— Недостойное, унизительное, подлое». Он заглянул в платяной шкаф и быстро осмотрел развешанную в нём одежду Трой: платья, жакеты, вечерний наряд, старенькие замызганные брючки. Порылся в карманах. Господи, какой только ерундой она ни набивала свои карманы! Кусочки угля, ластики, перепачканный в краске носовой платок, использовавшийся вместо тряпочки, и даже блокнот для этюдов, который художница ухитрилась запихнуть в карманчик, в котором с трудом поместилась бы пара напёрстков. Взгляд Аллейна упал на до боли знакомый синий твидовый пиджачок, в котором он запомнил Трой, ещё будучи в Квебеке. Запустив руку в карман, Аллейн извлёк из него письмо, подписанное Кэтти Босток. Это уже придётся прочитать внимательно.
«И угораздило же тебя понабрать таких пиявок… Гарсия — скульптор от Бога, но он ведёт себя, как последняя свинья… И откуда, спаси меня Вакх, ты откопала этого недоношенного аборигена? Из канавы с утконосами, что ли? Или из сумки пьяной кенгурихи… Сегодня приехал Малмсли. С бородой, точь-в-точь, как ты описала — мне она напомнила козлиную зад… Забавная штука — секс. Я даже в мыслях не допускаю ничего дурного, но с мужчинами тем не менее лажу. Ты — другое дело. Стоило бы тебе хоть пальчиком поманить, и мужики укладывались бы к твоим ногам штабелями. Но ты держишься так неприступно, что они даже не представляют, смеют ли хоть на что-то надеяться… (Аллейн мысленно погрозил Кэтти пальцем). Твои намёки по поводу сыщика мне не слишком понятны, но, коль скоро он помешал твоей работе, ты имела полное право оторвать ему башку и сгрызть с солью. Ишь — указчик выискался. И вообще — к чему ты клонишь? Ладно — 3-го все расскажешь.
Твоя Кэтти».
Конверт был адресован Трой в Шато-Фронтенак, Квебек.
«Должно быть, — подумал Аллейн, — я здорово надоел ей на борту парохода. Работать мешал. Черт бы меня побрал!»
Через минуту-другую он закончил обыск. И черт его дёрнул спросить про её комнату. Устроил идиотскую сцену. Закрыв платяной шкаф, Аллейн в сотый раз кинул взгляд на фотографию мужчины, стоявшую на секретере. Приятное лицо, импозантная внешность. Вот, значит, кто подписывался: «Твой до ошаления, Джон». Уступив внезапному порыву, Аллейн ожёг фотографию свирепым взглядом и скорчил злобную гримасу. Затем, повернувшись, чтобы идти, остолбенел — в проёме двери стояла Трой.
Аллейн почувствовал, что лицо его пылает до кончиков ушей.
— Вы закончили, мистер Аллейн?
Он судорожно сглотнул и выдавил:
— Да, спасибо.
Он прекрасно понимал, что Трой заметила его неприличную выходку и поспешил объясниться:
— Я… э-ээ… слегка пригрозил этому фотоснимку.
— Да, я видела.
— Я осмотрел вашу одежду, порылся во всех карманах и просмотрел все письма. Можете ложиться спать. В доме останутся наши люди. Спокойной ночи, мисс Трой.
— Доброе утро, мистер Аллейн.
Аллейн перешёл в спальню Кэтти, но ничего, заслуживающего внимания, в ней не обнаружил. Из-за беспорядка он провозился там гораздо дольше, чем в комнате Трой. На дне гардероба в бесформенной куче валялись скомканные рабочие брюки, перепачканные красками. Вечернее платье висело вплотную с рабочим халатом. На полу выстроился ряд тупорылых сбитых туфель. Карманы были набиты всякой всячиной. Единственное личное послание, которое ему удалось обнаружить, было письмо от Трой, отправленное из Ванкувера. Письмо пришлось прочитать. Характеристики учеников его здорово позабавили. Затем он прочитал абзац про себя:
«Уже под конец мне помешал один мужчина. Поначалу я приняла его за придурка, которые вечно ко мне цепляются, но он оказался весьма даже умным, так что я сама почувствовала себя полной идиоткой… Похоже, этот мужчина у неё под каблуком; так что, по большому счёту, он всё-таки болван…».
