– Пока нет. Наш фотограф сделал снимки в морге, хотя его так измочалили, что от лица почти "ничего не осталось, и потом по этим снимкам художник набросает его примерный портрет. Мы покажем этот рисунок кое-кому, и рано или поздно все прояснится. Они хорошо друг друга знают, эти ребята. – Буффо презрительно сплюнул сквозь зубы. – Если он из местных, то мы быстро все выясним.
– А если нет?
– Тогда дело затянется. Мы можем вообще не узнать, кто он такой. В любом случае невелика потеря.
– Почему же, сержант Буффо? – подозрительно ласковым голосом осведомился Брунетти. Но Буффо не обращал внимания на такую ерунду, как интонация, он слышал только слова.
– Да кому они нужны? Извращенцы. Такой наградит СПИДом честного рабочего человека, и хоть бы хны. – Буффо снова сплюнул.
Брунетти остановился и обернулся к сержанту:
– Насколько я понимаю, сержант Буффо, этот ваш честный трудяга сам платит извращенцу, чтобы трахнуть его в задницу. Давайте не будем об этом забывать. И еще не будем забывать, что, кем бы ни был убитый, его убийство – это преступление и наш с вами долг – найти преступника, будь он хоть честный рабочий человек.
С этими словами Брунетти распахнул дверь и вошел в скотобойню, предпочтя смрад обществу сержанта.
Глава четвертая
Расспросив Колу, Брунетти услышал все то же: Кола повторил свою историю сначала, а бригадир подтвердил. В дополнение Буффо с надутым видом сообщил, что в тот день, ровно как и накануне, рабочие не видели в окрестностях скотобойни ничего необычного. Проститутки до того слились с пейзажем, что на них или на то, чем они занимались, уже никто не обращал внимания. Да и они всегда слоняются чуть поодаль, торчать у самой скотобойни не позволяет запах. Но если даже какая-нибудь из них и добрела бы до забора, ее визит остался бы незамеченным.
Выслушав все это, Брунетти вернулся в машину и велел водителю ехать в квестуру Местре. Скарпа, который уже натянул свою куртку, пересел в другую машину, к сержанту Буффо. Когда они тронулись, Брунетти наполовину опустил оконное стекло, впуская в салон жаркий воздух, чтобы немного проветрить одежду, впитавшую запах скотобойни. Как и многие другие итальянцы, он всегда с недоверием относился к вегетарианству, считая его блажью зажравшихся богачей, однако сегодня он впервые усомнился в собственной правоте.
В квестуре водитель проводил его на первый этаж и представил ему сержанта Галло, мертвенно-бледного человека с ввалившимися глазами – казалось, многолетняя гонка за преступниками выела его изнутри.
Брунетти уселся у края его стола, и Галло сообщил ему новые подробности, которые, впрочем, мало проясняли дело: смерть наступила в результате серии ударов по голове и лицу, за двенадцать-восемнадцать часов до момента обнаружения трупа. Точнее нельзя было определить из-за жары. Следы ржавчины в некоторых ранах и сама форма ранений позволила патологоанатому предположить, что они были нанесены металлическим предметом, имевшим форму цилиндра, металлической трубой, например. Результаты анализов крови и содержимого желудка ожидались не раньше среды, так что пока нельзя было сказать, находился ли мужчина в момент смерти под воздействием алкоголя или наркотиков. Поскольку многие проститутки принимают наркотики, такое предположение вполне могло подтвердиться, хотя следов инъекций на венах не найдены. Судя по тому, что желудок был почти пустой, он ел не позднее чем за сутки до смерти.
– Во что он был одет? – спросил Брунетти.
– В красное платье, дешевая синтетика. Красные туфли, почти новые, сорок первый размер. Если на них есть марка, мы найдем производителя.
– Снимки готовы?
– Будут готовы завтра утром, синьор, но если верить видевшим его, снимки нам не помогут.
– Плохо дело, а?
– Да, голова прямо всмятку. Его обработал либо какой-то сумасшедший, либо его заклятый враг – носа ему совсем не оставил.
– Художника вызвали?
