Но Ревизор не обратил на это внимание. Ему было некогда обращать внимание на такие пустяки.
— Скажи — «да».
— Что?!
— Просто — «да». Скажи просто — «да»! «Да», «да», «да»...
— Да пошел ты...
Это «да» было не то «да». Было совсем другое «да».
— Кончай ломаться! Говори!
Тритон попытался пнуть обидчика, но тот легко увернулся.
— Ты сам напросился!
Ревизор ударил упорствующего телохранителя под ребра. Ударил очень расчетливо, очень больно. Тот охнул, приподнял ноги.
— Скажи — «да». Занес для удара кулак.
— Да!
— Так-то лучше. Повтори.
— Да!!
— Теперь без злобы, спокойней.
— Да!
— Еще.
— Да.
— Еще...
Так, теперь понятно. Надо убрать мягкость и добавить чуть-чуть хрипоты.
— Еще разок.
— Да!
— Да, — как эхо повторил Ревизор. Немножко не так.
— Да. Не так.
— Да. Да. Да. Теперь было похоже.
— Теперь скажи — «понял».
— Понял.
— Теперь «Закрой. Я скоро приду». Ну!
— Ты все равно отсюда не уйдешь, гнида!..
— Я просил не это. Я просил — закрой, я скоро приду! Серия коротких, болезненных ударов.
— А-а! Закрой... убью, падла, ой... я скоро... козел, приду, — протараторил телохранитель.
— Теперь медленней.
— Закрой... Я скоро приду...
— Еще медленней.
— Закрой... Я скоро приду...
Закрой... Я скоро...
Закрой...
И с этим понятно.
— Теперь рассказывай, где мы находимся.
— В загородном доме. В подвале.
— Что за дверью?
— Коридор.
— Где выход?
— Справа, по коридору. Там лестница наверх.
— А что наверху?..
Путь был более-менее понятен. Можно было уходить. И надо было уходить, пока охрана за дверью не забеспокоилась. Но очень хотелось задать еще несколько вопросов. Не относящихся к теме спасения.
— Теперь быстро и без запинки: кто ты такой и что знаешь о заговоре?
На этот вопрос Тритон отвечать был не согласен.
— Ну! Я жду! Кто ты?
— Начальник службы безопасности.
— Ага, а я представитель фирмы «Питер Шрайдер...» Кто ты?!
— Начальник...
Ревизор пнул в выставленное колено.
— Кто ты и что ты знаешь о заговоре? Последний раз! Что ты знаешь о заговоре?
Телохранитель с ненавистью и страхом смотрел на своего мучителя, как совсем недавно тот смотрел на него. Но молчал, все равно молчал.
— Не хочешь? Зря не хочешь!
Ревизор наклонился и поднял плоскогубцы.
— Узнаешь? Тритон отвернулся.
— Это плоскогубцы. Они предназначены для перекусывания металлической проволоки или перекусывания пальцев. Это, кажется, твое изобретение?
Телохранитель изменился в лице.
— Ладно, все, я вспомнил! Я скажу! Только не надо... Но Ревизор уже не слушал просьб, он с силой вытянул из сжатого кулака мизинец, сунул его в плоскогубцы и сжал ручки.
Тритон взвыл. Взвыл точно так же, как Сорокин и как Ревизор. Его голос было невозможно отличить от их голосов. Потому что, когда откусывают пальцы, все кричат одинаково.
— Я скажу, скажу, все скажу...
Он рассказал все, хотя лишился только мизинца. Сорокин держался дольше, гораздо дольше. А этот оказался трус, хоть и убийца. Оказался слаб в коленках. Он рассказал все, что мог, и даже то, чего не мог, о чем только слышал или догадывался.
То, что он рассказал, для Ревизора не было откровением. Все это он знал. Но не знал деталей и не знал фамилий, которые знал Тритон.
— Хватит, ты начал повторяться.
— Но это не все, я знаю еще много интересного. Я могу рассказать много интересного следствию...
— Какому следствию?
— Уголовному. Ведь должно быть следствие. И должен быть суд.
— Ах, ну да, будет. Обязательно будет. Можешь быть спокоен...
Ревизор убил его ударом кулака в висок. Убил мгновенно, потому что вложил в удар всю накопившуюся за эти сутки ненависть. Хотя его учили, что ненавидеть плохо, что убивать надо с холодной головой. Но иногда хочется отступить от правил, хочется с горячей.
