И это правильно, надо же следить, чтобы мошка, владеющая хотя бы малой информацией, не ускользнула в щелку.
- Антон, давай встретимся.
- Сейчас?
- Нет, лучше завтра.
- Говори, где и когда.
Я попыталась интонацией передать ему предостережение. Он должен понять, если хороший агент.
- Помнишь, где познакомились?
- Ага. На всю жизнь зарубка.
- Давай там же в восемь вечера.
Он понял, похоже, улыбнулся в трубку:
- Про неуловимого Джо помнишь старый анекдот?
- Нет.
- Он неуловимый, потому что на хрен никому не нужен. До завтра, принцесса.
* * *
Мосла обещали забрать из конторы. Вреда от него не было, он тихо сидел в углу, но стоило кому-нибудь войти, даже своим - бухгалтерше или секретарше Вадюше, - вскакивал на ноги и с печальным клекотом, широко раскинув руки, закрывал меня своим телом. От прежних воплощений у него сохранилось только чувство повышенной опасности. Зыркал глазами из угла, как вороненок из дупла. Хорошо хоть молча. Разговаривать по собственной инициативе он как бы разучился, но на любой обращенный к нему вопрос отвечал разумно. На меня его присутствие действовало удручающе, но попытка вытурить его прогуляться окончилась неудачно. Он так перепугался, как если бы увидел наставленный пистолет, а потом натурально расплакался. Пришлось утешать, как маленького.
- Мосолушка, голубчик, ну чего ты, в самом деле. Утри сопельки. Ведь для твоей же пользы. Погляди, какая погода на улице. Купил бы себе мороженого, посидел в парке...
- Разве я мешаю госпоже?
- Не мешаешь, конечно, нет, - соврала я. - Но нельзя же так сидеть целый день без всякого занятия. С ума можно сойти!
Мосол отвечал трагически:
- Если мешаю, убей своей рукой, за счастье почту! В пустых очах мученический, влажный восторг. Самое удивительное, что Зинаида Андреевна и Вадюша-Танюша не замечали произошедших с ним перемен. У бухгалтерши я спросила:
- Вам не кажется, Зинаида Андреевна, что господи Шатунов немного приболел?
- С похмелья они все одинаковые, - ответила строго. - Обожрался паленой водяры, вот его и ломает.
Вадюша, косясь на притихшего Мосла, вспыхивал, как маков цвет, и на мой вопрос, не находит ли он в поведении Геннадия Мироновича чего-то необычного, ответил вообще загадочно:
- Что вы. Надежда Егоровна. Я об этом даже и не мечтаю. В конце концов я позвонила Вагине (теперь она легко обнаруживалась по любому номеру), и та, внимательно выслушав, пообещала прислать перевозку. Уточнять, что за перевозка, я не стала.
К концу дня у меня осталась одна забота: ускользнуть из конторы незамеченной. Чем бы это ни грозило. Я знала, что на мою машину (красный "Фольксваген") поставлен маячок (прежний Мосол предупредил), а также двое бычар неотлучно дежурили у подъезда "Купидона" и сопровождали меня, куда бы ни пошла. Но на моей стороне был фактор внезапности. До этого вечера я ни разу не пыталась избавиться от опеки. В начале седьмого обратилась к Геннадию Мироновичу:
- Мосолушка, милый, есть для тебя важное поручение.
Вор в законе с радостным курлыканьем выполз из угла на середину комнаты.
- Приказывайте, госпожа!
С большим трудом мне удалось растолковать, что ему надо отвлечь топтунов. Конечно, я сильно его подставляла, но ничего другого не придумала.
- Ты их знаешь, да, Мосолушка? Гарик и Махмуд. Хорошие, правильные пацаны. Может, немного поколотят, но не сильно. Ступай, голубчик, не тяни.
Бедный головастик пыхтел от усердия, пытаясь понять, чего я от него хочу, и все норовил облобызать мою туфлю. Я ласково взъерошила его волосы.
- Послушай еще раз. Выйдешь на улицу, подойдешь к Махмудику, он возле моей машины толчется, и скажешь:
"Ах ты, козел вонючий, мать твою..." Они на тебя кинутся, ты только не обороняйся. Ты же не боишься двух качков?
- О госпожа! Если они тебе не нравятся, почему не сделать проще? Возьму пушку и пристрелю обоих. Чтобы не маячили.
