Он с грохотом закрыл за собой тяжелую стальную дверь и пошел по аллее. Что за черт – у него бешено колотилось сердце.
«Не спеши, – сказал он себе, – спешкой можно все испортить». Если птичка упорхнет, мы снова останемся ни с чем, снова придется искать Леди или еще того хуже – просто Женщину. Хорошенькое дело, найти Женщину в городе, наводненном женщинами всех возрастов и размеров. Так что не спеши. Спешить некуда. Сцапай его, а если сукин сын побежит, дай ему по мозгам или подстрели, но главное, действуй не спеша, спокойно и не спеша, как будто у тебя времени хоть отбавляй и надо допросить самого медлительного собеседника в Штатах".
Он пробежал по аллее и выскочил на улицу. По тротуару, задыхаясь от спертого воздуха, потоком шли люди. Чуть в стороне дети играли в лапту, подальше, в конце квартала, мальчишки открыли пожарный кран и плескались, одетые, в мощном фонтане воды, вырвавшемся на волю. Хейз обратил внимание, что некоторые из них в джинсах и полосатых футболках. Он свернул вправо, оставив позади играющих и пожарный кран.
Как быть честному полицейскому в такую жарищу, думал он. Разрешить детям осушать городской водопровод, подвергая опасности целый квартал в случае пожара? Или, раздобыв разводной ключ, закрыть кран и обречь ребят на томительное, нудное безделье, от которого они сколачивают уличные банды, затевают драки, возможно, более опасные, чем пожар? Как быть честному полицейскому? Встать на сторону хозяйки заведения или добропорядочного гражданина, который обманывает ее?
И почему полицейский должен терзаться философскими проблемами, недоумевал Хейз, не переставая, однако, терзать себя. Он бежал.
Он бежал, пот заливал глаза, и казалось, что он стоит на месте, а парк надвигается на него, и где-то в этом парке был человек с биноклем.
* * *
– Он еще там? – спросил Мейер.
– Да, – ответил Карелла.
– Господи, я боюсь пошевелиться. Как ты думаешь, он не напал на Хейза?
– Вряд ли.
– Во всем этом есть только один плюс.
– Какой же?
– От волнения бутерброд не кажется мне таким противным.
* * *
Скрестив ноги, человек сидел на огромном валуне и рассматривал в бинокль здание участка. Теперь за столом сидели только двое, они ели и разговаривали. Третий, большой и рыжеволосый, несколько минут назад встал и не торопясь вышел из комнаты. За стаканом воды или чашкой кофе? Интересно, разрешается им варить кофе в участке? Во всяком случае, на улицу он не выходил, значит, он где-то внутри.
Может, его вызвал капитан, лейтенант или еще какой-нибудь начальник? Может, капитан взбеленился из-за письма и требует, чтобы его люди действовали, а не набивали брюхо, посиживая за столом?
В какой-то мере их завтрак раздражал его. Он, конечно, понимал, что им нужно поесть – все должны есть, даже полицейские, – но разве они не приняли его письмо всерьез? Разве они не знают, что он собирается убить? Ведь это их работа – предотвращать убийства. Разве он не предупредил их? Не дал им карты в руки? Так какого же черта они рассиживают там, уплетают бутерброды и чешут языки? Разве за это платит им город?
От негодования он даже опустил бинокль.
Он вытер пот с верхней губы. Губа показалась какой-то чужой, набухшей. Проклиная жару, он достал из заднего кармана носовой платок.
* * *
– Пропал, – сказал Карелла.
– Что? Что?
– Блик пропал.
– Может, Хейз уже добежал?
– Нет, еще рано. Наверное, этот тип уходит. Проклятье, почему мы не...
– Есть! Блестит, Стив! Он еще там!
Карелла перевел дыхание. Руки его словно прилипли к поверхности стола. Он заставил себя поднять чашку и отхлебнуть кофе.
«Ну же, Коттон, – думал он, – шевелись!»
* * *
Хейз бежал по дорожкам парка, прикидывая, где может быть человек с биноклем. На него оборачивались. В любое время бегущий человек приковывает к себе внимание, а в такой жаркий день особенно. Все без исключения прохожие оглядывались посмотреть, кто за ним гонится, ожидая увидеть полицейского в полной форме и с оружием в руках.