– Да, синьор, в надежде на его профессиональное воображение. Форма черепа, цвет глаз – вот и вся натура. Покойник очень худой, на голове – большая плешь. Наверное, надевал парик, когда выходил на работу.
– И парик нашли?
– Нет, синьор. И похоже, что его убили в другом месте, а потом привезли туда.
– Следы?
– Да, следы. Те, что вели к кусту, были глубже тех, что обратно.
– То есть тело притащили откуда-то и бросили под кустом?
– Да, синьор.
– А куда ведут следы?
– Там, позади скотобойни, в поле проходит колея. Вроде бы туда.
– А что на самой колее?
– Ничего, синьор. Дождя не было уже больше месяца, и если там останавливался легковой автомобиль или даже грузовик, на котором привезли тело, то отпечатков шин не осталось. Только следы. Мужские ботинки, размер сорок третий.
Брунетти как раз носил сорок третий размер.
– У вас есть досье на трансвеститов?
– Только на тех, с которыми что стряслось.
– Стряслось? Что именно?
– Обычно это либо наркотики, либо драки. Чаще они устраивают потасовки между собой, иногда с клиентами. Из-за денег. Но серьезных случаев еще не было.
– А серьезные драки у них случаются?
– Нет, синьор, никогда.
– Сколько их у вас в списке?
– Человек тридцать, и, полагаю, это лишь малая часть. На самом деле их гораздо больше. Многие приезжают из Порденоне и из Падуи. Там прям рассадник какой-то, не знаю почему. – Поблизости от первого из названных сержантом городов находились американская и итальянская военные базы, что, возможно, способствовало упадку нравов у местного населения. Но Падуя? Университет? Если так, то все круто переменилось с тех пор, как Брунетти изучал там юриспруденцию.
– Мне хотелось бы прямо сегодня заглянуть в эти дела. Вы можете сделать для меня копии?
– Они уже готовы, синьор, – ответил Галло, взял со стола увесистую синюю папку и подал комиссару.
Беря у Галло папку, тот думал, что тут, менее чем в двадцати километрах от дома, он уже иностранец и нужно наводить какие-то мостики, как-то приспосабливаться, чтобы в нем видели единомышленника, а не чужака.
– Вы ведь из Венеции, сержант? – спросил он. Сержант кивнул. – Кастелло?
Сержант снова кивнул – на этот раз с кислым видом человека, которого акцент выдает повсюду, куда бы ни забросила судьба.
– А почему вы в Местре?
– Видите ли, синьор, я отчаялся найти квартиру в Венеции. Мы с женой искали подходящее жилье два года, но так и не нашли. Никто не хочет сдавать квартиру местным – боятся, что сдашь, а потом не выгонишь. А покупать – так это пять миллионов за квадратный метр, бешеные деньги. Вот так мы и оказались в Местре.
– Похоже, что вы жалеете об этом, сержант.
Галло пожал плечами. Такова участь многих венецианцев, которых гонят из города раздутые цены и квартирная рента.
– Дома-то всегда лучше, – сказал он, немного смягчившись, как показалось Брунетти.
Возвращаясь к делу, Брунетти ткнул пальцем в папку:
– Кто-нибудь из ваших имеет с ними контакт? Они кому-нибудь доверяют?
– Трансвеститы?
– Да.
– Был один сотрудник, Бенвенути, но он уж год как вышел на пенсию.
– И больше никого?
– Нет, синьор… – Галло умолк в нерешительности, будто не зная, стоит ли вообще продолжать этот разговор, и потом добавил: – Мне кажется, что молодые их вроде и за людей не считают.
– Почему вы так думаете?
– Ну… Если кто-то из них заявит, что его избил клиент, не обманул – это вообще нас не касается, а избил, вы понимаете, то никто не станет возиться, начинать расследование. Даже если известно имя человека, который это сделал. Ну, в крайнем случае, его вызовут, допросят и отпустят, и все.
– Да, после разговора с сержантом Буффо у меня сложилось впечатление, что дело обстоит подобным образом, если не хуже.
Когда комиссар упомянул про Буффо, Галло помрачнел, но ничего не сказал.
– А женщины? Какие отношения у них с трансвеститами?
– Я знаю только, что конфликтов между ними не было. Не думаю, что они стали бы враждовать из-за клиентов, если вы об этом хотели спросить.
