Кэслейк звонил прямо из номера, его никто не видел, поэтому, услышав в голосе Сары нетерпение, позволил себе улыбнуться. Закончив разговор, он принял душ, лег в постель и взялся за «Возвращение на родину» Томаса Гарди, — этот роман в мягкой обложке он купил в аэропорту, — но уснул, не прочитав и первой главы.
На другое утро он выехал рано, вел машину не спеша, чтобы прибыть вовремя. Теперь Кэслейк играл роль младшего совладельца нотариальной конторы «Гедди, Парсонз и Рэнк». Несмотря на теплый день, он надел строгий темно-синий костюм и котелок. Дверь открыла домоправительница Фабрина — провела Кэслейка в небольшой кабинет рядом с прихожей, обстановку которого он уже знал по описанию Гейнза. Без любопытства ждал Кэслейк знакомства с Сарой Брантон, бывшей монахиней, возможно, ставшей поперек карьеры лорда Беллмастера. Интуиция подсказывала: хотя Сара Беллмастеру и дочь, сделку с Брантоном он заключил не из бескорыстной отцовской заботы. Три тысячи в год — сумма вполне приличная, но все равно его светлость явно преследовал какой-то интерес… Не зная, видимо, есть у дочери что-нибудь против него или нет, он решил на всякий случай задобрить ее. Когда такой человек, как Беллмастер, задумывает пробиться очень высоко, он обязательно перестраховывается. Призрак леди Джин все еще витает над ним. Опасен ли он — не известно, но Беллмастер не успокоится, пока не загонит его обратно в могилу.
В кабинет вошла Сара Брантон — покой и свежесть молодости играли на ее лице. На ней было простое белое платье и босоножки. «Красивая девочка, — подумал Кэслейк. — Не жеманится, но и не тушуется, хотя есть в ней что-то… нет, не от бывшей монахини, а от кого же тогда? Наверно, от учительницы в женской школе, которая начинает мечтать о замужестве гораздо раньше, чем о должности директора».
Он представился слегка напыщенно, как и полагалось по роли, отказался от предложенного кофе.
— Я доставляю вам столько хлопот, мистер Кэслейк, — заметила Сара.
— Отнюдь, мисс Брантон, — с улыбкой возразил он. — Сочетаю приятное с полезным. Мне это нравилось всегда, а теперь — особенно. Подошел мой отпуск, вот мистер Гедди и предложил заехать к вам.
— Вы в Португалии впервые?
— Да. И уверен — она придется мне по душе. А сейчас, если позволите, перейдем к делу, и оно, смею утверждать, вас очень обрадует. Вы, конечно, понимаете, что мне известно все… о вашем прошлом, скажем так.
— Конечно. Признаюсь, меня удивило, что отец вздумал обо мне позаботиться. Сказать по правде, мы с ним не ладили никогда.
Раскрыв папку, Кэслейк наградил Сару достаточно сдержанной, по его мнению, улыбкой и снисходительно кивнул: «Ваш отец уже не молод. А с годами люди, мисс Брантон, меняются. Давайте считать, что мой приезд вызван переменами в его душе… желанием наверстать упущенное. Впрочем, нести хорошие вести я рад всегда, чем бы они ни вызывались. А теперь, — он перешел на деловой тон, — позвольте кое-что объяснить».
Кэслейк выложил на маленький столик свои бумаги — документы о переводе виллы на имя Сары, договор о ежегодной ренте, бланк заявления, который Сара должна была заполнить, чтобы получить паспорт, и сказал: «Может быть, вы сфотографируетесь до моего отъезда? Тогда я сам оформлю и вышлю вам паспорт».
Сара сидела, покорно и внимательно слушала. И теперь казалась скорее школьницей, чем учительницей. Она нравилась Кэслейку помимо воли — симпатия к людям, с которыми ему приходится сталкиваться по долгу службы, неизбежно таит опасность. Но иногда ничего нельзя было с собой поделать. Какие-нибудь мужчина или женщина вдруг задевали за живое, и оставалось только надеяться, что с ними ничего страшного не случится. Впрочем, все это, в конце концов, неважно — сантименты выполоть из памяти так же легко, как сорняки с грядки.
Узнав о величине ренты, Сара обрадованно сказала: «Как щедро с его стороны. Но я обойдусь и меньшей суммой, если эта его стесняет. Мне всегда представлялось, что дела у него идут не слишком хорошо».
