Горько посмеиваясь над самим собой, он отметил, что сильнее всего трясется голова. Уронив голову на руки, молодой человек вцепился пальцами в свои светлые волосы. Сейчас она примется реветь.
– Полно, полно! – попросил он и добавил в сердцах: – Я же не насильник, черт меня побери!
И тут она все-таки заплакала, прижимая ко рту кулачок, содрогаясь от горячих бесслезных рыданий. Эзра потянулся к лампе.
– Нет! – вскрикнула она.
– Дэнни! – произнес Эзра, пытаясь говорить как можно спокойнее, но понимая, что каждое слово, выдавливаемое сквозь стиснутые зубы, звучит угрозой. На девушку он не глядел.
– Прости меня! – умоляла она.
Который уж раз! Сколько так может продолжаться?
– Знаешь, это просто смешно. – Он потянулся к часам, разглядел на подсвеченном циферблате, что уже восемь часов, и, нацепив часы, принялся одеваться.
Девушка зарыдала еще громче. Потянулась к нему рукой, коснулась обнаженной спины. Эзра дернулся, подхватил одежду и вышел из комнаты в ванную. Полностью оделся и постоял там минут пять, мрачно уставившись на свое отражение в тусклом зеркале, пока часы отсчитывали секунды.
Вернулся в комнату. Рыдания утихли. Девушка лежала на постели, тело цвета слоновой кости тихо сияло при лунном свете. Дэнни уставилась в потолок. Волосы темны как ночь, но все тело светится. Глаза художника заскользили вдоль изящных линий – овал щеки, нежная округлость груди, выпуклость таза, мягкость бедра… Спокойный взгляд знатока, изучающего не живую плоть, но произведение искусства. Ему часто приходилось прибегать к этой уловке, разделяющей потребности тела и потребности ума; видит Бог, сейчас он в этом отчаянно нуждался. Взгляд упал на темный курчавый треугольник, и весь его эстетизм как ветром сдуло.
– Господи, да прикройся! – возопил он. – Или это мне в награду – возможность полюбоваться тобой?
– Ты знаешь, почему все так, – прошептала Девушка, не шевелясь. – Ты же знаешь.
– Знаю, – подтвердил он, все еще стоя на пороге ванной, Там было безопаснее. Если он сделает хоть шаг к кровати, его уже ничто не остановит. Желваки на скулах застыли, каждый мускул в теле живет своей собственной напряженной жизнью. – Ты только и делаешь, что твердишь об этом.
Дэнни резко села:
– Что тут твердить? Это все ты виноват!
– Не ори! Хочешь, чтобы мисс Фицалан донесла твоей тетушке? Ничего не соображаешь, а?
– Я не соображаю? А ты?
– Если ты этого не хочешь, чего ради мы вообще встречаемся? Зачем ты меня позвала?
– И ты еще спрашиваешь? Теперь? Когда все знают?
Эзра сложил руки на груди. Он устоит перед зрелищем обнаженной Дэнни. Волосы рассыпались по плечам, губы раскрылись, щеки намокли от слез и блестят. Грудь… Усилием воли Эзра сосредоточил свой взгляд на ее лице.
– Ты знаешь, что произошло. Мы обсуждали это уже тысячу раз, и если будем обсуждать еще хоть миллион раз, ничего не изменится. Если ты не можешь это преодолеть, мы перестанем встречаться, и все тут.
Слезы вновь заструились по ее щекам. Господи, только бы не смотреть, как она плачет. Два шага – пересечь комнату – стиснуть ее в объятиях. Но что дальше? Все начнется снова и кончится очередной катастрофой.
– Нет! – плакала она, но теперь она старалась говорить тише. Голова клонится все ниже. – Я этого не хочу.
– Так чего же ты хочешь? Я должен знать, потому что я-то очень хорошо знаю, чего я хочу, и если мы оба не хотим одного и того же, во всем этом нет никакого смысла, тебе ясно, Дэнни? – Изо всех сил Эзра пытался овладеть собой, но он был уже на грани. Еще немного, и он тоже разревется.
– Я хочу тебя! – прошептала она. Господи, только этого недоставало!
– Нет, этого ты не хочешь, – печально пробормотал он. – Даже если б ты и вправду хотела меня, даже если бы ты получила меня, ты бы все время напоминала мне о том, что случилось. Я этого больше не вынесу, Дэнни. С меня хватит! – Он с ужасом услышал, как прерывается его голос на каждом слове.
