— Ну это уж детский вопрос. Для того чтобы никого не искали. Несчастный случай — искать некого, а начнется розыск грабителей, глядишь, и еще до кого-нибудь доберутся.
В кабинет вошел секретарь.
— Вас спрашивает по телефону академик Глазунов.
— Легок на помине!
Пронин взял трубку.
— Здравствуйте, Георгий Константинович!
Глазунов хотел увидеться с Прониным.
— А зачем ко мне? — сказал Пронин. — Я сам приеду. На месте и поговорим о делах.
Пронину хотелось непосредственно познакомиться с обстановкой в институте.
Закончив этот короткий разговор, он обратился к Ткачеву:
— Я сейчас в институт, Глазунову нужно о чем-то со мной поговорить. А вы вызовите ко мне часа через два эту самую дочку. Только не испугайте девицу, и так, чтобы у нее дома — никто и ни о чем.
Знаменитый ученый мало походил на чудаковатого академика, какими их часто изображают драматурги. Ему не было и пятидесяти лет. Здоровый, подтянутый, аккуратный, он скорее напоминал высокопоставленного штабного офицера, одетого в штатский костюм.
— У нас большая потеря, — пожаловался Глазунов.
— Знаю, — сочувственно откликнулся Пронин.
— Только что с похорон, — задумчиво сказал Глазу­нов. — Со странных похорон…
— Почему “странных”?
— Не верится, что мы потеряли Марию Сергеевну…
Пронин испытующе посмотрел на собеседника.
— То есть как “не верится”?
— Мария Сергеевна была человеком умным и урав­новешенным. Она не из тех мечтательниц, которые не замечают, что происходит вокруг… — Глазунов помол­чал. — Ей незачем было ехать в этот вечер в Рассадино. — Глазунов опять помолчал. — Не нравится мне этот странный звонок, после которого она покинула дом. — Он говорил медленно, веско, каждую фразу сопровождал паузой. — Я не верю в шутки судьбы…
— Вы что же — спорите против очевидности?
Глазунов развел руками.
— Не против очевидности, но у меня нет уверенности, что Мария Сергеевна погибла из-за собственной неосторожности.
— Почему?
— Я бы скорей поверил, что ее нарочно вызвали, — пояснил Глазунов. — Хотели чего-нибудь от нее добиться и погубили…
— А почему именно ее?
— Потому что в институте только три человека полностью осведомлены о новом открытии, и те, кто интересуется нашими тайнами, вероятно, знают имена этих людей. Выманить Федорченко или меня сложнее. Мария Сергеевна менее известна, да к тому же могли рассчитывать и на то, что она женщина. Ну а женщин принято считать послабее характером. Легче обмануть, легче принудить…
Пронин насторожился.
— А ее легче принудить?
— Нет, далеко не легче. По-моему, просто даже невозможно…
Глазунов плотно сжал губы.
— Чего же вы хотите, Георгий Константинович?
— Проверки. Марии Сергеевне было не до прогулок по ночам. Повторяю: может быть, это излишняя подозрительность, но я решил высказать вам свои сомнения. Был на похоронах и все время думал, а вдруг здесь… преступление.
— Вы правы, — сказал Пронин. — Скажу даже больше. Вы хоронили не Ковригину. Ее подменили. Похитили…
Глазунов поднялся.
— А где же Мария Сергеевна?
— Этого мы еще не знаем, — тихо произнес Про­нин. — Но чтобы найти ее, необходимо создать у похитителей полную уверенность в том, что они хорошо разыграли свою игру, что никто не сомневается в том, что сегодня хоронили Ковригину. Если ее не убили, значит, она нужна живая. Но если они почувствуют, что мы напали на их след, они могут избавиться от живой улики.
— Понятно, — медленно произнес Глазунов. — Но я надеюсь…
— И я надеюсь, — сказал Пронин. — Пусть только побережется Федорченко, да и вы сами будьте поосторожнее.
Вернувшись из института, Пронин вызвал Ткачева.
— Девица здесь?
— Ждет.
— Какое впечатление?
— Хорошее.
— Ну-ну…
Пронин был предубежден против дочери Ковригиной. Она сознательно вводила в заблуждение следователя. Кто ее направлял?
Пронин осведомился:
— Говорили с ней о чем-нибудь?
— Нет.
— А как реагировала на вызов?
— Принеслась как на крыльях.
— Спрашивала о чем-нибудь?
