А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Иначе говоря, рассказать об имевших место фактах. Я рассчитываю, что сама необычность этих ужасающих событий компенсирует литературный дилетантизм.
Деревня восьми могил… От одного только воспоминания о ней меня начинает бить дрожь! А до чего зловещее название! А сама деревня! И какой же кошмар творился в ней…
Деревня восьми могил… До прошлого года (а в прошлом году мне исполнилось двадцать восемь лет) мне и во сне не снилась деревня с таким отвратительным названием. Мог ли я предполагать, что сыграю какую-то роль в жизни этого мерзкого захолустья? Да, я родился в префектуре Окаяма. Но где именно? Как называлось место моего рождения, я не знал и знать не желал.
Едва я достиг мало-мальски сознательного возраста, мы уехали в Кобэ, где я и рос, не проявляя ни малейшего интереса к деревенской жизни. Да и у матери никого из родственников в деревне не осталось, и говорить об этом периоде своей жизни она избегала.
О! Моя мамочка! Она умерла, когда мне было семь лет, но и сейчас она стоит у меня перед глазами словно живая. Как и любой ребенок, потерявший в детстве мать, я считал ее самой красивой женщиной в мире.
Она была крошечного роста, и все у нее было миниатюрным: маленькие, как у ребенка, ручки, голова, лицо с мелкими чертами, небольшим носиком, глазами и ртом. Ну просто как куколка! Она выполняла различные швейные работы по заказам. Она была молчалива, но когда открывала рот, ее голос звучал как колокольчик, и говорила она на диалекте своей родной префектуры Окаяма. Из дому мамочка почти не выходила.
А одно обстоятельство моего детства терзало мне душу.
По неведомой мне причине моя уравновешенная, сдержанная мама по ночам садилась в постели, ее губы кривились, будто от страха, она бормотала что-то невнятное, после чего бросалась на подушку и разражалась рыданиями.
Это повторялось регулярно. Я и ее муж – мой отчим просыпались в тревоге, окликали ее, трясли, но она подолгу не могла успокоиться, горько и безудержно рыдала… Отчим обнимал ее, и мало-помалу она засыпала в слезах, а отчим всю ночь не выпускал ее из объятий и ласково гладил по спине…
Лишь теперь я понял причину ее слез. Бедная мамочка! Пережив то, что пережила она, я бы тоже видел кошмары и вскакивал по ночам, дрожа от страха.
Вспоминая свои детские годы, маму, я мысленно благодарю отчима.
Позднее мы разошлись с ним во взглядах на жизнь, и я убежал из дома, о чем теперь очень сожалею.
Мой отчим, Торадзо Тэрада, был бригадиром рабочих на судостроительной верфи в Кобэ. Старше матери лет на пятнадцать, довольно высокий, краснощекий, он производил впечатление человека довольно жесткого. Сейчас-то я понимаю, что это не так. На самом деле у него было очень доброе сердце, он был замечательным человеком. Как они сошлись с мамой? Это до сих пор для меня загадка. Он очень берег маму, любил меня, и о том, что он мне отчим, я узнал много позднее. Согласно метрическим записям мы с ним – отец и сын. Я ношу его фамилию, меня зовут Тацуя Тэрада.
Любопытно, что по одним бумагам я родился в одиннадцатом году эпохи Тайсё, по другим – в двенадцатом году. Следовательно, в этом году мне исполнилось двадцать девять лет, хотя окружающие полагают, что мне двадцать восемь.
Я уже сказал, что мне было семь лет, когда умерла мама. Закончился счастливейший период моей жизни. Это не значит, впрочем, что последовавшие за тем годы были горькими и печальными.
Через год после смерти мамы отец (отчим) снова женился. В отличие от мамы, мачеха была крупной, веселой, говорливой и, как и все болтушки, совершенно беззлобной; отчим заботился обо мне по-прежнему. Я писал уже, что это был добрейшей души человек. После окончания начальной школы он отправил меня учиться в профессионально-техническое училище.
И все-таки то, что он мне не родной отец, порой ощущалось. Это как в кулинарии: на первый взгляд обыкновенная привычная еда, а попробуешь – чего-то не хватает.