По мере того, как Аллейн читал, брови его все сильнее ползли на лоб. Закончив, он присвистнул и, аккуратно сложив письмо, возвратил на место. Затем отправился на поиски Фокса и Бейли. Они, к тому времени, успели покончить с мужскими спальнями.
Фоксу не составило труда отыскать в комнате Малмсли экзотические принадлежности для курения опиума. Самого наркотика оказалось совсем немного, хотя по ряду признаков несложно было установить, что в своё время банка была наполнена до краёв.
— Это не вполне согласуется с рассказом мистера Малмсли, — заметил Аллейн. — Бейли уже проверил отпечатки пальцев?
— Да. И на трубке и на лампе и на банке остались следы рук Гарсии и Малмсли.
— Вот как — и на банке? Это любопытно. Ладно, давайте заканчивать.
Отослав Бейли в спальню Филлиды Ли, он вместе с Фоксом приступил к обыску комнаты Вальмы Сиклифф. Стены спальни украшали многочисленные портреты, на которых была изображена сама Вальма. По одному портрету принадлежали кисти Малмсли и Ормерина, тогда как Пилгрим выполнил два портрета в масле и сделал один рисунок карандашом.
«Воистину — „самовлюблённая нимфоманка“«, — невольно подумал Аллейн, припомнив письмо Кэтти.
На столике у кровати красовался изящный карандашный портрет Пилгрима, подписанный «Сиклифф». Порядок в комнате царил идеальный, да и само присутствие женщины ощущалось в ней куда сильнее, чем в спальнях Трой и Кэтти. А количество одежды и головных уборов было у Сиклифф раза в три больше, чем у обеих женщин, вместе взятых. Модные брючки, платья, сшитые в Париже. Аллейн заметил, что дорожная сумка, с которой, судя по всему, Сиклифф ездила на уик-энд, стояла не до конца распакованная. Внутри инспектор обнаружил три вечерних платья, ночную рубашку, туфли, три пары перчаток, два дневных платья, пару беретов и сумочку, в которой, помимо прочих мелочей, лежала наполовину опустевшая склянка аспирина.
— Пилгримовская, быть может, — вслух произнёс Аллейн, упрятав бутылочку в полицейский чемоданчик. — Теперь, посмотрим переписку.
Писем оказалось хоть пруд пруди. Два ящика туалетного столика были доверху завалены аккуратно перевязанными стопками конвертов.
— На помощь! — позвал Аллейн. — Нам придётся все это прочитать, Братец Лис. Вдруг что-нибудь раскопаем. Возьмите вот эту пачку, перевязанную красной лентой. Наверное, от Пилгрима. Да, точно.
Фокс водрузил на нос очки и принялся с непроницаемым лицом читать любовные письма, адресованные Бейсилом Пилгримом Вальме Сиклифф.
— Настоящий джентльмен, — произнёс он по прочтении первых трех.
— Вам не везёт, старина. А мне вот тут посчастливилось наткнуться на совершенно захватывающую эпопею. Чего в ней только нет… Влюблённый юноша сравнивает нашу искусительницу с миражом. А вот, кстати, и сонет!
В следующую минуту-другую слышалось только деловитое поскрипывание пера — Аллейн сосредоточенно строчил в своём блокноте. Вошёл Бейли и возвестил о том, что у Филлиды Ли не обнаружил ничего, достойного внимания. Аллейн швырнул ему пачку писем.
— Вот, займитесь пока.
Бейли уныло кивнул.
— Кое-что есть, — произнёс Фокс. — Это последнее письмо от достопочтенного мистера Пилгрима.
— И что в нём говорится?
Фокс прокашлялся и начал читать:
«Милая моя! Меня, как всегда, мучают мысли, что я тебя не стою. В своём последнем письме ты призналась, что впервые обратила на меня внимание, когда поняла, что я не такой, как все остальные. Да, я согласен, что любое сравнение с такими отпетыми проходимцами, как Гарсия, Малмсли и им подобные, может и впрямь быть в мою пользу. Откровенно говоря, мне претит ежедневно видеть тебя в их обществе. Такие люди, как Гарсия, не имеют права дышать с тобой одним воздухом, солнышко моё, моя чудесная, возвышенная Вальмочка. Да, многие сейчас способны лопнуть от смеха, услышав слова „чистая“ или „возвышенная“. Такие слова им непонятны. Но вот ты, моя Вальмочка, и вправду чиста, как родник. Если я правильно истолковал твои строки — Господи, даже не верится!, — то и ты нашла во мне родственную душу. Боже, как я боюсь, милая моя, что ты во мне разочаруешься! Ведь отсутствие вредных привычек вовсе не делает меня Галахадом. Господи, что за ерунду я пишу. Благословляю тебя тысячи и тысячи…»
— Вот, пожалуй, и все, сэр, — закончил Фокс.
