибудь передать семье, я готов исполнить ваше поручение.
— Благодарю, не надо, — покачал головой Таки.
Пришла пора прощаться. Таки проводил Соэду до выхода. От гостиницы до остановки автобуса надо было довольно долго подниматься в гору. Когда, миновав водопад и приблизившись к автобусной станции, Соэда оглянулся, отель уже казался совсем игрушечным. И игрушечным казался Таки, все еще стоявший у входа.
Вскоре, натяжно урча мотором, показался поднимавшийся в гору автобус.
По-видимому, Таки что-то знает о причине смерти Сасадзимы, подумал Соэда, сидя в автобусе. Когда заговорили о смерти художника, в его глазах мелькнул испуг, но тут же сменился другим выражением — будто он предполагал такой конец. Да, Таки явно что-то знает.
Один вопрос Соэда все же не решился ему задать: почему он с такой поспешностью покинул горячие источники Асама и переехал сюда? Ведь накануне вечером к нему приходили те двое, и, даже по словам служанки, их приход был ему неприятен. Надо полагать, существует какая-то связь между этим посещением и его поспешным отъездом.
Соэде очень хотелось узнать у Таки, кто были эти двое, и вопрос чуть не сорвался у него с языка, но в последний момент он сдержался, решив, что это будет слишком жестоко по отношению к Таки. У Соэды вообще начало меняться прежнее мнение о Таки, особенно после того, как он неожиданно заметил в выражении его лица ту беззащитность…
Автобус въехал в поселок, затем миновал школу, украшенную флагами по случаю спортивного праздника. Вскоре показалась большая машина, ехавшая навстречу. Дорога была узкая, и автобусу и машине пришлось резко сбавить скорость, чтобы разминуться. Соэда видел машину сверху, поэтому не смог разглядеть лиц пассажиров. Он заметил лишь, что их было трое: двое в черных костюмах, а один в темно-коричневом. По этой дороге едут в Татэсину, подумал Соэде. Неужели в такое время, когда сезон давно кончился, еще есть желающие там отдыхать?
Пропустив машину, автобус стал набирать скорость. Было уже пять часов вечера.
Соэда неожиданно почувствовал беспокойство. Оно почему-то возникло после встречи с машиной, что шла в сторону Татэсины, где отдыхал Таки. Правда, в Асама его посетили двое, а в машине совершенно отчетливо он видел троих. Нет, надо иметь чрезмерное воображение, чтобы предположить, будто они направляются к Таки. И все же эта мысль не оставляла Соэду, и он начал испытывать все большее беспокойство. Теперь он почему-то был почти уверен, что трое мужчин едут именно к Таки. Он оглянулся. Машина уже скрылась из глаз, оставив за собой быстро рассеивавшееся облачко пыли. У Соэды мелькнула мысль вернуться назад.
А если это лишь игра воображения, подумал он. Представляю, как меня встретит Таки. Нет, хватит!
Автобус въехал в город Тино.
«Может быть, скажу перед смертью», — вспомнил Соэда слова Таки.
12
На следующий день, придя в редакцию, Соэда первым делом отправился в отдел уголовной хроники — выяснить, на какой из версий о причине смерти Сасадзимы остановилась полиция.
— Вас интересует этот художник? — спросил хроникер. — Полиция пришла к выводу, что он умер от несчастного случая.
— От несчастного случая? — удивился Соэда. — То есть ненамеренно принял слишком большую дозу снотворного?
— Да.
— Странно. Смертельная доза превышает сто таблеток. А в пузырьке из-под снотворного, который стоял на столике, их оставалось, по словам приходящей служанки, не более тридцати. Даже если бы художник принял их все, он бы не умер.
— Это обсуждалось и в полиции, — сказал хроникер. — Действительно, вскрытие показало, что художник принял примерно сотню таблеток. Однако надо сперва доказать, что его заставили силой принять эти таблетки, а пока…
Соэда вернулся к себе.
— Послушай, где это ты вчера весь день пропадал? — обратился к нему его приятель, тоже репортер.
— Решил проветриться, съездил на день в Синсю.
— А вчера тебе несколько раз звонили по телефону.
— Кто?
— Сначала спрашивала тебя молодая девушка, а во второй раз — похоже, пожилая женщина. Обе очень расстроились, узнав, что тебя не будет весь день.
— Они не назвали себя?
— Назвали, фамилия у них одна и та же — Ногами. Просили, чтобы по возвращении ты сразу же позвонил.
