.. душа? Кто она? И что я буду без нее делать? Влачить жалкое существование? Ее талант — как радиация. Или что-то в этом роде. Она зажгла во мне огонь. Пробудила вдохновение. Как же я смогу теперь...»
В дверь тихо постучали. Должно быть, Изабель. Удивилась, что я не пришел ночью на главную палубу поздравить ее и сказать «до свидания» перед прибытием в Рио. Он ничего не сможет ей объяснить. Ведь это его проблемы. Пусть будет доволен тем, что неделю-другую поработал с ней. Кто знает, может быть, именно с их встречи и начнется ее блестящая карьера? Нет. Нечего обольщаться, но как она пела его песню! Как божественно пела!
В дверь снова постучали, и тихий мужской голос произнес:
— Извините.
А может быть, это Маклиш? Продумал ситуацию и решил оставить его на корабле? Сэл быстро сунул «вальтер» под матрац и шагнул к двери. «Не задирай нос, — сказал он себе. — Не вздумай оскорблять капитана». С деланной непринужденностью Сэл отпер дверь.
В ярко освещенном коридоре, опираясь на палку, стоял Джованни Джемелли.
— Мистер Толедано, если не возражаете, я хотел бы с вами поговорить.
Сэл был совершенно обескуражен. Вот уж кого он не ожидал увидеть у своих дверей. Что привело сюда этого безобразного, изуродованного старика? Сэлу неприятно было на него смотреть.
— Да, конечно, пожалуйста... Но нам запрещено принимать пассажиров в своих каютах. — «Что за глупости я говорю?»
Джованни Джемелли улыбнулся.
— Не думаю, что эти правила распространяются на таких стариков, как я. Кроме того, по лестницам очень трудно взбираться. Почему бы нам не поговорить в вашей каюте?
— Конечно, сеньор Джемелли, — он быстро оглядел каюту, — но здесь очень тесно... — Сэл отступил, пропуская старика.
— Все нормально. — Улыбка не сходила с лица Джемелли. — Я займу не очень много места. — Он стоял, ожидая, когда Сэл пригласит его сесть.
— О, — произнес Сэл, наконец-то придя в себя, — здесь нет стула.
Джованни кивнул на кровать.
— Конечно, сеньор. Садитесь сюда. — Сэл торопливо закрыл и задвинул под койку чемодан.
— Вы тоже садитесь. У меня болит шея, когда я поднимаю голову.
Сэл снова вытащил чемодан и устроился на нем. Не очень надежно и не очень удобно.
— Сложили вещи, — констатировал Джованни Джемелли, — капитан вас уволил.
— Вы уже знаете? — удивился Сэл.
Джованни пожал плечами и развел руками — жест типичный для итальянца.
— Если вы богаты, к вам приходят и все рассказывают. Пусть даже вам неинтересно. А теперь давайте познакомимся как полагается. Я — Джованни Джемелли. — Он протянул скрюченную руку. — А вы...
— Марко Толедано. — Рука старика была холодной и костлявой, как лапка у цыпленка.
— Вы из Америки? — Джованни сложил руки на набалдашнике.
— Из Канады.
— Итальянец?
— Да, мои родители из Палермо.
— А... — Джованни поднял брови. — Говорите по-итальянски?
Сэл покачал головой.
— Могу только заказать еду.
— Или трахнуть девочку?
«К чему он клонит?» — удивился Сэл.
Словно угадав его мысли, Джованни с улыбкой произнес:
— Мистер Толедано, я пришел сюда, чтобы поблагодарить вас.
— Я... Поблагодарить меня? За что, сеньор Джемелли?
Джованни снова улыбнулся и вздохнул. Потом обвел взглядом каюту.
— У вас нечего выпить? Коньяк или еще что-нибудь?
— Только «Джек Дэниелз».
— Конечно. Если американец может...
— Я канадец.
— Конечно, конечно. Почему бы старому человеку не смочить горло?
Сэл налил два стакана и один протянул старику. Но только было собрался опрокинуть свой, как Джованни сказал:
— Позвольте произнести тост.
Он поднял стакан и произнес:
— За Изабель.
— За Изабель, — повторил Сэл. «Почему он здесь? Что, черт возьми, ему нужно?»
Джованни отпил из стакана и, сжимая его в руке, снова оперся о набалдашник.
— А она правда хороша. Верно?
Сэлу давно хотелось поговорить с кем-нибудь о своем тайном открытии. Так почему бы не с ее отцом?
