В зрительской части рядами стояли скамейки со спинками.
– Когда-то здесь проходили профсоюзные собрания, – сказал руководитель проекта.
Волков рассмотрел помещение. На сцене стояли колонки, из которых лился звук, рядом с ними извивалось несколько мужских и женских тел. В переднем ряду, у самой сцены, закинув ногу на ногу, сидел длинноволосый человек.
– Сюда, – сказал Заславский.
Руководитель и милиционер подошли к длинноволосому. Молодой человек лет двадцати девяти имел худую сутулую фигуру, узкое лицо с крючковатым носом и большие голубые глаза. Глядя на сцену, он нервно дергался в такт музыке. Заметив Волкова и Заславского, длинноволосый жестом пригласил их сесть рядом.
– Нет, не так! – вдруг закричал он коллегам, находившимся на сцене, затем, словно кошка, вскочил на сцену и завертелся волчком среди танцоров. Движения его были резкими и упругими. – Улавливайте динамику! Будьте чуть впереди каждого барабанного удара!
Танец продолжался еще несколько минут. Наконец длинноволосый остановился и, тяжело дыша, обратился к парню в полосатом свитере крупной вязки:
– Ваня, выключи музыку.
Ваня выполнил просьбу.
– Пятнадцатиминутный перерыв. – Длинноволосый спрыгнул со сцены и подошел к Заславскому и Волкову.
– Познакомьтесь, пожалуйста, – сказал руководитель, вставая.
Волков тоже поднялся со скамейки.
– Старший лейтенант Вячеслав Волков, Уголовный розыск, – представился оперативник.
– Леонид Попов-Белоцерковский, режиссер.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Очень приятно, – произнес Попов-Белоцерковский. – Я говорю это не из вежливости, мне действительно приятно, что вы здесь. Удивлены?
Волков пожал плечами.
– Видите ли, – продолжил Белоцерковский, – ваш приход органично вписывается в нашу доктрину. Скажу больше, он не противоречит вере, которую мы исповедуем.
– Давайте присядем, – предложил Заславский.
– Да-да, садитесь, в ногах правды нет. – Попов-Белоцерковский показал на скамейку.
Троица села. Волков оказался между Поповым-Бе-лоцерковским и Заславским. Режиссер достал сигареты.
– Курите, если хотите, – сказал он.
– У меня, к сожалению, закончились сигареты, – сказал Волков.
– Угощайтесь.
Все трое закурили. Попов-Белоцерковский поставил на пол пустую консервную банку, служившую пепельницей.
– Я давно к этому шел, – продолжил режиссер. – Еще задолго до поступления в Театральную академию, в детстве, я представлял себе театр, в котором бы не было актеров, не было пьес, не было даже сцены.
– Вы говорите о Станиславском с его ковриком? – произнес Заславский.
– Не терплю Станиславского, – поморщился Попов-Бел оцсрковский.
Заславский понял, что вставил реплику не к месту.
– Я имел в виду не его систему… – произнес он.
– Черт с ними, с этими гипсовыми кумирами! – воскликнул режиссер. – Нам не нужны ни Мейерхольды, ни Гротовские! Нам нужны вот такие люди. – Он показал на Волкова. – Они должны стать субстанцией будущего театра.
– Спасибо за доверие, – отреагировал Волков.
– Дело не в доверии. Моя цель – поставить пьесу «Жизнь». Нет, к Мопассану это отношения иметь не будет. Совсем другая жизнь, другая пьеса и другие исполнители.
– У Леонида необычный взгляд на театральный процесс, – заметил Заславский.
– Театральный процесс должен перемешаться с процессом жизни. Одно должно питать другое. И вы, Вячеслав, можете в этом поучаствовать.
– Поучаствовать в чем? – поинтересовался Волков.
– В процессе взаимопроникновения театра и жизни.
– Почему я?
– Во-первых, я еще ни разу прежде не имел дела с милиционерами. Ваше участие внесло бы новые краски в наше дело….
– А во-вторых?
– Вы же сами пришли к нам. Наш театр – самый необычный театр в городе. Необычно даже его название «Театр». Театр «Театр». Пьеса, которую мы репетируем, называется «Пьеса». Мы создаем ее сами, актеры приходят на репетицию, и материал рождается путем импровизации. Убежден, общение нас взаимно обогатит.