— Ваши опасения напрасны, мисс Брантон. Ваш отец такое может позволить себе вполне. — Он улыбнулся, чувствуя, что становится напыщенным, как Гедди.
— Родители любят притворяться бедняками. Так они защищаются от расточительства детей. Поверьте, вашего отца эти деньги ничуть не затруднят.
— Надо написать ему.
— Обязательно. — Кэслейк нашел в бумагах листок с напечатанным на машинке текстом и продолжил: — Есть маленький вопрос, касающийся вашей тети, миссис Ринджел Фейнз. Она прислала нам телеграмму с перечнем вещей, дорогих ей как память. Их она хотела бы оставить себе. Боюсь, мне, словно оценщику, придется пройти с вами по дому и убедиться, что они на месте. А копию списка оставить у вас.
Миссис Ринджел Фейнз и впрямь прислала Гедди этот список телеграфом из США, и Куинт, прочитав его после возвращения из Челтнема, склонил голову набок, улыбнулся и произнес: «Нам повезло. Теперь вы узнаете, где ключ от сейфа».
Перечень был короткий. Сара и Кэслейк отправились по дому вместе, начали с первого этажа. Прежде чем подняться на второй, Кэслейк заглянул в список и сказал: «Здесь еще вот что: „Две связки писем от моего покойного мужа. Они в спальне — или в сейфе, или в нижнем ящике комода“. Может быть, мисс Брантон, ключ от сейфа здесь, внизу, и вы прихватите его?»
— Нет, мистер Кэслейк, ключ в спальне в комоде — он с ярлычком. А сейф за книжным шкафом. Там мать хранила драгоценности.
— Понятно. Итак, идем наверх?
Они вошли в спальню. Писем в нижнем ящике комода не оказалось. Сара вынула ключ и показала, как отвести шкаф от стены. Письма лежали в сейфе. Больше там ничего не было. Перед уходом Сара вернула ключ в комод.
На верхнем этаже находилось всего три предмета из списка. Один из них значился как «Гейша с зонтиком». Трехцветный эстамп работы Исикавы Тоенобу. Висит в главной спальне".
Войдя в спальню, Кэслейк сразу понял — она обитаема. У гардероба стоял чемодан. На спинке стула висели поношенная рубашка и пижама, постель была не убрана.
— Извините за беспорядок, — сказала Сара. — Фабрина сюда еще не добралась. Видите ли, у меня гостит очень близкий друг… — Она подошла к сложенному из дикого камня камину, над которым висел эстамп Тоенобу. Равнодушно взглянув на эстамп, — Кэслейк в искусстве ничего не смыслил, — он подумал о «близком друге». Это, без сомнения, Ричард Фарли. Он, видимо, знал, когда придет Кэслейк, и почел за лучшее ненадолго исчезнуть. Поведение Сары, свобода, с которой она расхаживала по комнате, убедила Кэслейка, что между ними ничего нет. Значит, Сара Брантон не из тех, кто запросто скачет из постели в постель. От этого она понравилась Кэслейку еще больше.
Наконец нашлись и остальные вещи из перечня. Дойдя до нижнего поворота широкой лестницы, Кэслейк остановился и взглянул на портрет леди Джин. Гедди упоминал о нем, и Кэслейк решил до конца придерживаться роли поверенного в делах семьи.
— Прекрасный портрет, — сказал он. — Ваша мать, мисс Брантон, была очень красива.
— Это правда. А портрет написал сам Август Джон.
— Неужели? Тогда он стоит больших денег.
— Наверно.
Кэслейк снисходительно покачал головой: «Никаких „наверно“, мисс Брантон. Этот портрет действительно ценный. И он подводит нас к последнему вопросу, решить который я приехал сюда. Вилла и почти все в ней отныне принадлежит вам. А договор по ее страховке, заключенный миссис Ренджел Фейнз, истекает через два месяца. Значит, о страховке придется позаботиться вам самой. И мистер Гедди будет рад уладить это дело через нашего агента в Лиссабоне. Заплатить можно или в фунтах, или в португальской валюте. Но для этого, боюсь, придется составить новый перечень обстановки и драгоценностей, если они у вас есть».
Сара помотала головой и рассмеялась: «По-моему, вы забыли о моем недавнем прошлом, мистер Кэслейк. Восемь лет назад я отказалась от всего, чем владела. Никаких драгоценностей у меня нет… хотя погодите-ка, я и забыла».