— У нее есть все, чтобы стать одной из лучших. Одной... из самых... лучших.
Джованни с гордостью улыбнулся, как и положено отцу.
— По-моему, она прелестна. Я все время думал об этом, когда она пела. У меня даже мурашки по телу забегали. Это было такое... такое чувство! Но я сказал себе: отец Изабель не может, не может... — Он не мог подобрать нужного слова.
— Быть беспристрастным?
— Да, да, именно это я и хотел сказать. Ведь она моя дочь, как я могу быть... — И снова запнулся, видимо, забыл слово.
— Беспристрастным, — подсказал Сэл.
— Да, да. Но когда все стоя ей аплодировали и кричали — поймите меня! — я уже больше не сомневался в том, что она хороша.
— Не просто хороша, а великолепна! Необычайна. Видите ли, мистер Джемелли, я в шоу-бизнесе с четырнадцати лет. Но такого таланта никогда не встречал. Никогда. И пожалуй, больше не встречу.
Джованни никак не мог выбрать удобное положение и все время вертелся на койке. С тех пор, как десять лет назад у него случился первый приступ артрита, боль ни на минуту не оставляла его.
— Как вы думаете, Марко? Могу ли я вас так называть? Почему талант проявился у нее именно сейчас? У нее никогда не появлялось желания петь. Или брать уроки пения. Почему она... она... как вы говорите, расцвела только сейчас? Почему?
Сэл пожал плечами.
— Кто знает. — Он задумался на мгновение и сказал: — Должно быть, пришло ее время. Вот и все. Одни звезды начинают раньше, другие — позже. Сейчас у Изабель, ну как бы вам это объяснить, пробили ее внутренние часы, в общем, в этом роде.
Джемелли нахмурился и пристально посмотрел на Сэла.
— Вы так думаете?
Сэл кивнул.
— Да, думаю.
Джемелли мрачно покачал головой.
— Ошибаетесь.
«Странный старик. Чертовски странный старик».
— Это вы пробудили чудесный голос ее сердца, вы. — Старик ткнул пальцем в Сэла. — Я пришел поблагодарить вас. — Старик поднял стакан. — Спасибо, мистер Толедано.
— Марко, — сказал Сэл. В его голове поднялся целый рой мыслей: "Не исключено, что он поможет мне.
Познакомит меня с каким-нибудь владельцем ночного клуба или еще с кем-нибудь. Выхлопочет разрешение на работу".
— Марко, — снова заговорил Джованни. — Я искал вас после того, как Изабель спела, но вы уже ушли. Я сразу хотел поблагодарить вас. Поблагодарить за смех моей дочери. За улыбку на ее лице. Вы видели эту улыбку, Марко?
«Ее отец, этот клоп, совсем как ребенок».
— О да, я думаю...
— Эта улыбка, ведь вы ее видели... — Глаза Джованни потеплели и увлажнились. — Эта улыбка идет прямо из души моей Изабель. Я знаю, знаю мою маленькую девочку, люблю и понимаю ее, и сегодня, после того, как она спела и все окружили ее, и потом, когда она улыбалась, я знал, что моя Изабель счастлива. Никогда в жизни я не видел, чтобы моя дочь так улыбалась. И я понимаю ее чувства. Сегодня моя Изабель счастлива. Впервые в жизни. И это сделали вы. — Он палкой указал на Сэла.
— Мистер Джемелли, — скромно возразил Сэл. — Вы мне льстите. — «Если бы это что-нибудь значило. Если бы это хоть что-нибудь значило». — Я думаю, что...
— Нет, — решительно заявил Джованни, махнув рукой, словно отметая все возражения Сэла. — Только благодаря вам моя дочь обрела радость жизни. Только благодаря вам.
«А у этого скрюченного старикашки есть и ум, и сила воли, и решительность. Карлик-мультимиллионер. Смекалки ему не занимать».
— Никто не знает так хорошо мою маленькую девочку, как я, Джованни. — Он помолчал, глядя на темную жидкость в стакане, и снова заговорил: — У моей девочки... у моей девочки была очень трудная жизнь.
«Дочь богача. Какая у нее, черт возьми, трудная жизнь?»
Джованни поднял глаза на Сэла.
— Она так несчастна, моя девочка. Вы даже не можете себе представить. Марко, — Джованни наклонился к нему, — она росла без матери. — Джованни замолчал.
