Кирпиченко получил этот пост. Карпова в порядке компенсации назначили на его место. Два года он отдал политической разведке.
Ранней весной 1985 года, пытаясь затормозить машину на Садовой-Спасской при скорости около ста километров, Кирпиченко наехал на масляное пятно, оставленное неисправным грузовиком, машина пошла юзом... Неделю спустя на Новодевичьем кладбище состоялись тихие похороны, а еще через неделю Карпов стал первым заместителем начальника ПГУ, был повышен в звании до генерал-лейтенанта.
Он был рад уступить свое прежнее место старику Борисову, который был на вторых ролях так давно, что почти никто не помнил сколько именно, и который, безусловно, заслужил первую роль.
Зазвенел телефон, и он схватил трубку.
— Звонит генерал-майор Борисов.
«Вспомни черта и он появится, — подумал Карпов и нахмурился. — Почему старый коллега звонит не по прямому телефону, а через коммутатор? Значит, он звонит из города». Сказав секретарю, чтобы тот пропустил к нему курьера из Копенгагена как только тот появится, он нажал переключатель селектора и услышал голос Борисова.
— Павел Петрович, как дела? День сегодня замечательный, — заговорил Карпов.
— Я пытался найти вас дома, на даче, но Людмила сказала, что вы на работе.
— Как видишь. С другими это тоже случается.
Карпов слегка подшучивал над стариком. Борисов был вдовцом, жил один и поэтому частенько работал по выходным.
— Евгений Сергеевич, мне необходимо вас увидеть.
— Конечно, даже спрашивать не стоит. Вы хотите прийти сюда завтра или, может быть, встретимся в городе?
— А сегодня никак нельзя?
«Да, странно, — подумал Карпов, — что-то действительно случилось. И голос вроде нетрезвый».
— Ты что, уже приложился, Павел Петрович?
— Может быть, и да, — послышался хриплый голос в трубке, — может быть, человеку необходимо несколько граммов, может быть, у человека проблемы.
Карпов понял, что дело серьезное, но шутливым тоном произнес:
— Все в порядке, старец, где ты?
— Ты знаешь мой дом?
— Конечно, ты хочешь, чтобы я приехал?
— Да, буду очень благодарен, — ответил Борисов, — Когда ты сможешь?
— Скажем, около шести, — предложил Карпов.
— Я приготовлю бутылку перцовки, — сказал Борисов и повесил трубку.
— Только не для меня, — вслед гудкам пробормотал Карпов.
В отличие от большинства русских, Карпов почти не пил, а когда пил, то предпочитал глоток-другой армянского коньяка или шотландского виски, который ему специально присылали из Лондона. Водку он считал отравой, а перцовку и того хуже.
«Вечер в Переделкино летит к черту», — подумал он и позвонил предупредить Людмилу, что не приедет. Он не заикнулся о Борисове, а только сказал, что не сможет рано освободиться, и будет дома, на московской квартире, около полуночи. Он был обеспокоен странным состоянием Борисова; они проработали достаточно долго вместе, хорошо знали друг друга, сегодняшнее поведение человека, обычно мягкого и флегматичного, встревожило Карпова.
В тот воскресный день самолет Аэрофлота прибыл из Москвы в Лондон после пяти часов.
Как и в других экипажах Аэрофлота, в этом тоже был человек, работавший сразу на двух хозяев: на советскую государственную авиакомпанию и на КГБ. Первый пилот Романов не был в штате КГБ, а был всего лишь осведомителем, информируя спецслужбу о поведении своих товарищей и время от времени выполняя кое-какие поручения.
Экипаж посадил самолет, передав на ночь его на попечение наземных служб. На следующий день он полетит обратно в Москву. Летчики прошли обычный досмотр, таможенники бегло проверили содержимое их сумок и пакетов. У некоторых были переносные радиоприемники, потому никто не обратил внимания на приемник «Сони», висевший на ремне через плечо у Романова. Выезжающие за рубеж, несмотря на малое количество выделяемой валюты, старались привезти домой кто магнитофон, радиоприемник с кассетами, кто хорошие духи жене в подарок.
