Ясный его взгляд стал нестерпимо острым. Неожиданный кризис продолжался несколько дней, потом Несси вдруг оживился, впервые за долгое время охотно, с аппетитом поел. И попросил вызвать отца. Главврач заколебался. Эти визиты, сделанные из лучших побуждений, явно не шли на пользу его пациенту. Потом, пожав плечами, согласился. Все-таки он обещал Фанни относиться к Несси с особым вниманием. Но разве можно угадать, к чему приведут те или иные человеческие поступки?
Встреча состоялась на следующий день. Завидев отца, Несси замер на пороге и с трудом удержался от желания уйти, но, пересилив себя, храбро вошел в комнату и молча остановился перед ним. Губы его слегка дрожали. Алекси сидел с убитым видом, совершенно седой, его еще недавно острые глаза, казалось, померкли навсегда. Как приговоренные, застыли они друг перед другом на жестких больничных стульях. Приговоренные к тому, чтобы никогда не услышать приговора.
— Как ты, папа?
— Ничего, мой мальчик.
Взгляд его немного оживился.
— Как дела на работе?
Алекси судорожно глотнул воздух.
— Я больше не работаю… Ушел на пенсию.
— Да, да, я понимаю, — кивнул Несси. — Тебе стыдно смотреть людям в глаза.
— Откуда такая мысль у тебя? — Алекси пристально взглянул на сына.
— Вопрос законный, — с горечью отозвался Несси. — Конечно, мысль слишком человеческая, где уж ей вместиться в череп какого-то биоробота.
Тут произошло неожиданное — Алекси преобразился.
— Выбрось это из головы! — резко сказал он. — У меня нет оснований за тебя стыдиться… Тем более что во всем виноват я сам.
— Ты?!
— Да, один я. Вернее, моя глупость. Или больное честолюбие.
И он глухим, срывающимся, похожим на лай голосом рассказал сыну о проделанном им на себе эксперименте с целью определить влияние радиоактивных изотопов на семенные клетки. Эксперимент проводился по изобретенной им самим простой, но очень, как он выразился, эффективной методике и должен был вызвать мутацию, в которой осуществились бы факторы, накопленные человеческим организмом за последние тысячелетия. Не имея права экспериментировать на ком-нибудь другом, он…
Несси почти его не слушал. Как в лучшие, блистательные времена, ум его работал с невероятной быстротой. Потом послышалось неумолимое — щелк! — и результат был готов. Когда отец умолк, Несси сказал:
— Послушай, папа, зря ты берешь на себя такое бремя. То, что случилось со мной, может случиться с каждым. Все зависит от пути, которым пойдет человек.
Отец поражение взглянул на него. Потом лицо его словно бы залило какой-то густой и липкой горечью.
— И ты тоже считаешь меня бездарностью! — сказал он. — Тупицей, не сумевшим даже толком продумать свою идиотскую идею!
— Неверно!
— И все же пойми, я сказал тебе правду!.. Как она для меня ни ужасна…
— Эта правда, папа, не может ничего изменить.
— Может! — воскликнул Алекси. — И я уже знаю, как!.. Я не оставлю тебя в этой отвратительной больнице!
— Мне любой сумасшедший дом будет тесен, — загадочно ответил Несси.
Нет, не мог он найти с отцом общего языка, никак. Старик замкнулся в себе, в своих полубезумных идеях, в своих терзаниях, из которых не было выхода. Наконец Алекси ушел, по-прежнему подавленный, но охваченный какой-то скрытой яростью, родившейся тут, в мрачных коридорах этого дома. Он знал, что никогда не смирится с участью сына. Что бы ни случилось, какие бы препятствия ни встали перед ним, он преодолеет все. От одной лишь мысли о предстоящей борьбе шаг его сделался тверже и решительней.
На следующий день Несси выразил желание встретиться со следователем и сделать ему заявление. Через час его вызвали к главному врачу. Огромный мужчина, у которого, по-видимому, начиналась слоновья болезнь, любезно предложил ему сесть, затем и сам осторожно опустился на стул, не сводя с Несси холодного, неподвижного взгляда. Такой взгляд Несси не раз замечал у многих обитателей этого дома. Но голос у врача оказался — неожиданно для такой громадины — мягким, тихим и мелодичным.