Он убил его ударом кулака в висок, а потом, для верности, крутнул обмякшую голову в сторону, с хрустом переломив шейные позвонки.
Тритон умер. Оглашенный много лет назад приговор был приведен в исполнение. Запоздало и не так, как это положено по закону, но хоть так...
Ревизор поднял к лицу мобильный телефон, согнул, спрятал за его корпусом раздавленный, забинтованный платком палец и прошел к двери. Прошел уже как Тритон, его походкой, с его выражением лица, с его мыслями. Он ощущал себя как копируемый им персонаж, он был раздражен, что его оторвали от дела, что тот, висящий на стене «мешок» упорствует, что хорошо бы с этим делом закончить побыстрее.
Он подошел к двери и постучал в нее кулаком, потом постучал ногой. Постучал требовательно, как Тритон, потому что был Тритоном. А если бы был собой, был совершающим побег пленником, то его стук выдал бы его с головой. Никакой бы грим не помог.
Еще один пинок в железо, теперь со всей силы. Уснули они там, что ли!
Дверь распахнулась.
— Да! — громко сказал Ревизор в «трубку» мобильного телефона. — Да... Да!
Шагнул в коридор, даже не взглянув на охрану, потому что Тритон не должен был смотреть на охрану. Прикрыв телефон рукой, бросил через плечо отрепетированную фразу:
— Закрой! Я скоро приду.
Дверь захлопнулась. Ревизор пошел по коридору. Пошел не оглядываясь. Что вряд ли бы удалось беглецу, ежесекундно ожидающему выстрела в спину. Но что удалось Тритону.
— Да, понял!..
Завернул на лестницу. Быстро поднялся на первый этаж. Здесь следовало действовать с еще большим напором. Здесь было светло, здесь пристальный взгляд выдавал его мгновенно и со всеми потрохами — с приклеенной бородой и усами, с синяками, с кровоподтеком на щеке.
Теперь налево.
Попал в холл. Увидел, как поднимаются навстречу какие-то фигуры. Быстро пошел к выходу.
— Да!.. Понял!..Да!
Его не рассматривали, его воспринимали в целом. Пока в целом. Небольшая лестница вниз. Входная дверь. Сзади какие-то голоса. Кажется, кто-то говорит, что у него пиджак запачкан. Не обращать внимания, слушать телефон, это важнее, чем грязь.
Поднять предупреждающе руку, мол, — тихо!
— Да... Да... Понял...
Двор. Там под навесом должна быть его машина. Его джип. Но нет никакого джипа. Нет!
Обманул, гад. Обманул...
Торчать посреди двора было нельзя, было невозможно. Еще секунда-другая, и они все поймут. Что должен был сделать Он в такой ситуации? Должен был потребовать машину. Как потребовать? Очень просто потребовать, сказать: «Машину!» Только как сказать? Эту фразу он не репетировал. И как ее произнести, не знает! Тогда надо не произносить, надо показать. Они поймут. Должны понять!
Не отрываясь от мобильного телефона, не поворачиваясь, стоя спиной, Ревизор громко, чтобы все слышали, повторил:
«Да... Понял!» И несколько раз ткнул рукой перед собой.
Машина подъехала почти мгновенно. Ревизор сделал быстрый шаг, открыл заднюю дверцу и упал на сиденье.
Поехали! — показал он рукой.
Водитель вывел машину за ограду.
Все. Кажется, спасен!
— Куда едем? — спросил водитель.
Ревизор ткнул рукой вперед. И увидел, как водитель внимательно рассматривает его лицо в зеркало заднего вида. Увидел, как правая рука соскользнула с рулевого колеса вниз.
Он все понял. Понял и потянулся за пистолетом.
Ревизор подался вперед и ударил водителя кулаком, в котором был зажат мобильник, сбоку, в основание черепа. Водитель обмяк. Машина резко вильнула в сторону. Ревизор, перегнувшись через сиденье, схватил руль. Машина выровнялась.
Вот теперь точно все.
Теперь у него была машина, был пистолет и было по меньшей мере полчаса-час до того момента, когда охрана, проанализировав свои ощущения и утвердившись в них, всполошится.
Полчаса-час на спасение. Или...
Нет, все-таки на «или»... Потому что без этого не спастись. От этих спастись, а от альма-матер нет. От нее точно нет! Так что хочешь или не хочешь... И даже если очень сильно не хочешь, все равно — захочешь...
Потому что такие правила игры!
