И — никаких простоев!
Командир роты и вслед за ним мастера поспешили к выходу.
Я задумчиво смотрел вслед Сережкину. В голове неуклюже ворочались тяжелые мысли.
Вчера командир роты пошел за Екатериной Анатольевной. До этого следил за ней, прячась в тени березы… Не он ли стукнул секретчицу на темной улице? А что это ему даст? Заполучить ключи от секретки и снять слепки? Или заткнуть женщине слишком уж болтливый рот? Предположим, Гордеева раскаялась в своей преступной деятельности и решила открыться, прийти с повинной… Я почему-то уверен — женщину убили. Кто? Конечно, капитан! Вполне возможный вариант, но кто-нибудь мог видеть его, когда он следил за ней… Нет, вариант не походит на реальность…
Десятки вопросов и ни одного ответа. Ну почему я пошел за Ольгой, а не проследил за убийцей? Ведь Серёжкин оставался в списке подозреваемых…
Чувство вины и досады за непродуманные свои поступки охватило меня. Как бы сейчас нужно, чтобы появился Малеев! Опытный сыщик помог бы мне разобраться и сомнениях, подсказал бы, как исправить ошибку.
Дятел по-прежнему торчал возле запертой двери секретки. Неужели я ошибся, и он не сообщил чекистам о случившемся?
— Позвони в Особый отдел. Все же — секретчица…
— Уже позвонил. Сказали — приедут. Просили секретку не вскрывать и вообще ничего не делать…
Интересно, что подразумевается под емкой фразой «ничего не делать». А что можно предпринять в сложившейся ситуации?
Возле входа резко затормозил «газик». Из него вышли два милиционера и… майор Малеев в штатском костюме. Семыкин бросился им навстречу.
Один из милиционеров остановился возле секретки. Второй вслед за Семыкиным и Малеевым прошел в кабинет. Дверь за ними закрылась, щелкнул замок.
Я заметил, что «особист», проходя мимо меня, скользнул взглядом, будто припоминая, где он мог видеть тощую фигуру этого старшего лейтенанта? Подумаешь, великий конспиратор!
В коридор вошли Сичков и Курков. Видимо, расставили но рабочим местам солдат и явились выяснить обстановку с чертежами. Что там не говори, на подчистке котлованов план не выполнишь, а размер премии зависит от этого.
Я независимой походкой еще раз измерил длину коридора и остановился напротив двух «друзей».
— Крепко вчера выпили?
Мастер по-бычьи наклонил голову. Будто приготовился боднуть меня. Курков отвел в сторону равнодушный взгляд. Обиделись? Особенно, Сичков. Ведь по моему рапорту с него удержали стоимость демонтажа и повторного монтажа фундаментных блоков. Предварительно Семыкин долго пытался разговорить упорно молчавшего мастера. Не знаю, что ему удалось узнать, но один факт все же был подтвержден: Валера, действительно, работал с нивелиром первый раз в жизни.
Казалось бы, подобного «умельца» необходимо срочно возвратить Сиюминуткину. Семыкин звонил в управление, отчаянно кричал в трубку, упоминая чрезвычайную важность секретного объекта. Разве можно с такими помощниками, как Сичков, осилить Б-прим?
Оказалось, можно. Воплям раздраженного начальника участка никто не поверил. Сичков остался на прежней должности… Почему Анохин, обычно жесткий и решительный человек, струсил? Уж не потому ли, что Валеру подсунули к нам органы?
Я размышлял, мастера помалкивали. Пришлось повторить вопрос. Вместо упорно замкнувшегося в себе Валеры ответил Курков. Грубо, непримиримо:
— Во внерабочее время не воспрещается, Дмитрий Данилович. Поужинали, малость приняли. Скрывать не стану…
— Две бутылки на двоих?
— Мужики — не пацанята. Душа меру знает, ее не обманешь. И не две вовсе, а полторы — половину второй оставили на сегодня. В компанию не войдёте?
— Нет, на выпивку я не падок. Да и причины чокаться не вижу… Особо в будний день…
И чего я прицепился к ним таежным клещом? Если даже имею претензии к Сичкову, то инструктор выше всяческих похвал. Дело знает, к солдатам требователен, весь рабочий день — с ними, не чурается при необходимости браться за топор либо за мастерок. Ну, выпил, ну погулял, что из этого?
