— Что вы будете делать на Рождество?
— Буду смотреть телевизор, все программы подряд. Мой сын установил широкоэкранную аппаратуру и проектор.
— Он занимается электроникой?
— Нет. Это мой младший сын, ему двадцать один год. Он артист, но у него золотые руки. Он взял обыкновенный телевизор, линзу, экран, и — пожалуйста, готово. Четыре фута по диагонали, как в кино. Рамы сдохнут от зависти в этом году. Знаете, наш старый мир становится каким-то другим.
Лиленд согласился, но не поддержал разговора. Он уже наслушался сегодня о случаях из личной жизни незнакомых ему людей. Было приятно сознавать, что молодое поколение больше не испытывало страха перед новой технологией, как это бывало с ним, когда предстояло освоить модель "А" или биплан. Но между его поколением и нынешним было существенное различие. Старая технология бросала людей по всему свету и заставляла общаться друг с другом. Современная же — разъединяла; она предназначалась для потребителей, уединившихся в отгороженных ячейках многоквартирного муравейника, и живших, как скот, выращиваемый для бойни.
Даже люди здесь были другие. Встречались эксцентричные, как англичане: они с завидной энергией копались в себе в поисках каких-либо талантов. Отсюда по всему миру пошли хула-хупы. И скейтборды. И рестораны и кинотеатры для автолюбителей на открытом воздухе. Здесь попадались люди, которые столь трепетно относились к изобретениям, сделанным некогда для себя, что каждое Рождество приезжали сюда, чтобы поваляться на пляже и пожариться на солнышке, и неважно, что вода была слишком холодной для купания.
Уилшир выглядел совершенно пустынным. Изредка то там, то здесь проезжала машина. Какая-то женщина тащила за поводок безобразно жалкую собаку. Рождественский город. Один квартал магазинов сменялся другим, в каждой витрине — обилие ненужных украшений; промелькнул Беверли-Хиллз и снова — погрузившийся в темноту Лос-Анджелес. В Лиленде крепло ощущение, что это — его город. За два квартала до «Клаксон-билдинг» им попался единственный на всю округу автомобиль — грузовик, припаркованный у тротуара. Светофор переключился, и «кадиллак» остановился на другой стороне улицы, напротив главного входа в здание.
— Мистер Лиленд, вы идите, а я отнесу ваш багаж в гараж, в машину миссис Дженнаро. Скажите ей, что ключи будут лежать под передним сиденьем — она знает. А вам я желаю счастливого Рождества.
— Спасибо. Желаю вам того же. И берегите, глаза.
— Буду помнить. — Он широко улыбнулся, этот счастливый отец любящего сына. — Спасибо.
Лиленд заметил, как вдалеке кто-то медленно подъехал к тротуару. Это был большой седан марки «ягуар». Когда-то у него был такой же, но, увы, это было в конце шестидесятых годов. Правда, машина доставляла ему одни неприятности, а радости — никакой, поэтому и пришлось избавиться от нее. Эта же была в отличном состоянии. В машине кто-то сидел. На капоте — антенна. «Кадиллак» выехал вперед на освещенное пространство перед «Клаксон-билдинг».
Лиленд попрощался с водителем и поднялся по небольшой лестнице, но снова подумал о машине и обернулся. Человек за рулем держал у лица микрофон переговорного устройства и, несмотря на то, что находился на значительном расстоянии, заметил, как Лиленд смотрит на него. Микрофон поспешно опустился. Значит, Лиленд увидел нечто такое, чего не должен был видеть. Вся беда была в том, что этот парень тоже так подумал. Лиленд пересек небольшую площадку, расположенную на возвышении, и подошел к стеклянным дверям, у которых за столом сидел белый пожилой человек в серой униформе и читал газету. Что ж, возможно, это чистая случайность, но все-таки интересно. Сейчас он находился вне поля зрения «ягуара». Старик увидел Лиленда и поднялся, чтобы открыть ему дверь.
— Меня зовут Джо Лиленд. Меня ждут. Вы бывший полицейский?
— Да, сэр.
— Я тоже. Сейчас достану бумажник.
Старик внимательно ознакомился с удостоверением Лиленда.
