Мужчины простились. Марина проводила капитана до двери и вернулась в номер. Феликс сидел на диване и о чем-то сосредоточенно размышлял.
— О чем ты думаешь? Что-то случилось? — спросила девушка.
— Нет, пока не случилось. Но может случиться уже завтра. И ты, Марина, должна быть готова к тому, что мы очень скоро уедем из Бобруйска.
— Почему?
— Ладно, я тебе все расскажу. Только сиди и не перебивай меня.
Марина уселась напротив Феликса, обхватила руками колени и приготовилась слушать.
— В тюрьме, там, в Вене, у меня случился приступ аппендицита, и пришлось делать срочную операцию, — начал Колчанов.
— А ты мне ничего об этом не говорил, — удивленно заметила Марина.
— Не говорил? Значит, так было надо. Не перебивай, слушай дальше. Так вот, в больнице рядом со мной лежал один странный человек. Звали его Вильгельм Моргенштерн. Это был глубокий старик.
— Сколько ему было лет? — спросила Марина.
— Почти девяносто, — ответил Феликс.
— А что он там делал? Его за что посадили?
— Его посадили давно и приговорили к пожизненному заключению.
— Ничего себе! — протянула девушка. — Он что, убил кого-то? Или он маньяк вроде нашего Чикатило?
— Нет, — проговорил Феликс, — насколько я понимаю, он никакой не маньяк.
— Тогда почему его посадили в тюрьму навсегда?
— Потому что в молодости он служил в СС. Знаешь, что это такое?
— Смутно. Это в войну такие немцы были, да?
— В общем-то, да. Так вот, он служил в СС и звание у него было гауптштурмфюрер.
— А! Вроде как Штирлиц.
— Соображаешь.
— И что дальше?
— Так вот, у этого старика есть одна мечта.
— Только одна? — хихикнула Марина.
— Да, одна, но какая!
— И какая же?
— Он хочет умереть на свободе.
— Ну и что из этого?
— Он попросил меня помочь ему выбраться на долю.
— А тебе зачем это?
— В общем-то мне это ни к чему. Но я пообещал. Вернее, я не поклялся, что обязательно его вызволю, а просто выслушал.
— И что же он тебе такого рассказа!?
— А рассказал он мне удивительную историю. Когда-то давным-давно, в июне сорок четвертого года, когда здесь шла страшная война…
— Знаю, в школе проходили.
— Так вот, этот Вильгельм Моргенштерн был послан в Россию прямо из Берлина. И послал его один очень большой начальник — Гиммлер. Слышала о таком?
— Слыхала, это был друг Гитлера.
— Друг не друг, но второй человек во всей Германии. Так вот, Вильгельм Моргенштерн был послан в Россию, сюда, в Бобруйск, для того чтобы…
На несколько мгновений Феликс задумался, говорить ли самое главное. Но колебания длились недолго. Тем более в Марине он был уверен.
— Так вот, Марина, Гиммлер послал Вильгельма Моргенштерна в Бобруйск для того, чтобы он забрал золото. Забрал и привез его в Германию.
— Золото? А откуда оно здесь?
— Вот это не очень приятный вопрос. Здесь, в крепости, был концлагерь, и в нем переливались в слитки золотые зубы, обручальные кольца, цепочки и тому подобное. Конечно же, больше всего было золотых коронок. И вот Вильгельм Моргенштерн, этот удивительный старик, с которым я познакомился в больнице, должен был перевезти золото в Германию.
— И что? — Марина насторожилась. Она явно еще не понимала, к чему клонит Феликс.
— Так вот, золото он вывезти не смог. Короче, здесь началось такое… Город бомбили, немцев окружили, и пробиться к своим они не смогли. Пришлось им вернуться в крепость. Моргенштерн пытался выбраться отсюда разными путями. Он хотел вывезти золото на самолете, но взлетную полосу разбомбили. А затем, как он мне сам рассказывал, разбомбили и самолеты, стоящие на аэродроме. В общем, ничего у них не получалось. И тогда он со своим приятелем, тоже офицером СС, который работал в концлагере, спрятали это золото.
— А много его там, Феликс?
— Да, много. Сто восемьдесят три килограмма.
— Сколько-сколько? — не веря своим ушам, Марина даже вскочила.