Волков затушил и бросил в консервную банку окурок.
– Леонид, я пришел к вам по другому поводу.
Попов-Белоцерковский с удивлением посмотрел на оперативника.
– К сожалению, музыка, используемая вами на ре петициях, мешает работать вашим соседям.
– Кому?
– Консульству Норвегии.
Режиссер поморщился:
– Чепуха какая-то.
– Это не чепуха. Меня, как представителя власти, уполномочили разобраться в возникшем конфликте.
– Я ни с кем не конфликтую, – заявил Попов-Белоцерковский.
– Мне кажется, я знаю, как поступить, – вступил в разговор Заславский. – Скоро у нас будет премьера во Дворце молодежи, надо пригласить туда этих норвежцев.
– Думаю, лучше будет убавить звук магнитофона.
Руководитель проекта вздохнул:
– Не волнуйтесь, Вячеслав Александрович, раз надо, так надо.
– Что значит раз надо, так надо?! – неожиданно взорвался режиссер.
– Успокойтесь, Леонид, думаю, речь идет лишь о незначительном уменьшении звука, – попытался успокоить партнера Заславский.
– Боюсь, незначительного уменьшения будет не достаточно, – возразил Волков.
– Не волнуйтесь, Вячеслав Александрович, мы сделаем все, что надлежит, – обратился к оперативнику Заславский.
– Не буду вас больше отрывать от дела, – сказал Волков.
Собеседники встали.
– Всего доброго. – Режиссер протянул руку Волкову.
– До свидания.
– Я провожу вас, – сказал Заславский.
Пожав руку Попову-Белоцерковскому, оперативник направился к выходу. Заславский последовал за ним. Они вновь оказались в пыльном коридоре.
– С людьми искусства трудно общаться, – сказал Заславский.
– Мне кажется, вы это делаете добровольно.
– Вы правы, но порой мне хочется все бросить. Впрочем, я вас уверяю, успех будущему спектаклю театра «Театр» и его пьесе «Пьеса» обеспечен.
– Буду очень рад за вас. Я понимаю, что Леонид, как творческий человек, далек от действительности, поэтому призываю вас серьезно отнестись к моему предупреждению.
– Не волнуйтесь, я буду начеку. Что касается пригласительных билетов на премьеру, они за мной.
Вдруг Волкова осенило:
– Пришлите их в отделение на имя подполковника Юрия Петренко.
– Юрия Саныча?
– Совершенно верно.
– С удовольствием.
Простившись с Заславским, Волков побрел обратно в сторону станции метро. Оперативнику показалось, что погода слегка смягчилась. Вдруг он ощутил резкий приступ голода.
«Надо будет проглотить что-нибудь на проспекте», – решил милиционер.
10
На следующий день ударил суровый мороз. Последний раз температура опускалась так низко в январе девяносто два года назад. Утром Соловец, поеживаясь от холода, вышел во двор и подошел к своей видавшей виды «Волге». Замерзший замок отказался открываться, пришлось воспользоваться баллончиком с антифризом, который оперативник зимой всегда носил в кармане.
Наконец дверь машины открылась, Соловец сел, вставил ключ зажигания и попытался завести мотор. Опасения оперативника сбылись: мотор не завелся.
«Чтоб тебя!» – выругался он.
Оставив машину во дворе, Соловец направился на трамвайную остановку.
Тридцать пять минут спустя оперативник переступил порог «конторы». Ему сразу бросился в глаза новый набор мебели, стоявший в вестибюле. Шесть стульев и стол были упакованы в целлофан. В воздухе витал запах свежего дерева.
Поднявшись в кабинет, Соловец обратил внимание, что в помещении необычно холодно. Подойдя к окну и положив ладонь на батарею, оперативник понял, что кабинет не отапливался. Он снял было куртку, но, подумав, накинул ее обратно на плечи.
Раздался телефонный звонок.
– Слушаю, – сказал Соловец, взяв трубку.
– Здравствуй, Олег.
– Здравствуйте, Юрий Саныч, – ответил Соловец, узнав голос шефа.
– Как твои дела?
– Холодно, товарищ подполковник.
– Знаю, об этом мы еще поговорим. Сейчас я тебя попрошу организовать переноску мебели по установленному плану.
– К вам в кабинет?
– Да, но сначала старую надо вынести.
– Понял, Юрий Саныч.
