А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

А в остальном все вписывается.
– Я бы сказал, даже чересчур гладко. – Поколебавшись, он все же спросил: – Ну а другие странные мелкие детали?
– Мне бы хотелось знать, о чем хихикали Седрик и мисс Оринкорт в Большом будуаре, а также: смеялась ли мисс Оринкорт в двуколке или все-таки кашляла. И что она купила в аптеке. Еще я бы хотела побольше узнать про Миллеман. По ней никогда не определишь, о чем она думает; ясно только, что со своим гнусным сыночком она носится как с писаной торбой. Ведь она же понимала, что ее Седрику будет на руку, если сэра Генри восстановить против бедняги Панталоши. Кстати, насчет летающей коровы у Панталоши железное алиби. В виде очень опасного лекарства. От стригущего лишая.
– Эта бандитка принимает таллий?
– Ты знаешь, что это такое?
– Слышал.
– Так вот, таллий и есть ее алиби, – сказала Агата. – Давай я лучше объясню подробнее.
– Да, – кивнул Родерик, когда она закончила, – в случае с коровой она вне подозрений.
– Она не причастна ни к одной из этих шуточек, – твердо заявила Агата. – И я сейчас жалею, что мы с Полем и Фенеллой не провели тот эксперимент.
– Что еще за эксперимент?
– Нам для него требовалась твоя помощь. – Краем глаза Агата поглядела на мужа.
– Ах, моя помощь?!
– Да. Мы спрятали кисть, которой пользовался автор коровы, и собирались снять у всех отпечатки пальцев, чтобы ты потом сравнил. Ты бы не согласился?
– Любовь моя, чтобы тебя порадовать, я сравнил бы их даже с отпечатком ноги Чингисхана.
– Но мы ничего не успели. Как вы с мистером Фоксом любите выражаться, вмешалась смерть. Смерть сэра Генри. Между прочим, тот, кто намазал мне перила, тоже оставил пару отпечатков. На стене. Вот пройдет какое-то время после похорон, и я могла бы напроситься в Анкретон, а ты бы заехал за мной и попутно привез бы туда этот ваш распылитель с порошком и черные чернила. Нет, но правда ведь очень странная история?
– Да, – согласился он, потирая нос. – Довольно странная. На пароходе по местному радио сообщали о смерти Анкреда, но я и не подозревал, что ты была в центре событий.
– Мне старик нравился, – помолчав, сказала Агата. – Конечно, он был жуткий позер и вел себя так, что я иногда не знала, куда деваться, но мне он все равно нравился. Да и писать его было одно удовольствие.
– Портрет получился?
– По-моему, да.
– Хотелось бы посмотреть.
– Возможно, когда-нибудь увидишь. Он завещал его государству. А как в таких случаях поступает государство? Думаю, портрет сдадут в музей и повесят куда-нибудь в угол, где потемнее. Одна газета – подозреваю, что это еженедельник Найджела Батгейта, – решила его сфотографировать. Может быть, пришлют потом пару снимков.
Но Родерику не пришлось ждать долго. Фотография портрета в сопровождении короткой заметки о похоронах появилась в газете Найджела в тот же вечер. В заметке сообщалось, что сэр Генри с немалой по тем временам пышностью был похоронен в семейном склепе Анкредов в Анкретоне.
– Он-то надеялся, что отечество распорядится иначе, – сказала Агата.
– Думал, похоронят в Вестминстерском аббатстве?
– Подозреваю, что так. Бедный сэр Генри! Жалко, не сбылась его мечта. Ну что ж, – она отложила газету, – лично для меня история с Анкредами на этом кончается.
– Кто знает, – неопределенно отозвался Родерик. Внезапно ему надоели разговоры об Анкредах, как и все прочее, что до сих пор мешало перевести его встречу с женой в следующую, не такую робкую фазу, и он протянул к Агате руки.
Воссоединение семьи Алленов важно для нашего сюжета лишь в той степени, в какой это событие повлияло на отношение Родерика к рассказу Агаты об Анкредах. Услышь Родерик эту историю в другое время, он пусть с неохотой, но все же, вероятно, задумался бы над некоторыми ее загадками. А в тех обстоятельствах она была для него не более чем, так сказать, музыкальной паузой между увертюрой и главной частью, поэтому он тут же выбросил ее из головы.
