– В антракте увидимся! Садись, Эмми. Ну что ж, – Диана окинула сестру оценивающим взглядом, – молодец, приоделась. Но, Эмми, ведь этому платью года три, не меньше.
Эмми рассмеялась:
– А мне мои платья начинают нравиться только после того, как пролежат три года. Ди, ты великолепна!
– Правда? – Диана вдруг озаботилась. – Я не слишком много на себя нацепила? Не хочу выглядеть рождественской елкой.
На ее шее, в ушах и в прическе сверкали бриллианты.
– Ты не можешь выглядеть рождественской елкой, Ди, – улыбнулась Эмми. – Как Дуг? Где он?
– Меряет шагами уборную. Или аллею перед театром. Как тигр в клетке. Сегодня жуткий день. С утра разрывается телефон. Ну ничего, скоро все это кончится. Два часа, – сказала она с умудренным видом, – всего два часа требуется, чтобы ублажить этих юнцов в первом ряду – театральных критиков. Только после этого станет ясно, будет пьеса жить или умрет, едва родившись. А вот и музыка.
По залу прокатилось волнение, и Эмми опять усмотрела в этом нечто большее, нежели естественное любопытство публики перед премьерой. Когда подняли занавес, она явственно услышала, как зал вздохнул и затаил дыхание.
На сцене появилась Коррина, раздались аплодисменты – и действие началось.
Эмми напряженно следила за реакцией зала. Вроде бы все шло неплохо – публика в нужных местах смеялась, в нужных местах хранила молчание. После первого акта сестры не пошли в фойе – к ним подошел Сэнди и сказал, что он только что прогуливался с Дугом по аллее Шуберта.
– Пойти, сказать ему, что все хорошо?
– Да, – сказала Диана.
Второй акт тоже прошел гладко. Коррина ни разу не забыла текст; юный мистер Такер наконец-то рискнул расстаться со своими бусами. Финальная сцена акта удалась на славу – в зале вспыхнули аплодисменты. Во втором антракте Эмми и Диана вышли в шумное, задымленное фойе. Сразу же сверкнула фотовспышка: какой-то репортер узнал сестер Ван Сейдем. Джастина не было видно ("...наверняка сидит в баре", – предположила Диана), Дуга и Сэнди – тоже.
Антракт оказался коротким, без перемены декораций. Сестры вернулись в зал. Спектакль закончился в считанные минуты – по крайней мере, так показалось Эмми. Она жадно вслушивалась в аплодисменты, пытаясь уловить в них нечто особенное, но нет – это были просто аплодисменты. Занавес снова поднялся, актеры раскланялись... Эмми так и не поняла, успешно ли прошла премьера.
– Дуг попросил меня подняться за кулисы и всех поздравить, – сказала Диана, – но я не пойду.
– Что ты! – воскликнула Эмми. – Они же так старались! Они ждут...
– Поздравлять эту корову, Коррину? – фыркнула Ди. – Нет уж, спасибо!
Откуда-то из толпы вынырнула рука Сэнди и легла на ладонь Эмми. Она подняла глаза – и по его лицу сразу поняла (так ей потом казалось), что произошло.
– Идемте, девочки, – негромко сказал Сэнди. – Там... в общем, нужно незаметно выйти. Они ждут.
Диана глядела на него широко раскрытыми голубыми глазами.
– Да, – кивнул Сэнди. – Полиция. Боюсь, что они... они нашли новые улики, Диана.
– Новые... – одними губами прошептала Ди.
– Да. Это арест. Ничего не признавай. Я буду с тобой.
Диана поморгала, растерянно посмотрела на Сэнди; затем оглядела себя сверху вниз:
– Но не могу же я идти в тюрьму в таком виде...
Это была первая неделя мая. В первую неделю октября Диану Уорд признали виновной в убийстве без смягчающих обстоятельств, приговорили к пожизненному заключению и, отклонив апелляцию, отправили в тюрьму Оберн.
8
– Твердолобая, – мрачно произнес Джастин. – Упрямая, как осел. Надо было слушать Сэнди.
Но Диана не слушала никого. Упорно и настойчиво, используя все связи мистера Бигэма, она стремилась ускорить суд, а после – апелляцию. Сэнди умолял ее тянуть время, но Диана наотрез отказывалась, говоря, что хочет покончить с этим побыстрей, и упрямо рвалась навстречу собственному злому року. Подобного приговора не ожидал никто – и в первую очередь, по мнению Эмми, сама Диана.