— О чем, мисс Брантон? — Кэслейк втихомолку наслаждался личиной терпеливого нотариуса.
— О поясе. Том, что на портрете матери. Он, кажется, страшно ценный, хотя, сказать по правде, мать его недолюбливала. Считала пошлым. Впрочем… впрочем, нет смысла страховать пояс, ведь я его почти что подарила.
Кэслейк усмехнулся: "Простите, мисс Брантон, но нельзя ли объясниться подробнее? Уходя в монастырь, вы отказались от всего. Откуда же он у вас?… "
Сара засмеялась: «В том-то все и дело, мистер Кэслейк. Моя мать была умна и предусмотрительна. Она предвидела, что однажды я могу… пожалеть о своем выборе. И сказала мне, что на сей случай оставила кое-что, способное помочь начать жить сначала. Оставила у бывшей служанки Мелины — та вышла замуж за нашего шофера и у них теперь своя гостиница в Лиссабоне. Очень романтично, не правда ли? На днях я ездила к Мелине. И получила этот пояс. Но о нем не стоит беспокоиться — я дарю его мистеру Фарли».
— Мистеру Фарли?
— Да. — Сара на миг упрямо выпятила подбородок. — Видите ли, когда я убежала из монастыря, он спас мне жизнь. И больше говорить об этом не стоит.
— Само собой. Так это он гостит у вас?
— Да.
Кэслейк ничуть не соблазнился выйти из роли нотариуса и задать неожиданный вопрос. Долгие годы Мелина Спуджи берегла для Сары пояс. Но только ли его? Если в свертке находилось что-то еще, можно поручиться — оно до сих пор на вилле. Ему вспомнились слова лорда Беллмастера: «Если в нем были письма или дневник, добудьте их». Он улыбнулся Саре и дружелюбно произнес: «Вы очень щедры, мисс Брантон, — снова взглянул на картину и повторил: — Ваша мать была потрясающе красива. Могу вам сказать, — он лукаво улыбнулся, — что наш мистер Гедди, — убежденный холостяк, — даже он тайком вздыхал по ней».
— Ее все любили, мистер Кэслейк. Все.
— Конечно, конечно. А теперь с вашего позволения вернемся в кабинет, утрясем кое-какие мелочи. Например, нужно решить вопрос о счете, куда вам будут присылать ренту.
… Он покинул виллу через полчаса, позволив уговорить себя выпить с Сарой рюмку хереса; допивая ее, заметил прошедшего под окном мужчину, догадался, что это Ричард Фарли. Уезжая, подумал: нужно проникнуть на виллу и похозяйничать без свидетелей. Чем скорее, тем лучше. Ну да это не сложно устроить.
В тот же вечер он позвонил и спросил мисс Брантон, не желает ли она — конечно, вместе с гостем, мистером Фарли — отужинать завтра в отеле у Кэслейка в честь того, что Сара — как некогда и леди Джин — предоставила конторе «Гедди, Парсонз и Рэнк» честь защищать ее интересы? Сара, чуточку поколебавшись, сказала, что принимает приглашение с удовольствием. На сей раз это был простейший выход из положения. Кэслейк положил трубку, улегся на кровать, ненадолго уставился в потолок, а затем заказал разговор с лордом Беллмастером.
