А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Как только мы откопаем достаточно, примемся сооружать под ним гнездо. Будет тесно и чертовски холодно, но это единственный способ.
— Мы установили в полтора раза больше домкратов, чем необходимо, — добавил Рошфорт, его лицо было в пятнах от холода, а нос посинел. — Туннель прочнее, чем сама земная порода. Он абсолютно надёжен.
Рошфорт говорил очень быстро, и его тонкие губы сжались, неодобрительно насупившись, как если бы он хотел сказать, что ставить его работу под сомнение — пустая трата времени и публичное оскорбление.
Гарза отвернулся от метеорита и повёл группу по туннелю, который ответвлялся под прямым углом. Несколько туннелей поменьше отходили от его правой стены в направлении остальных открытых частей нижней поверхности метеорита и дополнительных рядов домкратов. Спустя примерно сотню футов туннель привёл их к огромному подземному складу. Полом служила слежавшаяся грязь, а крышей — кессоновые плитки. Внутри были правильными рядами сложены двутавровые балки, слоистые пиломатериалы, строительная сталь и груды дополнительного оборудования. В дальнем конце помещения стоял Глинн, который тихо беседовал с техником.
— Боже, — выдохнул МакФарлэйн. — Такое огромное помещение. Поверить не могу, что вы построили его за какую-то пару дней.
— Нельзя, чтобы кто-то ошивался рядом со складом, — сказал Гарза. — Если какой-то инженер всё это увидит, он моментально поймёт, что мы ведём не разработку железа. И не золота. Этим местом мы воспользуемся, чтобы выложить гнездо, мало-помалу, как только приподнимем метеорит и получше узнаем его контуры. Там, сверху, у нас есть прецезионные сварочные аппараты, ацетиленовые горелки, оборудование для горячей клёпки и кое-какие старомодные инструменты плотников.
Приблизился Глинн, кивнув сперва Сэму, а затем Рашель.
— Рашель, пожалуйста, садись. Выглядишь усталой.
Он жестом указал ей сесть на стопку двутавровых балок.
— Усталой, — ответила та, слабо улыбнувшись. — И озадаченной.
— Жду не дождусь вашего отчёта.
МакФарлэйн крепко зажмурился, затем снова открыл глаза.
— Ещё ничего не написано. Если вы хотите что-то узнать, вам придётся обойтись устным докладом.
Глинн сжал облачённую в перчатку руку, кивнув МакФарлэйну, пока тот вытаскивал из куртки помятый лабораторный журнал. Каждый выдох оставлял в воздухе струйку пара. Сэм раскрыл журнал и быстро пролистал много страниц небрежных записей.
— Прежде всего хочу отметить, что это лишь верхушка айсберга. Двенадцати часов хватило нам лишь на то, чтобы слегка коснуться поверхности.
Глинн снова кивнул, не говоря ни слова.
— Я опишу результаты исследований, но предупреждаю: они не укладываются в ясную картину. Мы начали с попыток определить основные свойства металла — температуру плавления, плотность, электрическое сопротивление, атомный вес, валентность — всё такое. Первым делом принялись нагревать образцы в поисках температуры плавления. Мы дошли до температур выше пятидесяти тысяч по Кельвину, при этом испарив золотую подложку. Материал остался твёрдым.
Глинн наполовину прикрыл глаза.
— Так вот как он пережил столкновение, — пробормотал он.
— Именно, — сказала Амира.
— Затем мы попытались определить атомную массу с помощью масс-спектрометра. Из-за высокой температуры плавления эксперименты окончились ничем. Даже используя микропробу, мы не могли перевести материал в газовую фазу на достаточное время, чтобы успеть провести измерения.
МакФарлэйн пролистнул несколько страниц.
— Примерно так же обстоит дело с плотностью. С помощью микропробы у нас оказалось слишком мало вещества, чтобы её определить. Металл, кажется, химически пассивен — мы испробовали на нём все растворители, кислоты и реактивные вещества, что нашли в лаборатории. Все попытки велись не только при комнатных температуре и давлении, но и при повышенных. Никакой активности. Тот же самый благородный газ, только твёрдый. Валентных электронов нет.