Глава 59
В приемную Главы администрации быстро вошел, почти вбежал Начальник службы его безопасности.
— Он один?
Голос прозвучал как-то необычно. Возможно, потому, что тот был сильно чем-то взволнован.
— Да, один...
— Никого к нам не пускать, ни с кем не соединять. У нас ЧП. Начальник службы безопасности рванул на себя дверь и вошел в кабинет.
Глава администрации поднял голову от бумаг.
— У нас ЧП, — быстро проговорил Начальник службы безопасности и, не давая шефу опомниться, приблизился к столу.
— Какое ЧП?..
Глава администрации удивленно смотрел на своего главного телохранителя. Какой-то он был не такой, какой-то не как всегда... Глаза не те! Слишком мягкие глаза, а были как у гиены. И брови... Усы кривые... Он что, их брил, так косо... Или это... И борода, борода сползла чуть набок. Как будто она наклеена? Зачем? Зачем приклеивать собственную бороду?! И усы? Или это чужие борода и усы? Или это не он?
Не он?!
— Сидеть! — приказал Начальник службы безопасности, приказал уже совершенно чужим голосом, голосом Ревизора. — Сидеть и не дергаться! Или... — высунул из кармана дуло отобранного у водителя пистолета. — Мне терять нечего.
— Кто ты?
— Твой духовник.
— С пистолетом?
— Какой приход, таков и поп. В ваш приход без пистолета не сунешься.
— Что ты хочешь?
— Раскаяния. Человек должен каяться в своих грехах. А такие, как ты, — публично каяться.
Придвинул к себе автоответчик, вытащил кассету, перевернул, перемотал на начало, нажал кнопку записи.
— Хочешь отпустить мне грехи?
— Я — нет. Может быть, суд. Я бы отправил тебя сразу к богу, пусть он разбирается. Но, к сожалению, это, не мне решать. Так что давай, начинай.
— С чего начинать?
— С самого начала. И подробнее.
Но Глава администрации не стал сначала и не стал подробней. Никак не стал.
— У меня есть встречное предложение. Ты уходишь отсюда, и я полчаса не поднимаю тревогу. Ты успеешь уйти довольно далеко. Это для тебя очень хороший выход. Единственный выход.
— Ты, кажется, забыл, кто духовник.
— А ты забыл, чей приход. Через десять-пятнадцать минут там, в приемной, забеспокоятся. Через тридцать вызовут снизу милиционеров. У тебя нет времени на исповедь. Тебе бы ноги унести.
Он был очень разумным, правитель этого далекого от Центра Региона, и был не из робкого десятка. Он все верно понял и все верно рассчитал.
— Где ордер? Где постановление Прокуратуры? Где согласование с Верхней палатой? С Президентом, наконец?! Вы не имеете права вести в отношении меня никаких следственных действий. Не имеете права арестовывать, не имеете права обыскивать, не имеете права допрашивать. Я неприкосновенен...
Верно говорит — неприкосновенен. Для милиции неприкосновенен, для ФСБ, для закона. И даже для Конторы неприкосновенен. Потому что глав регионов за просто так убивать нельзя. Вначале надо испросить разрешения, обосновать, представить компромат... И лишь потом...
А хочется — сейчас.
Потому что иначе он выйдет сухим из воды, вернее, из дерьма, в которое влез сам и втащил Регион. И очень обидно, если сухим.
Он, конечно, умный и учел все, кроме одного пустячка, кроме того, что имеет дело не с правоохранительной системой, а имеет дело с Ревизором, для которого его признания не играют никакой роли. Эти признания нужны ему больше, чем его духовнику. Потому что если есть чистосердечное признание, то, наверное, можно согласиться на суд, а если нет... то тогда суда нет!
Ревизор выключил магнитофон.
— Вы, кажется, правы. Не мне вас исповедовать.
— Ну вот видишь! Я рад, что ты все верно понял, что оказался не дурак.
— Я могу идти?
— Да конечно. Я выполню свое обещание. У тебя будет час.
— Можно просьбу?
— Попробуй.
— Хочу выпить на посошок!
— На какой посошок? Ах, на посошок... Тебе это надо?
— Надо! Без посошка я не уйду. Пути не будет.
— Хорошо. Вон там бар, возьми, что тебе понравится. Ревизор вытащил бутылку коньяку и вытащил коробку конфет. Разлил коньяк по рюмкам.
— Прошу.
— Я не хочу.
— А если за ваше счастливое спасение?