— К нашей работе претензии имеются? — напирал Курков, будто подслушал мои покаянные мысли.
— К работе Сичкова — да, к вашей — не имею..
— В жизни всякое случается. Конь о четырех ногах и то спотыкается, — миролюбиво прокомментировал проступок «друга» инструктор. — Наказали парня, поучили и — ладно. Забыто, затерто…
Нет, ошибаешься, дорогой, такое не забывается. Сегодня же переговорю с Дятлом — мастера нужно переводить на складскую зону, пусть ковыряется в цементе да в извести, определяет их качество…
Дверь в кабинет, наконец, открылась.
Первым вышел Малеев. Он остановился, ожидая Семыкина. Тот появился, беседуя со старшиной милиции.
— Убийство мы расследуем, — говорил старшина. Значит, я был прав: Катю убили. Выражаясь по-другому: ликвидировали. — О результатах поставим вас в известность. Пойдемте, вскроем секретку. Может быть, там найдем что-нибудь стоящее…
Они ушли по коридору, а майор приблизился ко мне.
— Старший лейтенант, проводите меня, пожалуйста, на стройку. Хочу посмотреть, чем вы здесь занимаетесь.
Голос командный, резкий, будто приказывающий: «Шагом марш!» Странно, этот приказ идентичен кличке Анохина. Даже обычная для майора визгливость превратилась в нормальный, человеческий голос. За время службы в системе военного строительства я успел отвыкнуть от командных выражений. Тем более от человека, за время общения с которым привык к «гражданскому обращению».
— Слушаюсь! — выдавил я из себя обиженно. — Куда прикажете?
Малеев, не отвечая, двинулся к двери, ведущей на территорию стройки. Солдат, несущий дежурство возле нее, попытался остановить незнакомого человека, но Малеев поднес к его лицу красную книжку.
Я плелся следом за майором. Получилось, что не я провожаю его на объект, а он меня. Ну что ж, можно понять: старший по знанию офицер, хоть и в гражданском одеянии.
— Не обижайся, — негромко начал разговор Сергей Максимович, едва мы прошли за колючую проволоку. — Наши отношения, сам должен понимать, ни к чему афишировать. Сейчас я — вроде следователя прокуратуры. Для беседы отведено не больше десяти минут. — Майор сожалеюще причмокнул и продолжил обычным тонким голосом, совершенно не похожий на недавний командный. — Да, здесь, кроме отвалов грунта и полтора десятка уложенных фундаментных блоков, осматривать нечего. Если сюда и проникнет вражеский разведчик — пожива для него небольшая. Что для меня приготовил? Только, прошу, одни факты, голые, без штанишек и распашонок.
Неуклюжая шутка сняла с меня напряжение, расковала и мозги, и язык. Я выложил майору все свои новости. Постарался подать их «без штанишек и распашонок». Но, кажется, не получилось — кое-что пришлось немного подкрасить, о некоторых деталях умолчать. В частности, о разговоре с Ольгой. Прошелся мимоходом, не без этого, но в глубь наших с ней отношений не вдавался.
Малеев не перебивал, даже не морщился.
Я завершил свою исповедь. С десяток шагов вокруг первого котлована мы прошли молча.
— Постараюсь подытожить. Если что не так, разрешаю перебить и внести исправления. Итак, капитан Сережкин ухаживает за секретчицей. Можно предположить, что ухаживание переросло во что-то большее… я не ошибаюсь?
— Мне кажется, что они… живут, — неловко промямлил я.
— Близкие отношения у них начались после того, как капитан после танцев проводил Гордееву домой…. Кстати, Екатерина Анатольевна красивая женщина?
— Толстая, рыхлая, лицо в оспинках, нос картошкой. Короче, ходячая уродина…
Описывая Гордееву, я вызвал в памяти образ этой немолодой уже женщины, толстой, с отвисшей, несмотря на все ее ухищрения, грудью, обширным животом и мощными бедрами. Глаза, под выщипанными бровями, всегда усталые, припухшие, короткая стрижка совсем не сочетается с отвисшими щеками и ярко накрашенными губами. Все это в совокупности лично у меня вызывало брезгливое чувство. По моему мнению, именно так должна выглядеть проститутка, уставшая от страшного обезьяньего существования, но не потерявшая надежду отказаться от него. О какой красоте можно вести речь?