Девушка подняла голову.
– Прости меня! – прошептала она, поднимаясь с кровати и направляясь к нему. Лунный свет подчеркивал формы ее тела. Эзра отвернулся. Нежные пальцы нашли в темноте его лицо, скользнули по щеке, забрались в волосы. – Я совсем не думала о том, как плохо тебе, – проговорила она. – Я думала только о себе, Эзра. Прости меня.
Взгляд мужчины метался по стене, по потолку, по темному квадрату ночного неба за окном. Если он встретится глазами с Дэнни – ему конец.
– Эзра? – Шепот, точно поцелуй в ночи. Пригладила ему волосы, придвинулась вплотную.
Он вдыхал пряный запах ее тела, ее соски коснулись его груди. Девушка уронила руку ему на плечо, притягивая все ближе.
– Нам обоим есть что простить, правда? – уговаривала она.
Он не мог больше выдержать. И взгляд некуда отвести. Напоследок Эзра успел подумать: видно, суждено ему пропадать, но лучше пропасть, чем оставаться в одиночестве.
Найджел Парриш дожидался, когда полицейские вернутся из гостиной в бар. Пока они ужинали, он сидел в своем любимом уголке, потихоньку наслаждаясь «курвуазье».
Полицейские вызывали у него такой же интерес, как и все, кто появлялся в деревне. Однако торопиться некуда, с этой парочкой он еще успеет познакомиться. Какие они, право, забавные! Ну и костюмчик на парне – с первого взгляда наповал бьет, даром что полицейский. Найджел тихонько захихикал над собственным каламбуром – не сказать, чтоб особо удачным. Да, этот костюм явно сшит на заказ у дорогого портного, поверх жилетки золотая цепочка от часов, пальто «Барберри» небрежно брошено на спинку стула, – почему это люди, у которых хватает денег на «Барберри», бросают дорогую одежду где ни попадя? – ботинки начищены до глубокого матового сияния. И этот малый из Скотленд-Ярда?
Женщина больше соответствовала его представлению о полицейских. Невысокая, плотного телосложения, эдакая урна на ножках. Мятый и запачканный костюм плохо сидит на ее фигуре, да и цвет совсем ей не к лицу. Небесно-голубой прекрасен, но только не на тебе, пышечка. Желтая блуза подчеркивает нездоровую бледность да и в юбку заправлена неаккуратно. А на ногах! Ладно, практичные прогулочные ботинки в самый раз для полицейского, но голубые колготки под цвет костюма?! Господи, ну и страшилище! Даже жалко бедняжку. Найджел укоризненно покачал головой и поднялся с места.
Подойдя к их столику, он начал разговор без лишних церемоний:
– Скотленд-Ярд? Про Эзру слыхали? «Может, и не слыхал, но сейчас услышу», – подумал Линли, поднимая голову. Новый собеседник стоял перед ним со стаканом в руке, уверенно дожидаясь приглашения за их столик. Сержант Хейверс привычным жестом извлекла блокнот, и Парриш, сочтя это жестом гостеприимства, выдвинул стул и присоединился к компании.
– Найджел Парриш, – представился он. Органист, припомнил Линли. На вид Парришу было за сорок, возраст облагородил его лицо: поредевшие темные волосы с сединой на висках были зачесаны наверх, открывая высокий лоб; прямой, хорошей лепки нос придавал лицу значительность, крепкая челюсть и подбородок свидетельствовали о сильной воле. Стройный, невысокого роста. Наружность замечательная, хоть красивым его и не назовешь.
– Эзра? – повторил Линли.
Темные глаза Парриша обежали всех присутствовавших в пабе, словно он кого-то ждал.
– Фармингтон. Местный художник. Каждой деревне полагается свой художник, поэт или писатель, верно? По-моему, исключений почти не бывает. – Парриш пожал узкими плечами. – Эзра – наш представитель в мире искусства. Рисует акварелью, изредка маслом. Не так уж и плохо. Даже сумел продать кое-что в лондонской галерее. Раньше приезжал сюда каждый год на месяц-другой, но теперь он – один из нас. – С улыбочкой Эзра отхлебнул свой напиток. – Эзра, миляга Эзра, – пробормотал он.
Линли не хотел уподобляться рыбе на крючке.
– Так что вы хотите сообщить нам об Эзре Фармингтоне, мистер Парриш?