Три дня они провели неразлучно, если не считать поездки Родерика в Управление, где у него состоялась длительная беседа с шефом контрразведки. Было решено, что по крайней мере на время он вернется на свою прежнюю должность в Скотленд-Ярд. Во вторник утром, когда Агата пошла на работу, он проводил ее до половины пути, посмотрел, как она завернула за угол, и, немного волнуясь, направился в знакомое здание, где его ждала встреча со старыми коллегами.
Что ни говори, а было приятно снова пройти через пустой, пахнущий линолеумом и углем служебный вестибюль, а потом заглянуть в скромный кабинет, где на стене висели скрещенные мечи, памятные фотографии и подкова и где начальник уголовно-следственного отдела с явным удовольствием пожал ему руку. Было странно и приятно снова сесть за свой прежний стол в комнате с табличкой «старший инспектор» и ужаснуться числу поджидающих его нераскрытых дел.
Родерик рассчитывал, что посплетничает с Фоксом и тот введет его в курс дела, но Фокса вызвали куда-то за город, и вернуться он должен был только к вечеру. А пока что Родерик занялся одним из своих старых знакомых, неким Донованом, по кличке Косой, который, пережив два военных трибунала и шесть месяцев заключения в тюрьме Бродмур, а также успешно увернувшись от падавшей ему на голову бомбы, оставил безошибочные следы своего таланта на дверном замке антикварного магазина в Челси. Приведя в движение рычаги сложного полицейского аппарата, призванного выследить Косого и доставить по месту назначения, Родерик вернулся к своей картотеке.
Ничего суперпотрясающего там не было: обычные уголовные дела. Его это порадовало. За три года работы в контрразведке он с избытком хлебнул и непредвиденных опасностей, и подъемов по тревоге – бог свидетель. Так пусть уж его возвращение в Скотленд-Ярд будет спокойным.
В это время позвонил Найджел Батгейт.
– Слушай, Агата уже читала про завещание?
– Какое завещание? Чье?
– Старого Анкреда. Она же рассказала тебе про Анкредов?
– Да, конечно.
– Это в утренней «Таймс». Прочти. Анкредов родимчик хватит.
– А что старик натворил? – равнодушно спросил Родерик. Ему почему-то не хотелось снова слышать про Анкредов.
В трубке раздалось хихиканье.
– Ладно, Найджел, выкладывай. Что он натворил?
– Натянул им нос.
– Каким образом?
– Все подчистую отписал Соне Оринкорт.
III
Когда Родерик все так же неохотно проглядел в газете завещание, он понял, что Найджел несколько упростил ситуацию. Сэр Генри срезал долю Седрика, оставив ему только прилагавшийся к титулу обязательный минимум, определил по тысяче фунтов единовременно каждому из своих детей, Миллеман и доктору Уитерсу, а все прочее завещал Соне Оринкорт.
– Да, но… А как же его речь на ужине и то, первое завещание? – ошеломленно сказала Агата, когда он показал ей газету. – Неужели это был розыгрыш? Тогда мистер Ретисбон должен был знать. Или… Рори, по-моему, все решила летающая корова. Он тогда так обозлился, что, наверно, немедленно вызвал к себе мистера Ретисбона и составил новое завещание.
– Но он ведь считал, что корову нарисовала Панталоша. Зачем было вымещать зло на всей семье?
– Может быть, Томас или кто-то другой поднялся к нему и рассказал, какое у Панталоши алиби. Сэр Генри не знал, кого подозревать, и проклял всю честную компанию.
– Кроме мисс Оринкорт.
– О себе она уж как-нибудь позаботилась, – убежденно сказала Агата.
Новость ее взбудоражила, и весь вечер она то и дело возвращалась к этой теме.
– Что теперь делать Седрику, представляешь? Я уверена, ему не на что будет содержать Домик-пряник. Это он так Анкретон называет, я тебе говорила? Наверно, передаст его государству. Тогда мою картину повесят на ее законное место – там сплошная рябь от витражей, – и все останутся довольны. Воображаю, как будет злорадствовать Соня!
Агата внезапно замолчала, словно что-то не договорив. Родерик увидел, как она нервно стиснула руки. Перехватив его взгляд, Агата отвернулась.
– Давай не будем больше об Анкредах, – сказала она. – Бедняги!
