Преподаватели, типичные университетские либералы, всегда относились к богатству с подсознательным трепетным почтением, и даже слухов о чьем-либо богатстве было вполне достаточно для охлаждения их пыла. Опровергнуть же эти слухи либо определенно подтвердить их никому из преподавателей не предоставлялось ни малейшей возможности: ни один из них ни разу не получал приглашения побывать у Хэмлока в доме, и было крайне сомнительно, что подобного рода приглашение последует в обозримом будущем.
- ...Нельзя научить понимать искусство. Для этого требуется совершенно особый дар. Естественно, каждый из вас считает, что наделен этим даром ибо всех вас воспитали в убеждении, что все вы созданы равными. Но вы не понимаете только одного - это означает на самом деле всего лишь то, что вы созданы равными друг другу...
Не переставая говорить, он пробежал взглядом по первому ряду амфитеатра. Как всегда, первый ряд был заполнен улыбающимися, кивающими, безмозглыми девицами. Юбки у всех были слишком коротки, а колени - слишком разведены в стороны. Ему показалось, что от идиотских улыбочек с приподнятыми уголками ртов и от круглых бессмысленных глаз весь первый ряд превратился в строчку немецких умляутов - Ь Ь Ь... Интимных дел со студентками он не имел никогда: студентки, девственницы и алкоголички были абсолютным табу. Возможностей было предостаточно, да и всякого рода моральными соображениями он себя не обременял, но он привык играть честно, и совращение этих лупоглазых имбецилок ничем, в его глазах, не отличалось от отстрела оленей в загоне или глушения рыбы динамитом под самой плотиной.
Как всегда, звонок совпал с последним словом лекции. Курс был закончен. На прощание Хэмлок пожелал студентам спокойного лета, не отягощенного творческими мыслями. Все зааплодировали, как и полагалось по окончании последней лекции, и он быстро вышел.
За первым же поворотом он столкнулся со студенточкой в мини-юбке, с черными длинными волосами и подмазанными, как у балерины на сцене, глазами. С эмоциональными придыханиями она поведала ему, в какой восторг ее привел его курс, и насколько ближе к искусству она стала ощущать себя.
- Рад слышать.
- У меня проблема, доктор Хэмлок. Если у меня по всем экзаменам средний балл будет ниже четверки, я останусь без стипендии.
Он пошарил в кармане и извлек ключи от своего кабинета.
- Боюсь, что как раз по вашему предмету я не могу рассчитывать на особые успехи... То есть... я начала так замечательно чувствовать искусство, но... чувства очень трудно изложить на бумаге. - Она взглянула на него, набралась, сколько могла, храбрости и, стараясь придать взору как можно больше многозначительности, залепетала: - В общем... если бы можно было получить отметочку получше... то есть, я хочу сказать - я готова на все... Честное слово!
Хэмлок сурово произнес:
- Вы сознаете всю ответственность подобного заявления?
Она кивнула и сделала глотательное движение. Глаза ее засияли от предвкушения. Он доверительно понизил голос:
- У вас сегодня есть какие-нибудь планы на вечер?
Она кашлянула и сказала: "Нет".
Хэмлок кивнул.
- Вы живете одна?
- Подруга уехала на целую неделю.
- Замечательно. Тогда у меня к вам такое предложение: садитесь-ка вы за книжки и зубрите, не отрывая задницы. Из всех известных мне способов заработать приличную оценку это самый надежный.
- Но...
- Да?
Она потупилась.
- Спасибо.
- Рад был помочь.
Она медленно побрела по коридору, а Хэмлок, напевая про себя, вошел в свой кабинет. Он был доволен тем, как провел этот разговор. Эйфория, впрочем, моментально прошла: он посмотрел на свои памятные записки на столе. Они напоминали о том, по каким счетам надо будет заплатить в ближайшее время, а какие уже просрочены. Университетские сплетни о его богатстве были совершенно необоснованны. Да, он действительно каждый год проживал раза в три больше своего общего годового дохода от преподавания, публикаций и комиссионных за оценку произведений искусства. Большую часть денег - примерно сорок тысяч в год - он получал за совместительство совсем иного рода. Джонатан Хэмлок подрабатывал в Отделе Спецрозыска и Санкций ЦИРа. Он состоял там наемным убийцей.