Лорд Беллмастер наполнил рюмку коньяком, не отходя от буфета. Он только что вернулся с Даунинг-стрит, где беседовал с премьером и министром иностранных дел. Тут и позвонил Кэслейк. Разговор с ним занимал аристократа меньше, чем встреча на Даунинг-стрит. Закулисные интриги не ослабевали. Приближенные к власти подчас строят дьявольски хитрые козни, но мысли премьера он знал назубок. Тот далеко не глуп, однако в душе тщеславен. Если вы родились в рабочем поселке в семье трактирщика, полшколы проходили в заплатанных штанах… что ж, это можно направить на пользу карьере, но червячок зависти к аристократам всю жизнь будет глодать вас. Премьер любил ездить к Беллмастеру в родовое поместье, но Боже упаси сбрасывать его из-за этого со счетов. Ведь бедняга обожает раскованность, царящую там на приемах лишь потому, что его жена подчеркнуто не интересуется альковными удовольствиями. Министр иностранных дел… совсем другая птица… закончил Итон, верующий, ставший социалистом, но не затем, чтобы избавиться от фамильного богатства, а чтобы иссушать свою и без того аскетичную душу постоянным самобичеванием… впрочем, и его можно купить, хотя пока неясно, как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
На другое утро он выехал рано, вел машину не спеша, чтобы прибыть вовремя. Теперь Кэслейк играл роль младшего совладельца нотариальной конторы «Гедди, Парсонз и Рэнк». Несмотря на теплый день, он надел строгий темно-синий костюм и котелок. Дверь открыла домоправительница Фабрина — провела Кэслейка в небольшой кабинет рядом с прихожей, обстановку которого он уже знал по описанию Гейнза. Без любопытства ждал Кэслейк знакомства с Сарой Брантон, бывшей монахиней, возможно, ставшей поперек карьеры лорда Беллмастера. Интуиция подсказывала: хотя Сара Беллмастеру и дочь, сделку с Брантоном он заключил не из бескорыстной отцовской заботы. Три тысячи в год — сумма вполне приличная, но все равно его светлость явно преследовал какой-то интерес… Не зная, видимо, есть у дочери что-нибудь против него или нет, он решил на всякий случай задобрить ее. Когда такой человек, как Беллмастер, задумывает пробиться очень высоко, он обязательно перестраховывается. Призрак леди Джин все еще витает над ним. Опасен ли он — не известно, но Беллмастер не успокоится, пока не загонит его обратно в могилу.
В кабинет вошла Сара Брантон — покой и свежесть молодости играли на ее лице. На ней было простое белое платье и босоножки. «Красивая девочка, — подумал Кэслейк. — Не жеманится, но и не тушуется, хотя есть в ней что-то… нет, не от бывшей монахини, а от кого же тогда? Наверно, от учительницы в женской школе, которая начинает мечтать о замужестве гораздо раньше, чем о должности директора».
Он представился слегка напыщенно, как и полагалось по роли, отказался от предложенного кофе.
— Я доставляю вам столько хлопот, мистер Кэслейк, — заметила Сара.
— Отнюдь, мисс Брантон, — с улыбкой возразил он. — Сочетаю приятное с полезным. Мне это нравилось всегда, а теперь — особенно. Подошел мой отпуск, вот мистер Гедди и предложил заехать к вам.
— Вы в Португалии впервые?
— Да. И уверен — она придется мне по душе. А сейчас, если позволите, перейдем к делу, и оно, смею утверждать, вас очень обрадует. Вы, конечно, понимаете, что мне известно все… о вашем прошлом, скажем так.
— Конечно. Признаюсь, меня удивило, что отец вздумал обо мне позаботиться. Сказать по правде, мы с ним не ладили никогда.
Раскрыв папку, Кэслейк наградил Сару достаточно сдержанной, по его мнению, улыбкой и снисходительно кивнул: «Ваш отец уже не молод. А с годами люди, мисс Брантон, меняются. Давайте считать, что мой приезд вызван переменами в его душе… желанием наверстать упущенное. Впрочем, нести хорошие вести я рад всегда, чем бы они ни вызывались. А теперь, — он перешел на деловой тон, — позвольте кое-что объяснить».
Кэслейк выложил на маленький столик свои бумаги — документы о переводе виллы на имя Сары, договор о ежегодной ренте, бланк заявления, который Сара должна была заполнить, чтобы получить паспорт, и сказал: «Может быть, вы сфотографируетесь до моего отъезда? Тогда я сам оформлю и вышлю вам паспорт».
Сара сидела, покорно и внимательно слушала. И теперь казалась скорее школьницей, чем учительницей. Она нравилась Кэслейку помимо воли — симпатия к людям, с которыми ему приходится сталкиваться по долгу службы, неизбежно таит опасность. Но иногда ничего нельзя было с собой поделать. Какие-нибудь мужчина или женщина вдруг задевали за живое, и оставалось только надеяться, что с ними ничего страшного не случится. Впрочем, все это, в конце концов, неважно — сантименты выполоть из памяти так же легко, как сорняки с грядки.
Узнав о величине ренты, Сара обрадованно сказала: «Как щедро с его стороны. Но я обойдусь и меньшей суммой, если эта его стесняет. Мне всегда представлялось, что дела у него идут не слишком хорошо».
— Ваши опасения напрасны, мисс Брантон. Ваш отец такое может позволить себе вполне. — Он улыбнулся, чувствуя, что становится напыщенным, как Гедди.