Джастин давным-давно отказался от мысли, которую прежде столь часто и бурно высказывал.
– Это чушь. Диана не могла его убить, – заявил он как-то за ужином.
Эмми не ответила; у нее не было больше сил говорить об этом.
Агнес принесла салат. Все лето она была рядом, помогала Эмми чем могла и даже ходила вместе с ней на суд, не пропустив ни одного заседания.
– Видите, какой вы, мистер Эннсли? – вступила она в разговор. – То все говорили, что мисс Диана – убийца. Теперь сами себе противоречите. Ешьте лучше салат.
Джастин взъерошил волосы:
– Да, я болтал много лишнего. Не могу сказать, чтобы я слишком любил ее, даже когда она была совсем ребенком. Если бы она послушалась Сэнди и старика Бигэма... Но нет. Твердолобая, – повторил он. – И всегда была такой.
– В детстве она была всего-навсего капризной, – строго заметила Агнес. – И нельзя винить ее за то, что она так торопила следствие. Ей же в голову не могло прийти, что ее признают виновной. Она была уверена, что ее полностью оправдают.
Эмми тоже считала, что настойчивость Ди – доказательство ее невиновности. Но, с грустью думала она, Диана в детстве и впрямь вела себя несносно, добиваясь своего любой ценой. Повзрослев, она стала действовать более тонко; но то, что Агнес называла "капризами", порой брало верх – и тогда всю осмотрительность Дианы как рукой снимало.
Джастин вздохнул:
– Ты права, Агнес. Она – моя дочь. Ее должны были оправдать!
Только не с такими уликами, холодно подумала Эмми.
Она ясно, слишком ясно помнила тот вечер, когда Диану арестовали. Помнила, как уронила соболий палантин; как Сэнди поднял его и укутал ей плечи; помнила, как он помогал Диане облачиться в длинный, блестящий плащ; помнила, как люди, выходящие из театра, с разинутыми ртами глазели на ослепительную Ди; помнила неприметную, без надписей, машину у тротуара...
Утренние газеты поместили на первых страницах фотографии Эмми и Дианы с изумленно раскрытыми глазами, словно их застигли врасплох. Много лет назад какой-то репортер, ведущий колонку светской хроники, назвал сестер Ван Сейдем "две богатые малышки". Чья-то цепкая память удержала это, и теперь в газетах красовался заголовок: "Две богатые малышки выросли".
На суде имя и богатство Дианы странным образом работали против нее. Казалось невероятным, чтобы такая молодая, красивая, состоятельная великосветская особа была осуждена за убийство! Но Эмми видела: судьи изо всех сил стараются показать, что ни красота, ни молодость, ни богатство обвиняемой не повлияют на их беспристрастное решение.
Лето стало сплошным кошмаром. Первое время телефон в квартире Эмми трезвонил без умолку. Приятели, знакомые – все были потрясены; никто не верил, что Диана убила Гила Сэнфорда. У тетушки Медоры – миссис Франклин Ван Сейдем – было два телефонных аппарата, один возле кровати, другой – возле кресла-каталки, и она активно пользовалась обоими. Тетушка Медора, пожилая вдова, была родственницей отца Эмми, но по какой-то причине богатство Ван Сейдемов обошло ее стороной. Мать Эмми всегда содержала Медору; Эмми и Диана продолжали делать то же, хотя доходы стали значительно меньше, а расходы – больше, чем при жизни матери: у тетушки были целых две сиделки, не говоря уж о кухарке и горничной.
Диане все это сильно не нравилось:
– Почему бы ей не перебраться в какой-нибудь пансион?
– По-моему, тут мы бессильны.
– По-моему, тоже, – вздохнула Диана. – Однажды она мне сказала, что ее матушка дожила до девяноста лет.
Эмми рассмеялась:
– Что ж, придется собраться с духом!
– Старая лиса! – с сердцем сказала Диана. – Все вынюхивает, во все сует свой нос. Ладно, будем и дальше содержать ее – поровну. Но как же мне это не нравится...
Тетушка Медора не только принимала их деньги как должное, но и – странное дело! – стала вести себя так, словно она – главный человек в жизни Эмми, Дианы и Джастина. Никто не заметил, как это случилось. Кроме того, Медора знала решительно все, что происходило в кругу ее знакомых и – особенно! – родственников. Все лето она звонила Эмми не реже раза в день и требовала, чтобы та бросила верить в невиновность сестры.
