А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Трейси понимал, что через главный вход в дом не проникнешь. Во-первых, он хорошо освещен. Во-вторых, между входом и воротами – участок шириной около десяти футов, на котором практически невозможно укрыться.
Трейси знал, что здесь должен быть другой вход. Особняк Макоумера построен в начале века. В отличие от современных архитекторов, старые мастера придерживались совершенно иных принципов. Тогдашние богачи любили, чтобы при особняках были конюшни. По прошествии лет иные из них снесли, а иные переоборудовали под флигели, сохранив фасады, отличавшиеся изяществом линий.
Вход в такой флигель Трейси и обнаружил в восточной части примыкающей к особняку территории: кирпичная арка шириной около трех футов с отделанной металлом дверью из красного дерева. Дверь, естественно, заперта, но это не проблема.
Внезапное проникновение на территорию противника.
Он осмотрелся в поисках сигнализации, но таковой не обнаружил. Для того чтобы открыть замок, Трейси понадобилось чуть больше сорока секунд. За это время по тротуару прошли трое: парочка и пожилой мужчина. Последний задумчиво брел, засунув руки в карманы и наклонив голову. Никто из них не заметил Трейси.
Он быстро скользнул в узкую дверь и сразу же закрыл ее. На том месте, где раньше были стойла, оказался небольшой, но ухоженный сад. Крыша, естественно, отсутствовала.
Прижимаясь спиной к стене дома, Трейси осторожно двинулся вправо и через некоторое время нащупал то, что искал: вход в подвал.
Шесть крутых ступенек привели его к закрытой на навесной замок двери. Обследовав дверь по периметру, Трейси обнаружил искусно замаскированные провода. Их было два. Туго переплетенные, они представляли собой систему сигнализации, с которой отец познакомил его еще в школе: если перекусить один провод, сигнализация сработает, но, перерезав другой, можно вывести ее из строя.
Он разъединил водном месте провода. Идя вдоль них, Трейси в конце концов добрался до собственно сигнального устройства. Если перерезать входящий в него провод, система подаст сигнал тревоги. Значит, остается тот, который не соединен с ним. Трейси достал тонкие кусачки.
Со стороны Медицинского центра послышался звук сирены «скорой помощи». В траве о чем-то настойчиво пели цикады, шумели листья на ветру. Иных посторонних звуков не отмечалось.
Повозившись немного с замком, он, наконец, открыл дверь. Трейси очутился в подвале. Там он прислонился спиной к двери и замер: что это за запах? Сердце забилось чаще, дыхание стало горячим. Крошечный микрофон давил в грудь, как костяшки огромного кулака. Он с трудом поборол желание расстегнуть рубашку и выбросить микрофон к чертовой бабушке.
Тонкий луч миниатюрного фонаря разрезал темноту, узкий пучок света казался блестящим стальным прутом, который зачем-то сунули в чернила.
Трейси разглядел в углу спортивные принадлежности: маты, тяжелая «груша», с крюка в потолке свисает толстая веревка. Нет, не веревка, скорее канат. Гантели, кольца от штанги, сломанная пополам палка.
Натянув хирургическую перчатку, подарок Туэйта, Трейси внимательно осмотрел концы палки. Следов крови на них не было, хотя палкой явно пользовались. Этой ли палкой была забита Мойра? Трейси решил, что нет. Если, конечно, предварительно палку не обработали воском, который впитался в пористую древесину: затем воск легко снимался вместе со следами крови.
Запах стал невыносимым. Трейси посветил фонарем в другую сторону. Луч был очень узкий, с такого расстояния трудно рассмотреть высвеченный предмет.
Трейси подошел ближе: груда кирпичей, а над ними темное отверстие. Сдвинув луч фонаря чуть ниже и в сторону, он, наконец, осветил не только стену, но и часть пола.
Луч выхватил из темноты лицо. Кто была эта женщина? Лицо распухло до неузнаваемости, множество глубоких порезов. Кто бы она ни была, мрачно подумал Трейси, умерла эта женщина страшной смертью.
Но почему она здесь, в доме Макоумера? На этот вопрос он не мог пока ответить.