Приблизительно так я и высказался, расшифровав слово «уродина».
Майор рассмеялся:
— Да ты — поэт! Так расписал свою знакомую, что у меня мурашки по коже… Понятно. Значит, в этой женщине Сережкин видел не объект любви, а… Впрочем, разные бывают вкусы… Продолжим. Ты уверен, что вчера вечером капитан не ушел вместе с секретчицей, а следил за ней? Ведь со стороны можно легко ошибиться.
Малеев, как никто другой из моих знакомых, умел ставить четкие ударения на определенном слоге. Не голосом, не жестами — самой конструкцией предложения. Причем выделяемое слово обязательно завершало фразу. Или начинало ее. В данном случае: «следил»…
Я придирчиво, за шагом шаг, проанализировал вчерашнюю сцену. Ответил утвердительно: «Да, следил!». Майор удовлетворенно махнул рукой. Будто поставил точку на исследуемом вопросе.
— Пойдем дальше. Сегодня утром милицейский патруль обнаружил на окраине поселка труп женщины. При ней не было ни документов, ни денег. Жильцы соседнего дома опознали в ней Екатерину Анатольевну Гордееву. Задушена. Судя по всему, накинули сзади шнурок, и затянули его. Действовал опытный убийца… Непонятно, почему он не укрыл труп — видимо, помешали.
Я остолбенел. До этого момента надеялся, что секретчица жива. Мало ли что: загуляла у друзей, осталась ночевать у случайного любовника и проспала, поехала к родственникам в соседний поселок и опоздала на автобус.
Неужели убийца — Сережкин? Какую цель он преследовал? По-моему, если командир роты — вражеский лазутчик, который охотится за документами, укрытыми в нашей «секретке», то ему выгодней использовать Гордееву для их похищения, нежели убивать ее…
Впрочем, этот вопрос я уже анализировал. Не стоит повторяться. Одно не ясно — почему Сережкина еще не арестовали? Вон он прогуливается рядом с работающим взводом, активно шевеля пальцами, будто ругаясь.
— Это тебе — для сведения … Пойдем дальше…
А куда двигаться дальше? Гибель Гордеевой — будто тупик, в конце которого копошится убийца. Остается мелочевка — взять его за шиворот и вытащить на всеобщее обозрение.
— … какой праздник отмечали мастер с инструктором? День рождения? Знакомство? Начало совместной работы?
— А какой праздник нужен для выпивох? — возразил я. — Решили мужики «вздрогнуть», а уж найти повод — чепуховое дело. Как выразился Курков: «Во внерабочее время не запрещается…»
И вдруг я замолк. Так зубы сжал — в висках заломило. Какой же я простофиля! Ведь поутру, когда мы встретились возле «секретки», ни от мастера, ни от инструктора спиртным не пахло. Конечно, мой опыт в этом вопросе минимальный, еще не наработанный, но после пьянки в ознаменование сдачи отчетов от того же Дятла несло, будто из пивной бочки. А сегодня от мастера и инструктора — ничегошеньки.
Высказал свои сомнения майору.
— Интересно, — улыбнулся тот. Кажется, отнёсся к моему открытию более чем хладнокровно. — Может быть, лавровым листочком зажевали? Или парой зернышек кофе?.. Ладно, возьмем на заметку… Что выведал все же у Ольги? Что-то ты все остальное расписываешь, будто художник — холст, а тут скупишься на краски. Подозрительно.
Въедливый попался «инструктор»! Казалось бы, зачем ему мои отношения с девушкой? Тем более все, что его может заинтересовать, я изложил. Ковыряется, будто курица в навозе, выискивая жирных червей. Но я ему не навоз, а Оленька — не червяк!
— Ничего особенного Куркова не сказала. Женские, мол, секреты, выискивать которые мужикам стыдно… После призналась: чужая, дескать, тайна…
— Что думаешь?
Интересный человек этот Малеев! То подавай ему голые факты, то обязан над ними думать… Ничего я, дорогой сыщик, не обязан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Командир роты и вслед за ним мастера поспешили к выходу.