Пройдя все въездные формальности, экипаж на микроавтобусе отправился в Грин Парк Отель — гостиницу, которая обслуживает летчиков Аэрофлота. Человек, вручивший Романову радиоприемник в Москве за три часа до вылета, очевидно, очень хорошо знал, что экипажи Аэрофлота в Хитроу проверяют формально. Британская контрразведка считает, что хотя она и рискует, проверяя экипажи спустя рукава, но риск этот не стоит тех затрат, которые требуются для осуществления полномасштабного контроля каждого из прибывших.
В номере Романов с любопытством осмотрел радиоприемник, положил его в «дипломат» и спустился в бар, где присоединился к остальным членам экипажа. Он знал, что необходимо сделать следующим утром после завтрака. Он выполнит все, что требуется, а затем забудет об этом. Но он не знал, что по возвращении в Москву будет немедленно отправлен в карантин.
Около шести часов вечера машина Карпова с хрустом катилась по заснеженной дорожке, он мысленно проклинал Борисова за то, что тот решил провести выходные дни на своей даче, в этом богом забытом месте.
Все на службе знали, что Борисов был в своем роде уникум. В обществе, которое рассматривает индивидуализм и эксцентричность, как отклонение от нормы и нечто подозрительное, Борисов избежал таких подозрений, поскольку был асом своего дела. Он работал в тайной разведке с мальчишеских лет, его успехи вошли в легенды, стали хрестоматийными.
Проехав с полкилометра, Карпов различил вдали огни дома, где коротал выходные Борисов. Другие стремились получить дачи в престижных местах, соответствующих своему положению в обществе. И все такие места располагались к западу от Москвы вдоль излучины реки за Успенским мостом. Но не Борисов.
Его дача находилась к востоку от столицы, в густом лесу. Это было место, где он любил проводить свободное время, преображаясь в простого мужика в своем бревенчатом жилище. «Чайка» остановилась напротив двери.
— Подожди здесь, — велел Карпов шоферу.
— Я лучше развернусь и положу полено под колеса, иначе мы тут намертво завязнем, — проворчал Миша.
Карпов кивнул в знак согласия и вышел из машины. Он не захватил с собой галоши, так как не предполагал, что ему придется пробираться по колено в снегу. Он остановился перед дверью и постучал. Дверь открылась, полоса желтого света от керосиновой лампы осветила генерал-майора Павла Петровича Борисова. Он был в косоворотке, вельветовых штанах и валенках.
— Ты словно из романа Толстого, — заметил Карпов, входя в горницу с кирпичной печью. От дров, потрескивающих в печи, веяло теплом и уютом.
— Это лучше, чем тряпки с Бонд-стрит, — проворчал Борисов, вешая пальто Карпова на крючок. Он открыл бутылку водки, наполнил две рюмки, мужчины сели к столу.
— До дна, — сказал Карпов и по-русски, двумя пальцами, поднял рюмку.
— За вас! — ответил Борисов, и они осушили по первой.
Пожилая женщина, похожая на бабу на чайнике, с невыразительным лицом и седыми волосами, собранными в тугой пучок на затылке — само воплощение Родины-матери — вошла в комнату, неся черный хлеб, лук, чеснок, нарезанный сыр, положила все это на стол и безмолвно вышла.
— Какие проблемы, старец? — спросил Карпов.
Борисов был на пять лет старше его и уже не в первый раз поражал Карпова своей схожестью с покойным Дуайтом Эйзенхауэром в последние годы жизни. Карпов знал, что, в отличие от многих его сослуживцев, Борисова любили коллеги и обожали молодые ученики. Они давно дали ему это ласковое прозвище «Старец».
Борисов окинул его взглядом через стол.
— Евгений Сергеевич, как давно мы знаем друг друга?
— Давно, — отозвался Карпов.
— И все это время я хоть раз солгал вам?
— Не помню, — Карпов задумался.
— Вы будете откровенным со мной?
— Разумеется, насколько это будет возможно, — осторожно заметил Карпов, — что в конце концов у тебя случилось, старина?