– Туэйт, – прошептал он, – в подвале труп. Женщина, белая, далеко за тридцать, я бы сказал. Рост пять фунтов, семь или восемь дюймов. Кто такая, понятия не имею.
Он посветил вверх. Что там сейчас творится? Трейси отошел от разлагающегося трупа и бесшумно направился к деревянной лестнице. Осторожно перенося вес тела с одной ноги на другую, идя на внешних сводах стопы, он тихо поднялся наверх.
Нащупал ручку и медленно, очень медленно повернул. Дверь приоткрылась на четверть дюйма. Трейси с наслаждением вдохнул воздух, пахнувший дорогим табаком и воском для мебели.
На первом этаже горела лишь настольная лампа слева от двери в подвал. В ее тусклом свете Трейси внимательно изучал «характер местности».
В абсолютной тишине громко тикали часы. Трейси продолжал стоять на пороге. Наконец он расслышал еще кое-что – нечто похожее на пение молитвы. Буддийской молитвы.
И, кажется, все. Трейси двинулся вперед. Сверху раздались голоса, негромкие, вычленить отдельные слова невозможно. И вдруг – крик и револьверный выстрел, эхом метнувшийся по узким коридорам.
Трейси в одно мгновение оказался у лестницы на второй этаж.
* * *
Макоумер вошел в дом и сразу почувствовал что-то неладное. Стоя в дверях с ключами в руке – силуэт его резко выделялся в свете уличного фонаря, – он напряженно прислушивался, ему показалось, что атмосфера в доме как-то странно изменилась.
Трейси Ричтер – была его первая мысль, но затем шестое чувство, не раз выручавшее его в джунглях Камбоджи, подсказало, что дело не в Трейси Ричтере.
Он запер входную дверь и осмотрелся, пытаясь определить причину беспокойства. Все было на своих местах, ничто не нарушало привычной картины. Большинство, окажись на его месте, произнесли бы что-то вроде «Эй, есть кто-нибудь в доме?», Макоумер же повел себя совершенно иначе: независимо от того, что произошло, он должен выяснить, что именно, кто стал тому причиной, найти его, идентифицировать и нейтрализовать. Выполнить эту задачу можно только в полной тишине. Если здесь никого нет, то Макоумеру ничто не угрожает. А если же он – или оно – здесь, то лишь полная тишина может быть залогом успеха. Но в доме кто-то был – кто-то, кто желал ему смерти, Макоумер не сомневался.
Дом был погружен в темноту, горела лишь лампа в коридоре. Он уже собрался шаг за шагом прочесать первый этаж, когда, подойдя к лестнице, услышал буддийскую молитву. Губы Макоумера непроизвольно повторили первые слова песнопения, которое он слышал так часто, что давно уже знал наизусть.
Взявшись за тонкий бронзовый поручень, он осторожно поднялся до середины лестницы и увидел, что в коридоре второго этажа горит свет. Он не любил открытых и хорошо освещенных пространств, но в данной ситуации ничего нельзя было сделать. Он быстро двинулся вперед, стараясь производить как можно меньше шума. Хорошо, что Киеу дома, мелькнула мысль, по крайней мере, у меня на глазах. Кроме того, это означало, что Трейси еще не вернулся из Гонконга: Макоумер не сомневался, что Киеу беспрекословно выполнит данный ему приказ.
Он уже поднялся на верхнюю площадку и намеревался заглянуть к Киеу, как вдруг заметил открытую дверь в комнату Эллиота. Почему? Там никого не могло быть, распевные звуки молитвы доносились из противоположного конца коридора.
Макоумер стремительно направился вдоль стены, его длинная тень протянулась к комнате, где молился Киеу. Взявшись за ручку двери, он уже начал ее поворачивать, как пение вдруг прекратилось. Он замер с вытянутой рукой.
В наступившей тишине Макоумер почувствовал какое-то движение прямо перед собой. В комнате Эллиота кто-то был. Макоумер прищурился, но в такой темноте рассмотреть что-либо было невозможно. Но он почувствовал движение воздуха, что-то изменило свое положение в пространстве, и по спине у него побежали мурашки. Он стремительно рванулся вперед и в сторону, и в этот момент Эллиот, закрыв глаза, чтобы не видеть страшных последствий, нажал курок.
