Он бросил на меня быстрый взгляд.
— Давайте-ка поговорим лучше о Гордоне. Или он вас уже не интересует?
Я обвел глазами вместительный зал, где мы сидели.
— Настоящий бизнес кипит у вас наверху? Именно там стоят игорные столы? — Он кивнул. — Неплохо тут у вас...
Он сразу, посерьезнел:
— Ясное дело, неплохо. Строилось все на мои средства и так, как я этого хотел.
Я улыбнулся ему.
— Но сейчас вы всего лишь управляющий в подчинении Ниланда. Он купил у вас это место?
Вэн Кемп поднял свой бокал.
— Можно сказать и так.
— И какой-то неприятный осадок в душе все же остался, не правда ли?
В эту секунду к нам приблизился бармен.
— Господин Ниланд звонит. Он просит к телефону вас, мистер Реган.
Я прошел к аппарату, расположенному на стене с обратной стороны бара, и взял в руку болтавшуюся на проводе трубку.
— Реган у телефона.
Ниланд был явно возбужден.
— Эти мерзавцы послали записку жене Гордона.
— Она звонила вам?
— Да. Сказала, что сообщит в полицию, если я сейчас же не возвращу ей мужа.
— Вы не могли бы уговорить ее подождать хотя бы еще пару дней?
— Мне с трудом удалось выторговать у нее несколько часов. Она уже знает, что Гордона возвращают по частям, и ей это как-то не очень понравилось.
— Хотите, чтобы я с ней сейчас же поговорил?
— Да, Дэнни. Ничего другого придумать не могу. Я пообещал ей, что ты подъедешь.
Придерживая пачку одной рукой, я осторожно вытряхнул из нее кончик сигареты.
— Ну, а если я так ничего и не добьюсь?
Он ответил не сразу:
— Тогда, по-видимому, мне придется заплатить. Другого выбора у меня нет.
Он назвал мне адрес Дороти Гордон и положил трубку.
* * *
Дороти жила в одном из старых многоквартирных домов из красного кирпича в восточной части города. Когда она отворила дверь, я увидел два огромных темных глаза на небольшом личике. Еще чуть-чуть, и ее можно было бы назвать симпатичной.
Она относилась к той категории женщин, которые в минуты сильного душевного волнения теребят в руках носовые платочки.
— Вы мистер Реган?
— Да. И я хочу помочь вам.
— Никто не в силах мне помочь, кроме мистера Ниланда. Он должен, должен уплатить деньги, которые от него требуют.
— Почему вы так думаете?
Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Почему? Да потому, что они отрезают...
— Я не о том. Почему вы решили, что уплатить должен только Ниланд?
— Но ведь у него есть деньги, не так ли?
— Так думают и те люди, которые держат у себя вашего мужа. Но вы уверены, что Сэм Гордон стоит того, чтобы Ниланд платил за него двести тысяч?
Она была в буквальном смысле потрясена моими словами.
— Сэм ведь работал на него...
— Вряд ли им удалось обменяться и полусотней слов за целый год.
— Но... Но я бы сама выплатила эти деньги, если б они у меня были.
— Верно, потому что это ваш муж. А для Ниланда он никто.
На журнальном столике стояла фотография в рамке. У Сэма Гордона были волнистые волосы. И он слегка улыбался. Надо полагать, сам он считал такую улыбочку неотразимой. Парней с его внешностью обычно снимают в кино разъезжающими на доисторических колесницах. Даже по физиономии можно было догадаться, что у этого человека довольно внушительная мускулатура, Дороти Гордон вновь принялась теребить руками платочек.
— Если мистер Ниланд не заплатит, я обращусь прямо в полицию.
— И как только об этом узнают похитители, они тут же уничтожат вашего мужа.
Руки ее отчаянно двигались.
— Но что же мне остается делать? Я не хочу, что бы они… вытворяли подобное с Сэмом!
— Сколько лет вы женаты?
Она промокнула платочком глаза.
— Три года.
— И как давно он работает?
— Последний год. С тех пор как...
Она вдруг умолкла.
— С тех пор, как у вас кончились деньги?
— А вот это уже вас не касается! — вспыхнула Дороти.
Я подумал: интересно, какую же сумму она принесла ему в качестве приданого? Мужик, который считает себя таким красавчиком, что явствовало из его фотоулыбочки, никогда не женится просто так, по любви.
— Я все-таки заявлю обо всем в полицию, — произнесла она, показывая, что приняла окончательное решение.
— Дайте мне немного времени. Часа два.