Наверное, высокое место, решил Хейз. Если ему виден третий этаж участка, должно быть, это высокое место. Пригорок или большой камень, но что-то высокое и рядом с улицей, там ведь местность повышалась.
Вооружен ли он?
Если вечером у него намечено убийство, то не исключено, что оружие при нем. Непроизвольно Хейз потянулся к заднему карману брюк и ощутил успокаивающую тяжесть пистолета. Не достать ли его? Нет. В парке слишком людно. Может начаться паника. Кто-нибудь еще решит, что Хейз не в ладах с законом, и захочет геройски задержать удирающего преступника. Нет. Пусть уж лежит пока на месте.
Теперь он продирался сквозь кусты, чувствуя, что начался подъем. «Где-то высоко, – думал он. – Непременно высоко, иначе ему ничего не увидеть». Подъем стал круче, мягкая трава и земля уступили место почти отвесным обломкам скал. Где же? На каком камне сидит эта птичка? Здесь?
Он достал пистолет.
От подъема дыхание его стало прерывистым. На спине и под мышками выступили пятна пота, в ботинки набились мелкие камушки.
Он взобрался наверх. Там никого не было.
В отдалении виднелся участок.
А слева, на соседнем камне, скорчившись, прильнув к биноклю, сидел человек.
От неожиданности сердце у Хейза подскочило и заколотилось чуть ли не в горле.
* * *
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Мейер.
– Ничего.
– Он еще там?
– Стекла блестят.
– Куда же провалился Хейз?
– Парк большой, – резонно заметил Карелла.
* * *
Человеку, сидевшему на камне, показалось, что из кустов донесся какой-то звук. Опустив бинокль, он медленно повернулся и, затаив дыхание, прислушался.
Он почувствовал нервный озноб. Его вдруг прошиб пот. Он отер липкие струйки, стекавшие по непривычно набухшей верхней губе.
Ошибки быть не могло, – раздавался звук шагов.
Он слушал.
Ребенок?
Влюбленные?
Или полицейский?
Бежать – требовало все его существо. Мысль стучала в висках, но его будто пригвоздило к камню. Попался, решил он.
Но так быстро? Так быстро? После всех приготовлений? Так быстро попасться?
Шаги приближались. Он заметил блеснувший на солнце металл. Черт, почему он не взял с собой пистолет? Почему не предусмотрел такую возможность? Глаза в панике скользнули по унылой поверхности валуна. На самом краю рос высокий куст. Прильнув к камню, с биноклем в правой руке, он отполз к кусту. Солнце высветило что-то яркое, на этот раз не металл. Рыжие волосы! Детектив, который встал из-за стола! Он затаил дыхание. Звук шагов оборвался. Согнутый в три погибели, он видел из-за куста рыжие волосы – больше ничего. Голова пропадала, снова появлялась. Полицейский продвигался вперед. Его путь лежал как раз мимо куста.
Человек с биноклем ждал. Рука, сжимавшая металл, вспотела. Теперь полицейский был у него как на ладони: с пистолетом в правой руке, он медленно приближался.
Человек терпеливо ждал. Может, его не заметят. Может, если он притаится за кустом, его не найдут. Нет, это глупо. Надо выпутаться. Выпутаться или попасться, а попадаться еще рано, ох как рано.
Занеся бинокль, словно палицу, он ждал.
* * *
Пробираясь через кусты, Хейз не слышал ни звука. Парк внезапно затих. Не щебетали больше птицы на деревьях. Звук приглушенных голосов, который, как жужжанье насекомых, только что висел в воздухе, плавал над дорожками, озером, деревьями, тоже внезапно смолк. И было только яркое солнце над головой, скалы, огромный куст слева и внезапная пугающая тишина.
Он почувствовал опасность, ощутил ее каждым нервом, пропитался ею до мозга костей. Так уже было в тот раз, когда его ударили ножом. Он навсегда запомнил неожиданно мелькнувшее лезвие, неуютный отблеск лампочки на металле, запоздалую отчаянную попытку дотянуться до заднего кармана, до пистолета. Он навсегда запомнил сильный удар, непривычное тепло над левым виском, хлынувшую на лицо кровь. Он уже не успевал вытащить пистолет – ему нанесли бы второй, смертельный удар, – и тогда он пустил в ход кулаки и молотил ими до тех пор, пока нож не стукнулся о пол коридора, пока нападавший не превратился в стонущий, подрагивающий мешок у стены, а он все бил, бил, пока не разбил в кровь костяшки пальцев.