— Понятно, — кивнул Аллейн. — А в комнате Пилгрима нашли какие-нибудь письма?
— Нет. Должно быть, он отвёз их в Анкертон-мэнор.
— Да, вполне возможно. Мне бы хотелось взглянуть на то послание, в котором мисс Сиклифф поёт ему дифирамбы. Да, Братец Лис, у этой красотки повадки лисицы, но хватка бульдога. Во всяком случае, наш будущий пэр — если, конечно, слухи о скорой кончине его отца не лишены основания, — не просто млеет от неё, но вдобавок ещё и мучается комплексами. — Аллейн задумчиво потёр кончик носа. — Влюблённые мужчины порой совсем теряют голову, Братец Лис. Они даже сами себя не узнают.
— Все эти письма, — произнёс Фокс, стуча костяшками пальцами по пухлой стопке, — были написаны до приезда сюда. Должно быть, наши молодые условились о помолвке ещё за месяц до этого.
— Вполне вероятно. Так, а что дал осмотр вещей юного Пилгрима?
— Ровным счётом ничего.
— Вы нашли у него аспирин?
— Нет.
— Ну надо же. Значит, та бутылочка, что я обнаружил среди пожитков мисс Сиклифф, и впрямь принадлежит ему. Хорошо. Давайте продолжим.
Некоторое время все трое сосредоточенно читали письма. На сей раз молчание нарушил Бейли.
— Вот письмо от Гарсии, — сказал он.
— Позвольте взглянуть, — протянул руку Аллейн.
Письмо было нацарапано карандашом на каком-то обрывке бумаги. Ни даты, ни адреса, ни даже конверта при нем не нашлось.
«Дорогая Вальма!
Я слышал, что на ближайший семестр ты собралась к Трой. Я тоже. Я совершенно на мели. Ехать мне не на что, а запас красок совсем иссяк. Я же как раз намылился написать несколько картинок. Словом, я позволил себе смелость приобрести в «Гибсоне» кое-какие мелочи, которые отнёс на твой счёт. Гибсону я сказал, что ты не возражаешь, а он проверять не стал, поскольку уже видел нас вместе. Как думаешь, не стрельнуть ли мне пятёрку у Бейсила Пилгрима? Или — сама раскошелишься? К возвращению Трой я уже встану на ноги, да и заказы мне сулят весьма многообещающие. Словом, нуждаться я перестану. Если ты не ответишь, я обращусь к Пилгриму. Больше не к кому. Кстати, это правда, что ты решила его захомутать? Лучше бы предалась любви со мной — и задаром.
Г.»
— Лихо, — покачал головой Фокс.
— Кажется, этот парень привык жить за счёт женщин, — сказал Бейли.
— Он ничем не брезгует, — поморщился Фокс.
— Да, похоже, — согласился Аллейн. — Это и любые другие письма от Гарсии отложите в сторону, Фокс. Есть что-нибудь ещё? Что ж, тогда пора закругляться. Скажите всем, Фокс, что они могут идти спать. Мисс Трой отправилась в свою комнату, а остальные ещё сидят в столовой. Пойдём, Батгейт.
Несколько минут спустя они встретились в холле. Наконец обитатели Татлерз-энда стали отходить к столь долгожданному сну. В каминах догорали последние поленья и дом постепенно погрузился в тишину, которую лишь время от времени прерывали какие-то неясные скрипы и шорохи — звуки ночного дома. Бейли открыл входную дверь, Фокс погасил свет, а Найджел закурил. Аллейн стоял у подножия лестницы, словно к чему-то прислушиваясь.
— Все в порядке, сэр? — осведомился Фокс.
— Да, идём, — кивнул Аллейн. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр, — эхом откликнулся местный констебль, оставшийся караулить в доме.
— Да, кстати, где находится гараж?
— За углом дома, с правой стороны, сэр.
— Спасибо.
Входная дверь с грохотом захлопнулась за их спинами.
— Вот дубина! — покачал головой Аллейн. — Всех ведь перебудит.