— Родители любят притворяться бедняками. Так они защищаются от расточительства детей. Поверьте, вашего отца эти деньги ничуть не затруднят.
— Надо написать ему.
— Обязательно. — Кэслейк нашел в бумагах листок с напечатанным на машинке текстом и продолжил: — Есть маленький вопрос, касающийся вашей тети, миссис Ринджел Фейнз. Она прислала нам телеграмму с перечнем вещей, дорогих ей как память. Их она хотела бы оставить себе. Боюсь, мне, словно оценщику, придется пройти с вами по дому и убедиться, что они на месте. А копию списка оставить у вас.
Миссис Ринджел Фейнз и впрямь прислала Гедди этот список телеграфом из США, и Куинт, прочитав его после возвращения из Челтнема, склонил голову набок, улыбнулся и произнес: «Нам повезло. Теперь вы узнаете, где ключ от сейфа».
Перечень был короткий. Сара и Кэслейк отправились по дому вместе, начали с первого этажа. Прежде чем подняться на второй, Кэслейк заглянул в список и сказал: «Здесь еще вот что: „Две связки писем от моего покойного мужа. Они в спальне — или в сейфе, или в нижнем ящике комода“. Может быть, мисс Брантон, ключ от сейфа здесь, внизу, и вы прихватите его?»
— Нет, мистер Кэслейк, ключ в спальне в комоде — он с ярлычком. А сейф за книжным шкафом. Там мать хранила драгоценности.
— Понятно. Итак, идем наверх?
Они вошли в спальню. Писем в нижнем ящике комода не оказалось. Сара вынула ключ и показала, как отвести шкаф от стены. Письма лежали в сейфе. Больше там ничего не было. Перед уходом Сара вернула ключ в комод.
На верхнем этаже находилось всего три предмета из списка. Один из них значился как «Гейша с зонтиком». Трехцветный эстамп работы Исикавы Тоенобу. Висит в главной спальне".
Войдя в спальню, Кэслейк сразу понял — она обитаема. У гардероба стоял чемодан. На спинке стула висели поношенная рубашка и пижама, постель была не убрана.
— Извините за беспорядок, — сказала Сара. — Фабрина сюда еще не добралась. Видите ли, у меня гостит очень близкий друг… — Она подошла к сложенному из дикого камня камину, над которым висел эстамп Тоенобу. Равнодушно взглянув на эстамп, — Кэслейк в искусстве ничего не смыслил, — он подумал о «близком друге». Это, без сомнения, Ричард Фарли. Он, видимо, знал, когда придет Кэслейк, и почел за лучшее ненадолго исчезнуть. Поведение Сары, свобода, с которой она расхаживала по комнате, убедила Кэслейка, что между ними ничего нет. Значит, Сара Брантон не из тех, кто запросто скачет из постели в постель. От этого она понравилась Кэслейку еще больше.
Наконец нашлись и остальные вещи из перечня. Дойдя до нижнего поворота широкой лестницы, Кэслейк остановился и взглянул на портрет леди Джин. Гедди упоминал о нем, и Кэслейк решил до конца придерживаться роли поверенного в делах семьи.
— Прекрасный портрет, — сказал он. — Ваша мать, мисс Брантон, была очень красива.
— Это правда. А портрет написал сам Август Джон.
— Неужели? Тогда он стоит больших денег.
— Наверно.
Кэслейк снисходительно покачал головой: «Никаких „наверно“, мисс Брантон. Этот портрет действительно ценный. И он подводит нас к последнему вопросу, решить который я приехал сюда. Вилла и почти все в ней отныне принадлежит вам. А договор по ее страховке, заключенный миссис Ренджел Фейнз, истекает через два месяца. Значит, о страховке придется позаботиться вам самой. И мистер Гедди будет рад уладить это дело через нашего агента в Лиссабоне. Заплатить можно или в фунтах, или в португальской валюте. Но для этого, боюсь, придется составить новый перечень обстановки и драгоценностей, если они у вас есть».
Сара помотала головой и рассмеялась: «По-моему, вы забыли о моем недавнем прошлом, мистер Кэслейк. Восемь лет назад я отказалась от всего, чем владела. Никаких драгоценностей у меня нет… хотя погодите-ка, я и забыла».
— О чем, мисс Брантон? — Кэслейк втихомолку наслаждался личиной терпеливого нотариуса.
