А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Изредка он пытался сделать несколько шагов, но тут же падал на лед. Откровенно говоря, я даже не представляю себе, как хватало у него сил ползти за нами. Теперь уже не он вел нас, а мы тащили его. Мы двигались медленно, непозволительно медленно. Время уходило безвозвратно. Так не могло продолжаться!»
На этом прерывалась корреспонденция. В пачке газет не было продолжения. Французские, немецкие, английские и особенно американские газеты по-прежнему задавали страшный вопрос: «Съели ли они Мальмгрена?»
Поднявшийся в палате Свэна спор стал таким оживленным, что врач пригрозил запретить чтение вслух.
С этого дня уже вся больница с нетерпением ждала следующей партии норвежских газет, и когда среди них Свэн нашел продолжение перепечатки из советской прессы, в его палате снова собралась вся больница.
9
— «И однажды после ночлега Мальмгрен не смог подняться даже на четвереньки…» — негромко прочел Свэн.
В палате воцарилась такая тишина, что был слышен шелест дрожащего в руках Свэна газетного листка.
— «Он ничего не говорил и только виноватыми глазами глядел на Мариано. Мы тоже молчали и ждали, что будет дальше.
Оставаться с больным — значило отказаться от надежды когда-нибудь достичь земли, увидеть людей, жить! А кто дал нам право отказаться от жизни?
Двигаться ей навстречу вместе с Мальмгреном — значило нести его на себе. А я чувствовал, что теряю силы с каждым днем, не говоря уже о Мариано, который слабел быстрее меня. Когда мы уходили, Мариано был самым крепким, он был самым здоровым. Теперь от него осталась тень. И что самое скверное — он начинал распускаться. Я каждую минуту ждал, что Мариано, как старший офицер, сделает мне какое-нибудь нелепое предложение, продиктованное малодушием и слабыми нервами.
Так торчали мы около Мальмгрена и ждали, что будет дальше. Он молчал. Я сказал: «Вставайте. Нам надо идти, каждая минута дорога».
Мальмгрен, не глядя на меня, сказал Мариано: «Вы видите, дальше идти я не могу. Бесполезно терять со мною время. В этих льдах больной — мертвец. Я умру — это неизбежно. Для меня смерть не неожиданна, я к ней готов. Вы должны взять себе мое платье и остатки продовольствия. Это облегчит вам дорогу к земле, а я без них скорее умру».
Я-то думал, что придется бороться с его желанием жить, придется его уговаривать освободить нас, придется оставить ему продовольствие и платье. И теперь, услыхав приговор Мальмгрена, произнесенный над самим собой, я ждал, что слезы брызнут у него из глаз. Но глаза его были сухи. Плакал не он, плакал Мариано. Ах, мой друг Мариано, такой большой, крепкий человек, а нервы — как у девушки!
Но у меня крепкие нервы, и я должен был жить. Я сказал Мальмгрену: «Вы — наш начальник, мы обязаны вам подчиниться. Мы возьмем ваш провиант и ваше теплое платье. И мы пойдем к земле. У вас, вероятно, есть там близкие. Что должны мы им передать?»
Мальмгрен, подумав, отстегнул от пояса вот этот походный компас. «Это подарок матери. Я получил его, когда был еще мальчиком и любил бродить по горам родной Швеции. Ему много лет, столько же, сколько моей любви к путешествиям. Моя старушка всегда боялась за меня и говорила, что этот медный старый компас будет служить талисманом, с которым я пройду через все испытания. Верните его матерн и скажите, что ее благословение помогло мне пройти почти через все испытания…»
Мальмгрен протянул компас Мариано. Но компас взял я. Мариано мог только плакать, как девчонка. Мальмгрен обнял его и утешал, как ребенка. Он просил Мариано взять его теплое платье. Но для Мариано не было доводов разума. Он слушался только нервов и отрицательно мотал головой. Тогда я взял себе вещи Мальмгрена. В его мешке оказался еще полный месячный паек. Он был осмотрительнее нас и не съедал своей порции. Теперь он сказал: «Уходите! Уходите как можно скорее! Вам дорог каждый час. А мне торопиться уже некуда».