Зазвонил телефон. Хэмлок нажал на светящуюся кнопку и поднял трубку.
- Да?
- Хэмлок? Говорить можешь?
Говорил Клемент Поуп, первый помощник мистера Дракона. Этот сдавленный свистящий полушепот ни о чем нельзя было спутать. Поуп обожал играть в шпионов.
- Чем могу быть полезен, Поуп?
- Тебя хочет видеть мистер Дракон.
- Так я и предполагал.
- Через двадцать минут прибыть можешь?
- Нет.
На самом деле двадцати минут хватило бы с избытком, просто Джонатан на дух не переносил весь персонал Спецрозыска и Санкций.
- Может, я лучше завтра?
- Дело неотложное. Он хочет встретиться немедленно.
- Ну тогда через часик...
- Слушай, приятель, на твоем месте я оторвал бы задницу от стула и примчался при первой же...
Джонатан повесил трубку.
Следующие полчаса он бесцельно слонялся по кабинету. Когда же он убедился, что теперь сможет прибыть к Дракону несколько позже, чем через им же обещанный час, он вызвал такси и выехал из университета.
Древний и донельзя грязный лифт с черепашьей скоростью полз на самый верхний этаж неприметного административного здания на Третьей авеню. Джонатан неосознанно отмечал знакомые детали: обшарпанные серые стены, отметки о ежегодном техосмотре, беспорядочно наляпанные одна на другую, указания фирмы-изготовителя относительно предельной нагрузки - эти цифры дважды соскабливали и уменьшали из уважения к почтенному возрасту лифта. Он мог заранее предсказать все, что увидит в течение ближайшего часа. Но такое ясновидение его не радовало.
Лифт остановился и заходил ходуном, пока двери со скрипом открывались. Джонатан вышел на верхнем этаже, повернул налево и толкнул тяжелую пожарную дверь с надписью "ВХОД ВОСПРЕЩЕН". Дверь выходила на лестничную клетку. Рабочий-негр внушительных размеров сидел на сырых цементных ступеньках, поставив рядом с собой ящик с инструментом. Джонатан кивнул и прошел мимо негра вверх по лестнице. Через один марш лестница кончилась, и Джонатан протиснулся через следующую пожарную дверь. За этой дверью когда-то был чердак, а теперь расположились служебные помещения ЦИРа. В коридоре стоял отчетливый больничный запах. Толстенная уборщица медленно водила тряпкой по одному и тому же месту. На скамье рядом с табличкой "ЮРАСИУС ДРАКОН, КОНСУЛЬТАНТ" сидел упитанный мужчина, переодетый бизнесменом, и держал на коленях портфель. Когда Джонатан подошел, мужчина поднялся. Предстоял неприятный момент - Джонатан терпеть не мог, когда до него дотрагиваются эти люди. Они все - и "рабочий"-негр, и "уборщица", и "бизнесмен" - служили цировскими охранниками. В ящике с инструментами, в ручке швабры, в портфеле - у них повсюду было спрятано оружие.
Джонатан встал, широко расставив ноги и упершись ладонями в стену. Он испытывал стыд и злился на себя за то, что этот стыд испытывает. Тем временем "бизнесмен" профессионально ощупал Джонатана и его одежду.
- Этой раньше не было, - сказал "бизнесмен", вынимая ручку из кармана Джонатана. - Обычно у вас французская, темно-зеленая с золотом.
- Потерял.
- Ясно. В этой есть чернила?
- Это же авторучка.
- Извините. Мне придется либо оставить ее у себя до вашего выхода, либо проверить. Если я проверю, останетесь без чернил.
- Тогда подержите ее у себя.
"Бизнесмен" шагнул в сторону, пропуская Джонатана в приемную.
- Вы опоздали на восемнадцать минут, мистер Хэмлок, - голосом прокурора сказала миссис Цербер, не успел он прикрыть за собой дверь.
- Приблизительно.