Стояла холодная, безветренная и безлунная ночь. Под ногами полицейских громко шуршал гравий.
— Я хочу заглянуть в гараж, — сказал Аллейн. — Ключ с доски я уже снял. Я не задержусь. Дайте мне чемоданчик, Бейли. А ты поезжай, Батгейт.
Включив фонарик, Аллейн обогнул дом и зашагал по дорожке к старой конюшне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
«И угораздило же тебя понабрать таких пиявок… Гарсия — скульптор от Бога, но он ведёт себя, как последняя свинья… И откуда, спаси меня Вакх, ты откопала этого недоношенного аборигена? Из канавы с утконосами, что ли? Или из сумки пьяной кенгурихи… Сегодня приехал Малмсли. С бородой, точь-в-точь, как ты описала — мне она напомнила козлиную зад… Забавная штука — секс. Я даже в мыслях не допускаю ничего дурного, но с мужчинами тем не менее лажу. Ты — другое дело. Стоило бы тебе хоть пальчиком поманить, и мужики укладывались бы к твоим ногам штабелями. Но ты держишься так неприступно, что они даже не представляют, смеют ли хоть на что-то надеяться… (Аллейн мысленно погрозил Кэтти пальцем). Твои намёки по поводу сыщика мне не слишком понятны, но, коль скоро он помешал твоей работе, ты имела полное право оторвать ему башку и сгрызть с солью. Ишь — указчик выискался. И вообще — к чему ты клонишь? Ладно — 3-го все расскажешь.
Твоя Кэтти».
Конверт был адресован Трой в Шато-Фронтенак, Квебек.
«Должно быть, — подумал Аллейн, — я здорово надоел ей на борту парохода. Работать мешал. Черт бы меня побрал!»
Через минуту-другую он закончил обыск. И черт его дёрнул спросить про её комнату. Устроил идиотскую сцену. Закрыв платяной шкаф, Аллейн в сотый раз кинул взгляд на фотографию мужчины, стоявшую на секретере. Приятное лицо, импозантная внешность. Вот, значит, кто подписывался: «Твой до ошаления, Джон». Уступив внезапному порыву, Аллейн ожёг фотографию свирепым взглядом и скорчил злобную гримасу. Затем, повернувшись, чтобы идти, остолбенел — в проёме двери стояла Трой.
Аллейн почувствовал, что лицо его пылает до кончиков ушей.
— Вы закончили, мистер Аллейн?
Он судорожно сглотнул и выдавил:
— Да, спасибо.
Он прекрасно понимал, что Трой заметила его неприличную выходку и поспешил объясниться:
— Я… э-ээ… слегка пригрозил этому фотоснимку.
— Да, я видела.
— Я осмотрел вашу одежду, порылся во всех карманах и просмотрел все письма. Можете ложиться спать. В доме останутся наши люди. Спокойной ночи, мисс Трой.
— Доброе утро, мистер Аллейн.
Аллейн перешёл в спальню Кэтти, но ничего, заслуживающего внимания, в ней не обнаружил. Из-за беспорядка он провозился там гораздо дольше, чем в комнате Трой. На дне гардероба в бесформенной куче валялись скомканные рабочие брюки, перепачканные красками. Вечернее платье висело вплотную с рабочим халатом. На полу выстроился ряд тупорылых сбитых туфель. Карманы были набиты всякой всячиной. Единственное личное послание, которое ему удалось обнаружить, было письмо от Трой, отправленное из Ванкувера. Письмо пришлось прочитать. Характеристики учеников его здорово позабавили. Затем он прочитал абзац про себя:
«Уже под конец мне помешал один мужчина. Поначалу я приняла его за придурка, которые вечно ко мне цепляются, но он оказался весьма даже умным, так что я сама почувствовала себя полной идиоткой… Похоже, этот мужчина у неё под каблуком; так что, по большому счёту, он всё-таки болван…».
По мере того, как Аллейн читал, брови его все сильнее ползли на лоб. Закончив, он присвистнул и, аккуратно сложив письмо, возвратил на место. Затем отправился на поиски Фокса и Бейли. Они, к тому времени, успели покончить с мужскими спальнями.
Фоксу не составило труда отыскать в комнате Малмсли экзотические принадлежности для курения опиума. Самого наркотика оказалось совсем немного, хотя по ряду признаков несложно было установить, что в своё время банка была наполнена до краёв.
