А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Лично мне он нравится, я приглашаю его на свои приемы и часто танцую с ним в Ассамблее, хотя не представляю худшей судьбы, чем оказаться связанной с ним узами на всю жизнь. И хотя, по мнению Джоффри, я склонна пренебрегать условностями, я все же слежу за тем, чтобы не встречаться с ним столь часто, чтобы дать повод даже самым суровым ревнителям приличий заявить, что я к нему неравнодушна! Поскольку я была знакома с ним еще до того, как приехала жить в Бат, он считается моим старым другом, и поэтому наши местные сплетники смотрят сквозь пальцы на его присутствие на моих вечерах, как и на неформальные отношения, существующие между нами. Но хотя я и не юная девушка и считается, что я не смогу при случае поставить его на место, просто злые языки тут же начнут работать, а это мне не нужно! Посему я не могу обвинить мистера Карлтонна в том, что он упрекал меня безосновательно.
– Все же я считаю это дерзостью с его стороны и надеюсь, что ты поставила его на место! – энергично заявила леди Уичвуд.
На это Эннис ничего не ответила, но подумала, что ей еще ни разу не удалось поставить мистера Карлтонна на место, несмотря на все ее попытки. И еще она подумала, что, пожалуй, не стоит обсуждать его характер со своей невесткой, потому что в этот момент ей пришла в голову весьма неприятная мысль: она поняла, что, как бы сильно она сама ни порицала его за недостатки, в ней тут же пробуждалось сильнейшее желание защитить его, как только эти недостатки начинал обсуждать кто-то другой. И мисс Уичвуд решила привлечь внимание Амабел к шляпке, выставленной в витрине модистки. Весь обратный путь до самого Аппер-Кэмден-Плейс они посвятили обсуждению последних причуд моды. Когда же леди Уичвуд увидела, как ее сынишка играет в саду с мисс Фарлоу в мячик, она с восторгом воскликнула:
– О, посмотри! Мария вывела Тома в сад! Вот уж добрая душа, Эннис!
– Да, и как бы мне хотелось избавиться от нее! – с чувством воскликнула Эннис.
– Избавиться? – потрясенно переспросила леди Уичвуд. – О, как ты можешь так говорить, дорогая? Да более милого и приятного человека не сыщешь! Ты наверняка шутишь!
– Нет, не шучу. Я считаю ее смертельно скучной.
– Она, конечно, не начитана и не так умна, как ты, – в раздумье произнесла мисс Уичвуд. – И слишком разговорчива. Джоффри называет ее пустомелей, а джентльмены, сама знаешь, не любят разговорчивых женщин, но при этом даже он признает, что у нее масса замечательных качеств.
– Ты что же, пытаешься убедить меня, что не считаешь ее скучной? – с вызовом просила Эннис.
– Конечно! Она действительно не кажется мне скучной. Ну, иногда она, конечно, бывает чересчур болтлива, но, в общем, мне интересно с ней разговаривать о тех вещах, которые совсем не интересуют тебя. Всякие мелочи о домашнем хозяйстве, о детях, и… новые рецепты, и все такое прочее! – Леди Уичвуд, мгновение поколебавшись, сказала: – Видишь ли, дорогая, я не так умна, как ты! И по правде говоря, я иногда задумываюсь, а не считаешь ли ты и меня смертельно скучной!
Эннис тут же принялась решительно отрицать это, чем заслужила благодарную улыбку леди Уичвуд, но в глубине души знала, хотя и любила свою невестку, что она часто наводит на нее ужасную скуку.
– Сестра, – вдруг произнесла Эннис торжественно, и в глазах ее блеснули шаловливые искорки, – я давно собиралась сделать тебе ценный подарок, и ты только что подсказала мне, как это сделать! Я подарю тебе Марию!
– Не будь смешной! – воскликнула, смеясь, леди Уичвуд. – Я и думать не могу о том, чтобы забрать ее у тебя!
