– Чернов намеренно опустил ситуацию.
И не потому опустил, что ему стало вновь, как вчера, страшновато ощущать себя чужим героем в чужой истории, но лишь потому, что ему надоел высокий штиль, любимый Хранителем и его распрекрасной Книгой, и действительно хотелось пить. Возможно, если б у него имелся обыкновенный термометр, он бы легко получил физическое подтверждение слов Кармеля – про то, что в нем чего-то горит. Но сам он чувствовал в себе нормальные тридцать шесть и шесть по родному Цельсию, а возникшая Сила… Да нет, если честно – что-то в нем и вправду возникло, что-то мощное, подспудно, откуда-то из глубины – как «сладкие взрывы»? – заставляющее действовать, а не праздно сидеть, лежать, смотреть в окно за неимением телевизора, действовать – значит искать Путь, если верить Кармелю.
А что еще оставалось Чернову? Разве что не верить, но это в его положении архинепродуктивно…
Впрочем, если то состояние, что испытывал Чернов с момента сегодняшнего пробуждения, назвать «взрывом», то уж точно не «сладким». Скорее – с привкусом кислинки, который возникает во рту в момент внезапной опасности. Как у других, Чернов не ведал, а у него всегда было так.
– Хорошо, я стану искать Путь, раз Сила для этого у меня уже есть… – И опять не удержался от стеба: – Сила есть – ума не надо… – Спохватился: а вдруг обидел Хранителя? – Не бери в голову, Кармель, я иду искать. Кто еще не спрятался, я не виноват… – И даже утишая возможную обиду собеседника, оставался самим собой: этаким записным шутничком, рубахой-парнем, массовиком-затейником по несчастью.
Но кто знает досконально человеческую психику? Кто объяснит, почему один – такой, а другой – наоборот? Уж наверняка – не психологи, доктора-профессора-академики, эти – всего лишь шаманы, потому что знание о человеке им не дано и никому не дано. Лишь Бог или Сущий по-местному может знать, поскольку – Создатель, если по Библии, по Книге Книг, но даже местные, «иные люди», утверждают: он, Сущий – вне. Или – внутри. В последнем случае все, что делает и будет делать Чернов – да не только он, а любой смертный! – в какой-то степени санкционировано Богом или Сущим. Его святой – или сугубо научный! – промысел.
Вот славная гипотеза! Очень она подходила нынешнему состоянию Чернова, круто замешенному на сказочном «поди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что»! Тем более что ему сие и предстояло – в ближайшие сорок восходов и сорок закатов – пойти и найти. Путь.
Господи, Сущий, коли есть ты вне и внутри, обучи неразумного, как быть и как действовать, ибо по одной из Твоих святых книг он, Бегун, все забыл и никогда не вспомнит. Он – на все времена, но во все времена каждый раз он должен начинать Путь с нуля, даже не догадываясь, с какой ноги это делать. Его многовременной опыт, сын ошибок трудных, остается в Книге Пути или в любой другой книге – если опыт взят из другого, а не данного, времени, другого, а не данного, пространства, – но даже Книга (или книги) не для него писаны. Нельзя, сказал Кармель! Что делать? Вмазать Хранителю по башке камнем, взломать каменный сундук в Храме и жадно прочитать про себя: как он искал Путь, как нашел, почему отверг другие Пути, назвав их чужими?.. Чернов зуб давал, что в Книге Пути что-то написано, что намекнет мудрому и знающему на верный шаг, но, во-первых, Чернов здесь – не мудрый и уж точно ни хрена не знающий, а во-вторых, тексты Книги столь темны и неконкретны, что даже супермудрый запутается и сдастся.
Наверняка там что-то вроде: «И увидел Бегун знамение, и понял – вот Путь истинный». Писали-то Книгу люди, которые сами ни черта не понимали в происходившем. Они бы и рады спросить Бегуна, да только он ушел дальше – по другим Путям, а о прошедшем сразу забыл, выкинул из головы. Чудесное, к слову, свойство памяти: с глаз долой, из сердца вон. В.И. Даль со своим томом пословиц и поговорок уместен в любой точке пространства-времени…
Закончил философствование, как непродуктивное занятие. Спросил:
– А как насчет молока?
Кармель неожиданно засмеялся:
– Иди в любой дом – люди будут счастливы помочь Бегуну.