Соэда поначалу собирался предупредить Кумико о своем отъезде в Синсю, но потом раздумал. И ни она, ни ее мать ничего о его поездке не знали. Неужели у них что-нибудь в его отсутствие стряслось, забеспокоился Соэда.
Он не стал звонить из редакции, а спустился вниз, где был автомат. Здесь он мог говорить свободно, не опасаясь, что его кто-то подслушает.
Сначала он позвонил Кумико на службу.
— Ногами взяла вчера на три дня отпуск, — ответили ему.
— Она собиралась куда-нибудь поехать?
— Сказала, что у нее есть какое-то неотложное дело.
Соэда повесил трубку. Это сообщение не на шутку его встревожило. Затем он позвонил Кумико домой. К телефону подошла Такако.
— Простите за беспокойство, — сказал Соэда. — Я вчера выезжал по делам в Синсю. Мне передали, что вы искали меня.
— Да, и я, и Кумико вчера звонили вам в редакцию. Кумико перед отъездом обязательно хотела повидаться с вами и очень сожалела, что вас нет.
— Перед отъездом? Разве Кумико куда-то уехала?
— Вчера она уехала в Киото.
— Что-нибудь случилось?
— По телефону не слишком удобно об этом рассказывать. Буду очень признательна, если вы заглянете ко мне вечером.
— Я приеду немедленно, — сказал Соэда и опустил трубку. Его крайне обеспокоил неожиданный отъезд Кумико, и ему не терпелось выяснить, чем он был вызван.
Он вышел из редакции, вскочил в такси и помчался к Ногами.
Сорок минут пути Соэде показались бесконечными. В его воображении рисовались самые разнообразные картины. Неизвестность пугала и усиливала страх за Кумико. Теперь он корил себя за то, что так не вовремя поехал в Синсю.
Соэда прошел вдоль живой изгороди, пересек тщательно подметенный дворик и позвонил. Дверь сразу же отворилась, и Такако провела его в комнату.
— Кумико уехала в Киото? — сразу же после традиционных приветствий спросил Соэда.
— Да, ей понадобилось срочно туда поехать.
— По какому делу?
— Она как раз хотела о нем с вами посоветоваться, но…
— Прошу извинить меня, я даже не сообщил вам о своей поездке в Синсю…
— Это как раз не страшно. Жаль только, что Кумико не смогла встретиться с вами и нам пришлось самим решиться на ее поездку в Киото.
— Объясните мне, пожалуйста, что случилось.
— Дело в том, что Кумико получила вот это письмо, — сказала Такако и передала конверт Соэде. — Прочитайте.
Соэда взглянул на конверт: адрес был написан хотя и пером, но довольно красивым почерком. На оборотной стороне конверта стояла фамилия отправительницы: Тиеко Ямамото.
Соэда вытащил из конверта два листочка почтовой бумаги. Письмо было отпечатано на машинке:
«Госпоже Кумико Ногами от Тиеко Ямамото.
Это письмо может показаться Вам странным. У меня находятся наброски, сделанные с Вас художником Сасадзимой. Они оказались у меня благодаря стечению обстоятельств, о которых я не имею возможности Вам сообщить. Но прошу Вас поверить, что они попали в мои руки честным путем.
Мне хотелось бы встретиться с Вами и вручить эти рисунки Вам. Теперь, когда господин Сасадзима отошел в мир иной, они по праву принадлежат Вам. Понимаю, что мое письмо может вызвать у Вас недоумение, но прошу верить мне и приехать в Киото. Конечно, рисунки можно было бы переслать по почте, но, откровенно говоря, мне хотелось бы воспользоваться этим случаем, чтобы повидаться с Вами. Прошу извинить меня за то, что вынуждаю Вас совершить такую длительную поездку, но я должна сегодня вечером обязательно выехать в Киото и поэтому лишена возможности передать Вам наброски здесь, в Токио. Прошу Вас принять и деньги на билет — они вложены в конверт. Уверяю Вас, ничего плохого с Вами не случится. Причины, по которым я хотела бы повидаться с Вами лично, сообщу при встрече.
Позвольте сказать Вам, что наброски, которые находятся сейчас у меня, я сохранила, питая к Вам искреннее расположение.
Если Вы сочтете возможным приехать, буду рада с Вами встретиться первого ноября, в среду, с одиннадцати до часу у храмовых ворот Нандзэндзи в Киото. Если мы не увидимся в назначенное время, значит, какие-то обстоятельства помешали нам встретиться. Надеюсь, что Вы будете одна, без провожатых.