– Постарайтесь управиться до обеда. После обеда будет совещание. Успеете?
– Успеем, Юрий Саныч.
– Ну добро.
Соловец вздохнул. Предстояло решить непростую стратегическую задачу. Куда девать мебель из своего кабинета, если в нем разместить мебель Мухомора? Поразмышляв над этим несколько минут, майор принял единственно возможное решение. Он позвонил в кабинет Ларина.
– Але, – ответил капитан.
– Привет, Андрей.
– Здорово, Георгич.
– Как дела?
– Мерзну.
– Я тоже.
– Не знаешь, что случилось?
– Думаю, авария где-нибудь.
– Только этого не хватало.
– Вот что, Андрюха, надо твои стулья и стол в кабинет Дукалиса и Волкова вынести.
– Зачем?
– Затем, что в твой принесем мои.
Ларин понял ход мысли Соловца.
– А куда денем то, что стоит у Дукалиса с Волковым?
– Поставим пока в коридор, потом что-нибудь придумаем.
– Хорошо.
– Позвони им, скажи, чтобы место освободили.
– Сделаем.
Через сорок минут мебель из кабинета Дукалиса и Волкова перекочевала в коридор, на ее месте расположились стулья и стол Ларина, а Ларин получил обстановку из помещения, занимаемого Соловцом,
Оперативники пришли в кабинет Петренко и перенесли его мебель к майору. Настал ответственный момент. Мухомор, стоя в опустевшем кабинете, сказал подчиненным напутственное слово:
– Еще раз напоминаю, мебель, стоящая внизу, доставлена нам из-за границы. С импортными вещами надо обращаться очень аккуратно. Следите за тем, чтобы ни одна царапина не повредила полировку.
– Не волнуйтесь, Юрий Саныч, – сказал Дукалис.
– Сделаем все, как надо, – заверил шефа Волков.
– Я в академии грузчиком подхалтуривал, – произнес Ларин. – Опыт есть.
– И не с такими тяжестями приходилось сталкиваться, – поддержал коллег Соловец.
Мухомор посмотрел на майора:
– Будешь ответственным за это дело.
– Слушаюсь, Юрий Саныч.
Оперативники направились на лестницу.
– Я не знал, что ты грузчиком халтурил, – сказал Соловец Ларину.
– Было дело. Но долго не выдержал, через месяц сломался.
– Ничего, надеюсь, следующий раз придется этим заниматься не скоро.
Милиционеры спустились в вестибюль и приступили к транспортировке белорусской мебели. Двадцать минут спустя шесть стульев и стол заняли место в кабинете Петренко. За работой оперативники согрелись и уже не замечали царившего в отделении холода. Мухомор между тем продолжал оставаться в пальто. Подполковник велел снять со стульев целлофан и поставить в привычном порядке. Когда указание было выполнено, подполковник прошелся по кабинету, любовно поглаживая стулья по спинкам.
– Хорошо, – сказал Петренко, – до обеда все свободны. Напоминаю, в пятнадцать часов совещание.
– Помним, Юрий Саныч, – кивнул Дукалис.
Оперативники направились к выходу.
– Олег, задержись, – обратился Мухомор к Соловцу. – Вот какое дело, – сказал подполковник, когда они остались вдвоем, – сегодня к нам заедет Федор Степаныч, мне нужно с ним кой-какие вопросы обсудить. Я подготовил для него квартальный отчет.
– Так.
– У тебя в кабинете есть новая папка?
– Найдется, Юрий Саныч.
– Дам тебе отчет, подшей его в папку нового образна, а то эта совсем некрасиво смотрится. – Мухомор вынул из сейфа и передал Соловцу квартальный отчет.
– Хорошо, товарищ подполковник.
Выйдя из кабинета, майор направился выполнять задание шефа. В кабинете Соловец нашел в шкафу новую папку, подшил в нее квартальный отчет и положил в сейф. Ключ от сейфа майор сунул в карман брюк.
В кабинет заглянул Дукалис:
– Пошли пожуем, Георгич.
– Пошли.
Соловец и Дукалис вышли в коридор, где находились Ларин и Волков.
– Куда пойдем? – обратился к коллегам Соловец.
– На угол, куда же еще, – сказал Волков.
– Пошли, – согласился майор.