– Что тебя мучает? – неловко спросил Родерик.
– Ничего, – быстро ответила Агата. Но он ждал, и вскоре она к нему подсела. – Скажи мне только одну вещь. Предположим, ты узнал бы про Анкредов не от меня, а от кого-то другого или, например, где-нибудь прочитал бы. Ведь все-таки тут очень много разных загадочных и странных деталей… Что бы ты тогда подумал? Я в том смысле… – Агата нахмурилась и поглядела на свои сцепленные пальцы. – Тебе все это не напоминает начало какой-нибудь страшноватой главки из «Знаменитых уголовных процессов»?
– Тебя это серьезно так волнует? – помолчав, спросил он.
– Как ни странно, да.
Родерик встал с кресла, отошел от Агаты и повернулся к ней спиной.
– Хорошо, – хрипло сказал он после долгой паузы. – В таком случае давай лучше поговорим откровенно.
– Ты о чем? – неуверенно спросила она. – Что случилось?
– Конечно, я веду себя глупо, но давай уж раз и навсегда расставим точки над «i». Есть вещи, которые для меня святы. Когда я после работы возвращаюсь домой, у меня и в мыслях нет обсуждать с женой за чашкой чаю очередное убийство. Дела об убийствах мне попадались, но разве я тебе о них когда-нибудь рассказывал?
– Но, Рори, я бы ничуть не возражала.
– Понимаешь, для меня это своего рода проявление дурного вкуса. Нет, получается, я себя нахваливаю. Знаю, логическому объяснению это не поддается. Короче, если моя работа тебе не по душе, я просто должен сменить профессию.
– Ты придумываешь бог знает что. Я давно избавилась от всех этих снобистских предубеждений.
– А я не хотел, чтобы ты от них избавлялась, – сказал он. – Говорю тебе, у меня дурацкие принципы.
Вопреки его надежде она все-таки спросила:
– Значит, ты думаешь, тут что-то нечисто… с Анкредами?
– К черту твоих Анкредов! Нет, так не пойдет. Хорошо, давай разберемся, чтобы больше к этому не возвращаться. Хочешь, я прослежу ход твоих рассуждений? Итак, в их уродской гостиной лежит книга о бальзамировании. В ней подчеркивается, что для этой процедуры применяют мышьяк. Старый Анкред хвастался, что велел себя бальзамировать. Книжку мог прочитать любой. Видели, как ее читала Соня Оринкорт. В доме пропала банка с крысиной отравой, то бишь опять же с мышьяком. Старик умер сразу после того, как изменил завещание в пользу мисс Оринкорт. Вскрытие не производили. Если произведут сейчас, то наличие мышьяка объяснят бальзамированием. Все сходится, да?
– Пожалуй.
– Тебя мучает вопрос, можно ли в эту схему вписать краску на перилах, летающую корову и прочие шутки-прибаутки?
– Когда ты все так разложил, что-то не очень вписывается.
– Молодец! – Он повернулся к ней. – Это уже лучше. Продолжим. У тебя есть подозрение, что все эти милые каверзы подстроила мисс Оринкорт, чтобы восстановить старика против любимой внучки. Так?
– Да. Или Седрик. У него могла быть та же цель. Понимаешь, пока не начались «изюминки» и коровы, Панталоша, образно говоря, шла на два корпуса впереди всех.
– Да. Короче, ты подозреваешь, что либо кто-то из Анкредов – скорее всего, Седрик, – либо мисс Оринкорт убили старика и, более того, предварительно вывели из игры основного конкурента.
– Я тебя слушаю, и мне уже самой кажется, что это абсурд. Как после кошмарного сна: проснешься – страшно, а потом понимаешь – глупости.
– Очень хорошо! – похвалил он. – Но пойдем дальше. Итак, если старика отравили пропавшим мышьяком, значит, убийство было задумано задолго до юбилея. Миллеман ведь говорила, что банка с отравой пропала достаточно давно. Так?
– Так. Хотя, если…
– Хотя, если старика убила сама Миллеман, то, следовательно, историю с пропажей она выдумала специально, чтобы впоследствии быть вне подозрений.
– Да, я говорила, что по Миллеман не поймешь, о чем она думает, но из этого вовсе не вытекает, что она замышляла убийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48