— Ни о чем…
Ткачев ввел Леночку.
— Садитесь, — сказал Пронин.
Леночка села.
Пронин молчал.
Леночке стало не по себе.
— Как вас зовут? — спросил Пронин.
— Ковригина… Елена Викторовна…
Пронин пристально наблюдал за Леночкой. И постепенно его предубеждение рассеивалось. Светлые русые волосы слегка пушились над открытым и прямым лбом. Из-под темных, резко очерченных бровей смотрели большие вдумчивые глаза. Настоящие карие глаза, о каких поется в народных песнях. Подбородок был крутоват и свидетельствовал о доле упрямства в характере, но все лицо выражало столько простодушия и непосредственности, что просто невозможно было заподозрить ее в притворстве.
— Вы похожи на свою мать? — неожиданно спросил Пронин, спросил неприветливо, сухо.
— Говорят… — Леночка смутилась. — Только мама гораздо красивей… — Она совсем смешалась. — Вы не подумайте, будто я считаю себя красавицей, — добавила она. — А мама красивая. Это все говорят…
Девушка, которая сидела сейчас перед Прониным, была удивительно прелестна, и он с горечью подумал о том, что наружность бывает обманчива.
— Можете идти, товарищ майор, — сказал вдруг Пронин Ткачеву…
Ему не хотелось, чтобы в эту минуту рядом с ним находился Ткачев. Вопреки сложившейся предубежденности девушка производила хорошее впечатление, а Пронин не любил ошибаться, он хотел разобраться в этой девушке один на один и затем уже сообщить свое мнение Ткачеву.
Пронин и Леночка остались вдвоем.
— Значит, так… — сказал Пронин и опять замолчал.
Леночка ждала.
Он помолчал и вдруг решил сразу задать ей самый главный и самый неприятный вопрос.
— Как же так? — откровенно спросил он. — Как же вы пошли на то, чтобы признать чужую женщину своей матерью?
У Леночки выступили на щеках красные пятна. Она растерянно посмотрела на Пронина.
— Но ведь вы же сами! — сказала она. — Вы сами велели мне это сделать!
— Что сделать?
— Говорить, что мама попала под поезд, — сказала Леночка. — Что у нее на руке “Люся плюс Боря”.
— Кто велел? — озадаченно переспросил Пронин.
— Ну не вы лично, но ваш работник. Товарищ Ко­ролев.
— Подождите, — сказал Пронин.
Только многолетний опыт и выдержка позволили ему скрыть свое волнение.
Он тут же снова вызвал Ткачева.
— Слушайте, Григорий Кузьмич, слушайте! — обратился он к нему. — Оказывается, Еленой Викторовной занимался у нас Королев?
— Правильно, — подтвердила Леночка. — Товарищ Королев.
Пронин увидел, как округлились у Ткачева глаза.
— По-видимому, это прошло мимо меня, — сказал Пронин, потирая лоб. — Это какой же Королев?
— Василий Петрович, — сказала Леночка. — Он передавал мне все ваши распоряжения.
— Чьи распоряжения? — раздраженно переспросил Пронин. — Какие?
— Ну я не знаю, чьи именно, — сказала Леночка. — Которые исходили от органов. Чтобы я охраняла маму и чтобы сделала вид, будто знаю эту умершую женщину, когда вы на некоторое время спрячете маму.
Пронин переглянулся с Ткачевым.
— Ах, да-да, — сказал он, точно вспомнил что-то. — Было такое распоряжение, но сам я находился в командировке. Расскажите-ка поподробнее, когда и как он с сами встретился и что он там вам передавал, этот Королев…
— Капитан Королев, — поправила Леночка.
— Капитан? — повторил Пронин, — Он что же, встречался с вами в форме?
— Нет, что вы, — сказала Леночка, — но он показал свое удостоверение, чтобы я знала, с кем имею дело. Наоборот, он очень строго соблюдал конспирацию.
— Понятно, — сказал Пронин. — Я вас перебил, продолжайте…
И Леночка подробно рассказала Пронину о своих встречах с Королевым и о последнем свидании, когда он познакомил ее с планами исчезновения Ковригиной.
— Все правильно, — промолвил наконец Пронин. — Не совсем оригинально, но, в общем, — да…
Он походил по кабинету.
— А не скажете, как он выглядит? — обратился он к Леночке. — У нас, видите ли, их двое, Королевых, и оба — капитаны…
Леночка с удовольствием описала наружность Королева.