P.S. Разумеется, я не смею возражать, если кто-либо будет Вас сопровождать до Киото, однако позвольте надеяться, что к месту встречи Вы придете одна. И еще: если у Вас возникнет какое-то недоверие ко мне, прошу Вас не обращаться в полицию. Льщу себя надеждой, что у Вас не возникло сомнений относительно моего доброжелательного к Вам отношения».
По мере того как Соэда читал письмо, он все больше волновался.
— Странное письмо, не правда ли? — сказала Такако, глядя на взволнованного журналиста и стараясь успокоить его мягкой улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Очевидно, никакого, но мне почему-то не нравится эта история с исчезновением рисунков.
— Не советую тебе влезать в это дело, — сердито сказал Таки. — Не стоит копаться в том, что тебя не касается. Сасадзима был моим другом, и я не потерплю, чтобы он стал объектом твоего профессионального любопытства. Тем более нет необходимости доискиваться чего-либо в личных делах человека, которого уже нет на свете. Это, на-конец, неприлично. — Впервые за время разговора в словах Таки отчетливо зазвучали нотки протеста.
— Газета всегда стремится установить истину. Безусловно, за рамки приличия не следует выходить, однако наша работа заключается именно в том, чтобы не оставлять чего-либо невыясненным. Впрочем, я, кажется, объясняю азбучные истины человеку, сведущему в газетном деле во сто крат больше.
— Мог бы и не объяснять! Видишь ли, — начал Таки более мягко, — в жизни каждого человека бывают такие обстоятельства, о которых ему не хотелось бы ставить в известность других. Живой человек еще может оправдаться, а мертвый лишается и этой возможности.
— Что вы хотите этим сказать? — не отступал Соэда.
— Послушай, Соэда. — Таки впервые за время их вынужденной прогулки взглянул ему в лицо. — В этом мире немало бывает сложных положений, когда человек совершает такое, в чем он не склонен признаться даже перед смертью… В моей жизни тоже случалось многое, о чем не каждому расскажешь — по крайней мере в данный момент.
— Значит… когда-нибудь…
— Когда-нибудь… — Таки не мог сдержать тяжелого вздоха. — Может быть, перед смертью.
— Перед смертью?.. — Соэда невольно посмотрел на Таки. Лицо его спутника освещала странная улыбка.
— Не беспокойся, пока я не думаю умирать. И еще. — Таки поднял кверху палец. — Я сейчас гуляю по удивительно красивой местности, каждой клеточкой ощущаю прелесть жизни и, поверь, пика на тот свет не собираюсь. Жаль, что ты потерял столько времени на меня, но разговора у нас не получилось. И забудь обо всем, что я здесь говорил.
Они остановились у входа в отель. Соэда понял, что Таки не намерен больше ему отвечать, какие бы вопросы он ни задавал. Он вошел в отель и взял из камеры хранения свой чемодан.
— Простите за доставленное беспокойство, — сказал Соэда.
— Теперь в Токио? — спросил Таки.
— Да, в Токио.
— Извини, что не мог быть тебе полезен. — Таки печально улыбнулся.
— Что вы! Это я должен принести вам свои извинения за назойливость… Господин Таки, а здесь вы собираетесь долго пробыть?
— Очевидно, какое-то время еще поживу.
— В этом же отеле?
— Не знаю. — Таки посмотрел куда-то вдаль. — Если появится охота, может быть, переберусь на другой курорт. Пока не знаю.
Если он переедет, подумал Соэда, то, наверно, еще дальше в горы, куда-нибудь в совсем безлюдное место.
— Сегодня я буду в Токио, — сказал Соэда, — и, если вы хотите что-нибудь передать семье, я готов исполнить ваше поручение.
— Благодарю, не надо, — покачал головой Таки.
Пришла пора прощаться. Таки проводил Соэду до выхода. От гостиницы до остановки автобуса надо было довольно долго подниматься в гору. Когда, миновав водопад и приблизившись к автобусной станции, Соэда оглянулся, отель уже казался совсем игрушечным. И игрушечным казался Таки, все еще стоявший у входа.
Вскоре, натяжно урча мотором, показался поднимавшийся в гору автобус.
По-видимому, Таки что-то знает о причине смерти Сасадзимы, подумал Соэда, сидя в автобусе. Когда заговорили о смерти художника, в его глазах мелькнул испуг, но тут же сменился другим выражением — будто он предполагал такой конец. Да, Таки явно что-то знает.