— Сто восемьдесят три килограмма, — спокойно повторил Феликс, — если, конечно, Вильгельм Моргенштерн не ошибся. Хотя все, что он говорил, очень похоже на правду.
— А где теперь это золото? Где, Феликс?
— Оно спрятано в крепости, в одном из подземных казематов.
— И ты знаешь, где этот каземат находится?
— Да, знаю. Вильгельм Моргенштерн все объяснил подробно и нарисовал план.
— И ты, насколько я понимаю, хочешь его забрать?
— Да, хочу забрать.
— Но ведь это опасно!
— А что не опасно? Не опасно гонять машины через Польшу из Австрии или Германии в Россию? Совершенно безопасно только в гробу лежать.
— В общем-то, да, — задумчиво проговорила девушка. — Теперь я понимаю, почему ты меня спрашивал, что бы я делала с теми долларами.
— О чем это ты?
— Ну, помнишь, ты спрашивал, что бы я сделала, если бы ты мне дал двести тысяч долларов?
— А, помню-помню, — улыбнулся Феликс. — Так вот теперь, Марина, самое главное — добраться до нужного места и взять это золото.
— А как? Как ты это собираешься сделать? Ведь там же полно солдат, ты же его не вынесешь в кармане?
— Не вынесу, конечно. Ящик спрятан в стене, стена замурована, заложена кирпичом. Место я знаю, а вот как вынести ящики из подземелья, а затем из крепости, я еще не решил.
— Я тебе помогу! — воскликнула девушка, подходя к Феликсу.
— Знаешь, Марина, пока еще твоя помощь не нужна. Но может понадобиться.
— Я помогу тебе, Феликс, сделаю все, что в моих силах.
Несколько минут Марина и Феликс молчали, каждый размышляя о чем-то своем. Лицо Колчанова было сосредоточенным, время от времени он морщил лоб, потирал ладонями щеку. Марина сидела, полуприкрыв глаза.
Наконец она улыбнулась и первой нарушила молчание:
— Феликс, а как ты собираешься освободить этого старика?
— Тоже еще пока не знаю. Но думаю, смогу это сделать. Ведь за деньги можно купить кого угодно и что угодно.
— Нет, Феликс, не все можно купить за деньги.
— Да, я понимаю, о чем ты хочешь сказать. За деньги нельзя купить здоровье, нельзя купить любовь в большом смысле.
— Послушай, но как же ты все это сделаешь?
— Посмотрим, подумаем, решим, — уже спокойно и меланхолично сказал Феликс. — А теперь, между прочим, нам пора собираться. Нас ждет отставной капитан Федор Сапунов. Думаю, мы сможем его использовать.
— Феликс, — быстро заговорила Марина, расхаживая по гостиничному номеру, — а может, не стоит все это затевать, доставать это золото? Ведь оно, понимаешь…
— Я понимаю, о чем ты хочешь сказать.
— Оно как бы…
— Да, да…
— Вот именно! Ты же представляешь, из человеческих зубов, из обручальных колечек, из крестиков… Это ужасное золото, Феликс!
— Я уже думал об этом. Но знаешь, Марина, а что толку, если оно будет лежать замурованным в стену еще пятьдесят или сто лет и никому от него не будет никакого проку?
— Может, ты и прав, — согласилась Марина. — Слушай, а кто еще знает об этом золоте?
— Наверное, сейчас о нем знают три человека: ты, я и Вильгельм Моргенштерн. Может быть, знает еще кто-то, но я его не знаю.
А о золоте, замурованном в стене, действительно было известно еще одному человеку: школьному учителю, заключенному концлагеря № 131 Василию Петровичу Домейко. Выстрел эсэсовского офицера прямо в затылок Василию Петровичу оказался не смертельным. А расстреляли трех заключенных сразу после того, как они снесли ящики в казематы под восточный бастион и замуровали их в стене. Всех троих вывели на поверхность, и каждому Фридрих Зоммерфельд пустил пулю в затылок из своего «вальтера». Двое были убиты, а вот учитель выжил. Правда, может, было бы лучше, если бы он погиб. Тяжелая рана в голову повредила его рассудок. Василия Петровича пробовали лечить, но все оказалось бесполезным.