На этом их беседа прекратилась, потому что Том, увидев мать и тетю, подбежал к ограде, чтобы поздороваться с ними. Леди Уичвуд вошла в сад, а Эннис направилась к дому. Люсилла осталась до вечера у Стинчкоумбов, и, поскольку миссис Стинчкоумб пообещала отправить Люсиллу в «Кэмден-Плейс» к обеду, мисс Уичвуд почувствовала большое облегчение. Она не могла не радоваться этому не только потому, что развлекать живую семнадцатилетнюю девушку оказалось более обременительным делом, чем она себе представляла, но и потому, что ей хотелось спокойно подумать о словах, сказанных сегодня ей мистером Карлтонном. Если она не ошиблась и правильно поняла значение загадочного высказывания мистера Карлтонна в галерее, он вроде бы собирался предложить ей выйти за него замуж. Если честно, то подобные мысли иногда приходили ей в голову, но лишь в форме догадки, подозрения, что ей удавалось прогнать без особого труда. Теперь, когда подозрение подтвердилось, она чувствовала себя захваченной врасплох, и ее раздражало осознание того, что происходящее лишило ее привычного самообладания, какое-то иное беспокойство одолевало ее. Эннис так долго прожила одна, что уже привыкла думать о себе, что она вышла из того возраста, когда женщины выходят замуж, более того, вышла и из возраста, когда можно в кого-нибудь влюбиться. Для нее стало ужасным потрясением, когда она обнаружила, что теперь уже не так уверена в этом. И тот факт, что теперь ее одолевают сомнения, очень рассердил Эннис, потому что она считала себя достаточно зрелой женщиной и трезвой, которая знает, чего хочет. Но грустная правда заключалась в том, что она сейчас этого как раз и не знала. Сердясь на себя, она в который раз думала, что мистер Карлтонн не обладает ни одной (за исключением состояния, которое ее не интересовало) из тех черт, которой должен был обладать претендент на руку и сердце леди, у которой было множество поклонников – красивых, галантных, с безупречными манерами и обаянием. Мистер Карлтонн не имел ни того, ни другого, ни третьего: попытка приписать ему хотя бы одно из этих достоинств вызывала у нее улыбку. В этот момент она подумала, что, возможно, именно отсутствие у него слащавости и привлекает к нему. Странно, но ведь это так и было – ни один из ее самых очаровательных поклонников ни на йоту не задел ее сердце. Она вспомнила одного из них, самого настойчивого, и подумала, что, если бы у нее не было собственных средств к существованию, она, наверное, приняла бы его предложение, потому что он ей в общем-то нравился и он наверняка стал бы неплохим мужем; но когда он сделал ей предложение, она не колеблясь отвергла его, не только не сожалея при этом о принятом решении, но и радуясь тому, что обстоятельства не вынудили ее принять его. Ей было жаль его, потому что он был отчаянно влюблен и так старался завоевать ее внимание.
Ее резкие выпады только заставляли его удвоить свои усилия. Он действительно был самым упорным ее поклонником, и как только она вспомнила то море внимания, которым он окружал ее, и сравнила его с поведением мистера Карлтонна, то невольно усмехнулась. Найти двух более непохожих друг на друга мужчин просто невозможно. Один из кожи вон лез, чтобы добиться ее любви; второй не делал ничего. По правде говоря, подумала мисс Уичвуд, он делал все, чтобы оттолкнуть ее от себя. Был безжалостно прямолинеен, часто груб. до неприличия, не делал ей комплиментов и не проявлял ни малейшего намерения угодить ей. Очень странное ухаживание – если это, конечно, было ухаживание, – и почему мысли о нем лишили ее покоя, что было действительно так, честно призналась она себе, ей было просто непонятно. Единственное пришедшее ей в голову объяснение – помешательство – было неприемлемо, а не придает ли она слишком большого значения тем немногим деталям, которые она сочла признаком того, что он влюбился в нее; может быть, они говорят лишь о его намерении пофлиртовать с ней. Впрочем, она отбросила эту мысль, едва она пришла ей в голову: мистер Карлтонн никогда даже не пытался ухаживать за ней, а все его поведение – без тени заигрывания – не было свойственно мужчине, который решил слегка пофлиртовать. Она подумала, что для ее душевного спокойствия было бы лучше, если бы он уехал в Лондон, но тут же поняла, что не хочет его отъезда. Но мисс Уичвуд так и не смогла решить, хочет ли стать его женой и что она скажет, если он все-таки сделает ей предложение. Эннис всегда считала, что, если ей посчастливится в жизни встретить мужчину, которому будет отдано ее сердце, она тут же узнает его. Но похоже, либо она ошибалась, либо мистер Карлтонн вовсе не был этим мужчиной.