Раздался оглушительный выстрел, но Макоумер уже не реагировал на звуки – он двигался автоматически, подчиняясь одному лишь инстинкту, инстинкту, который позволил ему выжить в джунглях.
Вытянув левую руку, он нащупывал выключатель на стене, а правая тем временем скользнула к рукоятке ножа, который он всегда носил в потайном кармане пиджака. Яркий свет залил комнату, в долю секунды Макоумер определил расположение цели. И когда узнал ее, было уже поздно: кисть уже сделала резкое вращательное движение, нож сорвался с ладони и, превратившись в тонкую серебристую линию, со свистом рассек воздух.
Эллиот открыл глаза, ожидая увидеть на пороге распростертое тело Киеу, но вместо этого перед ним оказалось странным образом смазанное пятно, тут же превратившееся в лицо отца. Он открыл было рот, пытаясь предостеречь его, но пятно вдруг увеличилось в размерах и стало огромным. Боль и удар он почувствовал одновременно. Эллиот покачнулся и оперся ладонью о стену. Рука его легла на то место, где когда-то, когда он еще жил в этом доме, висел большой портрет Роберта Де Ниро. Сейчас от него осталось лишь светлое пятно, прямоугольник, из которого словно открывался путь в никуда. Эллиоту казалось, что он видит раздвигающиеся створки, за которыми начинается Вечность. Потом все исчезло, и он почему-то заплакал, но слезы были алые.
Он ничего не чувствовал. Тело его сделалось невесомым, как пушинка. Сердце забилось неровно, мысли путались, подчиняясь новому ритму сердца, который постоянно менялся, становился все медленнее и наконец исчез.
В момент, когда нож вырвался из его пальцев, Макоумер издал дикий крик: за узнаванием последовала реакция. Он метнулся вперед в абсурдной попытке догнать взвизнувшее в воздухе лезвие и прервать его смертельный полет.
Ему это не удалось. Он склонился над сыном и прошептал:
– Эллиот...
Из слабеющих пальцев Эллиота медленно, как в замедленной киносъемке, падал пистолет, он, кувыркаясь, опускался в лужу крови, льющуюся из раны на лице. Времени размышлять о случившемся, искать первопричину и думать, как все можно было предотвратить, не было. Чувство опасности не уходило: напротив, оно становилось все острее. Может, все дело в почти неуловимом запахе оружейного масла? Все выстраивалось в определенный план. Макоумер понимал, что инстинкт его не подвел: Эллиот целился в него, и ему пришлось защищаться, отбросив в тот момент все мысли о том, кто создал такую ситуацию.
Но теперь уже не имело значения то, что он вновь спасся благодаря своему развитому, как у хищника, инстинкту. Он знал лишь, что убил сына. Макоумер опустился на колени, осторожно извлек нож из глубокой раны и отбросил в угол. Лезвие звякнуло, ударившись о какой-то металлический предмет.
Глаза Эллиота были открыты, но он уже не видел отца. Он смотрел сквозь него и на что-то там, позади. Сколько раз на Макоумера смотрели такие подернутые мутной пленкой смерти глаза! Все кончено. От Эллиота осталась лишь телесная оболочка. Сын, его сын, которого он лепил по образу и подобию своему, стремительно убегал от него. У него могло быть все, а теперь жизнь покидала его, жизнь, кроме которой этому мальчику ничего не было нужно. Наверное, он требовал слишком многого – просто жизни. И впервые Макоумер почувствовал, что даже его власть здесь бессильна.
Он не понимал, что плачет. Если бы ему об этом оказали, он не поверил бы, что такое может быть с ним, твердым как кремень Макоумером. Он оплакивал Эллиота, но внутри него все оставалось неизменным. Ничто не может поколебать его дух, лишить сил. Ничто.
Почувствовав движение за спиной, он поначалу даже не обернулся.
– Отец? – негромко окликнул его Киеу. Он был в обычной черной одежде, босиком. – Я слышал выстрел, – Киеу замер у порога.
– Это был Эллиот, – все еще не веря в случившееся, пробормотал Макоумер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125