— Продолжайте.
— Тогда мы взялись за электромагнитные свойства. И тут напали на золотую жилу. Короче говоря, метеорит, как оказывается — суперпроводник при комнатной температуре: он проводит электричество без сопротивления. Вводишь в него ток, и тот будет циркулировать вечно, пока что-нибудь его не остановит.
Если Глинн и удивился, то ничем это не проявил.
— Затем мы облучили вещество пучком нейтронов. Это стандартный тест, который проводят на неизвестных соединениях: нейтроны вызывают ответное рентгеновское излучение от материала, которое и говорит нам, что находится внутри. Но в нашем случае нейтроны исчезли бесследно. Проглочены. Их не стало. То же самое — с пучками протонов.
Тут Глинн приподнял брови.
— Это примерно то же самое, как если выстрелить из магнума сорок четвёртого калибра по клочку бумаги, и пуля бесследно сгинет в бумаге, — сказала Амира.
Глинн обратил на неё взор.
— Объяснения?
Она тряхнула головой.
— Я пыталась провести квантово-механический анализ того, как это могло произойти. Безуспешно. Это кажется просто невозможным.
МакФарлэйн продолжал перелистывать записи.
— Самый последний тест — рентгеновская дифракция.
— Поясните, — пробормотал Глинн.
— Вы просвечиваете образец рентгеном, а затем снимаете дифракционную картину, которая при этом получается. Компьютер решает обратную задачу и говорит вам, какой тип кристаллической решётки может выдать такой результат. Ну, у нас получилась до крайности странная дифракционная картина — по сути, фрактальная. Рашель написала программу, которая попыталась рассчитать тип кристаллической структуры, которая могла бы выдать такую картинку.
— Программа пытается до сих пор, — сказала Амира. — Вероятно, она уже подавилась такой задачкой. Адское вычисление, если оно вообще может быть проделано.
— Ещё одно, — сказал МакФарлэйн. — Мы провели изотопный анализ коэзита с этого места. Теперь у нас имеется дата падения метеорита: тридцать два миллиона лет назад.
Пока Глинн заслушивал отчёт, его взгляд мало-помалу опускался на пол из застывшей грязи.
— Выводы? — Спросил он наконец, очень тихо.
— Выводы очень предварительные, — сказал МакФарлэйн.
— Это ясно.
МакФарлэйн сделал глубокий вдох.
— Вы когда-нибудь слышали о гипотетическом «островке стабильности» в периодической системе?
— Нет.
— Уже долгие годы учёные ищут всё более и более тяжёлые элементы, чей порядковый номер в таблице всё больше и больше. Почти все элементы, которые они нашли, очень короткоживущие: живут лишь несколько миллиардных долей секунды, а затем распадаются на другие элементы. Но есть теория, что далеко-далеко внизу по таблице, может лежать группа элементов, которые стабильны — те, что не распадаются. Островок стабильности. Никто не имеет представления, какими свойствами могут обладать эти элементы, но они были бы очень странными и очень, очень тяжёлыми. Их нельзя синтезировать даже с помощью самых крупных ускорителей.
— И вы думаете, метеорит может состоять из такого элемента?
— На самом деле, я в этом почти убеждён.
— Как такой элемент может возникнуть?
— Лишь в самом мощном событии в известной Вселенной: при взрыве гиперновой.
— Гиперновой?
— Да. Она гораздо мощнее сверхновой. Такое случается, когда гигантская звезда сжимается в чёрную дыру, или когда две нейтронные звезды сталкиваются и получается чёрная дыра. В течение десяти секунд гиперновая высвобождает столько же энергии, сколько даёт вся остальная Вселенная, вместе взятая. Такой взрыв, может быть, имеет достаточно энергии, чтобы создать те странные элементы. А ещё у него может хватить энергии на то, чтобы запустить этот метеорит в пространство на скорости, которая пронесёт его на огромные дистанции между звёзд, чтобы он приземлился на Земле.
— Межзвёздный метеорит, — бесстрастным тоном сказал Глинн.
МакФарлэйн с удивлением отметил краткий, но многозначительный обмен взглядами между Глинном и Рашель. Он моментально напрягся, но Глинн просто кивнул.