«Еще бы, конечно, не могу!» Воспользовавшись молчанием старика, Сэл поинтересовался:
— А... а почему вы не женились снова, сеньор Джо...
Джованни не ответил и продолжал свою мысль:
— Мне даже в страшном сне не снилось, что у моей малышки не будет матери. — Казалось, Джованни говорил сам с собой, глядя на Сэла невидящими глазами. — Какое горе! Какая боль! Какое одиночество! — Он приложил к своей груди скрюченную руку. — Моя Изабель. Она потеряла мать в день своего рождения. — Джованни взболтнул виски. — В этом я виню себя.
«Должно быть, она была великолепная женщина, — подумал Сэл, — раз он до сих пор о ней вспоминает».
— Так что понимаете, Марко, когда моя Изабель улыбается вот так, от всего сердца, мне это приносит огромную радость. — Старик усмехнулся, и на лице его появилось выражение какой-то мрачной гордости. — Как это могло случиться, Марко, что жизнь такого калеки, как я, скрасили две самые прекрасные женщины?
Сэл молчал, не мешая Джованни выговориться. К чему старик клонит? Ведь неспроста все это Сэлу рассказывает...
— Моя жена... моя жена была... э... как солнце, поднявшееся над океаном. Понимаете? И дочь тоже — как солнце. Но солнце порой закрывают тучи, и тогда начинается шторм. Понимаете? Назавтра солнце снова проглянет, и океан успокоится, но сегодня, сегодня... — Джованни пожал плечами и тряхнул головой. — Понимаете? Я плохой отец, Марко. Я слишком люблю свою дочь. Да, я сам во всем виноват. Не могу наказывать девочку. Какой же я после этого отец? — Он воздел руки к небу и с трудом продолжал: — Настоящий отец должен наказывать свою дочь. Я же не наказал ее даже тогда, когда, семилетняя, на дне рождения у подруги она растоптала все подарки, потому что они предназначались не ей. Что я за отец, если даже прикрикнуть на нее не решаюсь? Ей было тринадцать, когда она попала в полицию за то, что в поселке Роцинха купила у мафиози макону. В пятнадцать она занималась любовью с садовником прямо в машине. — Джованни сокрушенно покачал головой. — А потом убежала из школы и связалась с ангольским дипломатом. Ну какой я отец? Я слишком ее люблю. Я сам во всем виноват. Я, как это вы говорите, человек никчемный. Не могу быть с Изабель строгим, как того хочет моя сестра Ангелина. Ну не могу. Стоит ей взглянуть на меня своими большими печальными глазами, и я сразу вспоминаю ее мать и ничего не могу с собой сделать! Я — банкрот. — Он осторожно потер свои ревматические руки. — Как отец — я полный банкрот.
Наступило молчание. Первым его нарушил Джованни. — В сердце моей дочери поселилась тоска. Много, много тоски. Порой она запирается в комнате и часами — понимаете? — часами рыдает. Во всем доме слышно. Доктора говорят, что это такая... такая депрессия — маниакальная называется. Но это все от тоски. Вот здесь, — он коснулся своей груди. — Великая тоска и огромный гнев, Марко. — Он отпил из стакана виски. — И в этом нет ничего удивительного. Ведь с самого рождения она осталась без матери. — Он повернулся к Сэлу. — Так что понимаете, Марко, я не мог не поблагодарить вас, когда увидел, как моя дочь улыбается. Увидел ее счастливое лицо. Впервые в жизни. Grazio, сеньор Толедано. Вы так много сделали для нее и для меня.
«О'кей, я — великолепный человеческий экземпляр. Ну и что же я заслужил?»
— Марко, я хочу кое о чем вас попросить, о'кей? «О'кей!»
— Станьте учителем Изабель. Чтобы из нее получилась певица. Вы же учили ее все это время на корабле, она мне рассказывала. Все равно капитан вас уволил. Верно? А я вам предлагаю работу. Что скажете?
«Вот это здорово. Я буду иметь укрытие, да еще учить Изабель!»
— Не знаю, право, сеньор Джемелли. У меня уйма предложений со всего света. Я вот сижу и думаю, какое из них принять.
— Да, да, — кивнул сеньор Джемелли, — знаю, вы прекрасный музыкант, очень известный, но поймите, речь идет о моей дочери. Это для меня очень важно. Очень. Я буду вам хорошо платить.
Сэл улыбнулся:
— Уверен, сеньор, мы договоримся.
— Скажу вам сразу: вы будете жить в одной из квартир компании Джемелли де Жанейро и у вас будет автомобиль. Это, как говорится, хлебные.