– Диана его убила! – твердым голосом заявляла тетушка Медора. – О, да, да, я знаю, что она содержала меня с тех пор, как скончалась ваша мама. Но она никогда не хотела это делать! Только и надеялась, что со мной случится какой-нибудь припадок, который загонит меня в гроб!
– Тетя Медора! Прекратите!
– Конечно, ты ее выгораживаешь. Вы же сестры. Но мой тебе совет...
– Я не нуждаюсь в ваших советах! – вышла из себя Эмми.
– ...мой тебе совет, – невозмутимо продолжала тетушка Медора, – когда ее арестуют, – а ее арестуют, помяни мое слово! – сделай так, чтобы все это тебя не касалось.
– Я не могу и не желаю...
– Ты пожалеешь об этом, когда...
Эмми со злостью бросила трубку. Но Медора не унималась. Каждый день она повторяла одно и то же, и в конце концов Эмми стала бояться подходить к телефону.
Был момент – краткий и суматошный, – когда Диану выпустили под залог в двести тысяч долларов, но тут большое жюри вынесло решение о предании суду. После этого Дуг начал часто навещать Эмми и Джастина. Он осунулся, стал бледен и изводился от собственного бессилия. Изредка заходил Сэнди, но почти ничего не говорил. А вскоре, благодаря настойчивости Дианы, был назначен день суда. И хотя все этого ждали, все равно известие прогремело, как гром средь ясного неба...
Сэнди тоже похудел и побледнел. Это было его первое дело; мотивы, средства и возможность преступления – все свидетельствовало о виновности его клиентки; хуже того – речь шла об умышленном убийстве! Однажды, находясь в подавленном настроении, Сэнди проговорился Эмми, что имеется очень серьезная улика против Дианы, но развивать эту тему не стал, сказав, что скоро она сама все узнает. В тот момент в комнату зашел Джастин, поздоровался и занял свое любимое место у окна, выходящего на парк. Сэнди помолчал и с отчаяньем в голосе добавил:
– Если бы удалось доказать, что она не хотела убивать его, что это было помутнение рассудка, мы бы добились смягчения приговора.
Джастин резко обернулся:
– Значит, ее осудят.
– Я делаю все, чтобы этого не случилось, – ответил Сэнди.
Голубые глазки Джастина сузились:
– Ты думаешь, все-таки она его убила?
Сэнди вздохнул и запустил обе пятерни в свою рыжую шевелюру:
– Эмми уверена, что нет. Я не понимаю Ди, но делаю ставку на здравомыслие Эмми. Раз она говорит "нет", значит, нет. – Он сердито фыркнул. – Я не стал бы защищать человека, если бы не верил в его невиновность.
Джастин внимательно посмотрел на него.
– Ты еще очень молодой адвокат, – с расстановкой произнес он.
Сэнди вспыхнул, что было совсем на него не похоже:
– Я хороший адвокат! И возраст тут ни при чем!
– Я не сказал, что ты плохой адвокат, – медленно отозвался Джастин. – Я только имел в виду, что ты слишком недавно этим занимаешься и еще не успел сделаться толстокожим. В том смысле, что...
– Я знаю, в каком смысле. – Сэнди начал успокаиваться. – Поверь мне, на свете крайне мало адвокатов, которые охотно взялись бы защищать заведомо виновного клиента.
– Ну-у, – протянул Джастин, – по-моему, таких хватает.
Эмми почувствовала, что еще чуть-чуть – и она сама взорвется. Теперь, чтобы вывести ее из равновесия, было достаточно малейшей стычки.
– Джастин, – вмешалась она, – я хочу поговорить с Сэнди наедине. Ты не возражаешь?
– Что ты, что ты, дорогая. – Джастин был сама учтивость. – Я исчезаю.
Он весело помахал им и вприпрыжку пустился по лестнице. Сэнди с ухмылкой посмотрел ему вслед.
– Спасибо! Еще минута – и я вцепился бы ему в горло. Не потому, что он мне неприятен; просто я все время дергаюсь из-за этого суда. Джастин по-своему прав. Я еще молодой адвокат. Я многого не умею.
– Но ты же не бросишь дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34