.. — попытался заорать Иван Иванович. Но его рот залепила чья-то огромная, в пол-лица ладонь. — М...м.., Угу... М...мы, — протестовал как мог Иванов. Дюжие молодцы рвали и выворачивали его вросшие в антенну руки. Антенна качалась и скрипела, молодцы пыхтели...
— Врежьте ему как следует! — свирепо прошептал кто-то.
Здоровый кулак, выскочивший из темноты, впечатался Иванову в лицо. Он мгновенно обмяк и разжал пальцы.
Потом, когда на него надевали, на нем застегивали и затягивали альпинистскую обвязку, Иванов не сопротивлялся.
— Рот, рот ему заткните! — напомнил товарищ Максим. — А то разорется там.
Из нескольких не первой свежести платков свернули импровизированный кляп, который впихнули Иванову в рот.
Приказали:
— Ну-ка покричи.
— Угу... м.. мм, — сказал Иванов.
— Все в порядке.
Пристегнули карабин к веревке. И пристегнули Иванова наручниками к товарищу Максиму.
— Ну, мы пошли, — сказал товарищ Максим. И перевалился через парапет ограждения.
— Майна!
Охранники столкнули Иванова с крыши и страви — ли несколько десятков сантиметров веревки.
— М-м-м-мы-у-у-у! — кричал, извивался зависший на высоте седьмого этажа Иванов, цепляясь пальцами за желоб водослива.
— Отпусти, дурак! — шипел висящий рядом товарищ Максим. — Отпусти, сволочь!
Притянув к себе наручниками, наотмашь, со всей силы, ударил Иванова по лицу.
— Отпусти крышу!
Иванов отпустил.
Охранники стравили еще полметра веревки. Товарищ Максим, отпустив рычаг самоспуска, пополз вниз, увлекая сомлевшего от ужаса Иванова.
На уровне пятого этажа остановились.
Было совершенно темно, потому что спускались не со стороны освещенной улицы, а со двора. Окна тоже не горели — добропорядочные парижане крепко спали.
— Руку! Вытяни руку, — приказал товарищ Максим. И, приводя в чувство, толкнул Иванова в бок. Иван Иванович протянул руку.
— Возьмись за стекло!
Иван Иванович тронул стекло.
— Сильнее.
Припечатал пятерню сильнее.
— Ну хватит уже...
Иванов опустил руку.
Товарищ Максим вытащил из кармана пистолет. И вытащил мобильный телефон. Болтаясь на высоте пятнадцати метров над землей, набрал номер.
— Сашок, ты!.. — радостно, но не очень громко, закричал он. — Ты что — не узнаешь? Это же я, Мишка! Я тут, понимаешь, внизу, как дурак, стою... Где, где — во дворе! Мне дом сказали, а номер квартиры нет!..
— Что значит — не помнишь? А ты в окно выгляни и сразу вспомнишь! Оборзел тут вконец — своих не признаешь!..
В окне вспыхнул свет.
Товарищ Максим убрал мобильник и, вытянув руку, приставил, прижал к оконному стеклу набалдашник глушителя.
По шторам метнулась неясная тень. Приблизилась, выросла в пол-окна. Шторка заколыхалась посредине. Резанув по глазам светом, поползла в сторону, открыв узкую щель, в которую сунулась чья-то голова.
Не узнавший своего давнего приятеля Сашок припал лбом к стеклу, пытась рассмотреть что-нибудь в темноте двора. Но увидел не приятеля, увидел две темные, болтающиеся перед окном на веревках скрюченные фигуры. И увидел какой-то напротив своих глаз черный кругляш.
— Это что еще за шу... — вслух удивился он.
И даже договорить не успел.
Товарищ Максим плавно вдавил пальцем в скобу спусковой крючок. Промахнуться было невозможно — лицо жертвы было всего лишь в нескольких сантиметрах от ствола.
Пистолет тихо кашлянул — раз и тут же еще раз. Две пули ударили Сашка в лицо — в лоб и глаз, отбросив назад в комнату.
— Возьми! — сказал товарищ Максим, протянув Иванову пистолет. Иванов взял.
— Вира, — тихо и очень спокойно сказал товарищ Максим.
Его веревка быстро пошла вверх. Только его веревка. Иванов продолжал висеть там, где висел, растерян — но оглядываясь по сторонам.