— Что ты, черт возьми, делаешь с моим управлением? — громко закричал Борисов.
Карпов сосредоточился. «Почему бы тебе не сказать, что происходит с твоим управлением», — подумал он.
— Меня обобрали! — прорычал Борисов. — И это с твоей легкой руки. Черт! Как должен я руководить Управлением «С», когда у меня забирают моих лучших людей, лучшие документы, лучшее оборудование? Кропотливая работа многих лет — все это исчезает за какие-нибудь два-три дня!
Борисов дал выход своим чувствам, всему, что накопилось в нем. Пока он наполнял рюмки, Карпов сидел, как потерянный. Он бы не поднялся так высоко в лабиринтах КГБ, если бы был лишен шестого чувства опасности. Борисов не был паникером, но за тем, что он сказал, что-то было. За этим стояло нечто, о чем он не знал. Он наклонился вперед.
— Пал Петрович, — сказал он доверительным тоном, — мы знаем друг друга давно. Поверь, я действительно не знаю, о чем ты говоришь. Прекрати кричать и расскажи спокойно.
Борисов был озадачен словами Карпова.
— Хорошо, — начал он, будто собирался говорить с ребенком, — сначала ко мне явились два болвана из ЦК и потребовали, чтобы я отдал им моего лучшего воспитанника, человека, которого я лично тренировал много лет и на которого возлагал самые большие надежды. Они заявили, что ему предстоит выполнить особой важности задание. Не знаю, что имелось в виду. Хорошо, я отдал им его. Мне это не по душе, но я это сделал. Через два дня они явились опять. Им понадобилась самая надежная легенда, над которой я работал более десяти лет. Даже после того «Иранского дела» со мной не обращались таким образом. Ты помнишь «Иранское дело»? Я до сих пор зализываю раны.
Карпов кивнул. Он не работал в управлении политической разведки во время «дела», но был знаком с ним по рассказам самого же Борисова.
В последние дни жизни иранского шаха в Международном отделе ЦК решили, что было бы неплохо тайно вывезти все политбюро компартии из Ирана.
Они перевернули весь архив у Борисова, откуда выбрали двадцать две надежные иранские легенды, которые Борисов планировал использовать для засылки людей в Иран, а не для вывоза их оттуда.
— Обобрали до ниточки! — вопил тогда Борисов. — А все ради того, чтобы вывезти в безопасность этих вонючих арабов.
Позднее он жаловался Карпову:
— А что получилось? Ничего хорошего. Аятолла у власти, коммунистическая партия Ирана запрещена, ни одной операции провести невозможно.
Карпов знал, что Борисов болезненно воспринял иранскую авантюру, но то, что он сообщил сегодня, было еще более странным. Почему обошли его? Почему он ничего об этом не знает?
— Кого ты им отдал? — спросил Карпов.
— Петровского, — ответил Борисов покорно, — я вынужден был. Они требовали лучшего, а он на голову выше других. Помнишь Петровского?
Карпов кивнул. За два года руководства он вник во все текущие операции, знал имена всех людей. Его нынешний пост давал ему доступ к любой информации.
— Так кто же стоит за всем этим?
— Ну, теоретически — ЦК. Но откуда у них такая власть... — Борисов показал пальцем в потолок.
— Бог? — съязвил Карпов.
— Почти. Наш любимый Генеральный секретарь. Но это только мое предположение.
— Что-нибудь еще произошло?
— Да. Получив легенду, эти шуты заявились снова. Им понадобился принимающий кристалл одного из передатчиков, оставленных тобой в Англии четыре года назад. Поэтому я подумал, что все делается с твоей подачи.
Карпов прищурился. Когда он возглавлял Управление «С», страны НАТО проводили развертывание крылатых ракет «Першинг-2». Политбюро было обеспокоено. Он получил приказ организовать «массовые действия» в Западной Европе против планов НАТО, используя для этого любые поводы и вспышки недовольства.