— Тогда лучше за твое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
— Скажи — «да».
— Что?!
— Просто — «да». Скажи просто — «да»! «Да», «да», «да»...
— Да пошел ты...
Это «да» было не то «да». Было совсем другое «да».
— Кончай ломаться! Говори!
Тритон попытался пнуть обидчика, но тот легко увернулся.
— Ты сам напросился!
Ревизор ударил упорствующего телохранителя под ребра. Ударил очень расчетливо, очень больно. Тот охнул, приподнял ноги.
— Скажи — «да». Занес для удара кулак.
— Да!
— Так-то лучше. Повтори.
— Да!!
— Теперь без злобы, спокойней.
— Да!
— Еще.
— Да.
— Еще...
Так, теперь понятно. Надо убрать мягкость и добавить чуть-чуть хрипоты.
— Еще разок.
— Да!
— Да, — как эхо повторил Ревизор. Немножко не так.
— Да. Не так.
— Да. Да. Да. Теперь было похоже.
— Теперь скажи — «понял».
— Понял.
— Теперь «Закрой. Я скоро приду». Ну!
— Ты все равно отсюда не уйдешь, гнида!..
— Я просил не это. Я просил — закрой, я скоро приду! Серия коротких, болезненных ударов.
— А-а! Закрой... убью, падла, ой... я скоро... козел, приду, — протараторил телохранитель.
— Теперь медленней.
— Закрой... Я скоро приду...
— Еще медленней.
— Закрой... Я скоро приду...
Закрой... Я скоро...
Закрой...
И с этим понятно.
— Теперь рассказывай, где мы находимся.
— В загородном доме. В подвале.
— Что за дверью?
— Коридор.
— Где выход?
— Справа, по коридору. Там лестница наверх.
— А что наверху?..
Путь был более-менее понятен. Можно было уходить. И надо было уходить, пока охрана за дверью не забеспокоилась. Но очень хотелось задать еще несколько вопросов. Не относящихся к теме спасения.
— Теперь быстро и без запинки: кто ты такой и что знаешь о заговоре?
На этот вопрос Тритон отвечать был не согласен.
— Ну! Я жду! Кто ты?
— Начальник службы безопасности.
— Ага, а я представитель фирмы «Питер Шрайдер...» Кто ты?!
— Начальник...
Ревизор пнул в выставленное колено.
— Кто ты и что ты знаешь о заговоре? Последний раз! Что ты знаешь о заговоре?
Телохранитель с ненавистью и страхом смотрел на своего мучителя, как совсем недавно тот смотрел на него. Но молчал, все равно молчал.
— Не хочешь? Зря не хочешь!
Ревизор наклонился и поднял плоскогубцы.
— Узнаешь? Тритон отвернулся.
— Это плоскогубцы. Они предназначены для перекусывания металлической проволоки или перекусывания пальцев. Это, кажется, твое изобретение?
Телохранитель изменился в лице.
— Ладно, все, я вспомнил! Я скажу! Только не надо... Но Ревизор уже не слушал просьб, он с силой вытянул из сжатого кулака мизинец, сунул его в плоскогубцы и сжал ручки.
Тритон взвыл. Взвыл точно так же, как Сорокин и как Ревизор. Его голос было невозможно отличить от их голосов. Потому что, когда откусывают пальцы, все кричат одинаково.
— Я скажу, скажу, все скажу...
Он рассказал все, хотя лишился только мизинца. Сорокин держался дольше, гораздо дольше. А этот оказался трус, хоть и убийца. Оказался слаб в коленках. Он рассказал все, что мог, и даже то, чего не мог, о чем только слышал или догадывался.
То, что он рассказал, для Ревизора не было откровением. Все это он знал. Но не знал деталей и не знал фамилий, которые знал Тритон.
— Хватит, ты начал повторяться.
— Но это не все, я знаю еще много интересного. Я могу рассказать много интересного следствию...
— Какому следствию?
— Уголовному. Ведь должно быть следствие. И должен быть суд.
— Ах, ну да, будет. Обязательно будет. Можешь быть спокоен...
Ревизор убил его ударом кулака в висок. Убил мгновенно, потому что вложил в удар всю накопившуюся за эти сутки ненависть. Хотя его учили, что ненавидеть плохо, что убивать надо с холодной головой. Но иногда хочется отступить от правил, хочется с горячей.
