Ах да, я заговорила о Питере и извините… Он хочет — я имею в виду Фрэнка, а не Питера, — он хочет с вами встретиться в Ледлингтоне. Он говорит, автобус из Дипинга приходит туда в три часа, и на станции он будет ждать вас в своей машине. Он говорит, чтобы вы отпросились завтра на полдня. Если вы не приедете, он поймет, что вам не удалось. Но говорит, что ему действительно нужно вас видеть.
Мисс Силвер задумалась. Обнаружить свою связь со Скотленд-Ярдом — значит сделать неустойчивым свое положение в Дип-хаусе. Однако она совсем не была убеждена в том, что ее пребывание принесет какую-то пользу, тогда как послание Фрэнка Эбботта означало, что по крайней мере у него есть полезное сообщение. До сих пор единственным подозрительным моментом было ее вскрытое письмо к Маргарет Морей. Ей очень не хотелось думать, что это могли сделать дети, но это — увы! — не было исключено, Что же касается непосредственно Анны Бол, узнать удалось лишь то, что ходят слухи о каком-то мистере Сандроу, который бестелесной тенью мелькнул перед миссис Крэддок и которого могла видеть одна из мисс Тремлет.
Тут ее размышления были прерваны репликой Томазины:
— Вы больше не сердитесь? А у меня есть что вам сообщить! Обе мисс Тремлет все время болтали. Закончит Элейн — начнет Гвинет. Они болтали до полпервого и про Вишмир, и про тетю Барбару, и про ткачество и народные танцы, и какой замечательный у них Певерил. Им и в голову не приходит, как с ними тяжело Эмилии, а вроде бы такие добрые. Зато перечислили все ее недостатки и сказали, что им жалко Певерила, и что с детьми нет сладу, и что на них нельзя давить, но одни люди умеют управляться с детьми, а другие, нет. Они считают, что вы умеете, а Анна и другая девушка — нет.
Мисс Силвер улыбнулась:
— У меня солидный опыт.
— Ну вот, я уже дошла до точки и почти их не слушала, и вдруг они переключились на Анну, и я сразу навострила уши. Знаете, оказывается, действительно был мужчина!
— Мистер Сандроу?
— О, вы уже знаете. — Томазина искренне огорчилась. — Кто вам сказал?
— Миссис Крэддок упомянула о нем, но вообще-то я знаю очень мало.
— Ну, вот что они рассказали. Анна по вечерам бегала на свиданья с ним, и они считали, что это нехорошо. Как-то Элейн пошла опустить письмо в ящик, потому что был прекрасный вечер и она захотела подышать воздухом, так как утром ей предстояло много чего сделать, не до прогулок. На краю дороги стояли два человека, очень близко друг к другу, мужчина и девушка. В сторожке никто не жил, так что она подумала, что это странно, и спросила: «Кто там?» — мужчина сразу повернулся и ушел через калитку. Ну, у нее был фонарик, она его включила и увидела, что девушка — это Анна. Она ее спросила: «Кто это был?» — а Анна сказала: «Мистер Сандроу». У Элейн в руке было письмо, но Анна и ее кавалер интересовали ее гораздо больше, и она сказала: «Я пройдусь с вами. Кто такой мистер Сандроу?» А Анна сказала: «О, просто приятель. Может, вы лучше пойдете опустите письмо, раз за этим вышли?»
— Не слишком-то вежливо.
Томазина честно сказала:
— У Анны всегда было плохо с вежливостью. Потому и друзей не могла найти. Отпугивала всех грубостью, а потом жаловалась, что никто ее не любит. Знаете, она может буквально размазать человека, и ей хоть бы что.
Мисс Силвер не одобряла выражений, которыми пользовалась Томазина, но сейчас не время было их комментировать.
— Мисс Бол была склонна к внезапным увлечениям?
— Да, но обычно это ни к чему не приводило. Людям не очень нравилась ее настырность.
— Значит, она могла увлечься мистером Сандроу?
— Ода.
— Сестры Тремлет больше его не видели?
— Видели. Гвинет ездила в Ледлинтон и, когда ждала обратного автобуса, увидела машину: за рулем была Анна Бол, а рядом сидел мужчина, рыжий, с рыжей бородой. Она еще обиделась, что они не подвезли ее в Дип-Энд.
— Возможно, они ее не заметили.