- Не надо. Они мне не нравятся, но не до такой степени. Просто попугай их, Мосолушка. Чтобы не наглели.
В окно я наблюдала, как он выскочил на улицу, подбежaл к черноликому Махмудке, но по пути, похоже, забыл все наставления. Говорить ничего не стал, а без затей съездил громиле по уху. Рука у Мосла тяжелая, привычная к расправе: Махмудик, не ожидавший нападения, отлетел, как кегля. Мосол взялся волтузить его ногами, как у них принято, через несколько секунд к ним присоединился, как я и рассчитывала, вспыльчивый Гарик, с лету повис у Мосолушки на плечах. Следить за дракой дальше не было времени.
Подхватив сумку, я быстро покинула офис и вышла во двор через пожарную дверь, от которой заранее приготовила ключ. Да она обычно и не запиралась, через нее вывозили мусор. По переулку почти бегом вылетела на шоссе и - вот удача! - тут же остановила частника на белой "Волге".
Тот же ночной клуб "Ниагара" и, кажется, тот же самый бармен за стойкой, усатый, бритоголовый, узкоглазый... Зато Антона Сидоркина я словно увидела впервые. Симпатичный, скромный мальчик лет тридцати с небольшим, узколицый, темноглазый, с чистой, как у девушки, кожей, с застенчивой улыбкой, никакой показушной придурковатости. Интеллигент из хорошей семьи. Может быть, преуспевающий бизнесмен. С первой же минуты я усомнилась в том, что он секретный агент. Разве они такие бывают? Глаза добрые, внимательные. В принципе я не верю в мужскую доброту. Характер у них у всех обычно неустойчивый, подвижный, а добрые они или злобные, зависит исключительно от женщины, которая ведет их по жизни.
В полупустом баре мы расположились за столиком в глубине. Сидоркин принес для себя кружку пива, а для меня фруктовый коктейль с капелькой рома. Еще орешки и сыр рокфор.
- Ты выглядишь усталым, - сказала я.
- Есть маленько, нагрузки большие, организм не всегда справляется.
Я не стала уточнять, какие именно нагрузки испытывает его организм, но мне было хорошо сидеть с ним за одним столом в уютном баре. Чувство покоя разлилось, как тишина, и это было странно. Я даже забыла все свои приемчики обольщения, которые уважающая себя охотница за мужчинами пускает в ход автоматически. Как-то неожиданно размякла. Я не обманулась в своих воспоминаниях. Кем бы он ни был, но он был таким, каким я надеялась его увидеть: спокойным, трезвым, сосредоточенным, доброжелательным. И от него исходила чарующая аура зверя. В нем ощущалась некая опрятность, не зависящая от обстоятельств. Увы, наверняка где-то есть другая женщина, которой он принадлежит и возле чьей кровати стоят его домашние тапочки. Не может быть, чтобы такой мужчина остался неоприходованным. Хотя представить Сидоркина в ночных шлепанцах было трудно.
- Антон, не буду лукавить, мне нужна твоя помощь.
- За тобой кто-то гонится? Опять азеры?
- Мне не до шуток. Дело очень опасное, даже не знаю, как начать.
- А почему выбрала меня?
Я посмотрела на молодого человека через хрусталь. Мы провели вместе двадцать минут, но уже перестали замечать окружающее. Это морок хорошо мне знакомый. Он знаком всем мальчикам и девочкам и в старые времена назывался влюбленностью. Первый шаг к неизбежной близости.
- Пока ты был в ванной, я заглянула в твои карманы. Прости, время лихое. Всегда лучше подстраховаться.
- Ну и что? - В его голосе не было осуждения, и я немного успокоилась. Трудное признание позади.
- Ничего. Нашла удостоверение.
- Не понял. Какое удостоверение?
- Антон, ну пожалуйста... Я знаю, кто ты.
- И кто же?
Я оглянулась по сторонам: две-три парочки шушукались, двое пожилых мужчин степенно тянули пиво, о чем-то беседуя, бритоголовый батыр за стойкой заученно, как в вестернах, протирал бокалы тряпочкой - на нас никто не смотрел.
- Ты - агент государственной безопасности, вот кто. Может, это теперь по-другому называется. По-другому, да?
Сидоркин бросил в рот орешек, отпил пива. Улыбаясь, сказал:
- Фантазия у тебя богатая, Надин. Ладно, допустим, я агент этой самой безопасности. Как бы она ни называлась. А У тебя, выходит, дело государственной важности. За тобой охотится иностранная разведка. Моссад или Интеллижен сервис. Обидно, Надь.