– А если они бедны? Если молоко для них – ценность великая?
– У нас нет ни бедных, ни богатых. Нас слишком мало, чтобы кто-то захотел и тем более смог выделиться. И потом, мы постоянно ждем возвращения в свой дом, в свой мир, к нашему большому народу. Мы существуем в состоянии похода. Зачем нам разобщаться?
Странно, но Кармель употребил еврейское понятие «хамраа» – не поход, а взлет, но Чернов явственно понял его именно как поход. Почему? Внушение?.. Но термин «взлет» куда уместнее в ситуации: взлет мысли, взлет силы, взлет желаний… Действительно странно: Чернов здесь понимает то, что не может понять по определению, и так, как не должен понимать по законам языка. Еще одна загадка «иных людей»? Или все это – шалости Силы, взятой (тоже, кстати, странноватый термин!) Черновым?.. Да, еще: мальчишка сказал, что мать его делает гдэвер. Тогда Чернов не понял слова. Сейчас он точно знал его значение: генеральная уборка перед праздником. Ни в арамейском, ни в древнееврейском, ни тем более в баскском такого слова нет. Мистика становится частью быта и уже не пугает, как ей положено…
– А у вашего народа… Гананского, да?.. есть и богатые и бедные?
– Как и у любого народа на земле. Странные ты задаешь вопросы, Бегун.
А здесь – коммунизм. Всеобщее равенство, братство, стучись в любую дверь…
– Зачем же вы стремитесь назад, Кармель? Ну, ты Хранитель, представитель особого рода. Полагаю, ты – и вернувшись – останешься Хранителем, Книга-то у тебя. Но разве тебе не горько за будущее твоих людей? Ведь они – наверняка! – вольются в армию бедняков. Если, конечно, ваш Царь сумел победить чудовищ и в земле Гананской все по-прежнему…
– Ты не понимаешь, Бегун, – в голосе Кармеля звучало огорчение, – у тебя нет ни дома, ни семьи, ни своего народа, ни своей земли. Ты – странник, Бегун, твоя жизнь – переходить с Пути на Путь и ни один не считать своим. Ты не можешь и не сумеешь – не дано тебе! – представить, что значит родной дом и родной край. И какая разница – беден ты или богат!.. Кстати, у народа Гананского никогда не было расслоения по достатку или по знатности. Род Царей и род Хранителей – да, это особенные роды. Но разве я, Хранитель, ставлю себя выше соседа – из рода ткачей или даже рода мусорщиков? Никогда! Да это и невозможно. Потому что у каждого из нас есть сила, которая в минуту необходимости может стать общей. И без силы мусорщика не обретет полной силы Царь, а без силы ткача я не смогу предсказать урожай винограда или надвигающееся ненастье. Мы сильны нашей силой, Бегун, и ты понял это вчера. Ведь верно?
– Верно, – согласился Чернов. – Но ты говорил, что ваш Царь сам обладает особой силой…
– Как и я. Сила каждого уникальна. Но лишь сложенная с силой всех она станет непобедимой.
– Почему же понадобился Бегун, чтобы увести людей Вефиля сюда, в этот мир? Почему бы людям Вефиля и других городов народа Гананского было не объединить всю силу и победить чудовищ?
– Потому что они разделили нас своей силой, и мы не могли сплотить свою. Потому что им нужна была Книга, и следовало спасти ее. Потому что твой приход и спасение Книги в Вефиле даст возможность вновь объединить народ Гананский и вернуть ему былое величие. Потому что ты снова здесь, и это – главное объяснение.
– Но зачем чудовищам Книга Пути?! – Чернов прямо-таки орал уже.
– В ней – вся мудрость мира, – намеренно тихо-тихо, словно упрекая Чернова в ненужной истеричности, ответил Кармель. – Убить мудрость – убить мир.
– Весь мир? Неужели?.. – Чернов снизил тон, но зато добавил издевки: ну, раздражала его высокопарность Хранителя – во-первых, и полная, на его взгляд, сказочная чушь, которая хороша в легендах и мифах, в той же Книге Пути или в Библии, например, но абсолютно противопоказанная реальному бытию, которое окружало и Чернова, и Кармеля, и мальчишку, который сейчас бегал по домам и сообщал «иным», что Бегун взял Силу.