За окном кто-то вскрикнул, затопал, заметался. Штора заколыхалась и вдруг рывком разошлась в стороны, заливая все вокруг ярким светом. К стеклу рядом с пулевыми отверстиями, сложив ладони лодочкой, припало женское лицо. Испуганные глаза уставились на Иванова.
— 3-здрасьте, — растерянно сказал Иванов, кланяясь головой. И попытался изобразить доброжелательную улыбку.
Женщина разглядела висящего против окна человека и разглядела в его правой руке пистолет. Направленный в ее сторону.
— А-а!! — истошно закричала женщина, отшатнувшись от окна.
Веревка сильно дернулась, и Иванова потащило вверх.
Его втянули на крышу, расстегнули обвязку, поставили на ноги, хорошенько встряхнули и потащили куда-то по крышам...
Прибывшая на место происшествия полиция обнаружила труп, свисающую с крыши веревку и брошенную альпинистскую обвязку. Одну обвязку.
И не обнаружила преступника.
Преступник успел уйти по крышам...
Глава 38
На ручке ведущей на чердак двери, на оконном стекле, на желобе водостока, на металлических частях брошенной на месте преступления обвязки были обнаружены отпечатки пальцев Иванова.
Жена потерпевшего показала, что услышала, как упал ее муж, бросилась к окну и увидела висящего на веревке бандита, который целился в нее из пистолета и ужасно ухмылялся.
— Как ужасно? — переспросил Пьер Эжени.
— Вот так, — жутковато оскалилась женщина.
— Зачем ему было улыбаться? — не поверил кто-то.
— Затем, что, может быть, он садист и получает от этого удовольствие!
— От чего от “этого”?
— От убийства! Смеется и убивает! Вернее, убивает, а потом смеется! Вот так!.. — Женщина снова оскалилась. — Я когда его такого увидела, у меня мурашки по коже побежали. Я сразу поняла, что он меня застрелит!
— Но ведь не застрелил.
— Но ведь хотел! Если бы вы его видели, вы бы не сомневались. Это страшный человек. Ужасный... Так и знайте, он снова придет и обязательно меня убьет!..
И женщина заплакала.
— Ну хорошо, хорошо, успокойтесь. Мы вам сейчас покажем несколько фотографий, а вы попробуйте узнать среди них человека, которого видели.
Разложили на столе несколько фотографий, среди которых была фотография Иванова.
Женщина внимательно вглядывалась в лица.
— Нет, не этот. И не этот... Нет...
— Вы уверены?
— Ну, не то чтобы... — засомневалась женщина. — Можно еще раз взглянуть? Посмотрела еще раз.
— Ну, что скажете?
— Ну, я не знаю...
— Тогда давайте сделаем по-другому. Давайте попробуем составить словесный портрет.
Открыли ноутбук, запустили программу фоторобота.
— Какое у него было лицо?
— Ужасное!
— Лоб?
— Кошмарный!
— Глаза?
— Жуткие...
— Так у нас ничего не получится. Лучше я буду набирать лицо, а вы меня поправлять, — предложил оператор. — Смотрите.
На экране появился пустой овал человеческого лица, на котором стали проступать отдельные детали — нос, скулы, губы.
— Да, вот так похоже, — говорила женщина. — Только глаза, глаза у него были не такие. Были маленькие, злые и ужас какие страшные.
— Я не могу нарисовать ужас, — развел руками оператор.
— Тогда вот здесь, под глазами, сделайте темнее. И уши острее... И чтобы волосы такими сосульками...
— Я могу еще вот эти два зуба удлинить и кровь на губах подрисовать, — предложил оператор.
— Зачем кровь, крови не было, — не поняла женщина.
В конце концов портрет набрали.
— Похож?
— Ну, в общих чертах...
Все, кто мог, подошли к экрану посмотреть на портрет убийцы.
— Так это же Франкенштейн, — хохотнул кто-то. Убийца действительно был похож на голливудского Франкенштейна.
— Понимаете, они здесь все такие добрые. А тот такой страшный был... — оправдывалась женщина. — Вот если бы эти улыбались. Вот так...
— Спасибо, спасибо, мы поняли, как, — замахали все руками.
Но решили попробовать.