На углу находилась столовая, куда милиционерьь обычно заходили в обеденный перерыв. Они вышли на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Когда-то здесь проходили профсоюзные собрания, – сказал руководитель проекта.
Волков рассмотрел помещение. На сцене стояли колонки, из которых лился звук, рядом с ними извивалось несколько мужских и женских тел. В переднем ряду, у самой сцены, закинув ногу на ногу, сидел длинноволосый человек.
– Сюда, – сказал Заславский.
Руководитель и милиционер подошли к длинноволосому. Молодой человек лет двадцати девяти имел худую сутулую фигуру, узкое лицо с крючковатым носом и большие голубые глаза. Глядя на сцену, он нервно дергался в такт музыке. Заметив Волкова и Заславского, длинноволосый жестом пригласил их сесть рядом.
– Нет, не так! – вдруг закричал он коллегам, находившимся на сцене, затем, словно кошка, вскочил на сцену и завертелся волчком среди танцоров. Движения его были резкими и упругими. – Улавливайте динамику! Будьте чуть впереди каждого барабанного удара!
Танец продолжался еще несколько минут. Наконец длинноволосый остановился и, тяжело дыша, обратился к парню в полосатом свитере крупной вязки:
– Ваня, выключи музыку.
Ваня выполнил просьбу.
– Пятнадцатиминутный перерыв. – Длинноволосый спрыгнул со сцены и подошел к Заславскому и Волкову.
– Познакомьтесь, пожалуйста, – сказал руководитель, вставая.
Волков тоже поднялся со скамейки.
– Старший лейтенант Вячеслав Волков, Уголовный розыск, – представился оперативник.
– Леонид Попов-Белоцерковский, режиссер.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Очень приятно, – произнес Попов-Белоцерковский. – Я говорю это не из вежливости, мне действительно приятно, что вы здесь. Удивлены?
Волков пожал плечами.
– Видите ли, – продолжил Белоцерковский, – ваш приход органично вписывается в нашу доктрину. Скажу больше, он не противоречит вере, которую мы исповедуем.
– Давайте присядем, – предложил Заславский.
– Да-да, садитесь, в ногах правды нет. – Попов-Белоцерковский показал на скамейку.
Троица села. Волков оказался между Поповым-Бе-лоцерковским и Заславским. Режиссер достал сигареты.
– Курите, если хотите, – сказал он.
– У меня, к сожалению, закончились сигареты, – сказал Волков.
– Угощайтесь.
Все трое закурили. Попов-Белоцерковский поставил на пол пустую консервную банку, служившую пепельницей.
– Я давно к этому шел, – продолжил режиссер. – Еще задолго до поступления в Театральную академию, в детстве, я представлял себе театр, в котором бы не было актеров, не было пьес, не было даже сцены.
– Вы говорите о Станиславском с его ковриком? – произнес Заславский.
– Не терплю Станиславского, – поморщился Попов-Бел оцсрковский.
Заславский понял, что вставил реплику не к месту.
– Я имел в виду не его систему… – произнес он.
– Черт с ними, с этими гипсовыми кумирами! – воскликнул режиссер. – Нам не нужны ни Мейерхольды, ни Гротовские! Нам нужны вот такие люди. – Он показал на Волкова. – Они должны стать субстанцией будущего театра.
– Спасибо за доверие, – отреагировал Волков.
– Дело не в доверии. Моя цель – поставить пьесу «Жизнь». Нет, к Мопассану это отношения иметь не будет. Совсем другая жизнь, другая пьеса и другие исполнители.
– У Леонида необычный взгляд на театральный процесс, – заметил Заславский.
– Театральный процесс должен перемешаться с процессом жизни. Одно должно питать другое. И вы, Вячеслав, можете в этом поучаствовать.
– Поучаствовать в чем? – поинтересовался Волков.
– В процессе взаимопроникновения театра и жизни.
– Почему я?
– Во-первых, я еще ни разу прежде не имел дела с милиционерами. Ваше участие внесло бы новые краски в наше дело….
– А во-вторых?
– Вы же сами пришли к нам. Наш театр – самый необычный театр в городе. Необычно даже его название «Театр». Театр «Театр». Пьеса, которую мы репетируем, называется «Пьеса». Мы создаем ее сами, актеры приходят на репетицию, и материал рождается путем импровизации. Убежден, общение нас взаимно обогатит.
Волков затушил и бросил в консервную банку окурок.