И опять Кармель остался спокоен, не обратил внимания на тон Бегуна.
– Про весь – не скажу. Откуда-то эти чудовища явились к нам – значит, есть остальной мир. Земля велика… Но я имею в виду Междугорье, где мы жили, и Загорье, где жили – а может, и живут еще! – люди Ветра, и течение пеки Тал, где обитает народ Гиптов, и землю за Теплым морем, где живут Парфы… Мы знаем их, мы дружим с ними. А есть и другие, которые тоже путешествуют к нам, хотя и обитают далеко на востоке.
– Книга Пути, как я понял, – Чернов снизил тон, устыдился – рассказывает только об истории народа Гананского…
– Не так, – не согласился Кармель. – Она рассказывает о нашем народе, но мудрость ее – общая для всех. Книга Пути хранится у нас, но в каждом народе есть свой Хранитель, который получает знания от наших Хранителей.
– Это понятно, Кармель, свой Путь есть у каждого народа, а законы Путей – едины.
– Едины для тех народов, что и сегодня живут где-то рядом? Может быть, за Красными горами?
Кармель улыбнулся – открыто, радостно.
– Вот видишь, ты начинаешь вспоминать… В Книге сказано: «И когда вокруг Вефиля выросли горы, Бегун сказал: „Это хорошее место. Я здесь был однажды. Красные горы окружают землю, богатую добром. Пусть мальчик выйдет и скажет, не конец ли это Пути?“ И вышел мальчик и сказал: „Да, мы останемся здесь“. И тогда Бегун подошел к каждому, кто был с ним в Пути, и обнял каждого, и посмотрел каждому в глаза, возвращая взятую в Путь Силу, и сказал: „Когда придет срок, я вернусь“. И ушел. А народ остался у подножия Красных гор и стал жить и ждать Бегуна…» Ты оказался прав, Бегун: здесь живут добрые люди. Мы обмениваемся с ними плодами наших трудов. Совсем недалеко от Вефиля, всего на Расстоянии одного и еще половинки времени пешего хода, есть большой город по имени Панкарбо. В нем обитают горячие по крови, но хорошие и смелые люди. Они нам отдают ткани, крепкое железо для плугов и ножей, а мы научили их сажать виноград и делать вино. И дальше есть другие города, где живут такие же люди, мы тоже туда доходим, хотя и нечасто: дорога трудна, гориста. И они бывают у нас. Здесь можно жить, Бегун. Но мы хотим вернуться домой…
Мелькнула догадка, которую Чернов немедленно попробовал зафиксировать и прояснить.
– А как они называют себя, ваши соседи?
– Бастарос или, иногда, сегурос.
Bastar – «достаточный» с испанского, вероятно, в местном контексте – «самодостаточный», поскольку seguro de si в переводе с испанского означает «уверенный в себе». Испанцы или все же баски – соседи вефильцев. Вот откуда баскские слова в языке…
– А до моря вы никогда не доходили? – вопрос на засыпку.
Интересно – на чью? Кармеля или Чернова?
– Большая вода? – переспросил Кармель.
Это прозвучало буквально: гадол карим. И переспросил:
– Map?.. Нет, это очень далеко, пешком невозможно. Бастарос бывают там, но у них есть лошади и повозки.
– Так поменяли бы их на что-нибудь, и у вас появились бы лошади. Знаешь, Кармель, лошадь тоже умеет рожать маленьких лошадей, а повозку несложно построить, если у вас есть род древоделов.
Кармель упрямо не желал слышать ни издевки, ни даже легкой иронии.
– Да, мы могли бы. Но разве кому-то из нас дозволено было отлучаться из Вефиля так надолго? Мы ведь ждали тебя, Бегун, каждый восход – все это бесконечно длинное время. И ты застал в городе всех до одного, и все до одного встанут на Путь позади тебя… Так что дело за тобой, Бегун. Ищи Путь.
– Разве я против? – задал Чернов вполне риторический вопрос. И добавил еще один – тоже риторический: – Только ни ты, ни даже я незнаем пока, где он начинается. Так, Хранитель?
– Так, – согласился Кармель. Поинтересовался: – Ты это к чему?