Один вопрос Соэда все же не решился ему задать: почему он с такой поспешностью покинул горячие источники Асама и переехал сюда? Ведь накануне вечером к нему приходили те двое, и, даже по словам служанки, их приход был ему неприятен. Надо полагать, существует какая-то связь между этим посещением и его поспешным отъездом.
Соэде очень хотелось узнать у Таки, кто были эти двое, и вопрос чуть не сорвался у него с языка, но в последний момент он сдержался, решив, что это будет слишком жестоко по отношению к Таки. У Соэды вообще начало меняться прежнее мнение о Таки, особенно после того, как он неожиданно заметил в выражении его лица ту беззащитность…
Автобус въехал в поселок, затем миновал школу, украшенную флагами по случаю спортивного праздника. Вскоре показалась большая машина, ехавшая навстречу. Дорога была узкая, и автобусу и машине пришлось резко сбавить скорость, чтобы разминуться. Соэда видел машину сверху, поэтому не смог разглядеть лиц пассажиров. Он заметил лишь, что их было трое: двое в черных костюмах, а один в темно-коричневом. По этой дороге едут в Татэсину, подумал Соэде. Неужели в такое время, когда сезон давно кончился, еще есть желающие там отдыхать?
Пропустив машину, автобус стал набирать скорость. Было уже пять часов вечера.
Соэда неожиданно почувствовал беспокойство. Оно почему-то возникло после встречи с машиной, что шла в сторону Татэсины, где отдыхал Таки. Правда, в Асама его посетили двое, а в машине совершенно отчетливо он видел троих. Нет, надо иметь чрезмерное воображение, чтобы предположить, будто они направляются к Таки. И все же эта мысль не оставляла Соэду, и он начал испытывать все большее беспокойство. Теперь он почему-то был почти уверен, что трое мужчин едут именно к Таки. Он оглянулся. Машина уже скрылась из глаз, оставив за собой быстро рассеивавшееся облачко пыли. У Соэды мелькнула мысль вернуться назад.
А если это лишь игра воображения, подумал он. Представляю, как меня встретит Таки. Нет, хватит!
Автобус въехал в город Тино.
«Может быть, скажу перед смертью», — вспомнил Соэда слова Таки.
12
На следующий день, придя в редакцию, Соэда первым делом отправился в отдел уголовной хроники — выяснить, на какой из версий о причине смерти Сасадзимы остановилась полиция.
— Вас интересует этот художник? — спросил хроникер. — Полиция пришла к выводу, что он умер от несчастного случая.
— От несчастного случая? — удивился Соэда. — То есть ненамеренно принял слишком большую дозу снотворного?
— Да.
— Странно. Смертельная доза превышает сто таблеток. А в пузырьке из-под снотворного, который стоял на столике, их оставалось, по словам приходящей служанки, не более тридцати. Даже если бы художник принял их все, он бы не умер.
— Это обсуждалось и в полиции, — сказал хроникер. — Действительно, вскрытие показало, что художник принял примерно сотню таблеток. Однако надо сперва доказать, что его заставили силой принять эти таблетки, а пока…
Соэда вернулся к себе.
— Послушай, где это ты вчера весь день пропадал? — обратился к нему его приятель, тоже репортер.
— Решил проветриться, съездил на день в Синсю.
— А вчера тебе несколько раз звонили по телефону.
— Кто?
— Сначала спрашивала тебя молодая девушка, а во второй раз — похоже, пожилая женщина. Обе очень расстроились, узнав, что тебя не будет весь день.
— Они не назвали себя?
— Назвали, фамилия у них одна и та же — Ногами. Просили, чтобы по возвращении ты сразу же позвонил.
Соэда поначалу собирался предупредить Кумико о своем отъезде в Синсю, но потом раздумал. И ни она, ни ее мать ничего о его поездке не знали. Неужели у них что-нибудь в его отсутствие стряслось, забеспокоился Соэда.
Он не стал звонить из редакции, а спустился вниз, где был автомат. Здесь он мог говорить свободно, не опасаясь, что его кто-то подслушает.
Сначала он позвонил Кумико на службу.
— Ногами взяла вчера на три дня отпуск, — ответили ему.
— Она собиралась куда-нибудь поехать?
— Сказала, что у нее есть какое-то неотложное дело.