— Вы дали мне больше вопросов, чем ответов.
— Вы дали нам лишь двенадцать часов.
Настало недолгое молчание.
— Давайте вернёмся к главному вопросу, — сказал Глинн. — Он опасен?
— Нам не стоит беспокоиться о том, что он кого-нибудь отравит, — сказала Амира. — Он не активен ни радиационно, ни химически. Он абсолютно инертен. Я верю, что он безопасен. Однако, я не стала бы крутиться рядом с ним с электричеством. Он сверхпроводник при комнатной температуре, и у него сильные и необычные электромагнитные свойства.
Глинн повернул голову.
— Доктор МакФарлэйн?
— Это просто груда противоречий, — сказал МакФарлэйн, стараясь говорить ровным тоном. — Мы не обнаружили чего-то особенно опасного. Но — ещё раз — мы и не доказали, что он совершенно безопасен. Сейчас проводится очередная серия тестов, и если она прольёт какой-то свет, мы дадим вам знать. Но поиск ответа может занять годы, никак не двенадцать часов.
— Понимаю, — вздохнул Глинн с тихим шипящим звуком, который в любом другом человеке служил бы признаком раздражения. — И, как водится, мы обнаружили о метеорите ещё кое-какую информацию, которая может представлять для вас интерес.
— Что именно?
— Мы изначально оценили его объём в тысячу двести кубических метров, или примерно сорок два фута в диаметре. Гарза со своей командой, подготавливая эти туннели, провёл съёмку контуров метеорита. Оказывается, метеорит намного меньше, чем мы предполагали. В диаметре он составляет лишь двадцать футов.
Рассудок МакФарлэйна пытался переварить эту информацию. Странным образом он чувствовал разочарование. Метеорит оказался не намного большим, чем Анигито в Музее Нью-Йорка.
— Пока что измерить его массу несколько затруднительно, — сказал Глинн. — Но всё указывает на то, что метеорит всё же весит по меньшей мере десять тысяч тонн.
МакФарлэйн внезапно забыл о своём разочаровании.
— Но это значит, что его плотность…
— Боже, как минимум, семьдесят пять! — Сказала Амира.
Глинн поднял брови.
— И что это означает?
— Самые тяжёлые из известных элементов — осмий и иридий, — сказала Амира. — Их плотность — около двадцати двух. Обладая плотностью в семьдесят пять, этот метеорит в три раза, даже больше, плотнее любого известного на Земле элемента.
— Вот вам и доказательство, — пробормотал МакФарлэйн.
Он чувствовал, как колотится сердце.
— Прошу прощения? — сказал Глинн.
У МакФарлэйна словно гора свалилась с плеч. Он посмотрел Глинну в лицо.
— Теперь в этом нет никаких сомнений. Он межзвёздный.
Глинн остался непроницаем.
— Никоим образом ничто настолько плотное не могло возникнуть в Солнечной системе. Метеорит обязан явиться издалека. Из той области пространства, которое очень сильно отличается от нашего. Из области гиперновой.
Наступила долгая тишина. МакФарлэйн слышал, как перекрикиваются рабочие в далёких туннелях, слышал приглушённые звуки отбойных молотков и сварки. Наконец, Глинн прокашлялся.
— Доктор МакФарлэйн, — тихо начал он. — Сэм. Простите, если вам покажется, что я ставлю ваши слова под сомнение. Поймите, что сейчас мы работаем вне рамок какой-либо мыслимой модели. Нет прецедента, который бы указал нам путь. Я понимаю, что у вас не было достаточного времени для исследований. Но окошко наших возможностей уже готово захлопнуться. Мне требуется ваше лучшее суждение — и как учёного, и как человека — безопасен ли он в той мере, чтобы продолжать операцию, или мы должны её свернуть и отправиться по домам?
МакФарлэйн глубоко вдохнул. Он понял смысл этого вопроса Глинна. Но также он чувствовал, и вполне отчётливо, то, что Глинн оставил недосказанным. Как учёный, и как человек… Глинн попросил его ответить на вопрос объективно — не как того человека, что предал друга из-за ценного предмета пять лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71