Я с удовольствием пил крепкий и горячий кофе, надеясь, что это поможет мне избавиться от привкуса смерти, обволакивавшего мой язык. Ильман сделал пару самокруток и протянул одну мне. Крепкий табак по вкусу напоминал ароматный дым от жарящегося мяса.
- А не имеет ли к этому какое-нибудь отношение ваш сумасшедший чех? спросил он. - Ну тот, который называет себя кавалерийским офицером.
- Кажется, он действительно был кавалерийским офицером, - сказал я. Его немного контузило на Восточном фронте, и он до конца так и не оправился. Этот кавалерист не способен совершить тройные прыжки, и, честно говоря, я не собираюсь на него ничего навешивать, если, конечно, не получу прямых улик. И не намерен выбивать из кого-нибудь признание, как это принято на Александр-плац. Не говоря уже о том, что он ничего такого не сказал. Его допрашивали все выходные, и он по-прежнему утверждает, что невиновен. Посмотрим, может быть, кто-нибудь из служащих камеры хранения опознает в нем человека, который оставил этот чемодан, но если нет, мне придется его отпустить.
- Представляю, как огорчится ваш чувствительный инспектор, ухмыльнулся Ильман. - Тот, у которого дочь. Из его разговоров я понял: он совершенно уверен, что, будь у вас побольше времени, вы бы непременно состряпали против этого чеха дельце.
- Без сомнения. Он считает, что срок, который этот чех получил за изнасилование малолетней, - достаточная причина для того, чтобы посадить этого парня в укромную камеру и хорошенько им заняться.
- Методы современной полиции, они требуют столько сил! Как им хватает энергии?
- Это единственное, на что они ее расходуют. Дойбелю давно пора быть в кроватке, и он мне об этом уже напомнил. Некоторые из современных полицейских думают, что они работают в банке. - Я отмахнулся от него. - Вам никогда не казалось странным, что в Берлине все преступления совершаются днем?
- Вы забываете о том звонке в вашу квартиру ранним утром, когда к вам ввалились ваши добрые соседи-гестаповцы.
- Но там вы никогда не застанете никого старше криминальассистента, составляющего красные таблицы А-1 для штаба. И то, если что-нибудь очень важное.
Я повернулся к Дойбелю, который изо всех сил изображал такую смертельную усталость, что казалось, только госпиталь может поставить его на ноги.
- Когда фотограф закончит снимать труп, скажите ему, пусть сделает пару фотографий, чемодана в закрытом виде. И еще - снимки должны быть готовы к тому времени, когда соберутся все сотрудники камеры хранения. Это поможет им освежить воспоминания. Профессор отвезет чемодан в Алекс, как только он будет сфотографирован.
- А как быть с семьей девушки, комиссар? Это ведь Ирма Ханке, правда?
- Конечно, нужно будет, чтобы они официально опознали труп, но только после того, как профессор произведет вскрытие. Может быть, вы сделаете что-нибудь, чтобы труп не выглядел так ужасно? Для ее матери.
- Я не занимаюсь косметикой трупов, Берни, - холодно произнес профессор.
- Расскажите это кому-нибудь другому. Уж я-то видел, как вы однажды сделали вполне приличный труп из горы мясного фарша.
- Ну хорошо, - вздохнул Ильман. - Посмотрю, что можно сделать. Но мне потребуется на это целый день. Может быть, и ночь.
- Работайте, сколько вам нужно, но я хотел бы сообщить родителям, что мы нашли труп, сегодня вечером, так что не смогли бы вы к этому времени прикрепить ее голову к телу?
Дойбель громко зевнул.
- Ну что ж, инспектор, вы покорили аудиторию. Роль смертельно уставшего человека, нуждающегося в отдыхе, вам прекрасно удалась. Видит Бог, вы сделали все, что в ваших силах. Как только Беккер и Корш сменят вас, можете идти домой. Но я хочу, чтобы сегодня утром вы провели очную ставку. Может быть, кто-нибудь из сотрудников камеры хранения вспомнит нашего судетского приятеля.
- Слушаюсь, комиссар, - сказал Дойбель. Поняв, что скоро можно будет уйти домой, он взбодрился.
- Вы узнали, как зовут дежурного сержанта? Того, который отвечал на анонимный звонок?