С этими противоречивыми мыслями и чувствами Эннис спустилась вниз, чтобы присоединиться в столовой к леди Уичвуд и мисс Фарлоу, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы позволить внутреннему смятению отразиться на ее лице либо на ее манерах. Дать возможность окружающим задавать тебе вопросы, на которые ты не имеешь ни малейшего желания отвечать, значило бы продемонстрировать достойную сожаления невоспитанность: истинная леди не должна демонстрировать то, что у нее на душе, и не может вести себя так, чтобы гости думали, будто ты страдаешь от депрессии или от жесточайшей головной боли. Поэтому ни леди Уичвуд, ни мисс Фарлоу не заподозрили, что Эннис не в настроении. Эннис слушала их беседу, вращавшуюся вокруг малозначительных обыденных проблем, отвечала на обращенные к ней вопросы, вставляла время от времени приходившие ей в голову замечания, и все это с приятной улыбкой, которая прекрасно скрывала от собеседниц ее полную незаинтересованность в их делах. Эннис давно уже привыкла поддерживать скучные беседы автоматически, думая совершенно о другом, а встав из-за стола, она вряд ли смогла бы ответить на вопрос, о чем же они все-таки разговаривали.
Леди Уичвуд всегда недолго отдыхала после ленча, перед тем как провести час со своими обожаемыми детьми. Мисс Фарлоу же, напротив, по причинам, которые она объясняла слишком часто и слишком подробно, никогда днем не отдыхала, и теперь она принялась энергично перечислять самые разнообразные дела, которыми она собиралась заняться. Помимо всего прочего, она собиралась починить сломанную игрушку Тома и заштопать прореху в оборке одного из своих платьев.
– И как это я могла порвать ее, я себе даже не представляю! – сокрушалась она. – Не могу припомнить, чтобы я зацепилась за что-то юбкой, и я всегда тщательно приподнимаю юбки, когда поднимаюсь по лестнице, так чтобы не наступить на них, и даже если бы я и наступила, то я бы непременно упала, и однажды, когда я была молодой и не думала ни о чем, так и вышло. А уж это бы я заметила точно, потому что я бы непременно ушиблась. Да, кстати, об ушибах, – добавила она жизнерадостно, – для меня всегда было загадкой, как можно ушибиться, даже не заметив этого! Это кажется мне совершенно невероятным, потому что, когда ударяешься обо что-то, это ужасно больно, но все-таки так иногда случается. Я хорошо помню…
Но мисс Уичвуд так и не узнала, что же так хорошо помнит ее кузина, потому что в этот момент она тихо выскользнула из комнаты и нашла убежище в библиотеке, где устроилась с намерением заняться своими счетами. Она и вправду решительно принялась за дело, но продвигалась она очень медленно, потому что ее мысли витали где-то вдалеке. Смуглое лицо мистера Карлтонна и его резкий голос постоянно отвлекали ее, так что она сбивалась со счета уже в середине колонки цифр и должна была начинать все сначала. После того как она получила в итоге три разных ответа, она просто вышла из себя и, забыв о приличиях, воскликнула:
– О, черт тебя побери! Не думай, что я люблю тебя. Это вовсе не так! Я тебя ненавижу!
Затем она снова принялась за сложение, но не прошло и десяти минут, как мистер Карлтонн снова отвлек ее, на сей раз собственной персоной. В библиотеку вошел Лимбери, тщательно закрыл за собой дверь и сообщил ей, что пожаловал мистер Карлтонн, который хотел бы сказать ей несколько слов. Эннис тут же почувствовала, что ее раздирают противоположные чувства: она ни за что не хотела видеть его, и она хотела видеть его больше всех на свете. Она заколебалась, и Лимбери заметил с укором в голосе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45