Сэл улыбнулся.
— Чаевые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
В дверь тихо постучали. Должно быть, Изабель. Удивилась, что я не пришел ночью на главную палубу поздравить ее и сказать «до свидания» перед прибытием в Рио. Он ничего не сможет ей объяснить. Ведь это его проблемы. Пусть будет доволен тем, что неделю-другую поработал с ней. Кто знает, может быть, именно с их встречи и начнется ее блестящая карьера? Нет. Нечего обольщаться, но как она пела его песню! Как божественно пела!
В дверь снова постучали, и тихий мужской голос произнес:
— Извините.
А может быть, это Маклиш? Продумал ситуацию и решил оставить его на корабле? Сэл быстро сунул «вальтер» под матрац и шагнул к двери. «Не задирай нос, — сказал он себе. — Не вздумай оскорблять капитана». С деланной непринужденностью Сэл отпер дверь.
В ярко освещенном коридоре, опираясь на палку, стоял Джованни Джемелли.
— Мистер Толедано, если не возражаете, я хотел бы с вами поговорить.
Сэл был совершенно обескуражен. Вот уж кого он не ожидал увидеть у своих дверей. Что привело сюда этого безобразного, изуродованного старика? Сэлу неприятно было на него смотреть.
— Да, конечно, пожалуйста... Но нам запрещено принимать пассажиров в своих каютах. — «Что за глупости я говорю?»
Джованни Джемелли улыбнулся.
— Не думаю, что эти правила распространяются на таких стариков, как я. Кроме того, по лестницам очень трудно взбираться. Почему бы нам не поговорить в вашей каюте?
— Конечно, сеньор Джемелли, — он быстро оглядел каюту, — но здесь очень тесно... — Сэл отступил, пропуская старика.
— Все нормально. — Улыбка не сходила с лица Джемелли. — Я займу не очень много места. — Он стоял, ожидая, когда Сэл пригласит его сесть.
— О, — произнес Сэл, наконец-то придя в себя, — здесь нет стула.
Джованни кивнул на кровать.
— Конечно, сеньор. Садитесь сюда. — Сэл торопливо закрыл и задвинул под койку чемодан.
— Вы тоже садитесь. У меня болит шея, когда я поднимаю голову.
Сэл снова вытащил чемодан и устроился на нем. Не очень надежно и не очень удобно.
— Сложили вещи, — констатировал Джованни Джемелли, — капитан вас уволил.
— Вы уже знаете? — удивился Сэл.
Джованни пожал плечами и развел руками — жест типичный для итальянца.
— Если вы богаты, к вам приходят и все рассказывают. Пусть даже вам неинтересно. А теперь давайте познакомимся как полагается. Я — Джованни Джемелли. — Он протянул скрюченную руку. — А вы...
— Марко Толедано. — Рука старика была холодной и костлявой, как лапка у цыпленка.
— Вы из Америки? — Джованни сложил руки на набалдашнике.
— Из Канады.
— Итальянец?
— Да, мои родители из Палермо.
— А... — Джованни поднял брови. — Говорите по-итальянски?
Сэл покачал головой.
— Могу только заказать еду.
— Или трахнуть девочку?
«К чему он клонит?» — удивился Сэл.
Словно угадав его мысли, Джованни с улыбкой произнес:
— Мистер Толедано, я пришел сюда, чтобы поблагодарить вас.
— Я... Поблагодарить меня? За что, сеньор Джемелли?
Джованни снова улыбнулся и вздохнул. Потом обвел взглядом каюту.
— У вас нечего выпить? Коньяк или еще что-нибудь?
— Только «Джек Дэниелз».
— Конечно. Если американец может...
— Я канадец.
— Конечно, конечно. Почему бы старому человеку не смочить горло?
Сэл налил два стакана и один протянул старику. Но только было собрался опрокинуть свой, как Джованни сказал:
— Позвольте произнести тост.
Он поднял стакан и произнес:
— За Изабель.
— За Изабель, — повторил Сэл. «Почему он здесь? Что, черт возьми, ему нужно?»
Джованни отпил из стакана и, сжимая его в руке, снова оперся о набалдашник.
— А она правда хороша. Верно?
Сэлу давно хотелось поговорить с кем-нибудь о своем тайном открытии. Так почему бы не с ее отцом?
— У нее есть все, чтобы стать одной из лучших. Одной... из самых... лучших.