А тут еще мачеха рожала детей одного за другим, и хотя я, разумеется, ничем ей тут не мешал, ее отношение ко мне постепенно становилось все прохладнее, в чем, собственно, ничего удивительного нет. Дело, однако, не в этом: просто после окончания училища я крупно повздорил с отчимом и, убежав из дома, стал жить у приятеля.
Далее все пошло своим чередом. Проблем со здоровьем у меня не было, и в возрасте двадцати одного года я со множеством других юношей попал в армию и был отправлен на юг. В боях прошли нелегкие месяцы и дни, война закончилась, и на следующий год меня демобилизовали.
Вернувшись в Кобэ, я был потрясен тем, что сгорел практически весь город. Я остался один как перст, ведь дом отчима был уничтожен, а куда делись мачеха с детьми, я понятия не имел. После долгих расспросов я узнал, что, когда бомбили судостроительную верфь, отчим был убит осколком бомбы. Кроме всего прочего, выяснилось, что и фирма, в которой я работал до армии, тоже разрушена, и о том, восстановлена ли она, и если да, то где, ничего не было известно.
Я совсем растерялся, не знал, что делать. К счастью, еще в училище судьба свела меня с одним очень хорошим парнем. Выяснилось, что после войны он устроился на работу в парфюмерную фирму, небольшую и не слишком процветающую, но все же дававшую достаточно стабильный заработок. Там я продержался почти два года.
Не знаю, что сталось бы со мной, если б не эта фирма. Но вдруг в моей серой жизни наступила резкая перемена, в результате которой я соприкоснулся с миром настолько необычным в своей страшной таинственности, что при одном воспоминании о нем в глазах темнеет и кровь стынет в жилах…
Но при этом забыть произошедшее невозможно.
В прошлом году, двадцать пятого мая двадцатого года эпохи Сева, часов в девять заведующий отделом кадров нашей фирмы вызвал меня к себе. Рассматривая меня с нескрываемым интересом, он спросил:
– Тэрада-кун, ты сегодня утром слушал радио?
Я ответил, что нет, не слушал. Заведующий продолжал:
– Тебя ведь зовут Тацуя, так? А отца – Торадзо, правильно?
– Правильно, – ответил я, недоумевая, какая связь между моим именем, именем отчима и радио.
– Значит, все верно! По радио говорили, что кто-то разыскивает тебя, Тэрада-кун.
Я удивился. А он объяснил, что сегодня утром слышал по радио просьбу ко всем знающим местопребывание Тацуя Тэрады, старшего сына Торадзо Тэрады, сообщить по такому-то адресу. А если нас слышит сам Тацуя Тэрада, говорили по радио, пусть он лично придет туда-то и туда-то. Адрес, куда следовало обратиться, мой собеседник записал.
– Не знаешь, кто бы мог тебя разыскивать?
Адрес, записанный заведующим отделом кадров, был таков: ул. Китатёкё, 3-й квартал, здание «Нитто», 4-й этаж, контора адвоката Сувы.
Я прочитал адрес, и меня охватила растерянность. Как следует из сказанного выше, я был одинок. Может быть, мачеха, сводные братья и сестры все-таки пережили бедствия войны? Но я никак не ожидал, что они обратятся к адвокату, который станет искать меня по радио. Отчим? Но его уже нет в живых. Но больше ничего в голову не приходило.
– Сходи туда. Раз тебя кто-то ищет, нехорошо пренебрегать этим, – уговаривал меня начальник. И добавил: – До обеда ты свободен, иди прямо сейчас.
Или он знает больше, чем говорит, или просто сгорает от любопытства.
У меня было ощущение, будто я во власти каких-то чар, будто происходящее касается не меня, а персонажа романа, который я читаю. Тем не менее, как мне было предложено, я ушел с работы с бьющимся от надежды и волнения сердцем. На четвертом этаже здания «Нитто» на улице Китатёкё в третьем квартале отыскал контору адвоката Сувы и вошел в нее.
Адвокат Сува был седой, толстый и производил впечатление добряка.
Увидев его, я немного успокоился. В детективных романах мне нередко приходилось читать о потерявших совесть адвокатах, и по дороге сюда меня точила беспокойная мысль о том, что и адвокат Сува – орудие в руках каких-то мошенников.