— Я знаю, сейчас вы вполне здоровы! — начал он. — И все же хочу спросить, хорошо ли вы обдумали ваше заявление?
Врачу показалось, что Несси бросил на него насмешливый взгляд.
— Конечно! Может, в этом и кроется причина всех моих бед.
— Предполагаю, что вы собираетесь сделать признание, которое резко ухудшит ваше теперешнее положение.
— Именно так, — кивнул Несси.
Главный врач с шумом втянул ноздрями воздух.
— Зачем? Чтобы вырваться отсюда?
— Позвольте не сообщать вам моих мотивов. Но в принципе каждый человек должен занимать то место, которого он заслуживает.
— Боюсь, как бы вы не ошиблись. Этот ненормальный дом — единственное место, где вы можете жить нормально. Я постараюсь создать вам все условия, даже для научной работы, если хотите.
— Спасибо. Все это уже не нужно.
— Но, боже мой, почему? — чуть не застонал огромный мужчина. — Голос совести?.. И это при вашем уме, который так трезво может все взвесить?
— Человек и совесть — понятия равнозначные. Как любовь и красота. Есть ли они у меня, разумеется, вопрос особый. Но пусть даже это и так, неужели я не имею права к ним стремиться?
— Нет, вы все-таки сумасшедший! — горестно сказал врач. — Имейте в виду, я вправе оспорить любое ваше заявление.
— Это не только ваше право, но и обязанность, — ответил Несси.
Следователь прибыл с невероятной быстротой. У него был вид молодой глупой гончей, неожиданно для самой себя напавшей на след. Он так торопился, что явился к Несси, даже не сняв своего темного поношенного плаща. Несси хмуро взглянул на него и сказал:
— Боюсь, что именно я должен нести ответственность за смерть Кирилла Захариева.
Следователь даже не дрогнул. Он давно уже обдумывал эту версию и в душе был глубоко убежден в виновности Несси.
— Что значит «боюсь»? — спросил он сдержанно. — Нельзя ли поточней?
— К сожалению, нельзя, — сухо ответил Несси. — Я и в этом случае не помню всех подробностей. Но с уверенностью могу сказать, что на крыше мы были вдвоем. И в памяти моей все настойчивей всплывают отдельные сцены…
Несси замолчал. Следователь наблюдал за ним с затаенным напряжением.
— Это все, что вы хотели мне сказать?
— Нет, конечно. Я все же в себе не очень уверен. И в том, что я сказал сейчас, и во всем остальном… Я бы хотел попросить вас еще раз побывать на той террасе вместе со мной. В тот же час, в такой же обстановке. Может быть, это мне что-то подскажет.
— Хорошо. Я возражать не буду, — ответил следователь.
На следующее же утро за Несси прислали мощную машину с задернутыми синими занавесками. Провожал его сам главный врач, неодетый, с непокрытой головой. День был холодный, хмурое небо грозило разразиться то ли дождем, то ли снегом. Они остановились у лимузина. Врача знобило. Несси еле заметно улыбнулся, возможно, чтоб его подбодрить.
— Прощайте, доктор! — отчетливо проговорил он.
— Прощайте, несчастный вы человек.
…И вот Несси снова вышел на черную крышу. Ночь была холодной, небо, тяжелое, изодранное, с трудом волочило свои лохмотья, словно только что вырвалось из когтей огромного зверя. Где-то за тучами, вероятно, светила луна, потому что на горизонте море казалось белым, твердым и острым, как лезвие сабли. Дул ветер, огромный, могучий и настолько плотный, что, казалось, он вырывался из какой-то гигантской трубы, неся в своих морозных струях искорки льда. Охваченный смутным страхом, Несси остановился. За ним — безмолвная охрана и следователь. Прошло несколько минут. Несси стоял выпрямившись, смотрел на небо. Ни о чем не думал, ничего не вспоминал, не искал никаких оправданий. Хорошо хоть, что ночь в этот раз настоящая — могучая, трагическая, в такую ночь не страшно погибнуть. Вдруг Несси стремительно шагнул вперед, вскочил на балюстраду, вскинул руки и с душераздирающим криком полетел в бездну. Он летел, беспамятный, искрящийся, как падающий, охваченный белым пламенем метеор, готовый в любое мгновение рассеяться и исчезнуть. Но был еще жив, человеческое сознание еще не покинуло его. И знал, что где-то там, на самом дне бездны, его ждет жена, ее белое лицо с выклеванными вороньем глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Встреча состоялась на следующий день. Завидев отца, Несси замер на пороге и с трудом удержался от желания уйти, но, пересилив себя, храбро вошел в комнату и молча остановился перед ним. Губы его слегка дрожали. Алекси сидел с убитым видом, совершенно седой, его еще недавно острые глаза, казалось, померкли навсегда. Как приговоренные, застыли они друг перед другом на жестких больничных стульях. Приговоренные к тому, чтобы никогда не услышать приговора.