Сегодня он вооружен. Сегодня он готов. И все же опасность щекотала корни волос, судорогой пробегала по позвоночнику.
Он осторожно шел вперед.
Удар пришелся по правой кисти.
Удар был сильный, железо будто ужалило кость. Рука разжалась, и пистолет звонко стукнулся о камень. Хейз быстро повернулся и, увидев, как человек поднял бинокль над головой, закрыл лицо руками. Бинокль опустился, в стеклах отразилось солнце, и они ослепительно сверкнули. Мгновение остановилось. Сразу предстало безумное, искаженное бешенством лицо, и тут же бинокль обрушился на его руки. Он почувствовал нестерпимо острую боль. Сцепив кулаки, он нанес удар и увидел, как бинокль снова поднимается и опускается, и теперь, он знал, удар придется в лицо. Он инстинктивно ухватился за бинокль.
Ладони столкнулись с металлом, он сжал пальцы и рванул бинокль что было сил. Бинокль остался у него в руках. На долю секунды человек замер с онемевшим от удивления лицом. Потом бросился бежать.
Хейз выронил бинокль.
Когда он подобрал пистолет, человек уже скрылся в кустах.
Он выстрелил в воздух раз, потом другой и бросился вслед за беглецом.
Услышав выстрелы, Карелла выскочил из-за стола, бросив только:
– Пошли, Мейер.
Они нашли Хейза сидящим на траве в парке. Он сказал, что упустил человека. Они осмотрели его руки. Кости были, кажется, целы. Он отвел их к камню, где подвергся нападению, и снова сказал:
– Я упустил его. Упустил этого подлеца.
– Может, еще и не упустил, – заметил Карелла. Расправив на ладони носовой платок, он поднял бинокль.
Глава 8
Сэм Гроссман определил, что бинокль выпущен фирмой «Питер-Вондигер». Судя по серийному номеру, он был изготовлен примерно в 1952 году. В то время фирма выпускала много военной продукции, но поскольку на внешней поверхности стекол противоотражательного покрытия не было, бинокль явно не предназначался для армии. Связавшись с фирмой по телефону, Сэм установил, что эта модель уже снята с производства, заменена новой и в продажу не поступает. Тем не менее, пока люди Сэма снимали с бинокля отпечатки пальцев, сам он взялся за составление его технической характеристики для работников участка. Сэм Гроссман отличался методичностью и считал, что для тех, кто расследует дело, важны мельчайшие, самые, казалось бы, незначительные подробности. Поэтому он не упустил ни одной детали.
На бинокле были найдены отпечатки двух людей. Одни, понятно, принадлежали Коттону Хейзу. Другие представляли собой четкие рисунки пальцев обеих рук – такие отпечатки можно было оставить, лишь используя бинокль по назначению, следовательно, они принадлежали нападавшему. Фотографии отпечатков были немедленно посланы по фототелеграфу в Бюро учета правонарушителей, а также в ФБР с просьбой срочно провести опознание.
Сэм Гроссман молил бога, чтобы пальцы, отпечатавшиеся на бинокле, уже наследили в прошлом хоть в каком-нибудь уголке Соединенных Штатов.
* * *
13.10. Лейтенант Бернс развернул на столе газету.
– Как вам это нравится, Хейз? – спросил он.
Пробежав страницу глазами, Хейз наткнулся на объявление:
Только в «Бриссон Руф»! Джей Леди Эстор – фортепьяно и вокал – в лучших традициях Леди Эстор!
С фотографии улыбалась молодая темноволосая женщина в облегающем вечернем платье.
– Я не знал, что она в городе, – произнес Хейз.
– Что-нибудь о ней слышали?
– Да. Она котируется достаточно высоко. Довольно своеобразная манера исполнения. Что-то в стиле Кола Портера, представляете примерно? Много у нее всякой белиберды, и песенки сомнительные, но в способностях ей не откажешь.
– Как ваша кисть?