- Почему обидно?
Он еще выпил пива и загрустил. Губки надул, лобик наморщил. Мне неудержимо захотелось нырнуть с ним поскорее в постель. Я вдруг вспомнила, как пахнет шерстка у него на груди. Как осенняя травка на лугу. Господи, да что же это со мной? Скоро стану копией Ляки. Что годы и страдания делают с бабенкой...
- Обидно, Надь, потому что рушатся иллюзии. Думал ты правда соскучилась, встретимся по-людски, выпьем закусим. Потом... А вместо этого какой-то агент, какие-то разборки. И что характерно, со мной это не в первый раз.
- Что - не в первый раз?
- Женщины всегда с кем-то путают. Доходит до смешного. Представляешь, одна дамочка спутала с Киркоровым. Всю ночь уговаривала спеть "Зайка моя".
- Антон, прекрати, поссоримся. Я сама видела удостоверение.
- Конечно, видела. Зачем же их продают на любой вкус в метро? Какой дурак нынче выйдет на улицу без ксивы? По Москве шмонают, ищут террористов. Нет документов, получишь пулю в лоб, и не спросят, как зовут.
- Значит, ты не агент?
- По-честному?
- Да.
Важно приосанился.
- Для тебя готов быть кем угодно. Хоть самим Феликсом Эгмундовичем. Давай выкладывай, что за беда?
Ему не удалось меня обмануть, напротив. Он вел себя так, как и должен вести настоящий шпион. Не хватало еще, чтобы он признался случайной подружке в роковой оплошности. За это начальство по головке не погладит, наверное, у них там дисциплина - ое-ей! К тому же мне все равно деваться некуда. Понизив голос, рассказала все, что могла, начиная с Анталии. Фирма "Купидон", Вагиночка, Громякин, клоны, подруга детства Иванцова, "Дизайн-плюс" - и прочее, прочее. Уложилась в десять минут. Сидоркин не перебивал и, только когда закончила, отправился к стойке, сказав, что должен немедленно выпить. Промыть мозги от этой чертовщины.
Чертовщина, да. Я тоже это поняла, пока молола языком. Особенно дико про клонов. Но, как и Антон, я знала, что нет такой мерзости, которая органично не вписалась бы в московскую реальность.
Антон принес графинчик водки и закуски. Я ждала приговора. Как он решит, так и будет. Если не поможет, вернусь я в "Купидон" и буду делать что прикажут. Пока я им нужна, не тронут. Откровенно говоря, после Эмиратов смерти я не боялась, но страсть как не хотелось стать измененной. К призеру, как Мосолушка. Страшно подумать... Был уважаемым членом общества, вором в законе, бизнесменом - и вдруг превратился в пресмыкающееся. Вся моя гордыня, доставшаяся от спившегося папочки, бунтовала. Понятно, в Москве полно измененных, куда ни плюнь - попадешь в зомби, но я не хотела быть одной из них. Уж лучше простая, незатейливая смерть в проруби или под ножом мясника.
Сидоркин выпил водки, пожевал колбаски, закурил сигарету - и все молча. Я его не торопила. Спешить некуда. Смотрела на него с горечью: ну почему, почему мы не встретились хотя бы несколько лет назад, когда я еще не была пропащей? Могли бы пожениться, нарожать детей, купить домик в деревне. Я работала бы художником-декоратором, как когда-то мечтала, а он ловил бы террористов - или кого они там ловят? Главное, в жизни появился бы иной, сокровенный смысл, который нынче заменился неукротимой погоней за долларом. Я никого не осуждаю, осуждать грех, но в ту минуту прокляла время, в какое меня угораздило родиться. Подлое, как рожа Ганюшкина.
- Турки-то при чем, Надь?
Я обрадовалась, вопрос конкретный.
- Как при чем? Канал сбыта. Туда сплавляют товар. Клонов, рабов. Наверное, каналов много, просто меня посадили на этот.
- С Гуревичем хорошо знакома?
- Лякин муж, - подтвердила я, - Клевый дядька. А Ляка - сволочь. Подставила меня.
- Надь, скажи по совести, тебе чертики не снятся? Ты не чокнутая? В смысле крыши.
- Что же такое! - взорвалась я, но тихо, без шума, не привлекая внимания. - Не веришь, что ли? Думаешь, лапти плету? Зачем мне это надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
- Антон, давай встретимся.