— Как ты, папа?
— Ничего, мой мальчик.
Взгляд его немного оживился.
— Как дела на работе?
Алекси судорожно глотнул воздух.
— Я больше не работаю… Ушел на пенсию.
— Да, да, я понимаю, — кивнул Несси. — Тебе стыдно смотреть людям в глаза.
— Откуда такая мысль у тебя? — Алекси пристально взглянул на сына.
— Вопрос законный, — с горечью отозвался Несси. — Конечно, мысль слишком человеческая, где уж ей вместиться в череп какого-то биоробота.
Тут произошло неожиданное — Алекси преобразился.
— Выбрось это из головы! — резко сказал он. — У меня нет оснований за тебя стыдиться… Тем более что во всем виноват я сам.
— Ты?!
— Да, один я. Вернее, моя глупость. Или больное честолюбие.
И он глухим, срывающимся, похожим на лай голосом рассказал сыну о проделанном им на себе эксперименте с целью определить влияние радиоактивных изотопов на семенные клетки. Эксперимент проводился по изобретенной им самим простой, но очень, как он выразился, эффективной методике и должен был вызвать мутацию, в которой осуществились бы факторы, накопленные человеческим организмом за последние тысячелетия. Не имея права экспериментировать на ком-нибудь другом, он…
Несси почти его не слушал. Как в лучшие, блистательные времена, ум его работал с невероятной быстротой. Потом послышалось неумолимое — щелк! — и результат был готов. Когда отец умолк, Несси сказал:
— Послушай, папа, зря ты берешь на себя такое бремя. То, что случилось со мной, может случиться с каждым. Все зависит от пути, которым пойдет человек.
Отец поражение взглянул на него. Потом лицо его словно бы залило какой-то густой и липкой горечью.
— И ты тоже считаешь меня бездарностью! — сказал он. — Тупицей, не сумевшим даже толком продумать свою идиотскую идею!
— Неверно!
— И все же пойми, я сказал тебе правду!.. Как она для меня ни ужасна…
— Эта правда, папа, не может ничего изменить.
— Может! — воскликнул Алекси. — И я уже знаю, как!.. Я не оставлю тебя в этой отвратительной больнице!
— Мне любой сумасшедший дом будет тесен, — загадочно ответил Несси.
Нет, не мог он найти с отцом общего языка, никак. Старик замкнулся в себе, в своих полубезумных идеях, в своих терзаниях, из которых не было выхода. Наконец Алекси ушел, по-прежнему подавленный, но охваченный какой-то скрытой яростью, родившейся тут, в мрачных коридорах этого дома. Он знал, что никогда не смирится с участью сына. Что бы ни случилось, какие бы препятствия ни встали перед ним, он преодолеет все. От одной лишь мысли о предстоящей борьбе шаг его сделался тверже и решительней.
На следующий день Несси выразил желание встретиться со следователем и сделать ему заявление. Через час его вызвали к главному врачу. Огромный мужчина, у которого, по-видимому, начиналась слоновья болезнь, любезно предложил ему сесть, затем и сам осторожно опустился на стул, не сводя с Несси холодного, неподвижного взгляда. Такой взгляд Несси не раз замечал у многих обитателей этого дома. Но голос у врача оказался — неожиданно для такой громадины — мягким, тихим и мелодичным.
— Я знаю, сейчас вы вполне здоровы! — начал он. — И все же хочу спросить, хорошо ли вы обдумали ваше заявление?
Врачу показалось, что Несси бросил на него насмешливый взгляд.