И, вернувшись из госпиталя, бывший школьный учитель стал городским сумасшедшим. Он ходил по улицам Бобруйска с лопатой в руках и всем рассказывал о каких-то несметных сокровищах, якобы спрятанных в Бобруйской крепости. Он даже пытался производить раскопки. Но его, как это водится, никто не слушал и, естественно, никто ему не верил. Мало ли что болтает несчастный инвалид, который даже свое имя забывает.
Так и жил еще лет двадцать после войны городской сумасшедший, бывший школьный учитель Василий Петрович Домейко. Может быть, он дожил бы до наших дней, если бы однажды, ранней весной, не отправился по льду на другую сторону Березины. Его разбухшее тело нашли только после того, как на Березине сошел лед. Никого из родных у Василия Петровича не осталось, так что некому было даже оплакать бывшего узника фашистского лагеря смерти.
Глава двадцатая
Ресторан, в который были приглашены Феликс и его подруга, назывался «Березина», по имени реки, на которой стоял город Бобруйск.
— И почему это, Феликс, рестораны в маленьких городках, как правило, называются одинаково? — спросила Марина, держа Феликса под руку и несильно сжимая его локоть своими длинными пальцами.
Колчанов пожал плечами.
— Вот уж не знаю, наверное, такая традиция. Люди ничего лучше придумать не могут и называют ресторан так, как назвали их предки реку, на которой стоит город. В Карелии, например, почти все рестораны называются «Онега».
— Все понятно, — ответила Марина.
Их ждал накрытый столик в углу. Отставной капитан Федор Сапунов, одетый в серый гражданский костюм, встал и шагнул навстречу своим знакомым.
— Ой, какой он сегодня чудной! — прошептала Марина.
— Почему? — спросил Феликс, догадываясь, что она имеет в виду.
— Да я привыкла, что он в форме. Я думаю, он чувствует себя не лучше, чем если бы надел рясу.
— Это точно. Военные, как правило, не умеют носить гражданскую одежду. Они врастают в форму, вернее, форма прилипает к ним и становится второй шкурой. У меня, Марина, такое впечатление, что и пиджак, и рубашка, а также брюки и ботинки надеты у отставного капитана поверх формы.
— Вот никогда бы до такого не додумалась! — рассмеялась девушка.
Между тем к ним подошел отставной капитан.
— Добрый вечер, — поздоровался он и попробовал было галантно поцеловать Марине руку, но, увы, сразу стало ясно, что в советских военных училищах в отличие от царских военных корпусов этой премудрости не обучали.
И Сапунов сам почувствовал, как нелепо он выглядит, а потому немного недовольно поморщился, и его лицо, а также шея, стянутая тугим воротником белой рубахи, покрылись красными пятнами. Но первое замешательство вскоре прошло.
— Марина, вы сегодня… — начал капитан.
— Я сегодня сюда пришла, — докончила за него девушка.
— И замечательно сделали, — улыбнулся Сапунов.
Марина действительно выглядела великолепно — на ней было облегающее темно-синее платье, ниточка жемчуга на шее, изящные жемчужные серьги, а на ногах тяжелые кожаные ботинки. Строго говоря, ботинки к платью совсем не подходили, но на Марине все смотрелось великолепно.
За столиками курили, смеялись, пили вино и водку. Громко играла музыка, на эстраде кривлялась и пела прокуренным голосом шлягер Аллы Пугачевой какая-то ее бездарная подражательница. Под ее вопли человек десять танцевали между столиками у небольшой эстрады.
— Пойдемте, пойдемте, все заказано, — пригласил капитан. — Столик у нас в углу, там тихо и хорошо. Мы сможем потанцевать, отдохнуть.
Когда они подошли к столику, в мгновение ока появился услужливый официант и выжидательно посмотрел на Федора Сапунова.
— Ну, что будем пить? Что будем заказывать? — капитан взглянул вначале на Феликса, понимая, что решать ему, затем на Марину.
Девушка пожала своими точеными плечами.
— А мне в общем-то все равно. Я выпью сухого вина, — сказала она.
— Прекрасно, — кивнул отставной капитан. — А какого?
— Какое вино будете пить, Марина?
— А я не знаю, какое здесь есть.
— Значит, так, — распорядился Сапунов, — для дамы бутылку самого лучшего сухого вина. А нам бутылочку водки «Абсолют». Правильно я говорю, Феликс?
— Как угодно, — сказал Колчанов и принялся просматривать меню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48