- Сейчас?
- Нет, лучше завтра.
- Говори, где и когда.
Я попыталась интонацией передать ему предостережение. Он должен понять, если хороший агент.
- Помнишь, где познакомились?
- Ага. На всю жизнь зарубка.
- Давай там же в восемь вечера.
Он понял, похоже, улыбнулся в трубку:
- Про неуловимого Джо помнишь старый анекдот?
- Нет.
- Он неуловимый, потому что на хрен никому не нужен. До завтра, принцесса.
* * *
Мосла обещали забрать из конторы. Вреда от него не было, он тихо сидел в углу, но стоило кому-нибудь войти, даже своим - бухгалтерше или секретарше Вадюше, - вскакивал на ноги и с печальным клекотом, широко раскинув руки, закрывал меня своим телом. От прежних воплощений у него сохранилось только чувство повышенной опасности. Зыркал глазами из угла, как вороненок из дупла. Хорошо хоть молча. Разговаривать по собственной инициативе он как бы разучился, но на любой обращенный к нему вопрос отвечал разумно. На меня его присутствие действовало удручающе, но попытка вытурить его прогуляться окончилась неудачно. Он так перепугался, как если бы увидел наставленный пистолет, а потом натурально расплакался. Пришлось утешать, как маленького.
- Мосолушка, голубчик, ну чего ты, в самом деле. Утри сопельки. Ведь для твоей же пользы. Погляди, какая погода на улице. Купил бы себе мороженого, посидел в парке...
- Разве я мешаю госпоже?
- Не мешаешь, конечно, нет, - соврала я. - Но нельзя же так сидеть целый день без всякого занятия. С ума можно сойти!
Мосол отвечал трагически:
- Если мешаю, убей своей рукой, за счастье почту! В пустых очах мученический, влажный восторг. Самое удивительное, что Зинаида Андреевна и Вадюша-Танюша не замечали произошедших с ним перемен. У бухгалтерши я спросила:
- Вам не кажется, Зинаида Андреевна, что господи Шатунов немного приболел?
- С похмелья они все одинаковые, - ответила строго. - Обожрался паленой водяры, вот его и ломает.
Вадюша, косясь на притихшего Мосла, вспыхивал, как маков цвет, и на мой вопрос, не находит ли он в поведении Геннадия Мироновича чего-то необычного, ответил вообще загадочно:
- Что вы. Надежда Егоровна. Я об этом даже и не мечтаю. В конце концов я позвонила Вагине (теперь она легко обнаруживалась по любому номеру), и та, внимательно выслушав, пообещала прислать перевозку. Уточнять, что за перевозка, я не стала.
К концу дня у меня осталась одна забота: ускользнуть из конторы незамеченной. Чем бы это ни грозило. Я знала, что на мою машину (красный "Фольксваген") поставлен маячок (прежний Мосол предупредил), а также двое бычар неотлучно дежурили у подъезда "Купидона" и сопровождали меня, куда бы ни пошла. Но на моей стороне был фактор внезапности. До этого вечера я ни разу не пыталась избавиться от опеки. В начале седьмого обратилась к Геннадию Мироновичу:
- Мосолушка, милый, есть для тебя важное поручение.
Вор в законе с радостным курлыканьем выполз из угла на середину комнаты.
- Приказывайте, госпожа!
С большим трудом мне удалось растолковать, что ему надо отвлечь топтунов. Конечно, я сильно его подставляла, но ничего другого не придумала.
- Ты их знаешь, да, Мосолушка? Гарик и Махмуд. Хорошие, правильные пацаны. Может, немного поколотят, но не сильно. Ступай, голубчик, не тяни.
Бедный головастик пыхтел от усердия, пытаясь понять, чего я от него хочу, и все норовил облобызать мою туфлю. Я ласково взъерошила его волосы.
- Послушай еще раз. Выйдешь на улицу, подойдешь к Махмудику, он возле моей машины толчется, и скажешь:
"Ах ты, козел вонючий, мать твою..." Они на тебя кинутся, ты только не обороняйся. Ты же не боишься двух качков?
- О госпожа! Если они тебе не нравятся, почему не сделать проще? Возьму пушку и пристрелю обоих. Чтобы не маячили.
- Не надо. Они мне не нравятся, но не до такой степени. Просто попугай их, Мосолушка. Чтобы не наглели.