Мариано плакал. Я боялся, что он вообще останется около Мальмгрена, и пригрозил, что уйду один, забрав все продовольствие. Мы собрались. Нервный припадок отнял у Мариано много сил, и он стал плохо двигаться. Но когда мы собрались уходить, Мальмгрен остановил нас усталым движением руки.
«Прошу вас, — сказал он, — об услуге. Сделайте для меня то, на что имеет право человек. Это слабость, конечно, но слишком глубоки в нас корни земли. Мне хочется лежать в могиле, а не валяться здесь на льду. Вырубите яму. Я лягу в нее. При первом же шторме мое тело зальет водой, и я буду замурован в ледяной могиле. Право, друзья, эта работа не потребует от вас много времени…»
Мальмгрен отвернулся, и мне показалось, что на последних словах голос его дрогнул. Чтобы разогнать мрачное настроение, я попробовал пошутить: «Вы будете лежать, как глазированный фрукт».
Но Мальмгрен, видимо, не понял шутки. И мы с Мариано принялись за работу.
Исполнив его просьбу, мы пошли. Когда мы подходили к краю льдины, на которой находилась могила, мне пришлось крепко вцепиться в рукав Мариано, чтобы не дать ему сделать глупость. Над краем ямы, вырубленной нами, виднелся только профиль Мальмгрена».
На этом обрывался газетный подвал. Кто-то из слушателей протянул Свэну следующий номер, уже развернутый на том месте, где было продолжение корреспонденции, Свэн протянул было руку, но взгляд его был устремлен мимо газетного листа.
Свэн негромко проговорил:
— Извините, друзья… больше не хочется читать… Если бы дальше было написано про Мальмгрена, мне была бы интересно. А теперь, когда Мальмгрена, видите, уже нет, мне кажется, я знаю больше, чем мне хотелось бы знать… Я не хочу читать о таких, как Цаппи… — Он подумал и решительно повторил: — Нет, не хочу!
Он сердито скомкал непрочитанный номер газеты и отбросил его.
Кто-то негромко сказал:
— Продолжай же!
Свэн медленно покачал головой.
— Извините, друзья… право, больше не хочется читать. Если бы дальше говорилось о Мальмгрене — иное дело. Но ведь о нем сказано уже все… Все, до самого конца.
Свэн сложил газету, медленно провел ногтем по сгибам и хотел отложить ее в сторону, но один из слушателей удержал его руку:
— Погоди. Не сказано ли там кто он, этот Мальмгрен?
— Он?.. — Свэн поглядел на спрашивавшего так, словно был удивлен вопросом, и коротко ответил: — Человек!
— А те двое… они ведь… — слушатель пошевелил пальцами так, словно стряхивал с них что-то нечистое, и брезгливо выпятил губу.
— Угу.
— Действительно, — усмехнулся слушатель, — если дальше только о них… — Он взял из руки Свэна газету и, скомкав лист в своем большом кулаке, отшвырнул его в угол.
10
Когда выздоровевший Свэн приехал в Нью-Олесунд, он узнал о том, что Кнут Йенсен вывез с острова все меха, добытые им, Свэном, за два последних года охоты. Губернатор засвидетельствовал, что все было сделано по надлежащей форме: разрешение на вывоз и прочее. Свэн подумал было, что стоит дать на материк радиограмму о том, каким способом Йенсен получил с него шкурки, но раздумал: разве это не было его собственным промахом? Кто обязан в конце концов разбираться в том, что случается на Свальбарде между компаньонами по охоте?.. Что ж, придется ему провести тут еще одну зиму, чтобы наверстать потерянное и заработать для переезда обратно на материк… Там-то у него кое-что припасено. Норвежский банк надежно хранит вклады. Вернувшись в Тромсё, Свэн будет кое-что иметь. Всего еще одна зима — и он снова человек! Только теперь уже нужно быть осторожней — не падать в трещины. Едва ли можно рассчитывать, что еще раз подвернется такой счастливый случай, какой помог ему выбраться живым! Не каждый же год на ледники Свальбарда являются научные экспедиции…
Когда Свэн вторично приехал в Нью-Олесунд, чтобы запастись кое-чем на зиму, то узнал, что несколько дней тому назад на Свальбард вернулся и Йенсен.
Свэн не сразу поверил известию и пошел к губернатору.