- Голнер.
- Неужели старина Танкер Голнер?
- Да, комиссар. Вы найдете его в общежитии для полицейских. Он заявил, что подождет нас у себя дома, так как в гробу он видел Крипо и у него нет никакого желания торчать там всю ночь и ждать, пока мы заявимся.
- Старина Танкер, он совсем не изменился, - улыбнулся я. - Ну что ж, лучше не заставлять его ждать.
- Что мне передать Коршу и Беккеру, когда они прибудут? - спросил Дойбель.
- Передайте Коршу, пусть он проверит остальные вещи в этой камере хранения. Посмотрим, не оставили ли нам здесь еще каких подарочков.
Ильман прочистил горло.
- Хорошо бы, чтобы один из них присутствовал при вскрытии, - сказал он.
- Пусть вам поможет Беккер. Ему, кажется, доставляет удовольствие вид женского тела. Не говоря уже о его глубоких познаниях в вопросах насильственной смерти. Только не оставляйте его наедине с трупом, профессор. Он вполне может выстрелить в него или трахнуть, в зависимости от того, какое у него будет настроение.
Малая-Александрштрассе тянулась в северо-восточном направлении и заканчивалась Хорст-Вессел-плац, где находилось общежитие для сотрудников расположенного рядом Алекса. Большое здание с небольшими квартирами для женатых и старших офицеров и отдельными комнатами для остальных.
Несмотря на то что вахмистр Фриц Танкер Голнер больше не был женат, он занимал небольшую квартиру с одной спальней в задней части общежития на четвертом этаже, которую оставили за ним как награду за долгую и безупречную службу.
Ящик с цветами на подоконнике, за которыми он тщательно ухаживал, единственный предмет, придававший этой квартире некоторый уют. Стены совершенно голые, если не считать пары фотографий, на которых Голнера награждали орденами. Он усадил меня в единственное в комнате кресло, а сам пристроился на краю аккуратно заправленной кровати.
- Мне говорили, что вы вернулись, - спокойно проговорил он и, наклонившись, вытащил из-под кровати деревянный ящик. - Хотите пива?
- Спасибо.
Он задумчиво кивнул, открывая пробки бутылок большими пальцами.
- И теперь в чине комиссара, как я слышал. Уволились инспектором. Возродились комиссаром. Как тут не поверить в колдовство, черт возьми? Не знай я вас так хорошо, подумал бы, что вы сидите у кого-то в кармане.
- А разве мы все не сидим там? Так или иначе?
- Только не я. И, если вы не изменились, то, значит, мы оба остались прежними.
Он неторопливо потягивал свое пиво.
Танкер родился на Восточно-Фризских островах, в Эмсланде, где, как говорят, мозги так же редки, как мех у рыбы. Вряд ли он смог бы правильно написать фамилию "Витгенштейн" и, уж конечно, ничего не понимал в его философии, но тем не менее Танкер был хорошим полицейским, еще старой закваски, жесткий, но справедливый. Он вразумлял молодых хулиганов дружеским ударом в ухо и, вместо того чтобы арестовывать человека и сажать его за решетку, предпочитал наставлять его на путь истинный простым, но очень эффективным способом - ударом своего могучего кулака размером с увесистый том энциклопедии. Говорили, что Танкер был самым крупным полицейским в Орпо, и, глядя на него, одетого в рубашку с короткими рукавами, подпоясанного широким ремнем, который, казалось, вот-вот треснет под тяжестью его огромного живота, я подумал, что в это трудно не поверить. Еще я подумал, изучая его лицо с выдающимися челюстями, что для подобного человеческого типа время остановилось - вероятно, так же выглядели его предки миллион лет назад, одетые в шкуру саблезубого тигра.
Я вытащил свои сигареты и предложил ему закурить. Он покачал головой и достал трубку.
- Если вас интересует мое мнение, - сказал я, - то мы все сидим у Гитлера в заднем кармане брюк. И он собирается съехать с горы на своей заднице.
Танкер пососал трубку и начал набивать ее табаком. Закончив, он улыбнулся и поднял свою бутылку.
- Выпьем тогда за булыжники под снегом!