— О поясе. Том, что на портрете матери. Он, кажется, страшно ценный, хотя, сказать по правде, мать его недолюбливала. Считала пошлым. Впрочем… впрочем, нет смысла страховать пояс, ведь я его почти что подарила.
Кэслейк усмехнулся: "Простите, мисс Брантон, но нельзя ли объясниться подробнее? Уходя в монастырь, вы отказались от всего. Откуда же он у вас?… "
Сара засмеялась: «В том-то все и дело, мистер Кэслейк. Моя мать была умна и предусмотрительна. Она предвидела, что однажды я могу… пожалеть о своем выборе. И сказала мне, что на сей случай оставила кое-что, способное помочь начать жить сначала. Оставила у бывшей служанки Мелины — та вышла замуж за нашего шофера и у них теперь своя гостиница в Лиссабоне. Очень романтично, не правда ли? На днях я ездила к Мелине. И получила этот пояс. Но о нем не стоит беспокоиться — я дарю его мистеру Фарли».
— Мистеру Фарли?
— Да. — Сара на миг упрямо выпятила подбородок. — Видите ли, когда я убежала из монастыря, он спас мне жизнь. И больше говорить об этом не стоит.
— Само собой. Так это он гостит у вас?
— Да.
Кэслейк ничуть не соблазнился выйти из роли нотариуса и задать неожиданный вопрос. Долгие годы Мелина Спуджи берегла для Сары пояс. Но только ли его? Если в свертке находилось что-то еще, можно поручиться — оно до сих пор на вилле. Ему вспомнились слова лорда Беллмастера: «Если в нем были письма или дневник, добудьте их». Он улыбнулся Саре и дружелюбно произнес: «Вы очень щедры, мисс Брантон, — снова взглянул на картину и повторил: — Ваша мать была потрясающе красива. Могу вам сказать, — он лукаво улыбнулся, — что наш мистер Гедди, — убежденный холостяк, — даже он тайком вздыхал по ней».
— Ее все любили, мистер Кэслейк. Все.
— Конечно, конечно. А теперь с вашего позволения вернемся в кабинет, утрясем кое-какие мелочи. Например, нужно решить вопрос о счете, куда вам будут присылать ренту.
… Он покинул виллу через полчаса, позволив уговорить себя выпить с Сарой рюмку хереса; допивая ее, заметил прошедшего под окном мужчину, догадался, что это Ричард Фарли. Уезжая, подумал: нужно проникнуть на виллу и похозяйничать без свидетелей. Чем скорее, тем лучше. Ну да это не сложно устроить.
В тот же вечер он позвонил и спросил мисс Брантон, не желает ли она — конечно, вместе с гостем, мистером Фарли — отужинать завтра в отеле у Кэслейка в честь того, что Сара — как некогда и леди Джин — предоставила конторе «Гедди, Парсонз и Рэнк» честь защищать ее интересы? Сара, чуточку поколебавшись, сказала, что принимает приглашение с удовольствием. На сей раз это был простейший выход из положения. Кэслейк положил трубку, улегся на кровать, ненадолго уставился в потолок, а затем заказал разговор с лордом Беллмастером.
Лорд Беллмастер наполнил рюмку коньяком, не отходя от буфета. Он только что вернулся с Даунинг-стрит, где беседовал с премьером и министром иностранных дел. Тут и позвонил Кэслейк. Разговор с ним занимал аристократа меньше, чем встреча на Даунинг-стрит. Закулисные интриги не ослабевали. Приближенные к власти подчас строят дьявольски хитрые козни, но мысли премьера он знал назубок. Тот далеко не глуп, однако в душе тщеславен. Если вы родились в рабочем поселке в семье трактирщика, полшколы проходили в заплатанных штанах… что ж, это можно направить на пользу карьере, но червячок зависти к аристократам всю жизнь будет глодать вас. Премьер любил ездить к Беллмастеру в родовое поместье, но Боже упаси сбрасывать его из-за этого со счетов. Ведь бедняга обожает раскованность, царящую там на приемах лишь потому, что его жена подчеркнуто не интересуется альковными удовольствиями. Министр иностранных дел… совсем другая птица… закончил Итон, верующий, ставший социалистом, но не затем, чтобы избавиться от фамильного богатства, а чтобы иссушать свою и без того аскетичную душу постоянным самобичеванием… впрочем, и его можно купить, хотя пока неясно, как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33