– А к тому, – беспечно сказал Чернов, – что мне надо побывать в Панкарбо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
И не потому опустил, что ему стало вновь, как вчера, страшновато ощущать себя чужим героем в чужой истории, но лишь потому, что ему надоел высокий штиль, любимый Хранителем и его распрекрасной Книгой, и действительно хотелось пить. Возможно, если б у него имелся обыкновенный термометр, он бы легко получил физическое подтверждение слов Кармеля – про то, что в нем чего-то горит. Но сам он чувствовал в себе нормальные тридцать шесть и шесть по родному Цельсию, а возникшая Сила… Да нет, если честно – что-то в нем и вправду возникло, что-то мощное, подспудно, откуда-то из глубины – как «сладкие взрывы»? – заставляющее действовать, а не праздно сидеть, лежать, смотреть в окно за неимением телевизора, действовать – значит искать Путь, если верить Кармелю.
А что еще оставалось Чернову? Разве что не верить, но это в его положении архинепродуктивно…
Впрочем, если то состояние, что испытывал Чернов с момента сегодняшнего пробуждения, назвать «взрывом», то уж точно не «сладким». Скорее – с привкусом кислинки, который возникает во рту в момент внезапной опасности. Как у других, Чернов не ведал, а у него всегда было так.
– Хорошо, я стану искать Путь, раз Сила для этого у меня уже есть… – И опять не удержался от стеба: – Сила есть – ума не надо… – Спохватился: а вдруг обидел Хранителя? – Не бери в голову, Кармель, я иду искать. Кто еще не спрятался, я не виноват… – И даже утишая возможную обиду собеседника, оставался самим собой: этаким записным шутничком, рубахой-парнем, массовиком-затейником по несчастью.
Но кто знает досконально человеческую психику? Кто объяснит, почему один – такой, а другой – наоборот? Уж наверняка – не психологи, доктора-профессора-академики, эти – всего лишь шаманы, потому что знание о человеке им не дано и никому не дано. Лишь Бог или Сущий по-местному может знать, поскольку – Создатель, если по Библии, по Книге Книг, но даже местные, «иные люди», утверждают: он, Сущий – вне. Или – внутри. В последнем случае все, что делает и будет делать Чернов – да не только он, а любой смертный! – в какой-то степени санкционировано Богом или Сущим. Его святой – или сугубо научный! – промысел.
Вот славная гипотеза! Очень она подходила нынешнему состоянию Чернова, круто замешенному на сказочном «поди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что»! Тем более что ему сие и предстояло – в ближайшие сорок восходов и сорок закатов – пойти и найти. Путь.
Господи, Сущий, коли есть ты вне и внутри, обучи неразумного, как быть и как действовать, ибо по одной из Твоих святых книг он, Бегун, все забыл и никогда не вспомнит. Он – на все времена, но во все времена каждый раз он должен начинать Путь с нуля, даже не догадываясь, с какой ноги это делать. Его многовременной опыт, сын ошибок трудных, остается в Книге Пути или в любой другой книге – если опыт взят из другого, а не данного, времени, другого, а не данного, пространства, – но даже Книга (или книги) не для него писаны. Нельзя, сказал Кармель! Что делать? Вмазать Хранителю по башке камнем, взломать каменный сундук в Храме и жадно прочитать про себя: как он искал Путь, как нашел, почему отверг другие Пути, назвав их чужими?.. Чернов зуб давал, что в Книге Пути что-то написано, что намекнет мудрому и знающему на верный шаг, но, во-первых, Чернов здесь – не мудрый и уж точно ни хрена не знающий, а во-вторых, тексты Книги столь темны и неконкретны, что даже супермудрый запутается и сдастся.
Наверняка там что-то вроде: «И увидел Бегун знамение, и понял – вот Путь истинный». Писали-то Книгу люди, которые сами ни черта не понимали в происходившем. Они бы и рады спросить Бегуна, да только он ушел дальше – по другим Путям, а о прошедшем сразу забыл, выкинул из головы. Чудесное, к слову, свойство памяти: с глаз долой, из сердца вон. В.И. Даль со своим томом пословиц и поговорок уместен в любой точке пространства-времени…
Закончил философствование, как непродуктивное занятие. Спросил:
– А как насчет молока?
Кармель неожиданно засмеялся:
– Иди в любой дом – люди будут счастливы помочь Бегуну.