— Так-так, — сказал Пронин. — Благодарю вас.
— Это мне надо благодарить вас, — сказала Леночка. — За мамину безопасность, за доверие.
— Да, за доверие, — сказал Пронин. — Конечно.
— Я действительно никому ничего не говорила…
— И правильно поступали, — подтвердил Пронин. — У нас к вам претензий нет.
— А как будет с мамой? — спросила Леночка. — Вы долго будете держать ее взаперти?
— Нет, не очень, — сказал Пронин. — Сейчас трудно сказать сколько, но недолго. Мы будем вас держать в курсе.
— Спасибо, мне уже говорил это товарищ Коро­лев, — сказала Леночка. — Только вы действительно не забывайте меня.
— Будьте спокойны, не забудем, — пообещал Про­нин. — Кстати, Королев не говорил вам, что он куда-нибудь уезжает?
— Нет, — сказала Леночка. — Наоборот, обещал встречаться и сообщать о маме.
— Ах вот как! — сказал Пронин. — Очень благодарен вам за беседу.
— Мне можно идти? — спросила Леночка.
— Да, — сказал Пронин. — Но помните: о нашей встрече никому ни слова.
— Я знаю, — сказала Леночка. — Королев уже гово­рил.
— И даже Королеву, — добавил Пронин.
— И Королеву? — удивилась Леночка.
— Видите ли, это до известной степени контроль за его работой, — объяснил Пронин. — И он не должен об этом знать.
— Понимаю, — сказала Леночка. — Нельзя, значит, нельзя.
— А если он назначит вам свиданье, сразу же позвоните товарищу Ткачеву, — сказал Пронин. — Королеву не говорите, а Ткачеву позвоните. Понятно?
— Хорошо, — сказала Леночка.
— На сегодня — все. Проводите Елену Викторовну, Григорий Кузьмич, и возвращайтесь, — приказал Про­нин. — Пусть ее отвезут в машине, но высадят не у самого дома, а где-нибудь в переулке.
На этот раз выдержка изменила Пронину, он с нетерпением ожидал возвращения Ткачева.
— Капитан Королев! — воскликнул он, когда тот вернулся. — Вы правы, это очень хорошая девушка. Если бы к ней обратились с каким-нибудь сомнительным предложением или даже просто задали подозрительный вопрос, она сказала бы об этом матери и пришла бы к нам. А тут обращается работник госбезопасности! Она гордится оказанным доверием… Как вам это нравится?
— Даже очень, — признался Ткачев.
— Описание слышали?
— Беляков. Все сходится.
— Чистая работа, — сказал Пронин. — Может быть, не так уж умно, но смело!
— Ну к ней-то он больше не явится, — заметил Тка­чев. — Побоится.
— Надо думать, — согласился Пронин. — Но ведь он не знает, что мы вмешались в его игру.
— А Елене Викторовне не надо сказать правду?
— Вероятно, надо, — сказал Пронин. — Но уж слишком она доверчива, и мне не хотелось сразу наносить ей такой удар.
— Подготовим, — сказал Ткачев. — Девушка крепкая, выдержит.
Пронин похлопал себя по лбу.
— Нет, вы понимаете? — еще раз обратился он к Ткачеву. — Понимаете, с каким наглым противником мы вступили в борьбу?!
Глава седьмая
Холодная и горячая вода
Да, это здание дорого стоит! Бедные люди не строят таких домов. Не строят таких домов и для бедных…
Джергер осмотрелся в холле гостиницы, вошел в лифт, поднялся на два этажа выше, спустился обратно по лестнице и не спеша двинулся по коридору.
Какой-то мужчина обогнал Джергера.
Джергер замедлил шаги…
543!
Дверь в номер приоткрыта. Джергер оглянулся. Вокруг никого. Он нырнул в отверстие, как в воду.
В комнате за столом сидели двое. Один — тот, что встретился с Джергером в поезде. Плотный, рослый, смуглый…
Теперь Джергер видит: не смуглый, а загорелый. Лицо злое и умное, с таким можно работать. Голубоватые водянистые глаза, в которых тонет все, что туда попадает. Слегка расплюснутый нос. Должно быть, в молодости занимался боксом. Это и есть Харбери.
Едва Джергер переступил порог, как Харбери встал и, не здороваясь, повернул в замке ключ. Осторожный парень!
Второй другого сорта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29