Для выполнения этого приказа он «поставил» несколько тайных радиопередатчиков в Западной Европе, в том числе три в Великобритании. Людям, подготовленным к работе с этими передатчиками, был отдан приказ — ничего не предпринимать до прибытия агента со специальными кодами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Ранней весной 1985 года, пытаясь затормозить машину на Садовой-Спасской при скорости около ста километров, Кирпиченко наехал на масляное пятно, оставленное неисправным грузовиком, машина пошла юзом... Неделю спустя на Новодевичьем кладбище состоялись тихие похороны, а еще через неделю Карпов стал первым заместителем начальника ПГУ, был повышен в звании до генерал-лейтенанта.
Он был рад уступить свое прежнее место старику Борисову, который был на вторых ролях так давно, что почти никто не помнил сколько именно, и который, безусловно, заслужил первую роль.
Зазвенел телефон, и он схватил трубку.
— Звонит генерал-майор Борисов.
«Вспомни черта и он появится, — подумал Карпов и нахмурился. — Почему старый коллега звонит не по прямому телефону, а через коммутатор? Значит, он звонит из города». Сказав секретарю, чтобы тот пропустил к нему курьера из Копенгагена как только тот появится, он нажал переключатель селектора и услышал голос Борисова.
— Павел Петрович, как дела? День сегодня замечательный, — заговорил Карпов.
— Я пытался найти вас дома, на даче, но Людмила сказала, что вы на работе.
— Как видишь. С другими это тоже случается.
Карпов слегка подшучивал над стариком. Борисов был вдовцом, жил один и поэтому частенько работал по выходным.
— Евгений Сергеевич, мне необходимо вас увидеть.
— Конечно, даже спрашивать не стоит. Вы хотите прийти сюда завтра или, может быть, встретимся в городе?
— А сегодня никак нельзя?
«Да, странно, — подумал Карпов, — что-то действительно случилось. И голос вроде нетрезвый».
— Ты что, уже приложился, Павел Петрович?
— Может быть, и да, — послышался хриплый голос в трубке, — может быть, человеку необходимо несколько граммов, может быть, у человека проблемы.
Карпов понял, что дело серьезное, но шутливым тоном произнес:
— Все в порядке, старец, где ты?
— Ты знаешь мой дом?
— Конечно, ты хочешь, чтобы я приехал?
— Да, буду очень благодарен, — ответил Борисов, — Когда ты сможешь?
— Скажем, около шести, — предложил Карпов.
— Я приготовлю бутылку перцовки, — сказал Борисов и повесил трубку.
— Только не для меня, — вслед гудкам пробормотал Карпов.
В отличие от большинства русских, Карпов почти не пил, а когда пил, то предпочитал глоток-другой армянского коньяка или шотландского виски, который ему специально присылали из Лондона. Водку он считал отравой, а перцовку и того хуже.
«Вечер в Переделкино летит к черту», — подумал он и позвонил предупредить Людмилу, что не приедет. Он не заикнулся о Борисове, а только сказал, что не сможет рано освободиться, и будет дома, на московской квартире, около полуночи. Он был обеспокоен странным состоянием Борисова; они проработали достаточно долго вместе, хорошо знали друг друга, сегодняшнее поведение человека, обычно мягкого и флегматичного, встревожило Карпова.
В тот воскресный день самолет Аэрофлота прибыл из Москвы в Лондон после пяти часов.
Как и в других экипажах Аэрофлота, в этом тоже был человек, работавший сразу на двух хозяев: на советскую государственную авиакомпанию и на КГБ. Первый пилот Романов не был в штате КГБ, а был всего лишь осведомителем, информируя спецслужбу о поведении своих товарищей и время от времени выполняя кое-какие поручения.
Экипаж посадил самолет, передав на ночь его на попечение наземных служб. На следующий день он полетит обратно в Москву. Летчики прошли обычный досмотр, таможенники бегло проверили содержимое их сумок и пакетов. У некоторых были переносные радиоприемники, потому никто не обратил внимания на приемник «Сони», висевший на ремне через плечо у Романова. Выезжающие за рубеж, несмотря на малое количество выделяемой валюты, старались привезти домой кто магнитофон, радиоприемник с кассетами, кто хорошие духи жене в подарок.