— Это не вполне согласуется с рассказом мистера Малмсли, — заметил Аллейн. — Бейли уже проверил отпечатки пальцев?
— Да. И на трубке и на лампе и на банке остались следы рук Гарсии и Малмсли.
— Вот как — и на банке? Это любопытно. Ладно, давайте заканчивать.
Отослав Бейли в спальню Филлиды Ли, он вместе с Фоксом приступил к обыску комнаты Вальмы Сиклифф. Стены спальни украшали многочисленные портреты, на которых была изображена сама Вальма. По одному портрету принадлежали кисти Малмсли и Ормерина, тогда как Пилгрим выполнил два портрета в масле и сделал один рисунок карандашом.
«Воистину — „самовлюблённая нимфоманка“«, — невольно подумал Аллейн, припомнив письмо Кэтти.
На столике у кровати красовался изящный карандашный портрет Пилгрима, подписанный «Сиклифф». Порядок в комнате царил идеальный, да и само присутствие женщины ощущалось в ней куда сильнее, чем в спальнях Трой и Кэтти. А количество одежды и головных уборов было у Сиклифф раза в три больше, чем у обеих женщин, вместе взятых. Модные брючки, платья, сшитые в Париже. Аллейн заметил, что дорожная сумка, с которой, судя по всему, Сиклифф ездила на уик-энд, стояла не до конца распакованная. Внутри инспектор обнаружил три вечерних платья, ночную рубашку, туфли, три пары перчаток, два дневных платья, пару беретов и сумочку, в которой, помимо прочих мелочей, лежала наполовину опустевшая склянка аспирина.
— Пилгримовская, быть может, — вслух произнёс Аллейн, упрятав бутылочку в полицейский чемоданчик. — Теперь, посмотрим переписку.
Писем оказалось хоть пруд пруди. Два ящика туалетного столика были доверху завалены аккуратно перевязанными стопками конвертов.
— На помощь! — позвал Аллейн. — Нам придётся все это прочитать, Братец Лис. Вдруг что-нибудь раскопаем. Возьмите вот эту пачку, перевязанную красной лентой. Наверное, от Пилгрима. Да, точно.
Фокс водрузил на нос очки и принялся с непроницаемым лицом читать любовные письма, адресованные Бейсилом Пилгримом Вальме Сиклифф.
— Настоящий джентльмен, — произнёс он по прочтении первых трех.
— Вам не везёт, старина. А мне вот тут посчастливилось наткнуться на совершенно захватывающую эпопею. Чего в ней только нет… Влюблённый юноша сравнивает нашу искусительницу с миражом. А вот, кстати, и сонет!
В следующую минуту-другую слышалось только деловитое поскрипывание пера — Аллейн сосредоточенно строчил в своём блокноте. Вошёл Бейли и возвестил о том, что у Филлиды Ли не обнаружил ничего, достойного внимания. Аллейн швырнул ему пачку писем.
— Вот, займитесь пока.
Бейли уныло кивнул.
— Кое-что есть, — произнёс Фокс. — Это последнее письмо от достопочтенного мистера Пилгрима.
— И что в нём говорится?
Фокс прокашлялся и начал читать:
«Милая моя! Меня, как всегда, мучают мысли, что я тебя не стою. В своём последнем письме ты призналась, что впервые обратила на меня внимание, когда поняла, что я не такой, как все остальные. Да, я согласен, что любое сравнение с такими отпетыми проходимцами, как Гарсия, Малмсли и им подобные, может и впрямь быть в мою пользу. Откровенно говоря, мне претит ежедневно видеть тебя в их обществе. Такие люди, как Гарсия, не имеют права дышать с тобой одним воздухом, солнышко моё, моя чудесная, возвышенная Вальмочка. Да, многие сейчас способны лопнуть от смеха, услышав слова „чистая“ или „возвышенная“. Такие слова им непонятны. Но вот ты, моя Вальмочка, и вправду чиста, как родник. Если я правильно истолковал твои строки — Господи, даже не верится!, — то и ты нашла во мне родственную душу. Боже, как я боюсь, милая моя, что ты во мне разочаруешься! Ведь отсутствие вредных привычек вовсе не делает меня Галахадом. Господи, что за ерунду я пишу. Благословляю тебя тысячи и тысячи…»
— Вот, пожалуй, и все, сэр, — закончил Фокс.