– Отлично, – сказал Хейз.
– Думаете, следует заняться этой дамочкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
«Не спеши, – сказал он себе, – спешкой можно все испортить». Если птичка упорхнет, мы снова останемся ни с чем, снова придется искать Леди или еще того хуже – просто Женщину. Хорошенькое дело, найти Женщину в городе, наводненном женщинами всех возрастов и размеров. Так что не спеши. Спешить некуда. Сцапай его, а если сукин сын побежит, дай ему по мозгам или подстрели, но главное, действуй не спеша, спокойно и не спеша, как будто у тебя времени хоть отбавляй и надо допросить самого медлительного собеседника в Штатах".
Он пробежал по аллее и выскочил на улицу. По тротуару, задыхаясь от спертого воздуха, потоком шли люди. Чуть в стороне дети играли в лапту, подальше, в конце квартала, мальчишки открыли пожарный кран и плескались, одетые, в мощном фонтане воды, вырвавшемся на волю. Хейз обратил внимание, что некоторые из них в джинсах и полосатых футболках. Он свернул вправо, оставив позади играющих и пожарный кран.
Как быть честному полицейскому в такую жарищу, думал он. Разрешить детям осушать городской водопровод, подвергая опасности целый квартал в случае пожара? Или, раздобыв разводной ключ, закрыть кран и обречь ребят на томительное, нудное безделье, от которого они сколачивают уличные банды, затевают драки, возможно, более опасные, чем пожар? Как быть честному полицейскому? Встать на сторону хозяйки заведения или добропорядочного гражданина, который обманывает ее?
И почему полицейский должен терзаться философскими проблемами, недоумевал Хейз, не переставая, однако, терзать себя. Он бежал.
Он бежал, пот заливал глаза, и казалось, что он стоит на месте, а парк надвигается на него, и где-то в этом парке был человек с биноклем.
* * *
– Он еще там? – спросил Мейер.
– Да, – ответил Карелла.
– Господи, я боюсь пошевелиться. Как ты думаешь, он не напал на Хейза?
– Вряд ли.
– Во всем этом есть только один плюс.
– Какой же?
– От волнения бутерброд не кажется мне таким противным.
* * *
Скрестив ноги, человек сидел на огромном валуне и рассматривал в бинокль здание участка. Теперь за столом сидели только двое, они ели и разговаривали. Третий, большой и рыжеволосый, несколько минут назад встал и не торопясь вышел из комнаты. За стаканом воды или чашкой кофе? Интересно, разрешается им варить кофе в участке? Во всяком случае, на улицу он не выходил, значит, он где-то внутри.
Может, его вызвал капитан, лейтенант или еще какой-нибудь начальник? Может, капитан взбеленился из-за письма и требует, чтобы его люди действовали, а не набивали брюхо, посиживая за столом?
В какой-то мере их завтрак раздражал его. Он, конечно, понимал, что им нужно поесть – все должны есть, даже полицейские, – но разве они не приняли его письмо всерьез? Разве они не знают, что он собирается убить? Ведь это их работа – предотвращать убийства. Разве он не предупредил их? Не дал им карты в руки? Так какого же черта они рассиживают там, уплетают бутерброды и чешут языки? Разве за это платит им город?
От негодования он даже опустил бинокль.
Он вытер пот с верхней губы. Губа показалась какой-то чужой, набухшей. Проклиная жару, он достал из заднего кармана носовой платок.
* * *
– Пропал, – сказал Карелла.
– Что? Что?
– Блик пропал.
– Может, Хейз уже добежал?
– Нет, еще рано. Наверное, этот тип уходит. Проклятье, почему мы не...
– Есть! Блестит, Стив! Он еще там!
Карелла перевел дыхание. Руки его словно прилипли к поверхности стола. Он заставил себя поднять чашку и отхлебнуть кофе.
«Ну же, Коттон, – думал он, – шевелись!»
* * *
Хейз бежал по дорожкам парка, прикидывая, где может быть человек с биноклем. На него оборачивались. В любое время бегущий человек приковывает к себе внимание, а в такой жаркий день особенно. Все без исключения прохожие оглядывались посмотреть, кто за ним гонится, ожидая увидеть полицейского в полной форме и с оружием в руках.