Он убил его ударом кулака в висок, а потом, для верности, крутнул обмякшую голову в сторону, с хрустом переломив шейные позвонки.
Тритон умер. Оглашенный много лет назад приговор был приведен в исполнение. Запоздало и не так, как это положено по закону, но хоть так...
Ревизор поднял к лицу мобильный телефон, согнул, спрятал за его корпусом раздавленный, забинтованный платком палец и прошел к двери. Прошел уже как Тритон, его походкой, с его выражением лица, с его мыслями. Он ощущал себя как копируемый им персонаж, он был раздражен, что его оторвали от дела, что тот, висящий на стене «мешок» упорствует, что хорошо бы с этим делом закончить побыстрее.
Он подошел к двери и постучал в нее кулаком, потом постучал ногой. Постучал требовательно, как Тритон, потому что был Тритоном. А если бы был собой, был совершающим побег пленником, то его стук выдал бы его с головой. Никакой бы грим не помог.
Еще один пинок в железо, теперь со всей силы. Уснули они там, что ли!
Дверь распахнулась.
— Да! — громко сказал Ревизор в «трубку» мобильного телефона. — Да... Да!
Шагнул в коридор, даже не взглянув на охрану, потому что Тритон не должен был смотреть на охрану. Прикрыв телефон рукой, бросил через плечо отрепетированную фразу:
— Закрой! Я скоро приду.
Дверь захлопнулась. Ревизор пошел по коридору. Пошел не оглядываясь. Что вряд ли бы удалось беглецу, ежесекундно ожидающему выстрела в спину. Но что удалось Тритону.
— Да, понял!..
Завернул на лестницу. Быстро поднялся на первый этаж. Здесь следовало действовать с еще большим напором. Здесь было светло, здесь пристальный взгляд выдавал его мгновенно и со всеми потрохами — с приклеенной бородой и усами, с синяками, с кровоподтеком на щеке.
Теперь налево.
Попал в холл. Увидел, как поднимаются навстречу какие-то фигуры. Быстро пошел к выходу.
— Да!.. Понял!..Да!
Его не рассматривали, его воспринимали в целом. Пока в целом. Небольшая лестница вниз. Входная дверь. Сзади какие-то голоса. Кажется, кто-то говорит, что у него пиджак запачкан. Не обращать внимания, слушать телефон, это важнее, чем грязь.
Поднять предупреждающе руку, мол, — тихо!
— Да... Да... Понял...
Двор. Там под навесом должна быть его машина. Его джип. Но нет никакого джипа. Нет!
Обманул, гад. Обманул...
Торчать посреди двора было нельзя, было невозможно. Еще секунда-другая, и они все поймут. Что должен был сделать Он в такой ситуации? Должен был потребовать машину. Как потребовать? Очень просто потребовать, сказать: «Машину!» Только как сказать? Эту фразу он не репетировал. И как ее произнести, не знает! Тогда надо не произносить, надо показать. Они поймут. Должны понять!
Не отрываясь от мобильного телефона, не поворачиваясь, стоя спиной, Ревизор громко, чтобы все слышали, повторил:
«Да... Понял!» И несколько раз ткнул рукой перед собой.
Машина подъехала почти мгновенно. Ревизор сделал быстрый шаг, открыл заднюю дверцу и упал на сиденье.
Поехали! — показал он рукой.
Водитель вывел машину за ограду.
Все. Кажется, спасен!
— Куда едем? — спросил водитель.
Ревизор ткнул рукой вперед. И увидел, как водитель внимательно рассматривает его лицо в зеркало заднего вида. Увидел, как правая рука соскользнула с рулевого колеса вниз.
Он все понял. Понял и потянулся за пистолетом.
Ревизор подался вперед и ударил водителя кулаком, в котором был зажат мобильник, сбоку, в основание черепа. Водитель обмяк. Машина резко вильнула в сторону. Ревизор, перегнувшись через сиденье, схватил руль. Машина выровнялась.
Вот теперь точно все.
Теперь у него была машина, был пистолет и было по меньшей мере полчаса-час до того момента, когда охрана, проанализировав свои ощущения и утвердившись в них, всполошится.
Полчаса-час на спасение. Или...
Нет, все-таки на «или»... Потому что без этого не спастись. От этих спастись, а от альма-матер нет. От нее точно нет! Так что хочешь или не хочешь... И даже если очень сильно не хочешь, все равно — захочешь...
Потому что такие правила игры!
Глава 59
В приемную Главы администрации быстро вошел, почти вбежал Начальник службы его безопасности.