– А если они бедны? Если молоко для них – ценность великая?
– У нас нет ни бедных, ни богатых. Нас слишком мало, чтобы кто-то захотел и тем более смог выделиться. И потом, мы постоянно ждем возвращения в свой дом, в свой мир, к нашему большому народу. Мы существуем в состоянии похода. Зачем нам разобщаться?
Странно, но Кармель употребил еврейское понятие «хамраа» – не поход, а взлет, но Чернов явственно понял его именно как поход. Почему? Внушение?.. Но термин «взлет» куда уместнее в ситуации: взлет мысли, взлет силы, взлет желаний… Действительно странно: Чернов здесь понимает то, что не может понять по определению, и так, как не должен понимать по законам языка. Еще одна загадка «иных людей»? Или все это – шалости Силы, взятой (тоже, кстати, странноватый термин!) Черновым?.. Да, еще: мальчишка сказал, что мать его делает гдэвер. Тогда Чернов не понял слова. Сейчас он точно знал его значение: генеральная уборка перед праздником. Ни в арамейском, ни в древнееврейском, ни тем более в баскском такого слова нет. Мистика становится частью быта и уже не пугает, как ей положено…
– А у вашего народа… Гананского, да?.. есть и богатые и бедные?
– Как и у любого народа на земле. Странные ты задаешь вопросы, Бегун.
А здесь – коммунизм. Всеобщее равенство, братство, стучись в любую дверь…
– Зачем же вы стремитесь назад, Кармель? Ну, ты Хранитель, представитель особого рода. Полагаю, ты – и вернувшись – останешься Хранителем, Книга-то у тебя. Но разве тебе не горько за будущее твоих людей? Ведь они – наверняка! – вольются в армию бедняков. Если, конечно, ваш Царь сумел победить чудовищ и в земле Гананской все по-прежнему…
– Ты не понимаешь, Бегун, – в голосе Кармеля звучало огорчение, – у тебя нет ни дома, ни семьи, ни своего народа, ни своей земли. Ты – странник, Бегун, твоя жизнь – переходить с Пути на Путь и ни один не считать своим. Ты не можешь и не сумеешь – не дано тебе! – представить, что значит родной дом и родной край. И какая разница – беден ты или богат!.. Кстати, у народа Гананского никогда не было расслоения по достатку или по знатности. Род Царей и род Хранителей – да, это особенные роды. Но разве я, Хранитель, ставлю себя выше соседа – из рода ткачей или даже рода мусорщиков? Никогда! Да это и невозможно. Потому что у каждого из нас есть сила, которая в минуту необходимости может стать общей. И без силы мусорщика не обретет полной силы Царь, а без силы ткача я не смогу предсказать урожай винограда или надвигающееся ненастье. Мы сильны нашей силой, Бегун, и ты понял это вчера. Ведь верно?
– Верно, – согласился Чернов. – Но ты говорил, что ваш Царь сам обладает особой силой…
– Как и я. Сила каждого уникальна. Но лишь сложенная с силой всех она станет непобедимой.
– Почему же понадобился Бегун, чтобы увести людей Вефиля сюда, в этот мир? Почему бы людям Вефиля и других городов народа Гананского было не объединить всю силу и победить чудовищ?
– Потому что они разделили нас своей силой, и мы не могли сплотить свою. Потому что им нужна была Книга, и следовало спасти ее. Потому что твой приход и спасение Книги в Вефиле даст возможность вновь объединить народ Гананский и вернуть ему былое величие. Потому что ты снова здесь, и это – главное объяснение.
– Но зачем чудовищам Книга Пути?! – Чернов прямо-таки орал уже.
– В ней – вся мудрость мира, – намеренно тихо-тихо, словно упрекая Чернова в ненужной истеричности, ответил Кармель. – Убить мудрость – убить мир.
– Весь мир? Неужели?.. – Чернов снизил тон, но зато добавил издевки: ну, раздражала его высокопарность Хранителя – во-первых, и полная, на его взгляд, сказочная чушь, которая хороша в легендах и мифах, в той же Книге Пути или в Библии, например, но абсолютно противопоказанная реальному бытию, которое окружало и Чернова, и Кармеля, и мальчишку, который сейчас бегал по домам и сообщал «иным», что Бегун взял Силу.