— Для чего! Вы все равно не вернете мне моего мужа.
— Я попробую. Всего лишь пару часок. До пяти.
Она, казалось, была в растерянности, будто ожидала, что кто-то другом должен решить за нее этот вопрос.
— Послушайте, — вновь обратился к ней я. — Если я не появлюсь у вас с какими-то результатами к пяти часам, можете звонить в полицию. А теперь позвольте мне взглянуть на их записку.
Она подошла, к письменному столу во французском стиле, стоявшему у стены, и вернулась с бумагой в руках. Я увидел все те же печатные буквы:
МИССИС ГОРДОН, ВАШ МУЖ У НАС, И МЫ ХОТИМ ЗА НЕГО 200.000 ДОЛЛАРОВ. ТАКУЮ СУММУ МОЖЕТ ВЫПЛАТИТЬ МАЙК НИЛАНД. НО ОН СЛИШКОМ УПРЯМ. ВАШ МУЖ УЖЕ ЛИШИЛСЯ ДВУХ ПАЛЬЦЕВ, НО МОЖЕТ ПОТЕРЯТЬ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ. ЗА ПОДРОБНОСТЯМИ — К НИЛАНДУ.
Я вернул ей записку.
— Расскажите мне а Сэме. Как он обычно проводит свой день?
— Ну, с девяти вечера до четырех-пяти утра он работает в «Голубой морене». Освобождается в зависимости от того, когда расходятся игроки.
— А потом?
— Потом приходит домой и спит до полудня.
— Так бывает чаще всего?
— Так бывает всегда. Затем он встает и завтракает. А после завтрака... — Она задумалась. — Ходит в кино или на пляж.
— Один?
— Со мной.
— А потом?
— Мы возвращаемся домой и... читаем до того времени, когда ему пора отправляться на работу.
— Мне понадобится фота вашего мужа.
Она снова прошла к письменному столу и принесла мне черно-белый снимок.
— Но помните, — предупредила она, — если к пяти от вас не будет никаких вестей, я звоню в полицию.
* * *
Я опять поехал в «Попугай».
В баре, в отдельной кабинке, сидела Ева Ниланд.
— Ага! — воскликнула она. — Ходит туда-сюда, как самый типичный детектив.
Я взял себе бокал крепкого и зашел к ней в кабинку. Она посмотрела на меня по верх очков:
— Ну, ладно. Как дела?
— Есть кое-какое продвижение. Но не особо значительное.
Я вынул из кармана и показал ей фотокарточку Гордона.
— Он явно сам себе нравится, правда? — сказала она.
Наши взгляды пересеклись, и едва заметная улыбка тронула ее губы:
— А вы... Вы совсем не привлекательны, — снова заговорила она. — Кажется, вам даже приятно слышать это от меня. Я ведь давно за вами наблюдаю.
— Должно быть, вы наблюдаете за всеми без исключения.
— Вы хотите спросить, обратила ли я внимание на Гордона?
— Вы сказали это раньше меня.
— Гордон никогда того не стоил. Он был смазлив, но предельно глуп. И в том, что касается меня, и во всем остальном. А на роль «промежуточного этапа» по пути наверх я никак не гожусь.
— Конечно, Майк Ниланд об этом ни сном ни духом?
— Будем считать, что этот вопрос вы задали не подумав.
— Вам быстро все приедается. Я прав?
— Смотря что и смотря с кем. С некоторыми личностями — да. Но вы-то, кажется, не из их числа.
— И все-таки: Майк еще интересует вас?
— Отчего же нет? Вот только время в его обществе тянется так бесконечно, долго... — В ее серых глазах светился незаурядный ум. — Майк — трудяга. Он стремится превратить в надежный источник доходов все на свете. Двадцать лет положил на то, чтобы обрести нынешнее положение и капитал. Сколько бы времени это заняло у вас?
— У меня несколько иной род занятий.
Она улыбнулась:
— А скажите: была ли в вашей жизни хоть одна женщина, которая терпела вас достаточно долго?
— Где сейчас Майк?
— У себя в кабинете.
Я допил бокал и поднялся. Ева не сводила с меня внимательного взгляда.
— Вы вернетесь, — добавила она. — Рано или поздно вы вернетесь ко мне.
* * *
С одним из своих бухгалтеров Ниланд просматривал книги учета.
Как только я вошел, он довольно бесцеремонно приказал бедняге покинуть кабинет.
— Ну как?