Наверное, высокое место, решил Хейз. Если ему виден третий этаж участка, должно быть, это высокое место. Пригорок или большой камень, но что-то высокое и рядом с улицей, там ведь местность повышалась.
Вооружен ли он?
Если вечером у него намечено убийство, то не исключено, что оружие при нем. Непроизвольно Хейз потянулся к заднему карману брюк и ощутил успокаивающую тяжесть пистолета. Не достать ли его? Нет. В парке слишком людно. Может начаться паника. Кто-нибудь еще решит, что Хейз не в ладах с законом, и захочет геройски задержать удирающего преступника. Нет. Пусть уж лежит пока на месте.
Теперь он продирался сквозь кусты, чувствуя, что начался подъем. «Где-то высоко, – думал он. – Непременно высоко, иначе ему ничего не увидеть». Подъем стал круче, мягкая трава и земля уступили место почти отвесным обломкам скал. Где же? На каком камне сидит эта птичка? Здесь?
Он достал пистолет.
От подъема дыхание его стало прерывистым. На спине и под мышками выступили пятна пота, в ботинки набились мелкие камушки.
Он взобрался наверх. Там никого не было.
В отдалении виднелся участок.
А слева, на соседнем камне, скорчившись, прильнув к биноклю, сидел человек.
От неожиданности сердце у Хейза подскочило и заколотилось чуть ли не в горле.
* * *
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Мейер.
– Ничего.
– Он еще там?
– Стекла блестят.
– Куда же провалился Хейз?
– Парк большой, – резонно заметил Карелла.
* * *
Человеку, сидевшему на камне, показалось, что из кустов донесся какой-то звук. Опустив бинокль, он медленно повернулся и, затаив дыхание, прислушался.
Он почувствовал нервный озноб. Его вдруг прошиб пот. Он отер липкие струйки, стекавшие по непривычно набухшей верхней губе.
Ошибки быть не могло, – раздавался звук шагов.
Он слушал.
Ребенок?
Влюбленные?
Или полицейский?
Бежать – требовало все его существо. Мысль стучала в висках, но его будто пригвоздило к камню. Попался, решил он.
Но так быстро? Так быстро? После всех приготовлений? Так быстро попасться?
Шаги приближались. Он заметил блеснувший на солнце металл. Черт, почему он не взял с собой пистолет? Почему не предусмотрел такую возможность? Глаза в панике скользнули по унылой поверхности валуна. На самом краю рос высокий куст. Прильнув к камню, с биноклем в правой руке, он отполз к кусту. Солнце высветило что-то яркое, на этот раз не металл. Рыжие волосы! Детектив, который встал из-за стола! Он затаил дыхание. Звук шагов оборвался. Согнутый в три погибели, он видел из-за куста рыжие волосы – больше ничего. Голова пропадала, снова появлялась. Полицейский продвигался вперед. Его путь лежал как раз мимо куста.
Человек с биноклем ждал. Рука, сжимавшая металл, вспотела. Теперь полицейский был у него как на ладони: с пистолетом в правой руке, он медленно приближался.
Человек терпеливо ждал. Может, его не заметят. Может, если он притаится за кустом, его не найдут. Нет, это глупо. Надо выпутаться. Выпутаться или попасться, а попадаться еще рано, ох как рано.
Занеся бинокль, словно палицу, он ждал.
* * *
Пробираясь через кусты, Хейз не слышал ни звука. Парк внезапно затих. Не щебетали больше птицы на деревьях. Звук приглушенных голосов, который, как жужжанье насекомых, только что висел в воздухе, плавал над дорожками, озером, деревьями, тоже внезапно смолк. И было только яркое солнце над головой, скалы, огромный куст слева и внезапная пугающая тишина.
Он почувствовал опасность, ощутил ее каждым нервом, пропитался ею до мозга костей. Так уже было в тот раз, когда его ударили ножом. Он навсегда запомнил неожиданно мелькнувшее лезвие, неуютный отблеск лампочки на металле, запоздалую отчаянную попытку дотянуться до заднего кармана, до пистолета. Он навсегда запомнил сильный удар, непривычное тепло над левым виском, хлынувшую на лицо кровь. Он уже не успевал вытащить пистолет – ему нанесли бы второй, смертельный удар, – и тогда он пустил в ход кулаки и молотил ими до тех пор, пока нож не стукнулся о пол коридора, пока нападавший не превратился в стонущий, подрагивающий мешок у стены, а он все бил, бил, пока не разбил в кровь костяшки пальцев.