Пройдя все въездные формальности, экипаж на микроавтобусе отправился в Грин Парк Отель — гостиницу, которая обслуживает летчиков Аэрофлота. Человек, вручивший Романову радиоприемник в Москве за три часа до вылета, очевидно, очень хорошо знал, что экипажи Аэрофлота в Хитроу проверяют формально. Британская контрразведка считает, что хотя она и рискует, проверяя экипажи спустя рукава, но риск этот не стоит тех затрат, которые требуются для осуществления полномасштабного контроля каждого из прибывших.
В номере Романов с любопытством осмотрел радиоприемник, положил его в «дипломат» и спустился в бар, где присоединился к остальным членам экипажа. Он знал, что необходимо сделать следующим утром после завтрака. Он выполнит все, что требуется, а затем забудет об этом. Но он не знал, что по возвращении в Москву будет немедленно отправлен в карантин.
Около шести часов вечера машина Карпова с хрустом катилась по заснеженной дорожке, он мысленно проклинал Борисова за то, что тот решил провести выходные дни на своей даче, в этом богом забытом месте.
Все на службе знали, что Борисов был в своем роде уникум. В обществе, которое рассматривает индивидуализм и эксцентричность, как отклонение от нормы и нечто подозрительное, Борисов избежал таких подозрений, поскольку был асом своего дела. Он работал в тайной разведке с мальчишеских лет, его успехи вошли в легенды, стали хрестоматийными.
Проехав с полкилометра, Карпов различил вдали огни дома, где коротал выходные Борисов. Другие стремились получить дачи в престижных местах, соответствующих своему положению в обществе. И все такие места располагались к западу от Москвы вдоль излучины реки за Успенским мостом. Но не Борисов.
Его дача находилась к востоку от столицы, в густом лесу. Это было место, где он любил проводить свободное время, преображаясь в простого мужика в своем бревенчатом жилище. «Чайка» остановилась напротив двери.
— Подожди здесь, — велел Карпов шоферу.
— Я лучше развернусь и положу полено под колеса, иначе мы тут намертво завязнем, — проворчал Миша.
Карпов кивнул в знак согласия и вышел из машины. Он не захватил с собой галоши, так как не предполагал, что ему придется пробираться по колено в снегу. Он остановился перед дверью и постучал. Дверь открылась, полоса желтого света от керосиновой лампы осветила генерал-майора Павла Петровича Борисова. Он был в косоворотке, вельветовых штанах и валенках.
— Ты словно из романа Толстого, — заметил Карпов, входя в горницу с кирпичной печью. От дров, потрескивающих в печи, веяло теплом и уютом.
— Это лучше, чем тряпки с Бонд-стрит, — проворчал Борисов, вешая пальто Карпова на крючок. Он открыл бутылку водки, наполнил две рюмки, мужчины сели к столу.
— До дна, — сказал Карпов и по-русски, двумя пальцами, поднял рюмку.
— За вас! — ответил Борисов, и они осушили по первой.
Пожилая женщина, похожая на бабу на чайнике, с невыразительным лицом и седыми волосами, собранными в тугой пучок на затылке — само воплощение Родины-матери — вошла в комнату, неся черный хлеб, лук, чеснок, нарезанный сыр, положила все это на стол и безмолвно вышла.
— Какие проблемы, старец? — спросил Карпов.
Борисов был на пять лет старше его и уже не в первый раз поражал Карпова своей схожестью с покойным Дуайтом Эйзенхауэром в последние годы жизни. Карпов знал, что, в отличие от многих его сослуживцев, Борисова любили коллеги и обожали молодые ученики. Они давно дали ему это ласковое прозвище «Старец».
Борисов окинул его взглядом через стол.
— Евгений Сергеевич, как давно мы знаем друг друга?
— Давно, — отозвался Карпов.
— И все это время я хоть раз солгал вам?
— Не помню, — Карпов задумался.
— Вы будете откровенным со мной?
— Разумеется, насколько это будет возможно, — осторожно заметил Карпов, — что в конце концов у тебя случилось, старина?
— Что ты, черт возьми, делаешь с моим управлением? — громко закричал Борисов.