— Понятно, — кивнул Аллейн. — А в комнате Пилгрима нашли какие-нибудь письма?
— Нет. Должно быть, он отвёз их в Анкертон-мэнор.
— Да, вполне возможно. Мне бы хотелось взглянуть на то послание, в котором мисс Сиклифф поёт ему дифирамбы. Да, Братец Лис, у этой красотки повадки лисицы, но хватка бульдога. Во всяком случае, наш будущий пэр — если, конечно, слухи о скорой кончине его отца не лишены основания, — не просто млеет от неё, но вдобавок ещё и мучается комплексами. — Аллейн задумчиво потёр кончик носа. — Влюблённые мужчины порой совсем теряют голову, Братец Лис. Они даже сами себя не узнают.
— Все эти письма, — произнёс Фокс, стуча костяшками пальцами по пухлой стопке, — были написаны до приезда сюда. Должно быть, наши молодые условились о помолвке ещё за месяц до этого.
— Вполне вероятно. Так, а что дал осмотр вещей юного Пилгрима?
— Ровным счётом ничего.
— Вы нашли у него аспирин?
— Нет.
— Ну надо же. Значит, та бутылочка, что я обнаружил среди пожитков мисс Сиклифф, и впрямь принадлежит ему. Хорошо. Давайте продолжим.
Некоторое время все трое сосредоточенно читали письма. На сей раз молчание нарушил Бейли.
— Вот письмо от Гарсии, — сказал он.
— Позвольте взглянуть, — протянул руку Аллейн.
Письмо было нацарапано карандашом на каком-то обрывке бумаги. Ни даты, ни адреса, ни даже конверта при нем не нашлось.
«Дорогая Вальма!
Я слышал, что на ближайший семестр ты собралась к Трой. Я тоже. Я совершенно на мели. Ехать мне не на что, а запас красок совсем иссяк. Я же как раз намылился написать несколько картинок. Словом, я позволил себе смелость приобрести в «Гибсоне» кое-какие мелочи, которые отнёс на твой счёт. Гибсону я сказал, что ты не возражаешь, а он проверять не стал, поскольку уже видел нас вместе. Как думаешь, не стрельнуть ли мне пятёрку у Бейсила Пилгрима? Или — сама раскошелишься? К возвращению Трой я уже встану на ноги, да и заказы мне сулят весьма многообещающие. Словом, нуждаться я перестану. Если ты не ответишь, я обращусь к Пилгриму. Больше не к кому. Кстати, это правда, что ты решила его захомутать? Лучше бы предалась любви со мной — и задаром.
Г.»
— Лихо, — покачал головой Фокс.
— Кажется, этот парень привык жить за счёт женщин, — сказал Бейли.
— Он ничем не брезгует, — поморщился Фокс.
— Да, похоже, — согласился Аллейн. — Это и любые другие письма от Гарсии отложите в сторону, Фокс. Есть что-нибудь ещё? Что ж, тогда пора закругляться. Скажите всем, Фокс, что они могут идти спать. Мисс Трой отправилась в свою комнату, а остальные ещё сидят в столовой. Пойдём, Батгейт.
Несколько минут спустя они встретились в холле. Наконец обитатели Татлерз-энда стали отходить к столь долгожданному сну. В каминах догорали последние поленья и дом постепенно погрузился в тишину, которую лишь время от времени прерывали какие-то неясные скрипы и шорохи — звуки ночного дома. Бейли открыл входную дверь, Фокс погасил свет, а Найджел закурил. Аллейн стоял у подножия лестницы, словно к чему-то прислушиваясь.
— Все в порядке, сэр? — осведомился Фокс.
— Да, идём, — кивнул Аллейн. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр, — эхом откликнулся местный констебль, оставшийся караулить в доме.
— Да, кстати, где находится гараж?
— За углом дома, с правой стороны, сэр.
— Спасибо.
Входная дверь с грохотом захлопнулась за их спинами.
— Вот дубина! — покачал головой Аллейн. — Всех ведь перебудит.
Стояла холодная, безветренная и безлунная ночь. Под ногами полицейских громко шуршал гравий.
— Я хочу заглянуть в гараж, — сказал Аллейн. — Ключ с доски я уже снял. Я не задержусь. Дайте мне чемоданчик, Бейли. А ты поезжай, Батгейт.
Включив фонарик, Аллейн обогнул дом и зашагал по дорожке к старой конюшне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40