Парриш вздрогнул, он явно не ожидал столь прямого подхода к делу.
– Начнем с того, что Эзра – наш деревенский Лотарио; но главное, вам следует знать о том, что произошло на ферме у Тейсов.
Романтические порывы Эзры нисколько не интересовали Линли, даже если Парриш находил их весьма занимательными.
– Что же произошло на ферме у Тейсов? – настойчиво спросил он, оставляя в стороне другую намеченную Парришем тему.
– Ну… – Тут Парриш обнаружил, что его стакан пуст, и это заметно охладило пыл рассказчика.
– Сержант, – негромко проговорил Линли, не отводя взгляда от собеседника, – принесите мистеру Парришу еще…
– «Курвуазье», – с улыбкой подсказал Парриш.
– И мне тоже.
Хейверс покорно поднялась из-за стола.
– А ей ничего? – озабоченно сморщил лицо Найджел.
– Она не пьет.
– Бедняжка! – Парриш вознаградил вернувшуюся с рюмками в руках Барбару жалостливой улыбкой, отпил глоточек коньяку и вернулся к своему повествованию. – Видите ли, – он доверительно склонился к Линли, – там разыгралась довольно мерзкая сцена. Я знаю об этом только потому, что как раз оказался поблизости. Из-за Усишки.
– Музыкальный пес, – подхватил Линли.
– Пардон?
– Отец Харт говорил нам, что Усишки приходил послушать, как вы играете на органе.
Парриш расхохотался.
– Да уж, черт побери! Я себе пальцы до кости сиер, репетируя, а единственный слушатель – фермерский пес. – Органист делал вид, будто его крайне забавляет эта ситуация, но Линли понимал, что беззаботность и добродушие Парриша – лишь притворство, что тот старательно скрывает годами копившуюся горечь, а потому и изображает эдакого рубаху-парня.
– Стало быть, вы слышали, – продолжал Парриш, вертя в руках рюмку и наслаждаясь игрой цветовых бликов. – С точки зрения музыкальной культуры эта деревня – просто Сахара. По правде сказать, я играю по воскресеньям в церкви Святой Екатерины только для собственного удовольствия. Тут никто фугу от скерцо не отличит. Известно ли вам, что в Святой Екатерине стоит лучший орган Йоркшира? Как вам это нравится? Ватикан, наверное, специально купил его, чтобы поощрить келдейлских католиков. Я-то сам принадлежу к англиканской церкви.
– А Фармингтои? – уточнил Линли.
– Эзра? Ззра, по-моему, вообще не религиозен. – Тут он заметил хмурое выражение лица Линли и поспешил исправиться: – Или вы напоминаете мне, что я собирался рассказать об Эзре?
– Вы угадали, мистер Парриш.
– Эзра. – Парриш все с той же улыбкой отпил глоточек, ища то ли бодрости, то ли утешения. Он понизил голос, и на миг проступил тщательно скрываемый им истинный облик, задумчивый и сумрачный. Но возможность посплетничать тут же его развеселила. – Так, милые мои, давайте припомним. Это было примерно месяц назад. Уильям Тейс вышиб Эзру со своей земли.
– Он вторгся в частные владения?
– Вот именно. Если послушать Эзру, так он имеет «право художника» бродить всюду, где ему вздумается. Именно повсюду. Он, видите ли, изучает освещение болота Хай-Келмур. Нечто вроде эксперимента с Руанским собором – пытается изображать его каждые пятнадцать минут при новом освещении.
– Я знаю картины Моне.
– Стало быть, вы понимаете, о чем я говорю. Единственный или, во всяком случае, самый короткий путь в Хай-Келмур – через лес позади фермы Гемблер. А путь в лес…
– Идет через земли Тейса, – подхватил Линли.
– Вот именно. Я брел по тропинке в компании с Усишки. Он, как обычно, навестил меня, и мне показалось, что старику уже поздно возвращаться домой в одиночестве. Я решил проводить его. Понадеялся, что наша милашка Стефа отвезет его в своей «мини», но ее и след простыл, так что мне пришлось самому отправляться на своих старых больных ногах.
– У вас нет машины?
– Сколько-нибудь надежной на ходу нет. Итак, я добрался до фермы, и вот они, голубчики, – прямо на дороге, и, надо сказать, столь славного скандальчика я еще в жизни не видел. Уильям в исподнем…
– В чем именно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51