– Леонид, я пришел к вам по другому поводу.
Попов-Белоцерковский с удивлением посмотрел на оперативника.
– К сожалению, музыка, используемая вами на ре петициях, мешает работать вашим соседям.
– Кому?
– Консульству Норвегии.
Режиссер поморщился:
– Чепуха какая-то.
– Это не чепуха. Меня, как представителя власти, уполномочили разобраться в возникшем конфликте.
– Я ни с кем не конфликтую, – заявил Попов-Белоцерковский.
– Мне кажется, я знаю, как поступить, – вступил в разговор Заславский. – Скоро у нас будет премьера во Дворце молодежи, надо пригласить туда этих норвежцев.
– Думаю, лучше будет убавить звук магнитофона.
Руководитель проекта вздохнул:
– Не волнуйтесь, Вячеслав Александрович, раз надо, так надо.
– Что значит раз надо, так надо?! – неожиданно взорвался режиссер.
– Успокойтесь, Леонид, думаю, речь идет лишь о незначительном уменьшении звука, – попытался успокоить партнера Заславский.
– Боюсь, незначительного уменьшения будет не достаточно, – возразил Волков.
– Не волнуйтесь, Вячеслав Александрович, мы сделаем все, что надлежит, – обратился к оперативнику Заславский.
– Не буду вас больше отрывать от дела, – сказал Волков.
Собеседники встали.
– Всего доброго. – Режиссер протянул руку Волкову.
– До свидания.
– Я провожу вас, – сказал Заславский.
Пожав руку Попову-Белоцерковскому, оперативник направился к выходу. Заславский последовал за ним. Они вновь оказались в пыльном коридоре.
– С людьми искусства трудно общаться, – сказал Заславский.
– Мне кажется, вы это делаете добровольно.
– Вы правы, но порой мне хочется все бросить. Впрочем, я вас уверяю, успех будущему спектаклю театра «Театр» и его пьесе «Пьеса» обеспечен.
– Буду очень рад за вас. Я понимаю, что Леонид, как творческий человек, далек от действительности, поэтому призываю вас серьезно отнестись к моему предупреждению.
– Не волнуйтесь, я буду начеку. Что касается пригласительных билетов на премьеру, они за мной.
Вдруг Волкова осенило:
– Пришлите их в отделение на имя подполковника Юрия Петренко.
– Юрия Саныча?
– Совершенно верно.
– С удовольствием.
Простившись с Заславским, Волков побрел обратно в сторону станции метро. Оперативнику показалось, что погода слегка смягчилась. Вдруг он ощутил резкий приступ голода.
«Надо будет проглотить что-нибудь на проспекте», – решил милиционер.
10
На следующий день ударил суровый мороз. Последний раз температура опускалась так низко в январе девяносто два года назад. Утром Соловец, поеживаясь от холода, вышел во двор и подошел к своей видавшей виды «Волге». Замерзший замок отказался открываться, пришлось воспользоваться баллончиком с антифризом, который оперативник зимой всегда носил в кармане.
Наконец дверь машины открылась, Соловец сел, вставил ключ зажигания и попытался завести мотор. Опасения оперативника сбылись: мотор не завелся.
«Чтоб тебя!» – выругался он.
Оставив машину во дворе, Соловец направился на трамвайную остановку.
Тридцать пять минут спустя оперативник переступил порог «конторы». Ему сразу бросился в глаза новый набор мебели, стоявший в вестибюле. Шесть стульев и стол были упакованы в целлофан. В воздухе витал запах свежего дерева.
Поднявшись в кабинет, Соловец обратил внимание, что в помещении необычно холодно. Подойдя к окну и положив ладонь на батарею, оперативник понял, что кабинет не отапливался. Он снял было куртку, но, подумав, накинул ее обратно на плечи.
Раздался телефонный звонок.
– Слушаю, – сказал Соловец, взяв трубку.
– Здравствуй, Олег.
– Здравствуйте, Юрий Саныч, – ответил Соловец, узнав голос шефа.
– Как твои дела?
– Холодно, товарищ подполковник.
– Знаю, об этом мы еще поговорим. Сейчас я тебя попрошу организовать переноску мебели по установленному плану.
– К вам в кабинет?
– Да, но сначала старую надо вынести.
– Понял, Юрий Саныч.
