А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Карташов поплыл и в ушах, как злобный рефрен, звучала фраза "Черт возьми, куда это меня понесло?" Желто-синий туман, в котором он плыл, заложил дыхание, отчего в висках начала стучать металлическая дробь. Она была назойлива и мучительна для слуха. Затем он увидел лица Блузмана, Бурилова, чей галстук полоскался по его лицу, и лицо Бородавчатого, в глазах которого застыло изумление и вопрос...
...Когда Карташов пришел в себя, он понял, что находится в капкане: с привязанными руками и ногами он лежал на больничной кровати. Больничной потому что он весь был опутан проводами, а к левой руке был присоединен нейлоновый катетер капельницы. По нему медленно, с полуторасекундными интервалами капала светло-коричневая жидкость.
Он повернул голову и увидел рядом другую кровать и на ней неподвижно лежащего человека. Широкие ремни в нескольких местах опоясывали его тело, голова откинута назад - это, без сомнения, был Одинец.
- Саня, - тихонько позвал он друга, но не получил ответа. Попытался осмотреться, но с каждым поворотом головы в ней возникали нестерпимая боль и звон...Он вытянул одну ногу и попытался согнуть ее, однако колющая боль едва не лишила его сознания.
Слева, за кроватью, где лежал Одинец вырисовывался светлый квадрат двери с бронзовой, с утолщенным концом ручкой. В помещении было сумеречно и прохладно. Первым побуждением было во все легкие закричать, позвать на помощь, однако Карташов, осознавая реальность происшедшего, посчитал это слабостью. Он еще раз окликнул Одинца и тот со стоном повернул к нему голову. Он лежал с закрытыми глазами и на его пшеничных ресницах дрожали накопившиеся слезинки.
Время ползло так медленно, что порой ему казалось оно вообще остановилось и весь мир замер и так будет вечно. Тоска и отчаянье засосали душу, и Карташов, чтобы хоть как-то приободриться, начал считать. Досчитал до 12 тысяч и сбился со счета.
- Саня, где твой обрез, где твои патроны?
Одинец еще на несколько градусов повернул голову в сторону Карташова.
- Одинец, просыпайся и возьми в руки гранатомет...
И действительно, Саня вдруг открыл глаза и его привязанные руки сделали натужное движение, словно хотели что-то взять...Взгляд совершенно неосмысленный и он снова закрыл глаза.
И вдруг за дверью послышались шаги. Они были твердые, и вместе с тем мерные, успокаивающие..
В бокс зашли Блузман, в зеленом халате и такого же цвета шапочке-колпаке, и тот фельдшер, с которым Карташов уже имел дело, вызволяя Одинца из этого же бокса. И чудовищно мучительная мысль завладела Карташовым - знает ли о том разговоре с фельдшером Блузман? От этого, и он это прекрасно понимал, зависели их жизни.
Блузман подошел к Одинцу и взял того за руку. Стал считать по часам пульс.
- Запишите: 64 удара, Давление: 110 на 78, вот что значит молодость...
Фельдшер открыл папку, которая была у него в руках., и начал записывать.
Когда Блузман подошел к кровати Карташова, тот притворился спящим.
- А как чувствует наш омоновец? - Карташов ощутил на запястье холодную, сырую ладонь Блузмана и великое отвращение овладело им. Он открыл глаза и сказал:
- Чувствую себя настолько прекрасно, чтобы такого, как ты, ублюдка пустить в расход...
- Вот это мне нравится. Значит, идем на поправку. Юмор рождает надежду.
- Я хочу в туалет...
- Это не проблема, - Блузман посмотрел на фельдшера. - Принесите ему судно и добавьте в капельницу героина, он много рассуждает. И долейте еще раствора, почки у ребят должны быть чистыми, как у младенцев.
Когда они вышли, Карташов еще раз позвал Одинца. И тот наконец отреагировал. Вяло, словно с большого похмелья...
- Мцыри, я все слышал. Нам промывают почки... готовят к пересадке... потом все, что от нас останется, отвезут в крематорий. - Одинец отвернулся и Карташову показалось, что он плачет. Но когда Саня заговорил снова, голос был по-прежнему хоть и слабый, но уверенный, с нотками раздражения. - Почему ты мне помешал в ту ночь застрелить эту сволочь?