Сува вкратце расспросил меня о моем прошлом, после чего поинтересовался:
– Так Торадзо Тэрада был вашим родным отцом?
– Вообще-то нет, по крови он мне не отец. Он женился на женщине с ребенком, на моей матери. А мама умерла, когда мне было всего семь лет…
– Вот как… И вы еще в детстве знали, что он вам не родной отец?
– Нет, когда я был маленьким, считал человека по имени Торадзо родным отцом. А истину узнал или непосредственно перед смертью матери, или сразу после нее, точно не помню.
– А как зовут настоящего отца, знаете?
– Нет, не знаю. – В этот момент меня впервые осенило, что, быть может, меня разыскивает родной отец, и сердце сильно забилось от волнения.
– Ни покойница мать, ни отчим никогда не называли имени вашего родного отца?
– Нет, не называли.
– Ваша мать, увы, умерла, а отчим, наверное, ждал, когда вы повзрослеете. Маловероятно, что он не знал имени вашего настоящего отца…
Я подумал, что отчим любил маму и ему, несомненно, было известно, от кого она родила меня. А сама она ничего не рассказывала мне, видимо, в ожидании подходящего случая. И если бы я не убежал из дома, если бы меня не забрали в армию, если бы отчим не погиб при бомбежке судостроительной верфи, он наверняка когда-нибудь открыл бы мне имя родного отца.
Я поделился этими соображениями с адвокатом, и он утвердительно кивнул головой:
– Да, наверняка… Стало быть, никаких свидетельств вашего происхождения у вас нет?
Помедлив минуту, я достал мешочек для талисмана, который носил с детства, и показал его Суве.
– Тацуя. Время рождения шестое сентября одиннадцатого года эпохи Тайсё. Фамилия не указана. Вы действительно до сих пор так и не знаете фамилию родного отца? А это что за бумажка?
С этими словами адвокат развернул хранившийся в мешочке листок. На нем кистью было нарисовано некое подобие карты. Честно говоря, я сам не понимал, что это за карта и зачем мне она. Больше всего изображение напоминало запутанный лабиринт. В нескольких местах виднелись пометки: «Жабры дракона», «Лисья нора», но непонятно было, названия ли это мест, или нечто другое. А сбоку от карты помещался текст – «Песни паломников». Мне подумалось, что между картой и текстом должна быть какая-то связь, ведь в нем упоминались и «Жабры дракона», и «Лисья нора». При этом я не мог не задать себе вопроса: «Почему столько лет я храню эту странную бумажку?» И тут же вспомнил, при каких обстоятельствах получил ее от матери.
Я неоднократно видел, как она доставала откуда-то мешочек для талисмана, вглядывалась в листок, находившийся внутри, при этом на лице ее отражалась тоска, она краснела, глаза увлажнялись и сверкали неестественным блеском. А однажды, передавая мешочек мне, она сказала:
– Татт-тян, береги эту карту. Не теряй ни в коем случае! Может быть, придет день и она принесет тебе счастье. Поэтому не рви, не выбрасывай ее. И постарайся никому о ней не говорить…
Верный указанию матери, я не расставался с мешочком и картой. Правда, по истечении двадцати лет о ее чудесном предназначении больше не вспоминал. Может быть, по инертности, а может быть, потому, что карта мне ничем не мешала, я не выбрасывал ее и по-прежнему всегда носил на себе. Но со временем я понял, что мать была права: эта карта оказала огромное, необъяснимое влияние на мою судьбу. Но у меня еще будет возможность подробнее рассказать об этом.
Мне показалось, что адвокат Сува не придал карте особого значения, и я собрался было уходить, свернув бумажку и положив ее в талисманный мешочек. И тут адвокат Сува заговорил:
– В общем, мне все ясно. Тем не менее для полной уверенности я вынужден попросить вас еще кое о чем.
Я с недоумением посмотрел на него.
– Я бы попросил вас раздеться догола, мне нужно осмотреть ваше тело.
Услышав это, я покраснел как вареный рак. Именно этого я всегда избегал. С детских лет я ненавидел выставлять напоказ свое тело, будь то в бане, в школе во время медицинского осмотра или в бассейне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41