Карпов сосредоточился. «Почему бы тебе не сказать, что происходит с твоим управлением», — подумал он.
— Меня обобрали! — прорычал Борисов. — И это с твоей легкой руки. Черт! Как должен я руководить Управлением «С», когда у меня забирают моих лучших людей, лучшие документы, лучшее оборудование? Кропотливая работа многих лет — все это исчезает за какие-нибудь два-три дня!
Борисов дал выход своим чувствам, всему, что накопилось в нем. Пока он наполнял рюмки, Карпов сидел, как потерянный. Он бы не поднялся так высоко в лабиринтах КГБ, если бы был лишен шестого чувства опасности. Борисов не был паникером, но за тем, что он сказал, что-то было. За этим стояло нечто, о чем он не знал. Он наклонился вперед.
— Пал Петрович, — сказал он доверительным тоном, — мы знаем друг друга давно. Поверь, я действительно не знаю, о чем ты говоришь. Прекрати кричать и расскажи спокойно.
Борисов был озадачен словами Карпова.
— Хорошо, — начал он, будто собирался говорить с ребенком, — сначала ко мне явились два болвана из ЦК и потребовали, чтобы я отдал им моего лучшего воспитанника, человека, которого я лично тренировал много лет и на которого возлагал самые большие надежды. Они заявили, что ему предстоит выполнить особой важности задание. Не знаю, что имелось в виду. Хорошо, я отдал им его. Мне это не по душе, но я это сделал. Через два дня они явились опять. Им понадобилась самая надежная легенда, над которой я работал более десяти лет. Даже после того «Иранского дела» со мной не обращались таким образом. Ты помнишь «Иранское дело»? Я до сих пор зализываю раны.
Карпов кивнул. Он не работал в управлении политической разведки во время «дела», но был знаком с ним по рассказам самого же Борисова.
В последние дни жизни иранского шаха в Международном отделе ЦК решили, что было бы неплохо тайно вывезти все политбюро компартии из Ирана.
Они перевернули весь архив у Борисова, откуда выбрали двадцать две надежные иранские легенды, которые Борисов планировал использовать для засылки людей в Иран, а не для вывоза их оттуда.
— Обобрали до ниточки! — вопил тогда Борисов. — А все ради того, чтобы вывезти в безопасность этих вонючих арабов.
Позднее он жаловался Карпову:
— А что получилось? Ничего хорошего. Аятолла у власти, коммунистическая партия Ирана запрещена, ни одной операции провести невозможно.
Карпов знал, что Борисов болезненно воспринял иранскую авантюру, но то, что он сообщил сегодня, было еще более странным. Почему обошли его? Почему он ничего об этом не знает?
— Кого ты им отдал? — спросил Карпов.
— Петровского, — ответил Борисов покорно, — я вынужден был. Они требовали лучшего, а он на голову выше других. Помнишь Петровского?
Карпов кивнул. За два года руководства он вник во все текущие операции, знал имена всех людей. Его нынешний пост давал ему доступ к любой информации.
— Так кто же стоит за всем этим?
— Ну, теоретически — ЦК. Но откуда у них такая власть... — Борисов показал пальцем в потолок.
— Бог? — съязвил Карпов.
— Почти. Наш любимый Генеральный секретарь. Но это только мое предположение.
— Что-нибудь еще произошло?
— Да. Получив легенду, эти шуты заявились снова. Им понадобился принимающий кристалл одного из передатчиков, оставленных тобой в Англии четыре года назад. Поэтому я подумал, что все делается с твоей подачи.
Карпов прищурился. Когда он возглавлял Управление «С», страны НАТО проводили развертывание крылатых ракет «Першинг-2». Политбюро было обеспокоено. Он получил приказ организовать «массовые действия» в Западной Европе против планов НАТО, используя для этого любые поводы и вспышки недовольства.
Для выполнения этого приказа он «поставил» несколько тайных радиопередатчиков в Западной Европе, в том числе три в Великобритании. Людям, подготовленным к работе с этими передатчиками, был отдан приказ — ничего не предпринимать до прибытия агента со специальными кодами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63