- Еще не вечер, Саня...Мне сейчас больше жизни нужно переговорить с Бродом...
- Объясниться в любви?
Ответа не последовало, в комнату вошел фельдшер со стеклянной, до половины заполненной водой, "уткой". Он не глядя на Карташова, подошел к нему и изготовился засунуть под одеяло "утку".
- Оставь это себе, - тихо сказал Карташов, - и лучше скажи - когда нас повезут на операционный стол?
Фельдшер молчал. Он держал обеими руками судно и нерешительно мялся. Румянец, выступивший на его щеках, мгновенно сменился болезненной бледностью. Что-то в нем происходило и Карташов не хотел упускать своего шанса.
- Слышь, парень, по-моему, в прошлый раз мы с тобой неплохо поладили. Верно? Хотя я мог бы тебя там же в подвале оставить в виде холодного трупа...Так наберись смелости и ответь - когда?
- Когда сделают все анализы. У тебя заберут обе почки, а у этого...фельдшер головой указал в сторону Одинца, - сердце и печень. Он очень подходит, у него отличная клиника...
- Ну спасибо за доверие, - прошипел Одинец. - Век такой доброты не забуду.
- Стоп, Саня! - остановил друга Карташов. И к фельдшеру: -скажи, только не спеши с ответом...Что ты для нас можешь сделать? Не за просто так, конечно, за приличные бабки...
- Вряд ли вам стоит на меня рассчитывать. После побега твоего товарища, в клинике усилили охрану. На окнах решетки, на всех выходах по два автоматчика. Вас слишком хорошо сторговали, чтобы упустить таких доноров...
Карташов пошевелил затекшей рукой.
- Ну хорошо, ты бессилен, вернее, боишься за свою шкуру, но одно ты можешь без всякого риска сделать...У тебя из кармана торчит мобильник и я прошу тебя только об одном... - Карташов нервничал и потому говорил с одышкой. - Набери номер, который я тебе назову, и поднеси трубку к моему уху. Только за одно это ты потом получишь пару тысяч долларов...За пустяк, который тебе ничем не угрожает.
Фельдшера как будто разбил столбняк. Он мялся, и возможно, на что-нибудь решился, если бы в бокс не зашел человек с какими-то приборами. Это был очень молодой человек, с только что пробивающимися усиками, и чистыми большими глазами.
- Геннадий Владимирович, - обратился паренек к фельдшеру, - вы поможете мне ввести больным в мочевой пузырь висмут.
Фельдшер положил в изножье кровати, на которой лежал Карташов, утку и приготовился к процедуре.
- Придется, хлопцы, немного потерпеть, это не совсем приятная процедура.
С Карташова сняли удерживающий ремень, который проходил по бедрам и задрали угол одеяла. Он был без нижнего белья и сразу же почувствовал смену температур. Парень с чистыми глазами взял в руки пенис Карташова - пальцы его были холодные, словно только что вынутые из холодильника - Карташов заскрежетал зубами и хотел вывернуть, но фельдшер навалился ему на грудь всей массой. Сергей почувствовал запах недорогого одеколона и недорогих сигарет. Подбородок фельдшера касался щеки Сергея. А в это время ему в мочеиспускательный канал начали засовывать катетер, чтобы затем ввести в мочевой пузырь какую-то заразу. Карташов заорал и послал в пространство все, что знал о матерщине. И каково же его было удивление, когда до его слуха донесся шепот фельдшера: "Я сегодня ночью дежурю, потерпи..." И эти слова, словно ампула обезболивающего, запущенного в вену, сняла с его живота и паха боль, и ему захотелось расцеловать этого неуклюжего, навалившегося на него медведем фельдшера.
Одинец, видимо, понимая бесполезность сопротивления, стоически выдержал процедуру и лишь под конец сказал: "Запомни, парень, что по тебе плачет камера смертников..." Но тот был невозмутим: собрав инструмент, он направился к дверям. И выходя из бокса, заботливо проговорил: "Это не так страшно, как кажется..." Фельдшер снова стянул их ремнями и, держа "утку" под мышкой, удалился из бокса.