В окно я наблюдала, как он выскочил на улицу, подбежaл к черноликому Махмудке, но по пути, похоже, забыл все наставления. Говорить ничего не стал, а без затей съездил громиле по уху. Рука у Мосла тяжелая, привычная к расправе: Махмудик, не ожидавший нападения, отлетел, как кегля. Мосол взялся волтузить его ногами, как у них принято, через несколько секунд к ним присоединился, как я и рассчитывала, вспыльчивый Гарик, с лету повис у Мосолушки на плечах. Следить за дракой дальше не было времени.
Подхватив сумку, я быстро покинула офис и вышла во двор через пожарную дверь, от которой заранее приготовила ключ. Да она обычно и не запиралась, через нее вывозили мусор. По переулку почти бегом вылетела на шоссе и - вот удача! - тут же остановила частника на белой "Волге".
Тот же ночной клуб "Ниагара" и, кажется, тот же самый бармен за стойкой, усатый, бритоголовый, узкоглазый... Зато Антона Сидоркина я словно увидела впервые. Симпатичный, скромный мальчик лет тридцати с небольшим, узколицый, темноглазый, с чистой, как у девушки, кожей, с застенчивой улыбкой, никакой показушной придурковатости. Интеллигент из хорошей семьи. Может быть, преуспевающий бизнесмен. С первой же минуты я усомнилась в том, что он секретный агент. Разве они такие бывают? Глаза добрые, внимательные. В принципе я не верю в мужскую доброту. Характер у них у всех обычно неустойчивый, подвижный, а добрые они или злобные, зависит исключительно от женщины, которая ведет их по жизни.
В полупустом баре мы расположились за столиком в глубине. Сидоркин принес для себя кружку пива, а для меня фруктовый коктейль с капелькой рома. Еще орешки и сыр рокфор.
- Ты выглядишь усталым, - сказала я.
- Есть маленько, нагрузки большие, организм не всегда справляется.
Я не стала уточнять, какие именно нагрузки испытывает его организм, но мне было хорошо сидеть с ним за одним столом в уютном баре. Чувство покоя разлилось, как тишина, и это было странно. Я даже забыла все свои приемчики обольщения, которые уважающая себя охотница за мужчинами пускает в ход автоматически. Как-то неожиданно размякла. Я не обманулась в своих воспоминаниях. Кем бы он ни был, но он был таким, каким я надеялась его увидеть: спокойным, трезвым, сосредоточенным, доброжелательным. И от него исходила чарующая аура зверя. В нем ощущалась некая опрятность, не зависящая от обстоятельств. Увы, наверняка где-то есть другая женщина, которой он принадлежит и возле чьей кровати стоят его домашние тапочки. Не может быть, чтобы такой мужчина остался неоприходованным. Хотя представить Сидоркина в ночных шлепанцах было трудно.
- Антон, не буду лукавить, мне нужна твоя помощь.
- За тобой кто-то гонится? Опять азеры?
- Мне не до шуток. Дело очень опасное, даже не знаю, как начать.
- А почему выбрала меня?
Я посмотрела на молодого человека через хрусталь. Мы провели вместе двадцать минут, но уже перестали замечать окружающее. Это морок хорошо мне знакомый. Он знаком всем мальчикам и девочкам и в старые времена назывался влюбленностью. Первый шаг к неизбежной близости.
- Пока ты был в ванной, я заглянула в твои карманы. Прости, время лихое. Всегда лучше подстраховаться.
- Ну и что? - В его голосе не было осуждения, и я немного успокоилась. Трудное признание позади.
- Ничего. Нашла удостоверение.
- Не понял. Какое удостоверение?
- Антон, ну пожалуйста... Я знаю, кто ты.
- И кто же?
Я оглянулась по сторонам: две-три парочки шушукались, двое пожилых мужчин степенно тянули пиво, о чем-то беседуя, бритоголовый батыр за стойкой заученно, как в вестернах, протирал бокалы тряпочкой - на нас никто не смотрел.
- Ты - агент государственной безопасности, вот кто. Может, это теперь по-другому называется. По-другому, да?
Сидоркин бросил в рот орешек, отпил пива. Улыбаясь, сказал:
- Фантазия у тебя богатая, Надин. Ладно, допустим, я агент этой самой безопасности. Как бы она ни называлась. А У тебя, выходит, дело государственной важности. За тобой охотится иностранная разведка. Моссад или Интеллижен сервис. Обидно, Надь.