Я задумчиво смотрел вслед Сережкину. В голове неуклюже ворочались тяжелые мысли.
Вчера командир роты пошел за Екатериной Анатольевной. До этого следил за ней, прячась в тени березы… Не он ли стукнул секретчицу на темной улице? А что это ему даст? Заполучить ключи от секретки и снять слепки? Или заткнуть женщине слишком уж болтливый рот? Предположим, Гордеева раскаялась в своей преступной деятельности и решила открыться, прийти с повинной… Я почему-то уверен — женщину убили. Кто? Конечно, капитан! Вполне возможный вариант, но кто-нибудь мог видеть его, когда он следил за ней… Нет, вариант не походит на реальность…
Десятки вопросов и ни одного ответа. Ну почему я пошел за Ольгой, а не проследил за убийцей? Ведь Серёжкин оставался в списке подозреваемых…
Чувство вины и досады за непродуманные свои поступки охватило меня. Как бы сейчас нужно, чтобы появился Малеев! Опытный сыщик помог бы мне разобраться и сомнениях, подсказал бы, как исправить ошибку.
Дятел по-прежнему торчал возле запертой двери секретки. Неужели я ошибся, и он не сообщил чекистам о случившемся?
— Позвони в Особый отдел. Все же — секретчица…
— Уже позвонил. Сказали — приедут. Просили секретку не вскрывать и вообще ничего не делать…
Интересно, что подразумевается под емкой фразой «ничего не делать». А что можно предпринять в сложившейся ситуации?
Возле входа резко затормозил «газик». Из него вышли два милиционера и… майор Малеев в штатском костюме. Семыкин бросился им навстречу.
Один из милиционеров остановился возле секретки. Второй вслед за Семыкиным и Малеевым прошел в кабинет. Дверь за ними закрылась, щелкнул замок.
Я заметил, что «особист», проходя мимо меня, скользнул взглядом, будто припоминая, где он мог видеть тощую фигуру этого старшего лейтенанта? Подумаешь, великий конспиратор!
В коридор вошли Сичков и Курков. Видимо, расставили но рабочим местам солдат и явились выяснить обстановку с чертежами. Что там не говори, на подчистке котлованов план не выполнишь, а размер премии зависит от этого.
Я независимой походкой еще раз измерил длину коридора и остановился напротив двух «друзей».
— Крепко вчера выпили?
Мастер по-бычьи наклонил голову. Будто приготовился боднуть меня. Курков отвел в сторону равнодушный взгляд. Обиделись? Особенно, Сичков. Ведь по моему рапорту с него удержали стоимость демонтажа и повторного монтажа фундаментных блоков. Предварительно Семыкин долго пытался разговорить упорно молчавшего мастера. Не знаю, что ему удалось узнать, но один факт все же был подтвержден: Валера, действительно, работал с нивелиром первый раз в жизни.
Казалось бы, подобного «умельца» необходимо срочно возвратить Сиюминуткину. Семыкин звонил в управление, отчаянно кричал в трубку, упоминая чрезвычайную важность секретного объекта. Разве можно с такими помощниками, как Сичков, осилить Б-прим?
Оказалось, можно. Воплям раздраженного начальника участка никто не поверил. Сичков остался на прежней должности… Почему Анохин, обычно жесткий и решительный человек, струсил? Уж не потому ли, что Валеру подсунули к нам органы?
Я размышлял, мастера помалкивали. Пришлось повторить вопрос. Вместо упорно замкнувшегося в себе Валеры ответил Курков. Грубо, непримиримо:
— Во внерабочее время не воспрещается, Дмитрий Данилович. Поужинали, малость приняли. Скрывать не стану…
— Две бутылки на двоих?
— Мужики — не пацанята. Душа меру знает, ее не обманешь. И не две вовсе, а полторы — половину второй оставили на сегодня. В компанию не войдёте?
— Нет, на выпивку я не падок. Да и причины чокаться не вижу… Особо в будний день…
И чего я прицепился к ним таежным клещом? Если даже имею претензии к Сичкову, то инструктор выше всяческих похвал. Дело знает, к солдатам требователен, весь рабочий день — с ними, не чурается при необходимости браться за топор либо за мастерок. Ну, выпил, ну погулял, что из этого?