— Конечно! Может, в этом и кроется причина всех моих бед.
— Предполагаю, что вы собираетесь сделать признание, которое резко ухудшит ваше теперешнее положение.
— Именно так, — кивнул Несси.
Главный врач с шумом втянул ноздрями воздух.
— Зачем? Чтобы вырваться отсюда?
— Позвольте не сообщать вам моих мотивов. Но в принципе каждый человек должен занимать то место, которого он заслуживает.
— Боюсь, как бы вы не ошиблись. Этот ненормальный дом — единственное место, где вы можете жить нормально. Я постараюсь создать вам все условия, даже для научной работы, если хотите.
— Спасибо. Все это уже не нужно.
— Но, боже мой, почему? — чуть не застонал огромный мужчина. — Голос совести?.. И это при вашем уме, который так трезво может все взвесить?
— Человек и совесть — понятия равнозначные. Как любовь и красота. Есть ли они у меня, разумеется, вопрос особый. Но пусть даже это и так, неужели я не имею права к ним стремиться?
— Нет, вы все-таки сумасшедший! — горестно сказал врач. — Имейте в виду, я вправе оспорить любое ваше заявление.
— Это не только ваше право, но и обязанность, — ответил Несси.
Следователь прибыл с невероятной быстротой. У него был вид молодой глупой гончей, неожиданно для самой себя напавшей на след. Он так торопился, что явился к Несси, даже не сняв своего темного поношенного плаща. Несси хмуро взглянул на него и сказал:
— Боюсь, что именно я должен нести ответственность за смерть Кирилла Захариева.
Следователь даже не дрогнул. Он давно уже обдумывал эту версию и в душе был глубоко убежден в виновности Несси.
— Что значит «боюсь»? — спросил он сдержанно. — Нельзя ли поточней?
— К сожалению, нельзя, — сухо ответил Несси. — Я и в этом случае не помню всех подробностей. Но с уверенностью могу сказать, что на крыше мы были вдвоем. И в памяти моей все настойчивей всплывают отдельные сцены…
Несси замолчал. Следователь наблюдал за ним с затаенным напряжением.
— Это все, что вы хотели мне сказать?
— Нет, конечно. Я все же в себе не очень уверен. И в том, что я сказал сейчас, и во всем остальном… Я бы хотел попросить вас еще раз побывать на той террасе вместе со мной. В тот же час, в такой же обстановке. Может быть, это мне что-то подскажет.
— Хорошо. Я возражать не буду, — ответил следователь.
На следующее же утро за Несси прислали мощную машину с задернутыми синими занавесками. Провожал его сам главный врач, неодетый, с непокрытой головой. День был холодный, хмурое небо грозило разразиться то ли дождем, то ли снегом. Они остановились у лимузина. Врача знобило. Несси еле заметно улыбнулся, возможно, чтоб его подбодрить.
— Прощайте, доктор! — отчетливо проговорил он.
— Прощайте, несчастный вы человек.
…И вот Несси снова вышел на черную крышу. Ночь была холодной, небо, тяжелое, изодранное, с трудом волочило свои лохмотья, словно только что вырвалось из когтей огромного зверя. Где-то за тучами, вероятно, светила луна, потому что на горизонте море казалось белым, твердым и острым, как лезвие сабли. Дул ветер, огромный, могучий и настолько плотный, что, казалось, он вырывался из какой-то гигантской трубы, неся в своих морозных струях искорки льда. Охваченный смутным страхом, Несси остановился. За ним — безмолвная охрана и следователь. Прошло несколько минут. Несси стоял выпрямившись, смотрел на небо. Ни о чем не думал, ничего не вспоминал, не искал никаких оправданий. Хорошо хоть, что ночь в этот раз настоящая — могучая, трагическая, в такую ночь не страшно погибнуть. Вдруг Несси стремительно шагнул вперед, вскочил на балюстраду, вскинул руки и с душераздирающим криком полетел в бездну. Он летел, беспамятный, искрящийся, как падающий, охваченный белым пламенем метеор, готовый в любое мгновение рассеяться и исчезнуть. Но был еще жив, человеческое сознание еще не покинуло его. И знал, что где-то там, на самом дне бездны, его ждет жена, ее белое лицо с выклеванными вороньем глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18