Он громко рыгнул и зажег трубку. Клубы едкого дыма окутали меня, как балтийский туман, и заставили вспомнить о Бруно. Даже запах у этого дыма был такой же, как и у той мерзкой смеси, которую курил Бруно.
- Вы ведь знали Бруно, Танкер?
Он кивнул, посасывая трубку, и, не разжимая зубов, прогудел:
- Да, знал. И слышал, что с ним случилось. Бруно был хорошим человеком. - Он вытащил трубку из своего стариковского складчатого рта и принялся разглядывать, много ли осталось в ней табака. - Я его действительно хорошо знал. Мы вместе служили в пехоте. Видел его и в бою. Конечно, тогда он был совсем мальчишка, но, кажется, не очень-то боялся смерти. Он был храбрый малый.
- Его похоронили в прошлый четверг.
- Будь у меня время, я бы тоже пошел на его похороны. - Он на мгновение задумался. - Но это было где-то в Целендорфе. Слишком далеко. - Он допил свое пиво и открыл еще две бутылки. - Правда, я слышал, они превратили в кусок дерьма того, кто его убил, так что все в порядке.
- Да, похоже на то, - сказал я. - Расскажите мне о телефонном звонке вчера вечером. В котором часу это было?
- Почти точно в полночь. Мужчина спросил дежурного сержанта. Вы с ним говорите, отвечаю. Слушайте внимательно, продолжает он. Пропавшая девушка, Ирма Ханке, находится в большом голубом кожаном чемодане в камере хранения на станции "Зоопарк". Кто это? - спрашиваю я, но он вешает трубку.
- Можете вы описать мне его голос?
- Я бы сказал, что это был голос образованного человека, комиссар. Привыкшего командовать, и чтоб его приказания выполнялись. Как у офицера. Он покачал своей крупной головой. - Вот, правда, не могу сказать, сколько ему лет.
- У него был какой-нибудь акцент?
- Небольшой баварский акцент.
- Вы в этом уверены?
- Моя последняя жена из Нюрнберга, комиссар, так что я уверен в этом.
- А как бы вы описали его тон? Взволнованный? Встревоженный?
- Нет, это не был голос психопата, если вы это имеете в виду, комиссар. Голос был ледяной, как моча замерзшего эскимоса. И, как я уже говорил, он звучал, как голос офицера.
- И он хотел переговорить с дежурным сержантом?
- Это его подлинные слова, комиссар.
- Вы слышали какой-нибудь шум в трубке? Может быть, шум уличного движения? Музыку? Что-нибудь в этом роде?
- Нет, ничего.
- А что вы потом сделали, после этого звонка?
- Позвонил оператору центральной телефонной службы на Францозишештрассе. Она выяснила, что звонили из телефонной будки у станции "Вест кройц". Я послал полицейскую машину, чтобы опечатать эту будку, пока не подъедет команда из отдела 5-Д и не проверит, что за пианист там работал.
- Молодец. И затем вы позвонили Дойбелю?
- Да, комиссар.
Я кивнул и принялся за вторую бутылку пива.
- Я полагаю, что в Орпо знают, из-за чего вся эта суета?
- Фон дер Шуленберг в начале прошлой недели собрал всех старших офицеров в кабинете для инструктажа. Нам сообщили то, что многие уже и так подозревали, - на улицах Берлина появился новый Горман. Многие считают, что именно поэтому вы и вернулись в полицию. Большая часть штатских, что теперь у нас служат, не смогут найти даже уголь в куче шлака. А дело Гормана - это была хорошая работа.
- Спасибо, Танкер.
- Все равно, комиссар, не похоже, чтобы маленький судетский придурок, который сидит у вас, был на самом деле в этом замешан, правда? Надеюсь, вы не возражаете, что я высказываю свое мнение?
- Нет, если у него, конечно, не было в кармане телефона. Но мы все-таки решили посмотреть - может быть, кто-нибудь в камере хранения на станции "Зоопарк" признает его. Кто знает, может быть, у него на воле остался сообщник.
Танкер кивнул.
- Истинная правда, - сказал он. - Все возможно в Германии, пока рейхсканцлером у нас это дерьмо - Гитлер.