— Как же, как же, господин Свэн, — весело сказал губернатор. — Я сам имел удовольствие пожать руку нашему общему другу Йенсену. Может быть, для него и не такое уж большое удовольствие вернуться сюда, но я, как губернатор, не могу не радоваться, когда в мои владения приезжают смелые и честные люди. Вероятно, вы возобновите компанию с ним?
— Еще бы! — ответил Свэн.
Губернатор не заметил в его тоне иронии и пожелал ему удачи.
— Не всем случается получить такого крепкого компаньона, как наш Йенсен, — сказал он. — Я полагаю, что вы, господин Свэн, нагоните нашего друга на плато Норд-Остланд. Мне говорили, что вы обзавелись отличными собаками. Желаю счастливого пути и удачной охоты, господин Свэн!
От губернатора Свэн пошел в лавку. Когда все, что было помечено в его памятной книжке, громоздилось уже горой на прилавке, лавочник сказал:
— Я хочу предложить вам новую модель винтовки.
— Мне не нужна винтовка.
— Это пятизарядный карабин. — Доставая из шкафа оружие, торговец любовно провел рукой по лакированной ложе. — Настоящий маузер.
— Я обхожусь охотничьим ружьем, — возразил Свэн.
Купец состроил пренебрежительную гримасу.
— Как же можно сравнивать двуствольное ружье с таким красавцем? — Он с гордостью подкинул карабин. — Пять зарядов и точный бой! Можете себя считать владельцем всех пяти медведей сразу, если встретите на льду такое семейство.
— Благодарю вас, я не нуждаюсь в карабине, — настойчиво повторил Свэн.
— Напрасно, напрасно, господин Свэн, — не унимался купец, — ваш компаньон взял у меня такой карабин.
— Вот как?!
— Взгляните, пожалуйста. Какая точность мушки! А действие шнеллера! Вот, — он поднял ружье к самому лицу, — смотрите: я нажимаю этот крючок и теперь… — Он поискал глазами вокруг себя и, по-видимому не найдя того, что ему хотелось, без колебания вырвал длинный волос из собственной головы и осторожно обвел его вокруг спускового крючка. — Ну, ну, прошу вас, только притроньтесь к этому волоску, прошу же!
Едва Свэн потянул волосок, как послышался сухой щелчок спущенного ударника.
Свэн не удержался и взял карабин. Он любовно провел рукой по лаку ложи и холодной синеве вороненого ствола. Вскинул ружье. Приклад словно сам лег в плечо.
— Прикладистая штучка, — с нескрываемым удовольствием сказал Свэн. Он представил себе, как навскидку, едва прикоснувшись пальцем к курку, посылает одну за другой пули удирающему медведю.
С нескрываемым сожалением вернул карабин хозяину.
— Да, хорош!
— Вы видите, — купец подал Свэну увеличительное стекло и, хотя тот не собирался больше рассматривать ружье, скороговоркой продолжал: — здесь все нужные клейма — испытание стволов, испытание на все виды порохов…
Не слушая его и глядя куда-то поверх его головы, в тот маленький, оставшийся не заиндевевшим, уголок окна, где была видна струйка дыма, поднимавшаяся из трубы домика напротив, Свэн машинально повторил:
— Хорош!
И хотя это относилось уже вовсе не к карабину, а к мыслям Свэна об Йенсене и было сказано иронически, а вовсе не похвально, продавец восторженно подхватил:
— Уж про Йенсена-то не скажешь, что он способен купить дрянь.
— Вот как? — по-прежнему машинально повторил Свэн.
— Вот именно. Не всякий понимает в этом толк… Посмотрите, какой затвор!
— Хотел бы я знать — зачем Йенсену понадобился такой карабин? — в раздумье пробормотал про себя Свэн, не обращая внимания на болтовню продавца.
— Сначала-то он тоже, как и вы, уверял меня, что отлично обходится парадоксом, а как узнал, что вы остаетесь тут еще на зиму и намерены возвратиться на свои старые участки, так вернулся ко мне и говорит: «Дайте-ка мне этот ваш карабин со шнеллером».
— Вот как?
— Вот именно: «Дайте-ка мне карабин». А тут я ему предложил еще к карабину трубу…
— Трубу?
— Вот именно: настоящую цейссовскую трубу. Такой карабин с телескопическим прицелом — настоящее сокровище…
— Вот как? — монотонно повторял Свэн, видимо озадаченный сообщением лавочника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14