— Раньше не приходилось видеть таких, правда, уже пятнадцать лет как я не служу. Солидный вид и печать хорошая, выпуклая. Я знаю, что вас ждут. Чем могу помочь?
Лиленд рассказал ему о «ягуаре». Старик прищурился и посмотрел в сторону Уилшера, хотя с того места, где он стоял, ничего не было видно.
— На противоположной стороне улицы находятся ювелирный магазин, семейная лавка по продаже спиртных напитков и гастроном. Сегодня все закрыто. Хорошо, я позвоню куда следует. Вам надо подняться на тридцать второй этаж вон на том лифте. Не понимаю, черт возьми, что нынче происходит с людьми. Помните, раньше дежурство в рождественскую ночь было отдыхом? Ну, один-двое порежут кого-нибудь и все.
— Вот-вот. А когда вы приезжали на место преступления, то убийца сидел на стуле и продолжал объяснять своей жертве, как она была неправа.
— Да, такого Рождества уже больше не будет. Все это — в прошлом.
— Сегодня у них много работы? — спросил Лиленд.
— Эх, если бы люди знали, как приходится вкалывать полицейским несколько ночей в году, они согласились бы платить им сумасшедшие деньги. Если у вас есть оружие, мы можем сами потревожить этого типа.
— Ладно, оставим это, — сказал Лиленд. — Столько детей празднуют Рождество, ведь с ними как-то надо управляться? Я посмотрю сверху. Оттуда видно?
— Нет, вечер проходит с противоположной стороны здания.
— Вечер?
— Да, там происходит нечто необыкновенное. Они провернули какое-то дело с арабами или еще с кем-то. Там полно молодежи, детей, да кого там только нет! Около полуночи, перед тем как индюк начнет кулдыкать, я должен подать сигнал.
Подражая индюку, старик сорвался на фальцет. До Лиленда дошло, наконец, что он изображал Гарри Купера в кинофильме «Сержант Йорк», но тут двери лифта закрылись, и Лиленд, щелкнув пальцами, громко выругался:
— Черт!
С кем разговаривал этот сукин сын в «ягуаре»? Где тот находился? Грабить ювелирный магазин или гастроном им вроде бы ни к чему. Что же они замышляют?
* * *
19.14, тихоокеанское поясное время
Лиленд действительно не знал, как Стеффи получила эту работу. Она приехала сюда с Дженнаро, своим мужем, после окончания колледжа. В тот момент она не разговаривала со своей матерью, а отношения с отцом только начали налаживаться. Дженнаро был поразительно похож на Лиленда: аккуратный, с коротко подстриженными темными волосами — тогда длинные волосы еще не были в моде. Лиленд к тому времени уже почти поседел, но можно было безошибочно сказать, почему его дочь свой выбор остановила на Дженнаро. Возможно, неосознанно, но Дженнаро из кожи вон лез, стараясь произвести хорошее впечатление. Он относился к числу тех парней, которые преданно смотрели в глаза собеседнику. Для полицейских это было верным признаком лгуна, но Лиленд закрыл на это глаза, поскольку переживал период компромиссов с самим собой. Он считал, что замужество, особенно первое, будет для Стеффи шагом вперед.
Дженнаро сообщил ему, что они едут в Калифорнию. У него была степень магистра в области управления бизнесом и кое-какие связи, которые он завязал еще в колледже. Он работал, по его словам, в «проектном совете». «Черт возьми!» — ругался про себя Лиленд, прекрасно понимая, что он уже потерял всякое влияние на дочь.
Теперь Лиленд даже не знал, платит Дженнаро алименты на детей или нет. Какое-то время он жил с одной актрисой в Малибу, посещал все нужные вечера, а несколько лет назад Стеффи сообщила Лиленду, что он перебрался в Энсино — район, расположенный где-то к югу от бульвара, что должно было говорить само за себя. По словам Стеффи, в этот период он старался быть хорошим отцом для Джуди и Марка — ерунда, конечно, поскольку за все время Лиленд ни разу не слышал, чтобы дети упоминали его имя.