Несколькими часами позже я вновь приехал на станцию "Зоопарк", где Корш уже раздал фотографии чемодана собравшимся здесь сотрудникам камеры хранения. Они вглядывались и вглядывались в фотографию, качали головами и скребли свои седеющие бородки, и все-таки никто не мог вспомнить человека, оставившего голубой кожаный чемодан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- А не имеет ли к этому какое-нибудь отношение ваш сумасшедший чех? спросил он. - Ну тот, который называет себя кавалерийским офицером.
- Кажется, он действительно был кавалерийским офицером, - сказал я. Его немного контузило на Восточном фронте, и он до конца так и не оправился. Этот кавалерист не способен совершить тройные прыжки, и, честно говоря, я не собираюсь на него ничего навешивать, если, конечно, не получу прямых улик. И не намерен выбивать из кого-нибудь признание, как это принято на Александр-плац. Не говоря уже о том, что он ничего такого не сказал. Его допрашивали все выходные, и он по-прежнему утверждает, что невиновен. Посмотрим, может быть, кто-нибудь из служащих камеры хранения опознает в нем человека, который оставил этот чемодан, но если нет, мне придется его отпустить.
- Представляю, как огорчится ваш чувствительный инспектор, ухмыльнулся Ильман. - Тот, у которого дочь. Из его разговоров я понял: он совершенно уверен, что, будь у вас побольше времени, вы бы непременно состряпали против этого чеха дельце.
- Без сомнения. Он считает, что срок, который этот чех получил за изнасилование малолетней, - достаточная причина для того, чтобы посадить этого парня в укромную камеру и хорошенько им заняться.
- Методы современной полиции, они требуют столько сил! Как им хватает энергии?
- Это единственное, на что они ее расходуют. Дойбелю давно пора быть в кроватке, и он мне об этом уже напомнил. Некоторые из современных полицейских думают, что они работают в банке. - Я отмахнулся от него. - Вам никогда не казалось странным, что в Берлине все преступления совершаются днем?
- Вы забываете о том звонке в вашу квартиру ранним утром, когда к вам ввалились ваши добрые соседи-гестаповцы.
- Но там вы никогда не застанете никого старше криминальассистента, составляющего красные таблицы А-1 для штаба. И то, если что-нибудь очень важное.
Я повернулся к Дойбелю, который изо всех сил изображал такую смертельную усталость, что казалось, только госпиталь может поставить его на ноги.
- Когда фотограф закончит снимать труп, скажите ему, пусть сделает пару фотографий, чемодана в закрытом виде. И еще - снимки должны быть готовы к тому времени, когда соберутся все сотрудники камеры хранения. Это поможет им освежить воспоминания. Профессор отвезет чемодан в Алекс, как только он будет сфотографирован.
- А как быть с семьей девушки, комиссар? Это ведь Ирма Ханке, правда?
- Конечно, нужно будет, чтобы они официально опознали труп, но только после того, как профессор произведет вскрытие. Может быть, вы сделаете что-нибудь, чтобы труп не выглядел так ужасно? Для ее матери.
- Я не занимаюсь косметикой трупов, Берни, - холодно произнес профессор.
- Расскажите это кому-нибудь другому. Уж я-то видел, как вы однажды сделали вполне приличный труп из горы мясного фарша.
- Ну хорошо, - вздохнул Ильман. - Посмотрю, что можно сделать. Но мне потребуется на это целый день. Может быть, и ночь.
- Работайте, сколько вам нужно, но я хотел бы сообщить родителям, что мы нашли труп, сегодня вечером, так что не смогли бы вы к этому времени прикрепить ее голову к телу?
Дойбель громко зевнул.
- Ну что ж, инспектор, вы покорили аудиторию. Роль смертельно уставшего человека, нуждающегося в отдыхе, вам прекрасно удалась. Видит Бог, вы сделали все, что в ваших силах. Как только Беккер и Корш сменят вас, можете идти домой. Но я хочу, чтобы сегодня утром вы провели очную ставку. Может быть, кто-нибудь из сотрудников камеры хранения вспомнит нашего судетского приятеля.
- Слушаюсь, комиссар, - сказал Дойбель. Поняв, что скоро можно будет уйти домой, он взбодрился.
- Вы узнали, как зовут дежурного сержанта? Того, который отвечал на анонимный звонок?
- Голнер.
- Неужели старина Танкер Голнер?