Брунетти и сам толком не знал, о чем он хотел спросить. У него в голове бродили кое-какие соображения, но пока он не ознакомился с содержимым папки и пока личность убитого не установили, он не может их четко изложить. Нельзя было говорить ни о мотивах преступления, ни понять, что вообще произошло.
Он поднялся, взглянул на часы:
– Пусть ваш водитель заедет за мной завтра в восемь тридцать утра. К тому времени портрет должен быть готов. Как только вы его получите, отправьте двоих полицейских показать его трансвеститам. Пусть поинтересуются, не пропадал ли в последнее время какой-нибудь их приятель из Порденоне или Падуи. И еще пусть расспросят женщин, не доводилось ли им видеть трансвеститов в том районе, где нашли тело.
Он сунул папку под мышку.
– Это я на ночь почитаю.
Галло, записав все указания Брунетти, проводил его.
– До завтра, комиссар. Внизу ждет водитель, он отвезет вас обратно на пьяццале Рома.
Когда они ехали по шоссе назад в Венецию, мимо заводов Маргеры, Брунетти видел в окно, как серые, белые болотные столбы дыма поднимаются над частоколом труб. Справа от дороги, насколько хватало глаз, висела завеса из смога, которую повсюду пронзали лучи заходящего солнца – фантастика, реальность будущего. От этой картины на душе становилось тоскливо. Брунетти отвернулся и поглядел в окно слева. Там был остров Мурано, за ним виднелась базилика Торчелло, откуда, как уверяют историки, более тысячи лет назад началась Венеция, когда жители побережья ринулись в болота, спасаясь от нашествия гуннов.
Машину вдруг резко бросило в сторону – откуда ни возьмись им наперерез выскочил автофургон с немецкими номерами, который свернул затем на остров Тронкетто, целиком занятый автостоянкой. Опять эти гунны, подумал Брунетти, возвращаясь в настоящее, и сегодня уж нет от них спасенья.
Он шел домой с пьяццале Рома, а видел перед собой выжженный пустырь, рой мух, жужжащих над темным пятном на траве, которое осталось после тела. Завтра он пойдет взглянуть на убитого, поговорит с патологоанатомом, и, может быть, что-то прояснится.
Когда он вошел в квартиру, было почти восемь – в это время он обычно и возвращался с работы. Паола была на кухне, однако запаха стряпни он не учуял. Удивленный, он прошел по коридору и заглянул на кухню: Паола на разделочном столе резала помидоры.
– Чао, Гвидо, – улыбнулась она.
Он бросил папку на стол, подошел к Паоле и поцеловал ее в затылок.
– От тебя жар, как от печки, – сказала она, прижимаясь тем не менее к нему спиной.
Брунетти нежно лизнул ее щеку.
– У меня обессиливание организма, – пожаловался он и снова лизнул.
– На этот случай в аптеках продают солевые пилюли, – сказала она, – это более гигиенично. – Паола подалась вперед, но только для того, чтобы взять из раковины новый помидор. Она порезала его на крупные дольки и так же выложила по краю большого керамического блюда.
Он достал из холодильника бутылку минералки, из шкафчика на стене стакан, наполнил его доверху, выпил залпом, затем второй и, закрыв бутылку, поставил ее обратно в холодильник.
Потом из нижнего ящика была извлечена бутылка «Просекко». Сняв с горлышка фольгу, он стал большими пальцами обеих рук осторожно расшатывать пробку. Когда она приподнялась, он накренил бутылку, чтобы газ выходил постепенно и вино не разлилось.
– Помнишь, это ты меня научила так делать, после нашей свадьбы? Откуда ты знала? – спросил Брунетти, наполняя бокал.
– Марио рассказывал, – ответила она. Среди их знакомых было не меньше дюжины Марио, но он, конечно, сразу понял, что она говорит о своем кузене-виноделе.
– Налить тебе?
– Дай мне глоток твоего. Не могу пить в такую жару – меня сразу развозит, ты же знаешь. – Он подошел сзади и поднес бокал к ее губам, чтобы она отхлебнула. – Basta.
– Ммм… хорошо, – промычал Брунетти, попробовав вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35