— К нашей работе претензии имеются? — напирал Курков, будто подслушал мои покаянные мысли.
— К работе Сичкова — да, к вашей — не имею..
— В жизни всякое случается. Конь о четырех ногах и то спотыкается, — миролюбиво прокомментировал проступок «друга» инструктор. — Наказали парня, поучили и — ладно. Забыто, затерто…
Нет, ошибаешься, дорогой, такое не забывается. Сегодня же переговорю с Дятлом — мастера нужно переводить на складскую зону, пусть ковыряется в цементе да в извести, определяет их качество…
Дверь в кабинет, наконец, открылась.
Первым вышел Малеев. Он остановился, ожидая Семыкина. Тот появился, беседуя со старшиной милиции.
— Убийство мы расследуем, — говорил старшина. Значит, я был прав: Катю убили. Выражаясь по-другому: ликвидировали. — О результатах поставим вас в известность. Пойдемте, вскроем секретку. Может быть, там найдем что-нибудь стоящее…
Они ушли по коридору, а майор приблизился ко мне.
— Старший лейтенант, проводите меня, пожалуйста, на стройку. Хочу посмотреть, чем вы здесь занимаетесь.
Голос командный, резкий, будто приказывающий: «Шагом марш!» Странно, этот приказ идентичен кличке Анохина. Даже обычная для майора визгливость превратилась в нормальный, человеческий голос. За время службы в системе военного строительства я успел отвыкнуть от командных выражений. Тем более от человека, за время общения с которым привык к «гражданскому обращению».
— Слушаюсь! — выдавил я из себя обиженно. — Куда прикажете?
Малеев, не отвечая, двинулся к двери, ведущей на территорию стройки. Солдат, несущий дежурство возле нее, попытался остановить незнакомого человека, но Малеев поднес к его лицу красную книжку.
Я плелся следом за майором. Получилось, что не я провожаю его на объект, а он меня. Ну что ж, можно понять: старший по знанию офицер, хоть и в гражданском одеянии.
— Не обижайся, — негромко начал разговор Сергей Максимович, едва мы прошли за колючую проволоку. — Наши отношения, сам должен понимать, ни к чему афишировать. Сейчас я — вроде следователя прокуратуры. Для беседы отведено не больше десяти минут. — Майор сожалеюще причмокнул и продолжил обычным тонким голосом, совершенно не похожий на недавний командный. — Да, здесь, кроме отвалов грунта и полтора десятка уложенных фундаментных блоков, осматривать нечего. Если сюда и проникнет вражеский разведчик — пожива для него небольшая. Что для меня приготовил? Только, прошу, одни факты, голые, без штанишек и распашонок.
Неуклюжая шутка сняла с меня напряжение, расковала и мозги, и язык. Я выложил майору все свои новости. Постарался подать их «без штанишек и распашонок». Но, кажется, не получилось — кое-что пришлось немного подкрасить, о некоторых деталях умолчать. В частности, о разговоре с Ольгой. Прошелся мимоходом, не без этого, но в глубь наших с ней отношений не вдавался.
Малеев не перебивал, даже не морщился.
Я завершил свою исповедь. С десяток шагов вокруг первого котлована мы прошли молча.
— Постараюсь подытожить. Если что не так, разрешаю перебить и внести исправления. Итак, капитан Сережкин ухаживает за секретчицей. Можно предположить, что ухаживание переросло во что-то большее… я не ошибаюсь?
— Мне кажется, что они… живут, — неловко промямлил я.
— Близкие отношения у них начались после того, как капитан после танцев проводил Гордееву домой…. Кстати, Екатерина Анатольевна красивая женщина?
— Толстая, рыхлая, лицо в оспинках, нос картошкой. Короче, ходячая уродина…
Описывая Гордееву, я вызвал в памяти образ этой немолодой уже женщины, толстой, с отвисшей, несмотря на все ее ухищрения, грудью, обширным животом и мощными бедрами. Глаза, под выщипанными бровями, всегда усталые, припухшие, короткая стрижка совсем не сочетается с отвисшими щеками и ярко накрашенными губами. Все это в совокупности лично у меня вызывало брезгливое чувство. По моему мнению, именно так должна выглядеть проститутка, уставшая от страшного обезьяньего существования, но не потерявшая надежду отказаться от него. О какой красоте можно вести речь?
