Не годится. Лагойда не любил опаздывать. Горбушу продавали по
45 за килограмм. Он знал, что к концу дня, на рынке тетки-спекулянтки
будут гнать по сотне за рыбину. Ему, одинокому (в прошлом году разошелся с
женой), денег хватало через голову, поэтому, поразмыслив, решил не стоять.
И едва хотел отойти, как услышал:
- Юра! Лагойда! - кто-то позвал из очереди.
Оглядевшись, увидел знакомого фармацевта-технолога с химфармзавода.
Они познакомились лет пять назад в круизной поездке по Дунаю, с тех пор
иногда перезванивались, встречались за кружкой пива, а еще их связывал
Назаркевич, знавший обоих.
Поздоровались.
- Рыбки захотел, - спросил фармацевт.
- Стоять не буду, времени нет.
- Я слышал, ты ушел в кооператив к Коле Вячину?
- По совместительству.
- Что у Сереги Назаркевича? Все еще под следствием?
- Да.
- Жалко парня.
- Да.
- Дело у нас с ним хорошее сорвалось.
- Какое?
- С поликаувилем.
- С поликаувилем?
- Ты только не очень распространяйся. Кубракова была против, мол,
кустарщина, отказалась экспериментировать. Правда, Кубраковой уже нет, но
все равно афишировать не стоит. Мы с Сергеем испытали лак, как упаковочный
материал: таблеток, всяких драже. Это была идея Назаркевича. Эффект
потрясающий, срок хранения лекарств увеличивается в три-четыре раза...
Экономия денег, а, главное, - сырья: фольги, сам понимаешь... Теперь все
накрылось.
- А откуда у вас поликаувиль? - насторожился Лагойда.
- Сергей дважды приносил граммов по пятьдесят, сливал из отстойника.
Этого хватало с лихвой.
- Запатентовали?
- На каком основании? Во-первых, до конца эксперимент не довели,
во-вторых, лак-то, в сущности, Сергей брал нелегально.
- Оба вы вроде тихие, а вон как шустрили!.. А если бы опять достали
лак, продолжал бы работы?
- Где ты теперь возьмешь лак? Серега - ту-ту.
- Это я гипотетически.
- Нет, все равно в итоге надо выходить на ваш институт. Возможно
сейчас, когда Кубракова не помеха, Яловский согласился бы взять под опеку
эту тему. Но без Назаркевича не потяну.
- Да... зигзаги... - Лагойда посмотрел на часы. - Будешь стоять? -
кивнул на очередь.
- Постою.
- Я пошел, опаздываю.
- Привет Коле Вячину...

Всю дорогу до кооператива Лагойда думал об услышанном от фармацевта,
пытаясь оценить по-всякому, прикидывал, сообщить ли об этом Вячину, но так
ничего и не решил...
В узенькой приемной Вячина секретарша мягко, как на беззвучном
пианино, касалась клавиатуры компьютера, иногда поглядывая на дисплей.
- Николай Николаевич у себя? - поздоровавшись, спросил Лагойда.
- Нет, срочно ушел в прокуратуру, звонили оттуда.
- Давно? - насупился Лагойда.
- Минут сорок назад.
- Он направился было к выходу, но секретарша остановила его:
- Юрий Игнатьевич, вам звонили.
- Кто?
- Какой-то Женя, сказал, что разыскивал вас в институте.
- И больше ничего?
- Больше ничего.
- Спасибо, - он быстро вышел.

Вечером Лагойда позвонил Вячину домой:
- Я приходил, но ты побежал в прокуратуру. С повинной, что ли? -
спросил он шутливо. - Чего они хотели?
- Да ну их к черту! Одно и то же: где был тогда-то, зачем приходил к
Кубраковой, на чем ездил в Польшу, зачем, почему интересовался
поликаувилем...
- Подлавливали, может на этот раз соврешь... Мною не интересовались?
- Спросили только, есть ли у тебя автомобиль, какая модель, какого
цвета... так что жди, наверное, пригласят.
- На хрена им моя машина и я вместе с нею?
- У них спроси. А на хрена им Яловский? Я встретил его там, когда он
вышел из этого же кабинета... Приходи завтра часов в десять. Сможешь?
- Завтра нет, много работы в институте.
- Что с металлом?
- Договорился, в пятницу завезут...