Загрузили графический редактор, с помощью которого заставили фотографии корчить рожи. У портретов перекашивали лица, растягивали и деформировали губы, увеличивали зубы... Потом попросили еще раз просмотреть отредактированные фото.
Искаженные, одна другой страшней физиономии возникали на экране. Но женщина выбрала из всех одну.
— Погодите, погодите... Вот этот! Этот похож! Только можно его чуть-чуть развернуть? Развернули.
— И пистолет пририсовать. Пририсовали пистолет.
— Он! — ахнула женщина. И даже побелела. — Точно он. Теперь я его точно узнала!..
Опознанная фотография была фотографией Иванова... И отпечатки пальцев были тоже его...
Вновь стали перебирать возможные мотивы преступления.
— Может, он действительно садист?
— Если только садист-трубочист. Иначе зачем ему было забираться на крышу? Он что, внизу жертву найти не мог?..
Версия маньяка не проходила.
— Послушайте, те четверо, которые были вначале, они ведь, кажется, русские? — оживившись, спросил кто-то.
— Ну да, русские.
— А этот, последний?
— Тоже.
— А тот, что до него?
— И тот.
Все напряженно замолчали.
— Тогда получается... Тогда получается, что он решил убить всех русских, которые живут во Франции.
— Может, во всей Европе? — попытался пошутить кто-то.
Но шутка повисла в воздухе.
— Может, и в Европе, — совершенно серьезно ответил полицейский, выдвинувший “русскую” версию. — По крайней мере, если судить по взятым темпам...
Версию стали обсуждать. Совершенно серьезно.
— Но почему он их убивает?!
— Например, потому, что патриот и считает их предателями.
— Я их писателя читал, Достоевского. Там тоже один студент старушек убивал, — вспомнил Пьер Эжени. — Топором.
— Зачем?
— Доказывал, что он на это право имеет.
— На убийство старушек?
— Выходит, так, — сам удивился Пьер. — Русские эту книгу любят...
Так, может, этот тоже... Чтобы чего-нибудь доказать?
Дьявол их поймет, этих русских...
На том все версии исчерпались...
Портрет Иванова, взятый с русской ориентировки, распечатали и разослали по полицейским участкам. И тот, искаженный гримасой портрет, тоже распечатали и тоже разослали. На всякий случай. Иногда в приступе аффекта лицо человека меняется до такой степени, что его узнать невозможно...
И еще Пьер Эжени направил в Россию, в министерство внутренних дел запрос об Иванове.
И еще позвонил в Германию. Своему, так же, как он, пострадавшему от Иванова коллеге. Карлу Бреви.
— Он снова проявил себя, — сказал Пьер в трубку.
— Ну я же говорил! — обрадовался Карл Бреви. — Скольких он убил на этот раз?
— Пока немного. Пока двух, — ответил Пьер, уже не удивляясь постановке вопроса и не удивляясь своему ответу.
Помолчал, собираясь с силами, и сказал главное:
— Боюсь, мне требуется ваша помощь...
Справиться с Ивановым силами одной только французской полиции возможным уже не представлялось...
Глава 39
В министерство внутренних дел России пришел срочный факс из аналогичного министерства Франции. Французские коллеги просили предоставить им служебную информацию по гражданину России Иванову Ивану, который подозревался в совершении ряда тяжких преступлений на территории Франции.
“Во дают, — подумал начальник эмвэдэшной канцелярии, — в России Ивановых, как собак нерезаных. Как у них там каких-нибудь Жанов...”
И переправил факс в Следственное управление.
“Делать нам нечего, как каких-то Ивановых искать, — подумали в Следственном управлении. Если на все запросы, касающиеся художеств россиян за границей, отвечать, — то только и будешь делать, что отвечать... Работать некогда будет!”
Но все же для очистки совести направили запрос к картотеку.
В электронных картотеках преступных лиц, осужденных к различным срокам заключения, вышедших из заключения, заключенных под стражу и пока не заключенных, но находящихся в розыске, набрали в поисковых строках фамилию Иванов и имя Иван. Компьютеры отсеяли среди преступных элементов России всех Ивановых и среди них всех Иванов. Таковых оказалось несколько сотен.
Если бы была известна кличка этого Иванова, было бы проще. Клички в отличие от фамилий повторяются реже. Но клички не было.