Приблизительно так я и высказался, расшифровав слово «уродина».
Майор рассмеялся:
— Да ты — поэт! Так расписал свою знакомую, что у меня мурашки по коже… Понятно. Значит, в этой женщине Сережкин видел не объект любви, а… Впрочем, разные бывают вкусы… Продолжим. Ты уверен, что вчера вечером капитан не ушел вместе с секретчицей, а следил за ней? Ведь со стороны можно легко ошибиться.
Малеев, как никто другой из моих знакомых, умел ставить четкие ударения на определенном слоге. Не голосом, не жестами — самой конструкцией предложения. Причем выделяемое слово обязательно завершало фразу. Или начинало ее. В данном случае: «следил»…
Я придирчиво, за шагом шаг, проанализировал вчерашнюю сцену. Ответил утвердительно: «Да, следил!». Майор удовлетворенно махнул рукой. Будто поставил точку на исследуемом вопросе.
— Пойдем дальше. Сегодня утром милицейский патруль обнаружил на окраине поселка труп женщины. При ней не было ни документов, ни денег. Жильцы соседнего дома опознали в ней Екатерину Анатольевну Гордееву. Задушена. Судя по всему, накинули сзади шнурок, и затянули его. Действовал опытный убийца… Непонятно, почему он не укрыл труп — видимо, помешали.
Я остолбенел. До этого момента надеялся, что секретчица жива. Мало ли что: загуляла у друзей, осталась ночевать у случайного любовника и проспала, поехала к родственникам в соседний поселок и опоздала на автобус.
Неужели убийца — Сережкин? Какую цель он преследовал? По-моему, если командир роты — вражеский лазутчик, который охотится за документами, укрытыми в нашей «секретке», то ему выгодней использовать Гордееву для их похищения, нежели убивать ее…
Впрочем, этот вопрос я уже анализировал. Не стоит повторяться. Одно не ясно — почему Сережкина еще не арестовали? Вон он прогуливается рядом с работающим взводом, активно шевеля пальцами, будто ругаясь.
— Это тебе — для сведения … Пойдем дальше…
А куда двигаться дальше? Гибель Гордеевой — будто тупик, в конце которого копошится убийца. Остается мелочевка — взять его за шиворот и вытащить на всеобщее обозрение.
— … какой праздник отмечали мастер с инструктором? День рождения? Знакомство? Начало совместной работы?
— А какой праздник нужен для выпивох? — возразил я. — Решили мужики «вздрогнуть», а уж найти повод — чепуховое дело. Как выразился Курков: «Во внерабочее время не запрещается…»
И вдруг я замолк. Так зубы сжал — в висках заломило. Какой же я простофиля! Ведь поутру, когда мы встретились возле «секретки», ни от мастера, ни от инструктора спиртным не пахло. Конечно, мой опыт в этом вопросе минимальный, еще не наработанный, но после пьянки в ознаменование сдачи отчетов от того же Дятла несло, будто из пивной бочки. А сегодня от мастера и инструктора — ничегошеньки.
Высказал свои сомнения майору.
— Интересно, — улыбнулся тот. Кажется, отнёсся к моему открытию более чем хладнокровно. — Может быть, лавровым листочком зажевали? Или парой зернышек кофе?.. Ладно, возьмем на заметку… Что выведал все же у Ольги? Что-то ты все остальное расписываешь, будто художник — холст, а тут скупишься на краски. Подозрительно.
Въедливый попался «инструктор»! Казалось бы, зачем ему мои отношения с девушкой? Тем более все, что его может заинтересовать, я изложил. Ковыряется, будто курица в навозе, выискивая жирных червей. Но я ему не навоз, а Оленька — не червяк!
— Ничего особенного Куркова не сказала. Женские, мол, секреты, выискивать которые мужикам стыдно… После призналась: чужая, дескать, тайна…
— Что думаешь?
Интересный человек этот Малеев! То подавай ему голые факты, то обязан над ними думать… Ничего я, дорогой сыщик, не обязан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37