33
Накануне я созвонился со Скориком, на мою просьбу встретиться, он и в
этот раз дал любезное согласие, хотя я понимал, чего оно ему стоило. Не
успел я усесться перед ним, как вошел Миня Щерба, вроде случайно, но я
понимал, что это отрепетировано.
- О! Артем! Привет, - заулыбался он, протягивая мне руку. - Ты,
говорят, у нас теперь частый гость.
- Что поделать, Миня. Как отдохнул? - спросил я.
- Уже начинаю забывать. С вами не соскучишься, - сказал неопределенно
"с вами", но я-то понял, что он имел в виду. - Я не помешаю, если посижу?
- сощурил Миня добрые хитрые глазки. - Я молча.
- Мне нет, - ответил я.
- Мне тем более, - сказал Скорик.
- Тогда приступим, - повернулся я к Скорику. - Виктор Борисович,
директор Богдановского завода резиновых изделий Омелян показал, что в
среду около десяти утра у шлагбаума во встречной машине он увидел
Кубракову.
- Совершенно верно.
- И что на водителе была знакомая нам каскетка, надвинутая низко на
лоб. На вопрос криминалиста Войцеховского: "Солнце било в глаза?" Омелян
ответил: "Нет, в эту пору оно еще на востоке, значит в глаза мне, а
встречным в затылок". Назаркевич не отрицает, что был в каскетке,
поскольку мешало солнце, но оно могло мешать ему лишь во второй половине
дня, где-то часов в 17-18.
Омелян видел Кубракову и водителя у шлагбаума в среду, а Назаркевич
утверждает, что в Богдановске он был во вторник.
- Какая разница? Сейчас нам важны не день, а время дня.
- А если Назаркевич врет, что солнце било в глаза, врет, чтобы
сместить время, внушить вам, мол, час заката, а Кубракову видели, дескать
утром.
- Позвольте, но откуда ему известно, что ее видели утром? Он же не
знаком с показаниями Омеляна.
- Ну хорошо, - вроде согласился Скорик и тут же довольно удачно
нашелся, - пусть будет по-вашему: каскетку он надвинул на глаза во время
заката, когда действительно возвращался из Богдановска, отмахав к этой
поре процентов восемьдесят, а может и все девяносто дороги. Но!
Происходило это не во вторник, как он утверждает, а в среду, в среду,
после всего содеянного, отсидевшись где-то до предвечерья.
Боковым зрением я увидел, как довольно ухмыльнулся Миня. Он встал и
вроде безразлично произнес:
- Ладно, сражайтесь, я пошел, своих дел полно, - по-приятельски
попрощавшись со мной, удалился.
- Допустим, Назаркевич все это рассчитал. Но зачем ему такие
сложности городить? Ведь он мог просто заявить: "Каскетку, которую нашли у
меня в машине, я не надевал уже месяц. Валяется она на всякий случай".
Согласитесь, таких каскеток, наверное, тысячи: одинаковой расцветки и
одного покроя.
- Вы хотите сказать, что Омелян видел не Назаркевича, а другого
человека? - Скорик выпрямился.
- Не утверждаю, но допускаю, - кивнул я. Скорик, как мне показалось,
был раздражен, возможно тем, что Миня отмолчался и как привередливый
зритель покинул наскучивший спектакль. Не дожидаясь ответа Скорика, я
продолжал: - Виктор Борисович, с вашего разрешения я хотел бы задать
несколько вопросов тому, кто осматривал одежду Кубраковой и Назаркевича.
- Это делал Войцеховский.
- Если можно, пригласите его.
Он снял трубку, позвонил:
- Адам Генрихович? Может зайдешь, тут Артем Григорьевич Устименко
хочет тебя видеть?.. Хорошо, ждем.
Вскоре Войцеховский пришел, мы поздоровались. Вопросы, как и
положено, я задавал ему через Скорика:
- Адам Генрихович, экспертизу одежды Кубраковой и Назаркевича, как
зафиксировано в деле, проводили у вас?
- Да.
- На пиджаке и брюках Назаркевича обнаружены микрочастицы кофты
Кубраковой, в которой она была в день убийства. Из показаний Омеляна нам
известно, что Кубракова сидела сзади водителя. Адам Генрихович, у вас
автомобиль есть?
- Есть.
- Как часто вы оказываетесь на заднем сидении?