Джованни с гордостью улыбнулся, как и положено отцу.
— По-моему, она прелестна. Я все время думал об этом, когда она пела. У меня даже мурашки по телу забегали. Это было такое... такое чувство! Но я сказал себе: отец Изабель не может, не может... — Он не мог подобрать нужного слова.
— Быть беспристрастным?
— Да, да, именно это я и хотел сказать. Ведь она моя дочь, как я могу быть... — И снова запнулся, видимо, забыл слово.
— Беспристрастным, — подсказал Сэл.
— Да, да. Но когда все стоя ей аплодировали и кричали — поймите меня! — я уже больше не сомневался в том, что она хороша.
— Не просто хороша, а великолепна! Необычайна. Видите ли, мистер Джемелли, я в шоу-бизнесе с четырнадцати лет. Но такого таланта никогда не встречал. Никогда. И пожалуй, больше не встречу.
Джованни никак не мог выбрать удобное положение и все время вертелся на койке. С тех пор, как десять лет назад у него случился первый приступ артрита, боль ни на минуту не оставляла его.
— Как вы думаете, Марко? Могу ли я вас так называть? Почему талант проявился у нее именно сейчас? У нее никогда не появлялось желания петь. Или брать уроки пения. Почему она... она... как вы говорите, расцвела только сейчас? Почему?
Сэл пожал плечами.
— Кто знает. — Он задумался на мгновение и сказал: — Должно быть, пришло ее время. Вот и все. Одни звезды начинают раньше, другие — позже. Сейчас у Изабель, ну как бы вам это объяснить, пробили ее внутренние часы, в общем, в этом роде.
Джемелли нахмурился и пристально посмотрел на Сэла.
— Вы так думаете?
Сэл кивнул.
— Да, думаю.
Джемелли мрачно покачал головой.
— Ошибаетесь.
«Странный старик. Чертовски странный старик».
— Это вы пробудили чудесный голос ее сердца, вы. — Старик ткнул пальцем в Сэла. — Я пришел поблагодарить вас. — Старик поднял стакан. — Спасибо, мистер Толедано.
— Марко, — сказал Сэл. В его голове поднялся целый рой мыслей: "Не исключено, что он поможет мне.
Познакомит меня с каким-нибудь владельцем ночного клуба или еще с кем-нибудь. Выхлопочет разрешение на работу".
— Марко, — снова заговорил Джованни. — Я искал вас после того, как Изабель спела, но вы уже ушли. Я сразу хотел поблагодарить вас. Поблагодарить за смех моей дочери. За улыбку на ее лице. Вы видели эту улыбку, Марко?
«Ее отец, этот клоп, совсем как ребенок».
— О да, я думаю...
— Эта улыбка, ведь вы ее видели... — Глаза Джованни потеплели и увлажнились. — Эта улыбка идет прямо из души моей Изабель. Я знаю, знаю мою маленькую девочку, люблю и понимаю ее, и сегодня, после того, как она спела и все окружили ее, и потом, когда она улыбалась, я знал, что моя Изабель счастлива. Никогда в жизни я не видел, чтобы моя дочь так улыбалась. И я понимаю ее чувства. Сегодня моя Изабель счастлива. Впервые в жизни. И это сделали вы. — Он палкой указал на Сэла.
— Мистер Джемелли, — скромно возразил Сэл. — Вы мне льстите. — «Если бы это что-нибудь значило. Если бы это хоть что-нибудь значило». — Я думаю, что...
— Нет, — решительно заявил Джованни, махнув рукой, словно отметая все возражения Сэла. — Только благодаря вам моя дочь обрела радость жизни. Только благодаря вам.
«А у этого скрюченного старикашки есть и ум, и сила воли, и решительность. Карлик-мультимиллионер. Смекалки ему не занимать».
— Никто не знает так хорошо мою маленькую девочку, как я, Джованни. — Он помолчал, глядя на темную жидкость в стакане, и снова заговорил: — У моей девочки... у моей девочки была очень трудная жизнь.
«Дочь богача. Какая у нее, черт возьми, трудная жизнь?»
Джованни поднял глаза на Сэла.
— Она так несчастна, моя девочка. Вы даже не можете себе представить. Марко, — Джованни наклонился к нему, — она росла без матери. — Джованни замолчал.
«Еще бы, конечно, не могу!» Воспользовавшись молчанием старика, Сэл поинтересовался:
— А... а почему вы не женились снова, сеньор Джо...