И значит, нужно было проводить отсев по возрасту, месту жительства, срокам и статьям. Нужно было работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Врежьте ему как следует! — свирепо прошептал кто-то.
Здоровый кулак, выскочивший из темноты, впечатался Иванову в лицо. Он мгновенно обмяк и разжал пальцы.
Потом, когда на него надевали, на нем застегивали и затягивали альпинистскую обвязку, Иванов не сопротивлялся.
— Рот, рот ему заткните! — напомнил товарищ Максим. — А то разорется там.
Из нескольких не первой свежести платков свернули импровизированный кляп, который впихнули Иванову в рот.
Приказали:
— Ну-ка покричи.
— Угу... м.. мм, — сказал Иванов.
— Все в порядке.
Пристегнули карабин к веревке. И пристегнули Иванова наручниками к товарищу Максиму.
— Ну, мы пошли, — сказал товарищ Максим. И перевалился через парапет ограждения.
— Майна!
Охранники столкнули Иванова с крыши и страви — ли несколько десятков сантиметров веревки.
— М-м-м-мы-у-у-у! — кричал, извивался зависший на высоте седьмого этажа Иванов, цепляясь пальцами за желоб водослива.
— Отпусти, дурак! — шипел висящий рядом товарищ Максим. — Отпусти, сволочь!
Притянув к себе наручниками, наотмашь, со всей силы, ударил Иванова по лицу.
— Отпусти крышу!
Иванов отпустил.
Охранники стравили еще полметра веревки. Товарищ Максим, отпустив рычаг самоспуска, пополз вниз, увлекая сомлевшего от ужаса Иванова.
На уровне пятого этажа остановились.
Было совершенно темно, потому что спускались не со стороны освещенной улицы, а со двора. Окна тоже не горели — добропорядочные парижане крепко спали.
— Руку! Вытяни руку, — приказал товарищ Максим. И, приводя в чувство, толкнул Иванова в бок. Иван Иванович протянул руку.
— Возьмись за стекло!
Иван Иванович тронул стекло.
— Сильнее.
Припечатал пятерню сильнее.
— Ну хватит уже...
Иванов опустил руку.
Товарищ Максим вытащил из кармана пистолет. И вытащил мобильный телефон. Болтаясь на высоте пятнадцати метров над землей, набрал номер.
— Сашок, ты!.. — радостно, но не очень громко, закричал он. — Ты что — не узнаешь? Это же я, Мишка! Я тут, понимаешь, внизу, как дурак, стою... Где, где — во дворе! Мне дом сказали, а номер квартиры нет!..
— Что значит — не помнишь? А ты в окно выгляни и сразу вспомнишь! Оборзел тут вконец — своих не признаешь!..
В окне вспыхнул свет.
Товарищ Максим убрал мобильник и, вытянув руку, приставил, прижал к оконному стеклу набалдашник глушителя.
По шторам метнулась неясная тень. Приблизилась, выросла в пол-окна. Шторка заколыхалась посредине. Резанув по глазам светом, поползла в сторону, открыв узкую щель, в которую сунулась чья-то голова.
Не узнавший своего давнего приятеля Сашок припал лбом к стеклу, пытась рассмотреть что-нибудь в темноте двора. Но увидел не приятеля, увидел две темные, болтающиеся перед окном на веревках скрюченные фигуры. И увидел какой-то напротив своих глаз черный кругляш.
— Это что еще за шу... — вслух удивился он.
И даже договорить не успел.
Товарищ Максим плавно вдавил пальцем в скобу спусковой крючок. Промахнуться было невозможно — лицо жертвы было всего лишь в нескольких сантиметрах от ствола.
Пистолет тихо кашлянул — раз и тут же еще раз. Две пули ударили Сашка в лицо — в лоб и глаз, отбросив назад в комнату.
— Возьми! — сказал товарищ Максим, протянув Иванову пистолет. Иванов взял.
— Вира, — тихо и очень спокойно сказал товарищ Максим.
Его веревка быстро пошла вверх. Только его веревка. Иванов продолжал висеть там, где висел, растерян — но оглядываясь по сторонам.