- Практически никогда. В этом нет нужды, - он, видно, понял, куда я
клоню, сказал: - Но мы же не можем исключить, что где-то по дороге, по
какой-то неизвестной нам причине Назаркевич остановил машину и пересел к
Кубраковой. Может быть ради какого-то разговора.
- Разумеется. Адам Генрихович, вы лично делали экспертизу на
наложение микрочастиц?
- Нет, мой помощник, стажер. Я в тот день уезжал - изнасилование в
Клинцах.
- Вы не могли бы пригласить его сюда?
- Конечно можно, - Войцеховский позвонил: - Роман, оставь все, зайди
к Скорику.
Романом оказался молодой человек лет двадцати шести, он смущенно
стоял у двери.
- Садись, - сказал ему Войцеховский. - Артем Григорьевич Устименко,
адвокат Назаркевича. У него к тебе есть вопросы, - Войцеховский указал на
меня.
- Роман, ваше отчество? - спросил я.
- Степанович.
- Роман Степанович, вы готовили к экспертизе одежду Назаркевича и
Кубраковой на наложение микроволн?
- Да.
- Как? Опишите пожалуйста.
Он посмотрел недоуменно на Войцеховского, затем на Скорика,
записывающего мои вопросы и его ответы.
- Сперва выложил на стол мужской костюм из мешка N_1, потом упаковал
его обратно и достал женскую кофту из мешка N_2.
- И куда выложили?
- Ну, на стол, на этот, он покрыт оргстеклом.
- Значит содержимое обоих мешков вы осматривали на одном и том же
столе? - уточнил я.
- Да.
- Я же тебе сказал делать это на разных столах! - багровея,
Войцеховский уперся взглядом в лицо стажера - понял, что произошло.
- Второй стол был занят, Адам Генрихович, - поникнув, тихо произнес
стажер. - Там были разложены пять экземпляров какой-то рукописи, вы не
велели их трогать. А стекло я маленько протер, - голос его совсем сел от
волнения, горло пересохло.
Войцеховский досадливо махнул рукой.
- У меня больше вопросов нет, - сказал я.
- И ко мне? - спросил Войцеховский.
- И к вам тоже, Адам Генрихович.
Резко поднявшись, Войцеховский вышел, за ним понуро последовал
стажер.
- Какова цена этой экспертизы для суда? - обратился я к Скорику.
- Грош, - раздраженно он бросил на стол ручку. - Даже если перенос
волокон с кофты Кубраковой на пиджак Назаркевича произошел не на столе,
как полагаю я... Какие у вас еще ко мне просьбы или ходатайства? - уже
откровенно недружелюбно спросил Скорик.
- Я хотел бы еще раз выслушать пленку на автоответчике, если вы не
возражаете.
Ничего не ответив, Скорик вытащил из сейфа автоответчик Кубраковой:
- Можете устроиться в соседнем кабинете, там никого, люди в отпуске,
- он отодвинул маленький столик с графином, открыл дверь в смежную
комнату...
Я запустил кассету. Запись пошла с монолога-угрозы Назаркевича,
поскольку, видимо, Скорик был сосредоточен именно на этой улике. Мне тоже
хотелось вновь услышать и слова Назаркевича, и их интонацию. Когда голос
его умолк, после краткой паузы заговорил Яловский: "...куда это вы
запропастились? Уже половина первого ночи..." Затем несколько секунд
пленка до самого конца была "немой", никакой записи. Щелчок - и аппарат
автоматически выключился. Посидев какое-то время в раздумьях, снова
оценивая грозные слова Назаркевича, финальную фразу "Вы еще об этом
пожалеете", я стал "перегонять" пленку к началу, к тому месту, с которого
начал слушать, но, похоже, не рассчитал, отмотал слишком много, и когда
нажал клавишу пуска, ничего не услышал, пленка была чистая, без записи, а
потом возник голос Кубраковой: "Меня нет дома. Говорите", а за ним мужской
голос: "Елена Павловна, это Ставицкий с авиаремонтного. Я смогу, как и
обещал, дать вам немного бериллиевой бронзы. Надеюсь и вы мне поможете.
Жду вашего звонка". Стоп! Бериллиевая бронза! Кольца... из бериллиевой
бронзы!.. Покрыты каким-то сверхпрочным лаком... Так сообщил офицер
польской полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33