- Да, комиссар. Вы найдете его в общежитии для полицейских. Он заявил, что подождет нас у себя дома, так как в гробу он видел Крипо и у него нет никакого желания торчать там всю ночь и ждать, пока мы заявимся.
- Старина Танкер, он совсем не изменился, - улыбнулся я. - Ну что ж, лучше не заставлять его ждать.
- Что мне передать Коршу и Беккеру, когда они прибудут? - спросил Дойбель.
- Передайте Коршу, пусть он проверит остальные вещи в этой камере хранения. Посмотрим, не оставили ли нам здесь еще каких подарочков.
Ильман прочистил горло.
- Хорошо бы, чтобы один из них присутствовал при вскрытии, - сказал он.
- Пусть вам поможет Беккер. Ему, кажется, доставляет удовольствие вид женского тела. Не говоря уже о его глубоких познаниях в вопросах насильственной смерти. Только не оставляйте его наедине с трупом, профессор. Он вполне может выстрелить в него или трахнуть, в зависимости от того, какое у него будет настроение.
Малая-Александрштрассе тянулась в северо-восточном направлении и заканчивалась Хорст-Вессел-плац, где находилось общежитие для сотрудников расположенного рядом Алекса. Большое здание с небольшими квартирами для женатых и старших офицеров и отдельными комнатами для остальных.
Несмотря на то что вахмистр Фриц Танкер Голнер больше не был женат, он занимал небольшую квартиру с одной спальней в задней части общежития на четвертом этаже, которую оставили за ним как награду за долгую и безупречную службу.
Ящик с цветами на подоконнике, за которыми он тщательно ухаживал, единственный предмет, придававший этой квартире некоторый уют. Стены совершенно голые, если не считать пары фотографий, на которых Голнера награждали орденами. Он усадил меня в единственное в комнате кресло, а сам пристроился на краю аккуратно заправленной кровати.
- Мне говорили, что вы вернулись, - спокойно проговорил он и, наклонившись, вытащил из-под кровати деревянный ящик. - Хотите пива?
- Спасибо.
Он задумчиво кивнул, открывая пробки бутылок большими пальцами.
- И теперь в чине комиссара, как я слышал. Уволились инспектором. Возродились комиссаром. Как тут не поверить в колдовство, черт возьми? Не знай я вас так хорошо, подумал бы, что вы сидите у кого-то в кармане.
- А разве мы все не сидим там? Так или иначе?
- Только не я. И, если вы не изменились, то, значит, мы оба остались прежними.
Он неторопливо потягивал свое пиво.
Танкер родился на Восточно-Фризских островах, в Эмсланде, где, как говорят, мозги так же редки, как мех у рыбы. Вряд ли он смог бы правильно написать фамилию "Витгенштейн" и, уж конечно, ничего не понимал в его философии, но тем не менее Танкер был хорошим полицейским, еще старой закваски, жесткий, но справедливый. Он вразумлял молодых хулиганов дружеским ударом в ухо и, вместо того чтобы арестовывать человека и сажать его за решетку, предпочитал наставлять его на путь истинный простым, но очень эффективным способом - ударом своего могучего кулака размером с увесистый том энциклопедии. Говорили, что Танкер был самым крупным полицейским в Орпо, и, глядя на него, одетого в рубашку с короткими рукавами, подпоясанного широким ремнем, который, казалось, вот-вот треснет под тяжестью его огромного живота, я подумал, что в это трудно не поверить. Еще я подумал, изучая его лицо с выдающимися челюстями, что для подобного человеческого типа время остановилось - вероятно, так же выглядели его предки миллион лет назад, одетые в шкуру саблезубого тигра.
Я вытащил свои сигареты и предложил ему закурить. Он покачал головой и достал трубку.
- Если вас интересует мое мнение, - сказал я, - то мы все сидим у Гитлера в заднем кармане брюк. И он собирается съехать с горы на своей заднице.
Танкер пососал трубку и начал набивать ее табаком. Закончив, он улыбнулся и поднял свою бутылку.
- Выпьем тогда за булыжники под снегом!
Он громко рыгнул и зажег трубку. Клубы едкого дыма окутали меня, как балтийский туман, и заставили вспомнить о Бруно. Даже запах у этого дыма был такой же, как и у той мерзкой смеси, которую курил Бруно.