За окном кто-то вскрикнул, затопал, заметался. Штора заколыхалась и вдруг рывком разошлась в стороны, заливая все вокруг ярким светом. К стеклу рядом с пулевыми отверстиями, сложив ладони лодочкой, припало женское лицо. Испуганные глаза уставились на Иванова.
— 3-здрасьте, — растерянно сказал Иванов, кланяясь головой. И попытался изобразить доброжелательную улыбку.
Женщина разглядела висящего против окна человека и разглядела в его правой руке пистолет. Направленный в ее сторону.
— А-а!! — истошно закричала женщина, отшатнувшись от окна.
Веревка сильно дернулась, и Иванова потащило вверх.
Его втянули на крышу, расстегнули обвязку, поставили на ноги, хорошенько встряхнули и потащили куда-то по крышам...
Прибывшая на место происшествия полиция обнаружила труп, свисающую с крыши веревку и брошенную альпинистскую обвязку. Одну обвязку.
И не обнаружила преступника.
Преступник успел уйти по крышам...
Глава 38
На ручке ведущей на чердак двери, на оконном стекле, на желобе водостока, на металлических частях брошенной на месте преступления обвязки были обнаружены отпечатки пальцев Иванова.
Жена потерпевшего показала, что услышала, как упал ее муж, бросилась к окну и увидела висящего на веревке бандита, который целился в нее из пистолета и ужасно ухмылялся.
— Как ужасно? — переспросил Пьер Эжени.
— Вот так, — жутковато оскалилась женщина.
— Зачем ему было улыбаться? — не поверил кто-то.
— Затем, что, может быть, он садист и получает от этого удовольствие!
— От чего от “этого”?
— От убийства! Смеется и убивает! Вернее, убивает, а потом смеется! Вот так!.. — Женщина снова оскалилась. — Я когда его такого увидела, у меня мурашки по коже побежали. Я сразу поняла, что он меня застрелит!
— Но ведь не застрелил.
— Но ведь хотел! Если бы вы его видели, вы бы не сомневались. Это страшный человек. Ужасный... Так и знайте, он снова придет и обязательно меня убьет!..
И женщина заплакала.
— Ну хорошо, хорошо, успокойтесь. Мы вам сейчас покажем несколько фотографий, а вы попробуйте узнать среди них человека, которого видели.
Разложили на столе несколько фотографий, среди которых была фотография Иванова.
Женщина внимательно вглядывалась в лица.
— Нет, не этот. И не этот... Нет...
— Вы уверены?
— Ну, не то чтобы... — засомневалась женщина. — Можно еще раз взглянуть? Посмотрела еще раз.
— Ну, что скажете?
— Ну, я не знаю...
— Тогда давайте сделаем по-другому. Давайте попробуем составить словесный портрет.
Открыли ноутбук, запустили программу фоторобота.
— Какое у него было лицо?
— Ужасное!
— Лоб?
— Кошмарный!
— Глаза?
— Жуткие...
— Так у нас ничего не получится. Лучше я буду набирать лицо, а вы меня поправлять, — предложил оператор. — Смотрите.
На экране появился пустой овал человеческого лица, на котором стали проступать отдельные детали — нос, скулы, губы.
— Да, вот так похоже, — говорила женщина. — Только глаза, глаза у него были не такие. Были маленькие, злые и ужас какие страшные.
— Я не могу нарисовать ужас, — развел руками оператор.
— Тогда вот здесь, под глазами, сделайте темнее. И уши острее... И чтобы волосы такими сосульками...
— Я могу еще вот эти два зуба удлинить и кровь на губах подрисовать, — предложил оператор.
— Зачем кровь, крови не было, — не поняла женщина.
В конце концов портрет набрали.
— Похож?
— Ну, в общих чертах...
Все, кто мог, подошли к экрану посмотреть на портрет убийцы.
— Так это же Франкенштейн, — хохотнул кто-то. Убийца действительно был похож на голливудского Франкенштейна.
— Понимаете, они здесь все такие добрые. А тот такой страшный был... — оправдывалась женщина. — Вот если бы эти улыбались. Вот так...
— Спасибо, спасибо, мы поняли, как, — замахали все руками.
Но решили попробовать.
Загрузили графический редактор, с помощью которого заставили фотографии корчить рожи. У портретов перекашивали лица, растягивали и деформировали губы, увеличивали зубы... Потом попросили еще раз просмотреть отредактированные фото.