- Почему обидно?
Он еще выпил пива и загрустил. Губки надул, лобик наморщил. Мне неудержимо захотелось нырнуть с ним поскорее в постель. Я вдруг вспомнила, как пахнет шерстка у него на груди. Как осенняя травка на лугу. Господи, да что же это со мной? Скоро стану копией Ляки. Что годы и страдания делают с бабенкой...
- Обидно, Надь, потому что рушатся иллюзии. Думал ты правда соскучилась, встретимся по-людски, выпьем закусим. Потом... А вместо этого какой-то агент, какие-то разборки. И что характерно, со мной это не в первый раз.
- Что - не в первый раз?
- Женщины всегда с кем-то путают. Доходит до смешного. Представляешь, одна дамочка спутала с Киркоровым. Всю ночь уговаривала спеть "Зайка моя".
- Антон, прекрати, поссоримся. Я сама видела удостоверение.
- Конечно, видела. Зачем же их продают на любой вкус в метро? Какой дурак нынче выйдет на улицу без ксивы? По Москве шмонают, ищут террористов. Нет документов, получишь пулю в лоб, и не спросят, как зовут.
- Значит, ты не агент?
- По-честному?
- Да.
Важно приосанился.
- Для тебя готов быть кем угодно. Хоть самим Феликсом Эгмундовичем. Давай выкладывай, что за беда?
Ему не удалось меня обмануть, напротив. Он вел себя так, как и должен вести настоящий шпион. Не хватало еще, чтобы он признался случайной подружке в роковой оплошности. За это начальство по головке не погладит, наверное, у них там дисциплина - ое-ей! К тому же мне все равно деваться некуда. Понизив голос, рассказала все, что могла, начиная с Анталии. Фирма "Купидон", Вагиночка, Громякин, клоны, подруга детства Иванцова, "Дизайн-плюс" - и прочее, прочее. Уложилась в десять минут. Сидоркин не перебивал и, только когда закончила, отправился к стойке, сказав, что должен немедленно выпить. Промыть мозги от этой чертовщины.
Чертовщина, да. Я тоже это поняла, пока молола языком. Особенно дико про клонов. Но, как и Антон, я знала, что нет такой мерзости, которая органично не вписалась бы в московскую реальность.
Антон принес графинчик водки и закуски. Я ждала приговора. Как он решит, так и будет. Если не поможет, вернусь я в "Купидон" и буду делать что прикажут. Пока я им нужна, не тронут. Откровенно говоря, после Эмиратов смерти я не боялась, но страсть как не хотелось стать измененной. К призеру, как Мосолушка. Страшно подумать... Был уважаемым членом общества, вором в законе, бизнесменом - и вдруг превратился в пресмыкающееся. Вся моя гордыня, доставшаяся от спившегося папочки, бунтовала. Понятно, в Москве полно измененных, куда ни плюнь - попадешь в зомби, но я не хотела быть одной из них. Уж лучше простая, незатейливая смерть в проруби или под ножом мясника.
Сидоркин выпил водки, пожевал колбаски, закурил сигарету - и все молча. Я его не торопила. Спешить некуда. Смотрела на него с горечью: ну почему, почему мы не встретились хотя бы несколько лет назад, когда я еще не была пропащей? Могли бы пожениться, нарожать детей, купить домик в деревне. Я работала бы художником-декоратором, как когда-то мечтала, а он ловил бы террористов - или кого они там ловят? Главное, в жизни появился бы иной, сокровенный смысл, который нынче заменился неукротимой погоней за долларом. Я никого не осуждаю, осуждать грех, но в ту минуту прокляла время, в какое меня угораздило родиться. Подлое, как рожа Ганюшкина.
- Турки-то при чем, Надь?
Я обрадовалась, вопрос конкретный.
- Как при чем? Канал сбыта. Туда сплавляют товар. Клонов, рабов. Наверное, каналов много, просто меня посадили на этот.
- С Гуревичем хорошо знакома?
- Лякин муж, - подтвердила я, - Клевый дядька. А Ляка - сволочь. Подставила меня.
- Надь, скажи по совести, тебе чертики не снятся? Ты не чокнутая? В смысле крыши.
- Что же такое! - взорвалась я, но тихо, без шума, не привлекая внимания. - Не веришь, что ли? Думаешь, лапти плету? Зачем мне это надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58