- Ну и падлы, - у Одинца по щеке текла незапланированная струйка. Эсэсовцы...Ты видел, какие глаза у этого сученка с усиками? Вылитый фюрер, только свастики на лбу не хватает...
Карташову очень хотелось поделиться с Саней о том, что ему сказал фельдшер. Однако, поразмыслив, почему тот говорил шепотом, тоже решил не искушать судьбу, ведь помещение могло прослушиваться...
До поздней ночи не спалось. Одинец рассказал, как он в Крыму однажды чуть не утонул. Был небольшой шторм и он, после ресторана, пошел искупаться. Но когда хотел выйти из воды, не тут-то было. Каждый его выход кончался накатом новой волны и отливом. Он не успевал убежать от догоняющих его волн, которые снова и снова возвращали его в море. Сколько времени он боролся со стихией, он не знал, но когда наконец ему удалось зацепиться за берег, и вылезти на сушу, он обнаружил, что на пальцах у него не осталось ни одного ногтя. Цепляться за жизнь - это всегда больно и не всегда приводит к успеху...
Где-то за стенами слышалась музыка, Саня, наконец, уснувший, во сне стонал и звал кого-то подойти к нему...
В боксе стоял сумрак, к ночи еще больше притушили свет, и Карташов почти пропустил тот момент, когда открылась дверь. Фельдшер двигался бесшумно, он наклонился над Карташовым и, убедившись, что тот не спит, шепотом сказал: "Назови номер Брода..." На грудь Карташова лег мобильный телефон. И когда номер телефона был набран, фельдшер положил трубку на подушку, рядом с ухом Карташова. Накинул ему на голову одеяло.
Секунды казались вечностью. Возможно Брод на ночь отключает свой телефон, а возможно, он вообще не при нем...Тягостные мысли пронеслись в голове у Карташова и потому, когда он услышал знакомый голос Вениамина, у него перехватило дыхание, потерялся дар речи. Вместо внятных слов, в трубку летела какая-то абракадабра... И первое что он сказал, когда справился с шоком, были слова: "Веня, только не бросай трубку...это Мцыри...Нас с Саней готовят к пересадке, но ты ведь знаешь - я мент и себя в любой ситуации подстраховываю..." "Короче, Мцыри, у меня из-за вас поднялось давление, говори..." "Подробное письмо с описанием всех твоих похождений и твой портрет сразу же пойдут в ФСБ и Центральное телевидение...если, конечно, я в течение трех дней буду считаться без вести пропавшим..." "Что ты хочешь? И я не все могу сделать..." "Жить захочешь, сделаешь, а я тебе за это преподнесу подарок в виде Бородавочника, который тебя конторил на Рижском вокзале..." "Ловчишь, Мцыри, этот номер у тебя не пройдет..." "Ты, Веня, дурак, я и Саня его видели в гостях у Гудзя...кстати, твоего непосредственного хозяина...Поэтому поспеши к нам и тебе воздастся сторицей..."
Отключившись, Карташов еще несколько мгновений лежал, не подавая признаков жизни. Его сковало непреодолимое напряжение, появились первые признаки судорог. Он не знал, что начал действовать раствор висмута, вызывающий страшные побочные явления...Одинец оказался более железным: те же самые симптомы анафилактического шока он почувствовал на два часа позже. Его всего скрутило, словно в его тело внедрилась какая-то беспощадная пружина, которая выворачивала все его члены по какой-то адской амплитуде.
На следующий день им делали зондирование желудков с помощью японского электронного "глаза". И уже в который раз брали кровь для клинических исследований. Видимо, заказчик был состоятельный и на этот раз Блузман работал наверняка, стараясь не упустить своего шанса заработать большие деньги.
Однажды, когда они беспомощные лежали в своих кроватях, Одинец завел разговор о своей жизни. Его речь походила на исповедь. В детстве взрослые пацаны заставили его, шестилетнего пацаненка, добивать дворового кота. Кот уже был едва живой и он, взяв его за хвост, стал бить головой об угол дома. Все его подбадривали, а он, не ведающий о страданиях других, выбиваясь из сил, бил и бил все еще живым животным об угол панельного дома. И забил до смерти.
- Я сейчас напоминаю того кота... Завтра кто-нибудь меня достукает и я отброшу лапки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47