Искаженные, одна другой страшней физиономии возникали на экране. Но женщина выбрала из всех одну.
— Погодите, погодите... Вот этот! Этот похож! Только можно его чуть-чуть развернуть? Развернули.
— И пистолет пририсовать. Пририсовали пистолет.
— Он! — ахнула женщина. И даже побелела. — Точно он. Теперь я его точно узнала!..
Опознанная фотография была фотографией Иванова... И отпечатки пальцев были тоже его...
Вновь стали перебирать возможные мотивы преступления.
— Может, он действительно садист?
— Если только садист-трубочист. Иначе зачем ему было забираться на крышу? Он что, внизу жертву найти не мог?..
Версия маньяка не проходила.
— Послушайте, те четверо, которые были вначале, они ведь, кажется, русские? — оживившись, спросил кто-то.
— Ну да, русские.
— А этот, последний?
— Тоже.
— А тот, что до него?
— И тот.
Все напряженно замолчали.
— Тогда получается... Тогда получается, что он решил убить всех русских, которые живут во Франции.
— Может, во всей Европе? — попытался пошутить кто-то.
Но шутка повисла в воздухе.
— Может, и в Европе, — совершенно серьезно ответил полицейский, выдвинувший “русскую” версию. — По крайней мере, если судить по взятым темпам...
Версию стали обсуждать. Совершенно серьезно.
— Но почему он их убивает?!
— Например, потому, что патриот и считает их предателями.
— Я их писателя читал, Достоевского. Там тоже один студент старушек убивал, — вспомнил Пьер Эжени. — Топором.
— Зачем?
— Доказывал, что он на это право имеет.
— На убийство старушек?
— Выходит, так, — сам удивился Пьер. — Русские эту книгу любят...
Так, может, этот тоже... Чтобы чего-нибудь доказать?
Дьявол их поймет, этих русских...
На том все версии исчерпались...
Портрет Иванова, взятый с русской ориентировки, распечатали и разослали по полицейским участкам. И тот, искаженный гримасой портрет, тоже распечатали и тоже разослали. На всякий случай. Иногда в приступе аффекта лицо человека меняется до такой степени, что его узнать невозможно...
И еще Пьер Эжени направил в Россию, в министерство внутренних дел запрос об Иванове.
И еще позвонил в Германию. Своему, так же, как он, пострадавшему от Иванова коллеге. Карлу Бреви.
— Он снова проявил себя, — сказал Пьер в трубку.
— Ну я же говорил! — обрадовался Карл Бреви. — Скольких он убил на этот раз?
— Пока немного. Пока двух, — ответил Пьер, уже не удивляясь постановке вопроса и не удивляясь своему ответу.
Помолчал, собираясь с силами, и сказал главное:
— Боюсь, мне требуется ваша помощь...
Справиться с Ивановым силами одной только французской полиции возможным уже не представлялось...
Глава 39
В министерство внутренних дел России пришел срочный факс из аналогичного министерства Франции. Французские коллеги просили предоставить им служебную информацию по гражданину России Иванову Ивану, который подозревался в совершении ряда тяжких преступлений на территории Франции.
“Во дают, — подумал начальник эмвэдэшной канцелярии, — в России Ивановых, как собак нерезаных. Как у них там каких-нибудь Жанов...”
И переправил факс в Следственное управление.
“Делать нам нечего, как каких-то Ивановых искать, — подумали в Следственном управлении. Если на все запросы, касающиеся художеств россиян за границей, отвечать, — то только и будешь делать, что отвечать... Работать некогда будет!”
Но все же для очистки совести направили запрос к картотеку.
В электронных картотеках преступных лиц, осужденных к различным срокам заключения, вышедших из заключения, заключенных под стражу и пока не заключенных, но находящихся в розыске, набрали в поисковых строках фамилию Иванов и имя Иван. Компьютеры отсеяли среди преступных элементов России всех Ивановых и среди них всех Иванов. Таковых оказалось несколько сотен.
Если бы была известна кличка этого Иванова, было бы проще. Клички в отличие от фамилий повторяются реже. Но клички не было.
И значит, нужно было проводить отсев по возрасту, месту жительства, срокам и статьям. Нужно было работать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48