Джованни не ответил и продолжал свою мысль:
— Мне даже в страшном сне не снилось, что у моей малышки не будет матери. — Казалось, Джованни говорил сам с собой, глядя на Сэла невидящими глазами. — Какое горе! Какая боль! Какое одиночество! — Он приложил к своей груди скрюченную руку. — Моя Изабель. Она потеряла мать в день своего рождения. — Джованни взболтнул виски. — В этом я виню себя.
«Должно быть, она была великолепная женщина, — подумал Сэл, — раз он до сих пор о ней вспоминает».
— Так что понимаете, Марко, когда моя Изабель улыбается вот так, от всего сердца, мне это приносит огромную радость. — Старик усмехнулся, и на лице его появилось выражение какой-то мрачной гордости. — Как это могло случиться, Марко, что жизнь такого калеки, как я, скрасили две самые прекрасные женщины?
Сэл молчал, не мешая Джованни выговориться. К чему старик клонит? Ведь неспроста все это Сэлу рассказывает...
— Моя жена... моя жена была... э... как солнце, поднявшееся над океаном. Понимаете? И дочь тоже — как солнце. Но солнце порой закрывают тучи, и тогда начинается шторм. Понимаете? Назавтра солнце снова проглянет, и океан успокоится, но сегодня, сегодня... — Джованни пожал плечами и тряхнул головой. — Понимаете? Я плохой отец, Марко. Я слишком люблю свою дочь. Да, я сам во всем виноват. Не могу наказывать девочку. Какой же я после этого отец? — Он воздел руки к небу и с трудом продолжал: — Настоящий отец должен наказывать свою дочь. Я же не наказал ее даже тогда, когда, семилетняя, на дне рождения у подруги она растоптала все подарки, потому что они предназначались не ей. Что я за отец, если даже прикрикнуть на нее не решаюсь? Ей было тринадцать, когда она попала в полицию за то, что в поселке Роцинха купила у мафиози макону. В пятнадцать она занималась любовью с садовником прямо в машине. — Джованни сокрушенно покачал головой. — А потом убежала из школы и связалась с ангольским дипломатом. Ну какой я отец? Я слишком ее люблю. Я сам во всем виноват. Я, как это вы говорите, человек никчемный. Не могу быть с Изабель строгим, как того хочет моя сестра Ангелина. Ну не могу. Стоит ей взглянуть на меня своими большими печальными глазами, и я сразу вспоминаю ее мать и ничего не могу с собой сделать! Я — банкрот. — Он осторожно потер свои ревматические руки. — Как отец — я полный банкрот.
Наступило молчание. Первым его нарушил Джованни. — В сердце моей дочери поселилась тоска. Много, много тоски. Порой она запирается в комнате и часами — понимаете? — часами рыдает. Во всем доме слышно. Доктора говорят, что это такая... такая депрессия — маниакальная называется. Но это все от тоски. Вот здесь, — он коснулся своей груди. — Великая тоска и огромный гнев, Марко. — Он отпил из стакана виски. — И в этом нет ничего удивительного. Ведь с самого рождения она осталась без матери. — Он повернулся к Сэлу. — Так что понимаете, Марко, я не мог не поблагодарить вас, когда увидел, как моя дочь улыбается. Увидел ее счастливое лицо. Впервые в жизни. Grazio, сеньор Толедано. Вы так много сделали для нее и для меня.
«О'кей, я — великолепный человеческий экземпляр. Ну и что же я заслужил?»
— Марко, я хочу кое о чем вас попросить, о'кей? «О'кей!»
— Станьте учителем Изабель. Чтобы из нее получилась певица. Вы же учили ее все это время на корабле, она мне рассказывала. Все равно капитан вас уволил. Верно? А я вам предлагаю работу. Что скажете?
«Вот это здорово. Я буду иметь укрытие, да еще учить Изабель!»
— Не знаю, право, сеньор Джемелли. У меня уйма предложений со всего света. Я вот сижу и думаю, какое из них принять.
— Да, да, — кивнул сеньор Джемелли, — знаю, вы прекрасный музыкант, очень известный, но поймите, речь идет о моей дочери. Это для меня очень важно. Очень. Я буду вам хорошо платить.
Сэл улыбнулся:
— Уверен, сеньор, мы договоримся.
— Скажу вам сразу: вы будете жить в одной из квартир компании Джемелли де Жанейро и у вас будет автомобиль. Это, как говорится, хлебные.
Сэл улыбнулся.
— Чаевые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73