И опять Кармель остался спокоен, не обратил внимания на тон Бегуна.
– Про весь – не скажу. Откуда-то эти чудовища явились к нам – значит, есть остальной мир. Земля велика… Но я имею в виду Междугорье, где мы жили, и Загорье, где жили – а может, и живут еще! – люди Ветра, и течение пеки Тал, где обитает народ Гиптов, и землю за Теплым морем, где живут Парфы… Мы знаем их, мы дружим с ними. А есть и другие, которые тоже путешествуют к нам, хотя и обитают далеко на востоке.
– Книга Пути, как я понял, – Чернов снизил тон, устыдился – рассказывает только об истории народа Гананского…
– Не так, – не согласился Кармель. – Она рассказывает о нашем народе, но мудрость ее – общая для всех. Книга Пути хранится у нас, но в каждом народе есть свой Хранитель, который получает знания от наших Хранителей.
– Это понятно, Кармель, свой Путь есть у каждого народа, а законы Путей – едины.
– Едины для тех народов, что и сегодня живут где-то рядом? Может быть, за Красными горами?
Кармель улыбнулся – открыто, радостно.
– Вот видишь, ты начинаешь вспоминать… В Книге сказано: «И когда вокруг Вефиля выросли горы, Бегун сказал: „Это хорошее место. Я здесь был однажды. Красные горы окружают землю, богатую добром. Пусть мальчик выйдет и скажет, не конец ли это Пути?“ И вышел мальчик и сказал: „Да, мы останемся здесь“. И тогда Бегун подошел к каждому, кто был с ним в Пути, и обнял каждого, и посмотрел каждому в глаза, возвращая взятую в Путь Силу, и сказал: „Когда придет срок, я вернусь“. И ушел. А народ остался у подножия Красных гор и стал жить и ждать Бегуна…» Ты оказался прав, Бегун: здесь живут добрые люди. Мы обмениваемся с ними плодами наших трудов. Совсем недалеко от Вефиля, всего на Расстоянии одного и еще половинки времени пешего хода, есть большой город по имени Панкарбо. В нем обитают горячие по крови, но хорошие и смелые люди. Они нам отдают ткани, крепкое железо для плугов и ножей, а мы научили их сажать виноград и делать вино. И дальше есть другие города, где живут такие же люди, мы тоже туда доходим, хотя и нечасто: дорога трудна, гориста. И они бывают у нас. Здесь можно жить, Бегун. Но мы хотим вернуться домой…
Мелькнула догадка, которую Чернов немедленно попробовал зафиксировать и прояснить.
– А как они называют себя, ваши соседи?
– Бастарос или, иногда, сегурос.
Bastar – «достаточный» с испанского, вероятно, в местном контексте – «самодостаточный», поскольку seguro de si в переводе с испанского означает «уверенный в себе». Испанцы или все же баски – соседи вефильцев. Вот откуда баскские слова в языке…
– А до моря вы никогда не доходили? – вопрос на засыпку.
Интересно – на чью? Кармеля или Чернова?
– Большая вода? – переспросил Кармель.
Это прозвучало буквально: гадол карим. И переспросил:
– Map?.. Нет, это очень далеко, пешком невозможно. Бастарос бывают там, но у них есть лошади и повозки.
– Так поменяли бы их на что-нибудь, и у вас появились бы лошади. Знаешь, Кармель, лошадь тоже умеет рожать маленьких лошадей, а повозку несложно построить, если у вас есть род древоделов.
Кармель упрямо не желал слышать ни издевки, ни даже легкой иронии.
– Да, мы могли бы. Но разве кому-то из нас дозволено было отлучаться из Вефиля так надолго? Мы ведь ждали тебя, Бегун, каждый восход – все это бесконечно длинное время. И ты застал в городе всех до одного, и все до одного встанут на Путь позади тебя… Так что дело за тобой, Бегун. Ищи Путь.
– Разве я против? – задал Чернов вполне риторический вопрос. И добавил еще один – тоже риторический: – Только ни ты, ни даже я незнаем пока, где он начинается. Так, Хранитель?
– Так, – согласился Кармель. Поинтересовался: – Ты это к чему?
– А к тому, – беспечно сказал Чернов, – что мне надо побывать в Панкарбо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64