- Вы ведь знали Бруно, Танкер?
Он кивнул, посасывая трубку, и, не разжимая зубов, прогудел:
- Да, знал. И слышал, что с ним случилось. Бруно был хорошим человеком. - Он вытащил трубку из своего стариковского складчатого рта и принялся разглядывать, много ли осталось в ней табака. - Я его действительно хорошо знал. Мы вместе служили в пехоте. Видел его и в бою. Конечно, тогда он был совсем мальчишка, но, кажется, не очень-то боялся смерти. Он был храбрый малый.
- Его похоронили в прошлый четверг.
- Будь у меня время, я бы тоже пошел на его похороны. - Он на мгновение задумался. - Но это было где-то в Целендорфе. Слишком далеко. - Он допил свое пиво и открыл еще две бутылки. - Правда, я слышал, они превратили в кусок дерьма того, кто его убил, так что все в порядке.
- Да, похоже на то, - сказал я. - Расскажите мне о телефонном звонке вчера вечером. В котором часу это было?
- Почти точно в полночь. Мужчина спросил дежурного сержанта. Вы с ним говорите, отвечаю. Слушайте внимательно, продолжает он. Пропавшая девушка, Ирма Ханке, находится в большом голубом кожаном чемодане в камере хранения на станции "Зоопарк". Кто это? - спрашиваю я, но он вешает трубку.
- Можете вы описать мне его голос?
- Я бы сказал, что это был голос образованного человека, комиссар. Привыкшего командовать, и чтоб его приказания выполнялись. Как у офицера. Он покачал своей крупной головой. - Вот, правда, не могу сказать, сколько ему лет.
- У него был какой-нибудь акцент?
- Небольшой баварский акцент.
- Вы в этом уверены?
- Моя последняя жена из Нюрнберга, комиссар, так что я уверен в этом.
- А как бы вы описали его тон? Взволнованный? Встревоженный?
- Нет, это не был голос психопата, если вы это имеете в виду, комиссар. Голос был ледяной, как моча замерзшего эскимоса. И, как я уже говорил, он звучал, как голос офицера.
- И он хотел переговорить с дежурным сержантом?
- Это его подлинные слова, комиссар.
- Вы слышали какой-нибудь шум в трубке? Может быть, шум уличного движения? Музыку? Что-нибудь в этом роде?
- Нет, ничего.
- А что вы потом сделали, после этого звонка?
- Позвонил оператору центральной телефонной службы на Францозишештрассе. Она выяснила, что звонили из телефонной будки у станции "Вест кройц". Я послал полицейскую машину, чтобы опечатать эту будку, пока не подъедет команда из отдела 5-Д и не проверит, что за пианист там работал.
- Молодец. И затем вы позвонили Дойбелю?
- Да, комиссар.
Я кивнул и принялся за вторую бутылку пива.
- Я полагаю, что в Орпо знают, из-за чего вся эта суета?
- Фон дер Шуленберг в начале прошлой недели собрал всех старших офицеров в кабинете для инструктажа. Нам сообщили то, что многие уже и так подозревали, - на улицах Берлина появился новый Горман. Многие считают, что именно поэтому вы и вернулись в полицию. Большая часть штатских, что теперь у нас служат, не смогут найти даже уголь в куче шлака. А дело Гормана - это была хорошая работа.
- Спасибо, Танкер.
- Все равно, комиссар, не похоже, чтобы маленький судетский придурок, который сидит у вас, был на самом деле в этом замешан, правда? Надеюсь, вы не возражаете, что я высказываю свое мнение?
- Нет, если у него, конечно, не было в кармане телефона. Но мы все-таки решили посмотреть - может быть, кто-нибудь в камере хранения на станции "Зоопарк" признает его. Кто знает, может быть, у него на воле остался сообщник.
Танкер кивнул.
- Истинная правда, - сказал он. - Все возможно в Германии, пока рейхсканцлером у нас это дерьмо - Гитлер.
Несколькими часами позже я вновь приехал на станцию "Зоопарк", где Корш уже раздал фотографии чемодана собравшимся здесь сотрудникам камеры хранения. Они вглядывались и вглядывались в фотографию, качали головами и скребли свои седеющие бородки, и все-таки никто не мог вспомнить человека, оставившего голубой кожаный чемодан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44