– Постарайтесь управиться до обеда. После обеда будет совещание. Успеете?
– Успеем, Юрий Саныч.
– Ну добро.
Соловец вздохнул. Предстояло решить непростую стратегическую задачу. Куда девать мебель из своего кабинета, если в нем разместить мебель Мухомора? Поразмышляв над этим несколько минут, майор принял единственно возможное решение. Он позвонил в кабинет Ларина.
– Але, – ответил капитан.
– Привет, Андрей.
– Здорово, Георгич.
– Как дела?
– Мерзну.
– Я тоже.
– Не знаешь, что случилось?
– Думаю, авария где-нибудь.
– Только этого не хватало.
– Вот что, Андрюха, надо твои стулья и стол в кабинет Дукалиса и Волкова вынести.
– Зачем?
– Затем, что в твой принесем мои.
Ларин понял ход мысли Соловца.
– А куда денем то, что стоит у Дукалиса с Волковым?
– Поставим пока в коридор, потом что-нибудь придумаем.
– Хорошо.
– Позвони им, скажи, чтобы место освободили.
– Сделаем.
Через сорок минут мебель из кабинета Дукалиса и Волкова перекочевала в коридор, на ее месте расположились стулья и стол Ларина, а Ларин получил обстановку из помещения, занимаемого Соловцом,
Оперативники пришли в кабинет Петренко и перенесли его мебель к майору. Настал ответственный момент. Мухомор, стоя в опустевшем кабинете, сказал подчиненным напутственное слово:
– Еще раз напоминаю, мебель, стоящая внизу, доставлена нам из-за границы. С импортными вещами надо обращаться очень аккуратно. Следите за тем, чтобы ни одна царапина не повредила полировку.
– Не волнуйтесь, Юрий Саныч, – сказал Дукалис.
– Сделаем все, как надо, – заверил шефа Волков.
– Я в академии грузчиком подхалтуривал, – произнес Ларин. – Опыт есть.
– И не с такими тяжестями приходилось сталкиваться, – поддержал коллег Соловец.
Мухомор посмотрел на майора:
– Будешь ответственным за это дело.
– Слушаюсь, Юрий Саныч.
Оперативники направились на лестницу.
– Я не знал, что ты грузчиком халтурил, – сказал Соловец Ларину.
– Было дело. Но долго не выдержал, через месяц сломался.
– Ничего, надеюсь, следующий раз придется этим заниматься не скоро.
Милиционеры спустились в вестибюль и приступили к транспортировке белорусской мебели. Двадцать минут спустя шесть стульев и стол заняли место в кабинете Петренко. За работой оперативники согрелись и уже не замечали царившего в отделении холода. Мухомор между тем продолжал оставаться в пальто. Подполковник велел снять со стульев целлофан и поставить в привычном порядке. Когда указание было выполнено, подполковник прошелся по кабинету, любовно поглаживая стулья по спинкам.
– Хорошо, – сказал Петренко, – до обеда все свободны. Напоминаю, в пятнадцать часов совещание.
– Помним, Юрий Саныч, – кивнул Дукалис.
Оперативники направились к выходу.
– Олег, задержись, – обратился Мухомор к Соловцу. – Вот какое дело, – сказал подполковник, когда они остались вдвоем, – сегодня к нам заедет Федор Степаныч, мне нужно с ним кой-какие вопросы обсудить. Я подготовил для него квартальный отчет.
– Так.
– У тебя в кабинете есть новая папка?
– Найдется, Юрий Саныч.
– Дам тебе отчет, подшей его в папку нового образна, а то эта совсем некрасиво смотрится. – Мухомор вынул из сейфа и передал Соловцу квартальный отчет.
– Хорошо, товарищ подполковник.
Выйдя из кабинета, майор направился выполнять задание шефа. В кабинете Соловец нашел в шкафу новую папку, подшил в нее квартальный отчет и положил в сейф. Ключ от сейфа майор сунул в карман брюк.
В кабинет заглянул Дукалис:
– Пошли пожуем, Георгич.
– Пошли.
Соловец и Дукалис вышли в коридор, где находились Ларин и Волков.
– Куда пойдем? – обратился к коллегам Соловец.
– На угол, куда же еще, – сказал Волков.
– Пошли, – согласился майор.
На углу находилась столовая, куда милиционерьь обычно заходили в обеденный перерыв. Они вышли на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21