Соэда повесил трубку. Это сообщение не на шутку его встревожило. Затем он позвонил Кумико домой. К телефону подошла Такако.
— Простите за беспокойство, — сказал Соэда. — Я вчера выезжал по делам в Синсю. Мне передали, что вы искали меня.
— Да, и я, и Кумико вчера звонили вам в редакцию. Кумико перед отъездом обязательно хотела повидаться с вами и очень сожалела, что вас нет.
— Перед отъездом? Разве Кумико куда-то уехала?
— Вчера она уехала в Киото.
— Что-нибудь случилось?
— По телефону не слишком удобно об этом рассказывать. Буду очень признательна, если вы заглянете ко мне вечером.
— Я приеду немедленно, — сказал Соэда и опустил трубку. Его крайне обеспокоил неожиданный отъезд Кумико, и ему не терпелось выяснить, чем он был вызван.
Он вышел из редакции, вскочил в такси и помчался к Ногами.
Сорок минут пути Соэде показались бесконечными. В его воображении рисовались самые разнообразные картины. Неизвестность пугала и усиливала страх за Кумико. Теперь он корил себя за то, что так не вовремя поехал в Синсю.
Соэда прошел вдоль живой изгороди, пересек тщательно подметенный дворик и позвонил. Дверь сразу же отворилась, и Такако провела его в комнату.
— Кумико уехала в Киото? — сразу же после традиционных приветствий спросил Соэда.
— Да, ей понадобилось срочно туда поехать.
— По какому делу?
— Она как раз хотела о нем с вами посоветоваться, но…
— Прошу извинить меня, я даже не сообщил вам о своей поездке в Синсю…
— Это как раз не страшно. Жаль только, что Кумико не смогла встретиться с вами и нам пришлось самим решиться на ее поездку в Киото.
— Объясните мне, пожалуйста, что случилось.
— Дело в том, что Кумико получила вот это письмо, — сказала Такако и передала конверт Соэде. — Прочитайте.
Соэда взглянул на конверт: адрес был написан хотя и пером, но довольно красивым почерком. На оборотной стороне конверта стояла фамилия отправительницы: Тиеко Ямамото.
Соэда вытащил из конверта два листочка почтовой бумаги. Письмо было отпечатано на машинке:
«Госпоже Кумико Ногами от Тиеко Ямамото.
Это письмо может показаться Вам странным. У меня находятся наброски, сделанные с Вас художником Сасадзимой. Они оказались у меня благодаря стечению обстоятельств, о которых я не имею возможности Вам сообщить. Но прошу Вас поверить, что они попали в мои руки честным путем.
Мне хотелось бы встретиться с Вами и вручить эти рисунки Вам. Теперь, когда господин Сасадзима отошел в мир иной, они по праву принадлежат Вам. Понимаю, что мое письмо может вызвать у Вас недоумение, но прошу верить мне и приехать в Киото. Конечно, рисунки можно было бы переслать по почте, но, откровенно говоря, мне хотелось бы воспользоваться этим случаем, чтобы повидаться с Вами. Прошу извинить меня за то, что вынуждаю Вас совершить такую длительную поездку, но я должна сегодня вечером обязательно выехать в Киото и поэтому лишена возможности передать Вам наброски здесь, в Токио. Прошу Вас принять и деньги на билет — они вложены в конверт. Уверяю Вас, ничего плохого с Вами не случится. Причины, по которым я хотела бы повидаться с Вами лично, сообщу при встрече.
Позвольте сказать Вам, что наброски, которые находятся сейчас у меня, я сохранила, питая к Вам искреннее расположение.
Если Вы сочтете возможным приехать, буду рада с Вами встретиться первого ноября, в среду, с одиннадцати до часу у храмовых ворот Нандзэндзи в Киото. Если мы не увидимся в назначенное время, значит, какие-то обстоятельства помешали нам встретиться. Надеюсь, что Вы будете одна, без провожатых.
P.S. Разумеется, я не смею возражать, если кто-либо будет Вас сопровождать до Киото, однако позвольте надеяться, что к месту встречи Вы придете одна. И еще: если у Вас возникнет какое-то недоверие ко мне, прошу Вас не обращаться в полицию. Льщу себя надеждой, что у Вас не возникло сомнений относительно моего доброжелательного к Вам отношения».
По мере того как Соэда читал письмо, он все больше волновался.
— Странное письмо, не правда ли? — сказала Такако, глядя на взволнованного журналиста и стараясь успокоить его мягкой улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42