На Джонатана нахлынул нестерпимый больничный запах, которым была пропитана сверкающая чистотой приемная. Миссис Цербер, дама приземистая и мускулистая, была в накрахмаленном белом халате. Ее жесткие седые волосы были коротко подстрижены, из узких прорезей в мешочках жира смотрели холодные глазки. Похожая на наждак кожа миссис Цербер имела такой вид, будто ее ежедневно надраивали поваренной солью при помощи конской скребницы. Усики придавали ее тонкой верхней губе агрессивный вид.
- Миссис Цербер, вы сегодня просто очаровательны.
- Мистер Дракон не любит, когда его заставляют ждать, - угрожающе прорычала она.
- А кто любит?
- Вы здоровы? - спросила она без особой теплоты.
- В пределах разумного.
- Не простужены? Контактов с инфекционными больными не было?
- Нет. Только мой обычный набор: пеллагра, сифилис, слоновая болезнь.
Она злобно сверкнула на него глазками.
- Ладно. Проходите.
Она нажала кнопку, и дверь за ее спиной отворилась. Она занялась бумагами на столе, не обращая более на Джонатана ни малейшего внимания.
Он вошел в соединительный тамбур. Дверь за ним с лязгом захлопнулась. Джонатан стоял, освещенный слабым красным светом, который служил переходной фазой между сверкающей белизной приемной и полной тьмой, в которую был погружен кабинет мистера Дракона. Джонатан закрыл глаза, зная, что так он быстрее привыкнет к темноте. Одновременно он снял пиджак: и в тамбуре и в кабинете мистера Дракона постоянно поддерживалась температура, близкая к температуре тела. Малейший сквозняк, мимолетнейшее соприкосновение с простудой или вирусом гриппа - и мистер Дракон на несколько месяцев выбыл бы из строя: у него почти отсутствовал природный иммунитет.
Когда холодный воздух, привнесенный в тамбур Джонатаном, прогрелся до нужной температуры, дверь в кабинет мистера Дракона щелкнула и автоматически открылась.
- Входите, Хэмлок, - пригласил металлический голос мистера Дракона из тьмы.
Джонатан выставил руки вперед и ощупью добрался до большого кожаного кресла, которое, как он знал, стояло прямо напротив стола мистера Дракона.
- Чуть левее, Хэмлок.
Усевшись, Джонатан смог, хоть и не без труда, различить белый рукав собственной рубашки. Его глаза постепенно привыкали к темноте.
- Вот так. Ну-с, как поживаете?
- Риторически.
- Ха. Ха. Ха, - сухо и четко выговорил Дракон. - Да, это именно так. Мы ведь присматриваем за вами, опекаем... У меня есть сведения, что на черном рынке появилась картина, которая вам приглянулась.
- Да. Писсарро.
- Следовательно, вам нужны деньги. Десять тысяч долларов, если меня правильно проинформировали. Не многовато ли... за одну-то штучку?
- Эта картина бесценна.
- Нет ничего бесценного, Хэмлок. У этой картины есть цена - одна человеческая жизнь в Монреале. Я, кстати, никак не пойму вашего увлечения засохшей краской на мешковине. Просветили бы как-нибудь, а?
- Этому научить невозможно.
- Это либо взято, либо не взято? Так, кажется, говорят?
- Не совсем. "Либо дано, либо не дано".
Дракон вздохнул.
- Родной язык есть родной язык. - Дракон говорил без малейшего акцента. Иностранца в нем выдавала скорее излишняя четкость произношения. И все-таки мне не следует иронизировать по поводу вашей страсти к собиранию живописи. Если бы не она, вы бы не так часто нуждались в деньгах, и мы лишились бы возможности пользоваться вашими услугами.
Зрачки Джонатана расширялись, и медленно-медленно, как на фотографии в ванночке с проявителем, сквозь тьму стали проступать черты мистера Дракона. Джонатан поморщился, предвосхищая то отвращение, которое ему вот-вот предстоит испытать.
- Мистер Дракон, стоит ли понапрасну тратить ваше драгоценное время?
- Иными словами, ближе к делу? - В голосе Дракона послышались нотки разочарования. Он по-своему симпатизировал Джонатану и, пожалуй, даже стосковался по общению с человеком, не полностью входящим в замкнутый мирок международных шпионов и убийц.
- Что ж, согласен. Одного из наших - оперативный псевдоним "Стрихнин" - убили в Монреале. Убийц было двое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48