Сегодня он вооружен. Сегодня он готов. И все же опасность щекотала корни волос, судорогой пробегала по позвоночнику.
Он осторожно шел вперед.
Удар пришелся по правой кисти.
Удар был сильный, железо будто ужалило кость. Рука разжалась, и пистолет звонко стукнулся о камень. Хейз быстро повернулся и, увидев, как человек поднял бинокль над головой, закрыл лицо руками. Бинокль опустился, в стеклах отразилось солнце, и они ослепительно сверкнули. Мгновение остановилось. Сразу предстало безумное, искаженное бешенством лицо, и тут же бинокль обрушился на его руки. Он почувствовал нестерпимо острую боль. Сцепив кулаки, он нанес удар и увидел, как бинокль снова поднимается и опускается, и теперь, он знал, удар придется в лицо. Он инстинктивно ухватился за бинокль.
Ладони столкнулись с металлом, он сжал пальцы и рванул бинокль что было сил. Бинокль остался у него в руках. На долю секунды человек замер с онемевшим от удивления лицом. Потом бросился бежать.
Хейз выронил бинокль.
Когда он подобрал пистолет, человек уже скрылся в кустах.
Он выстрелил в воздух раз, потом другой и бросился вслед за беглецом.
Услышав выстрелы, Карелла выскочил из-за стола, бросив только:
– Пошли, Мейер.
Они нашли Хейза сидящим на траве в парке. Он сказал, что упустил человека. Они осмотрели его руки. Кости были, кажется, целы. Он отвел их к камню, где подвергся нападению, и снова сказал:
– Я упустил его. Упустил этого подлеца.
– Может, еще и не упустил, – заметил Карелла. Расправив на ладони носовой платок, он поднял бинокль.
Глава 8
Сэм Гроссман определил, что бинокль выпущен фирмой «Питер-Вондигер». Судя по серийному номеру, он был изготовлен примерно в 1952 году. В то время фирма выпускала много военной продукции, но поскольку на внешней поверхности стекол противоотражательного покрытия не было, бинокль явно не предназначался для армии. Связавшись с фирмой по телефону, Сэм установил, что эта модель уже снята с производства, заменена новой и в продажу не поступает. Тем не менее, пока люди Сэма снимали с бинокля отпечатки пальцев, сам он взялся за составление его технической характеристики для работников участка. Сэм Гроссман отличался методичностью и считал, что для тех, кто расследует дело, важны мельчайшие, самые, казалось бы, незначительные подробности. Поэтому он не упустил ни одной детали.
На бинокле были найдены отпечатки двух людей. Одни, понятно, принадлежали Коттону Хейзу. Другие представляли собой четкие рисунки пальцев обеих рук – такие отпечатки можно было оставить, лишь используя бинокль по назначению, следовательно, они принадлежали нападавшему. Фотографии отпечатков были немедленно посланы по фототелеграфу в Бюро учета правонарушителей, а также в ФБР с просьбой срочно провести опознание.
Сэм Гроссман молил бога, чтобы пальцы, отпечатавшиеся на бинокле, уже наследили в прошлом хоть в каком-нибудь уголке Соединенных Штатов.
* * *
13.10. Лейтенант Бернс развернул на столе газету.
– Как вам это нравится, Хейз? – спросил он.
Пробежав страницу глазами, Хейз наткнулся на объявление:
Только в «Бриссон Руф»! Джей Леди Эстор – фортепьяно и вокал – в лучших традициях Леди Эстор!
С фотографии улыбалась молодая темноволосая женщина в облегающем вечернем платье.
– Я не знал, что она в городе, – произнес Хейз.
– Что-нибудь о ней слышали?
– Да. Она котируется достаточно высоко. Довольно своеобразная манера исполнения. Что-то в стиле Кола Портера, представляете примерно? Много у нее всякой белиберды, и песенки сомнительные, но в способностях ей не откажешь.
– Как ваша кисть?
– Отлично, – сказал Хейз.
– Думаете, следует заняться этой дамочкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21