— Он один?
Голос прозвучал как-то необычно. Возможно, потому, что тот был сильно чем-то взволнован.
— Да, один...
— Никого к нам не пускать, ни с кем не соединять. У нас ЧП. Начальник службы безопасности рванул на себя дверь и вошел в кабинет.
Глава администрации поднял голову от бумаг.
— У нас ЧП, — быстро проговорил Начальник службы безопасности и, не давая шефу опомниться, приблизился к столу.
— Какое ЧП?..
Глава администрации удивленно смотрел на своего главного телохранителя. Какой-то он был не такой, какой-то не как всегда... Глаза не те! Слишком мягкие глаза, а были как у гиены. И брови... Усы кривые... Он что, их брил, так косо... Или это... И борода, борода сползла чуть набок. Как будто она наклеена? Зачем? Зачем приклеивать собственную бороду?! И усы? Или это чужие борода и усы? Или это не он?
Не он?!
— Сидеть! — приказал Начальник службы безопасности, приказал уже совершенно чужим голосом, голосом Ревизора. — Сидеть и не дергаться! Или... — высунул из кармана дуло отобранного у водителя пистолета. — Мне терять нечего.
— Кто ты?
— Твой духовник.
— С пистолетом?
— Какой приход, таков и поп. В ваш приход без пистолета не сунешься.
— Что ты хочешь?
— Раскаяния. Человек должен каяться в своих грехах. А такие, как ты, — публично каяться.
Придвинул к себе автоответчик, вытащил кассету, перевернул, перемотал на начало, нажал кнопку записи.
— Хочешь отпустить мне грехи?
— Я — нет. Может быть, суд. Я бы отправил тебя сразу к богу, пусть он разбирается. Но, к сожалению, это, не мне решать. Так что давай, начинай.
— С чего начинать?
— С самого начала. И подробнее.
Но Глава администрации не стал сначала и не стал подробней. Никак не стал.
— У меня есть встречное предложение. Ты уходишь отсюда, и я полчаса не поднимаю тревогу. Ты успеешь уйти довольно далеко. Это для тебя очень хороший выход. Единственный выход.
— Ты, кажется, забыл, кто духовник.
— А ты забыл, чей приход. Через десять-пятнадцать минут там, в приемной, забеспокоятся. Через тридцать вызовут снизу милиционеров. У тебя нет времени на исповедь. Тебе бы ноги унести.
Он был очень разумным, правитель этого далекого от Центра Региона, и был не из робкого десятка. Он все верно понял и все верно рассчитал.
— Где ордер? Где постановление Прокуратуры? Где согласование с Верхней палатой? С Президентом, наконец?! Вы не имеете права вести в отношении меня никаких следственных действий. Не имеете права арестовывать, не имеете права обыскивать, не имеете права допрашивать. Я неприкосновенен...
Верно говорит — неприкосновенен. Для милиции неприкосновенен, для ФСБ, для закона. И даже для Конторы неприкосновенен. Потому что глав регионов за просто так убивать нельзя. Вначале надо испросить разрешения, обосновать, представить компромат... И лишь потом...
А хочется — сейчас.
Потому что иначе он выйдет сухим из воды, вернее, из дерьма, в которое влез сам и втащил Регион. И очень обидно, если сухим.
Он, конечно, умный и учел все, кроме одного пустячка, кроме того, что имеет дело не с правоохранительной системой, а имеет дело с Ревизором, для которого его признания не играют никакой роли. Эти признания нужны ему больше, чем его духовнику. Потому что если есть чистосердечное признание, то, наверное, можно согласиться на суд, а если нет... то тогда суда нет!
Ревизор выключил магнитофон.
— Вы, кажется, правы. Не мне вас исповедовать.
— Ну вот видишь! Я рад, что ты все верно понял, что оказался не дурак.
— Я могу идти?
— Да конечно. Я выполню свое обещание. У тебя будет час.
— Можно просьбу?
— Попробуй.
— Хочу выпить на посошок!
— На какой посошок? Ах, на посошок... Тебе это надо?
— Надо! Без посошка я не уйду. Пути не будет.
— Хорошо. Вон там бар, возьми, что тебе понравится. Ревизор вытащил бутылку коньяку и вытащил коробку конфет. Разлил коньяк по рюмкам.
— Прошу.
— Я не хочу.
— А если за ваше счастливое спасение?
— Тогда лучше за твое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66