По мере того как лифт приближался к тридцать второму этажу, он стал различать едва слышимые звуки. А когда двери с грохотом открылись, на него обрушился шквал пульсирующего диско. На стенах то и дело мелькали яркие вспышки. Боже! И Стефани хотела, чтобы он отыскал ее среди этого сумасшествия! Неужели и дети здесь? Человек шесть гостей с напитками в руках высыпали в коридор. Разбившись на парочки, они начали дергаться в такт музыке. За ними в темноте виднелось помещение, занимавшее, казалось, всю юго-западную часть здания; там пятьдесят-шестьдесят взрослых и подростков дружно топали под оглушительный рев музыки, которая, может быть, и была верхом акустического совершенства, но от всего этого диковатого действа пол, сделанный из предварительно напряженного бетона, дрожал, как стены деревянной риги во время молотьбы.
— Привет, — обратилась к нему блондинка, — счастливого Рождества. Вы не курите эту дрянь? Настоящий товар из Колумбии.
— Доктора в санатории мне не советовали. Вы знаете миссис Дженнаро? Она назначила мне здесь встречу.
— А вы знаете, как она выглядит?
— Это я всегда знал. Все-таки я ее отец.
— Господи Иисусе, простите. Извините. Одну минутку. — Она вышла на середину коридора. — Видите ту дверь? Это офис мистера Эллиса. Последний раз я видела ее там вместе с другими шишками. О, Господи, извините. Забудьте, что я сказала, ладно? Пожалуйста. Передайте ей, что Дорин желает ей счастливого Рождества и шлет свои поздравления.
— С чем?
— С тем.
— Что значит с тем?
— А вы не знаете? Мистер Эллис и миссис Дженнаро только что провернули сделку на сто пятьдесят миллионов долларов. Идите, сами все узнаете. Пусть она вам расскажет, а потом возвращайтесь и присоединяйтесь к нам. Уж мы позаботимся о вас.
— Я староват даже для вашей матери!
— Но не для меня, ох, вы, хитрец!
Он подмигнул ей и послал воздушный поцелуй.
— Это отец Дженнаро, — сказала она, хихикая и, по-видимому, считая, что он ее не слышит. Он не обернулся, потому что ему не очень понравилось, как она произнесла имя его дочери.
Столбы в большой комнате были сдвинуты к стене, чтобы было где танцевать, и Лиленду пришлось протискиваться сквозь плотную толпу зрителей. Дверь в кабинет Эллиса вела через приемную секретаря, обстановка которой отличалась настоящей роскошью и резко контрастировала с кричащей отделкой из металла и пластика за пределами офиса. Толстое ковровое покрытие зеленого цвета, стены, обшитые панелями из красного дерева, потолок из витражного стекла — и все это для секретаря? Как и все, руководители компании «Клаксон» использовали преимущества, предоставляемые новым законом, по которому расходы, связанные с производственными нуждами, не включались в сумму, подлежащую обложению подоходным налогом, поэтому они создавали себе такие условия и удобства, что у любого фараона от удивления отвисла бы челюсть. Дверь в кабинет была приоткрыта, однако грохочущая музыка, сотрясавшая пол под его ногами, мешала Лиленду услышать, о чем шел разговор. Он постучал по дверному косяку.
— Кто там? Войдите.
Трое мужчин, сидевшие на стульях, повернулись к нему. Стеффи, сидевшая на диване, вскочила.
— Папочка! Счастливого Рождества! Как ты вовремя! — Она бросилась к нему через комнату, обняла и поцеловала в щеку. В его руках она как-то обмякла и потяжелела, что ему не понравилось. Обхватив его за талию, она повернулась к мужчинам, которые уже встали, и представила его. Эллис стоял за своим столом, ему было за сорок; человек одного возраста с Лилендом был родом из Техаса, его звали Риверс, и он был исполнительным вице-президентом по вопросам торговли; молодому человеку по имени Мартин Фишер было за двадцать, и он был новым помощником Стефани.
Риверс первым пожал ему руку.
— Добро пожаловать, мистер Лиленд. Рады видеть вас, это большая честь. Мы слышали о том, что произошло с вами в Сент-Луисе. Но, судя по вашей ране, ничего серьезного?
Стефани посмотрела на его лоб. Риверс обратился к Фишеру.
— Вы знаете, сколько немецких самолетов он сбил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30