— Думаю, кое-что прощупывается. Дороти Гордон дала мне время до пяти, чтобы я чудо для нее сотворил. Вы знаете адрес Банни?
— Конечно. Но мне кажется, что здесь тебя ждет тупик, Дэнни. Банни ничего не знает. — Ниланд замолчал, вспоминая адрес. — Он снимает комнату в восточном районе города. Какой-то захудалый отель под названием «Стерлинг».
* * *
Дежурный в гостинице сказал, не заглядывая в журнал:
— Банни? Четыреста седьмая.
— Он у себя?
— Скорей всего. Он сейчас не совсем в состоянии совершать прогулки. — Служащий осмотрел меня с головы до ног. — Надо полагать, попал в аварию. Мне-то, вообще, дела до него нет. Я просто посоветовал ему обратиться в госпиталь, да он не хочет.
Древний, пошарпанный лифт — конечно же, без лифтера — поднял меня на четвертый этаж. Я нашел комнату номер четыреста семь и попытался легонько нажать на ручку, но дверь оказалась запертой. Я постучал.
В ответ раздался глухой голос:
— Это ты, Эл?
Долго не раздумывая, я решил воспользоваться предоставленной мне возможностью:
— Я.
Прошло еще с полминуты, прежде чем я услышал, как в замке поворачивается ключ. Глаза Банни приняли совершенно нечеловеческое выражение, как только он понял, что перед ним стоит вовсе не Эл. И он тут же попытался захлопнуть дверь.
Но я оказался проворнее, схватив его рукой за рубаху на груди и вваливаясь внутрь. Толчок был не таким уж сильным, но он вскрикнул и повалился на пол. Когда я закрыл за собой дверь, я увидел, что обе ноги у него были перебинтованы, причем явно самим пострадавшим. Какое-то время Банни валялся на полу и издавал стоны, затем ползком добрался до кровати с латунными спинками. Он упал навзничь на край постели, всем своим видом показывая, что страдает от нестерпимой боли.
Это был маленький человечек с черными подвижными глазками, которые видели все, но мало что разумели. Физиономий у него была опухшая и покрытая синяками самых различных оттенков — от светло-серого до фиолетового. Видно, мальчики Майка неплохо потрудились, прежде чем стали беседовать с ним.
Когда он наконец взглянул на меня, я спросил:
— Кто такой Эл?
Он облизнул губы:
— Портье. Приносит мне еду в номер.
— Ты все ему рассказал о своих передрягах?
Должно быть, в этот момент он решил, что я очередной мальчик Майка Ниланда, и быстро-быстро закачал головой:
— Нет, сэр. Никому ни слова. Клянусь вам.
— И о Сэме Гордоне ты тоже ничего не знаешь?
Названное мною имя подействовало на него, как раздражитель на собаку Павлова. Насколько это было еще возможно, кровь отхлынула от его лица, а голос задрожал на самых высоких нотах:
— Я никогда не слышал об этом человеке, мистер! Честное слово! На Библии клянусь!
Я сильно сомневался, видел ли он хоть раз Библию за последние десять лет своей жизни, но на человека, который стал бы хранить тайну при столь неблагоприятных для себя обстоятельствах, он похож не был.
Я полез в карман за изображением Гордона.
— Знаешь этого человека?
Он угодливо закивал:
— Конечно. Это Эрни.
— Эрни?!. А дальше?
— Эрни Уоллис, — глаза Банни заискрились невесть откуда взявшейся хитрецой. — А что, кто-то еще называет его Сэмом Гордоном?
Я забрал у него снимок.
— Так. Теперь расскажи мне все, что тебе известно об этом Эрни, Постарайся припомнить любые подробности. Я понимаю, ты попал в переплет, но худшее может ждать тебя впереди, помни об этом. Я обладаю гораздо более буйной фантазией, чем те люди, что нанесли тебе визит на прошлой неделе.
Он заговорил четко и без пауз, явно не желая испытывать моего терпения:
— Я, можно сказать, ничего об Эрни и не знаю. Играли на бильярде у Свенсона — я, Бен и Фитц. Мы знали Эрни каких-нибудь две недели, не больше. Он нам даже никогда не говорил, где живет.
— Он упоминал когда-нибудь, кем и где работает?
— Нет. Я у него и не спрашивал. Здесь такие вопросы не принято задавать.
— А как вы сами зарабатываете на жизнь? Ты, Бен и Фитц?
Он беспокойно заерзал на месте.
— Беремся за любую подвернувшуюся работу. Двадцатка здесь, тридцатка там.
1 2 3 4 5