— Она ручается, что Анна видела. У Гвинет хорошее зрение, она сказала, что Анна посмотрела на нее и проехала мимо. Конечно, если бы я каталась с человеком, который мне нравится, я тоже не стала бы подвозить Гвинет. — В глазах Томазины заплясали чертики.
Мисс Силвер повторила пословицу, с помощью которой Анна «отшила» миссис Крэддок:
— Двое — это уже компания. Но, дорогая, все эти разговоры про мисс Бол могли означать, что эти сестрицы поняли, что у вас к ней интерес.
— О нет, не совсем так. Они говорили обо всех. Знаете ли вы, что старик Мастерc из коттеджа с почтовым ящиком завидует свекру почтальона, потому что тому сто лет, а ему только девяносто пять? А миссис Хогбин, его соседка, имеет тринадцать детей, все живы-здоровы, и она каждую неделю получает посылку. А у мистера Таппера, который работает в детском саду на другом конце Дипинга, целых восемь зубов мудрости.
— Боже мой!
Томазина радостно закивала.
— А Миранда — соседка приятная, ничего не скажешь, но они считают, что неразумно так много общаться с Августусом Ремингтоном — они живут дверь в дверь и все время бегают друг к другу. А есть еще мистер Робинсон, очень странный человек, один занимает целое крыло дома, никто к нему не ходит готовить и убирать, половина окон заколочена. Никуда он не выходит, кроме как смотреть на птиц, даже к ним на приемы не приходит, что очень, очень странно. В таком роде они говорили часами, прежде чем добрались до Анны.
Подбежал запыхавшийся Морис:
— Дженнифер говорит, мы пойдем в лес, и если вы захотите нас найти, то кукуйте!
— Очень хорошо, Морис.
Он убежал, только пятки засверкали.
Мисс Силвер вспомнила первую прогулку, когда они разбежались кто куда без всякого предупреждения, и невольно почувствовала удовлетворение.
— Мисс Бол не писала вам о своем друге?
— Нет, никогда. Я думала, она рассказывает мне все, но выходит, это не так.
Опыт говорил мисс Силвер, что это всегда не так.
Томазина продолжала:
— И еще одну вещь она мне не сказала. Я не знала, что она умеет водить машину. Наверное, научилась в Германии, но мне не сказала.
— И она никогда не упоминала имя Сандроу?
— Нет, но вот что я собиралась вам рассказать. Не получив ответа на объявление, я решила снова порыться в коробке, которую она у меня оставила, когда жила здесь. Просмотрю, думаю, еще разок все как следует, вдруг найдется какая-то подсказка, может, я что-то пропустила.
— Очень разумно. Вы что-нибудь нашли?
— Я не знала, что я это нашла — до вчерашнего разговора с Элейн и Гвинет. Я и сейчас не вполне уверена. Так вот, в коробке была старая сумочка. У нее сломался замочек, наверное, поэтому Анна ее не взяла. Там внутри ничего не было, только треснутое зеркальце, а за ним в футляре подпихнут обрывок бумаги. На бумажке много раз накорябано: Сандро, причем на итальянский манер: САНДРО. А потом еще и с «у» — Сандроу. Имя писалось и другими способами, я всех не помню: Синдроу, Сендроу. Тогда я на это особо не обратила внимания, но теперь… все-таки странная бумажка, правда?
Мисс Силвер подумала, что очень даже странная, о чем и сказала.
По пути домой она впервые встретила Джона Робинсона жильца из второго крыла. Дети, уже подружившиеся с Томазиной, болтали с ней и приглашали к себе на чай, но она сказала, что ее ждут ее хозяюшки, тогда они схватили ее под руки и через секунду уже мчались вниз по склону, утопая в некошеной траве.
Мисс Силвер неторопливо дошла до дома; дети уже стояли во дворе и смотрели на слепой, без окон, покалеченный фасад. Бенджи говорил:
— Там ничего не осталось, одни пауки, пыль и папин кабинет, а к нему нельзя подходить, потому что там лежит книга, которую он пишет, и камень может упасть.
Высокий детский голосок эхом отдавался в сыром дворе. Вернулось и слово «упасть» — как раз когда из-за угла вышел Джон Робинсон и остановился рядом с ними.
Когда позже мисс Силвер попыталась его описать, то эти приметы подошли бы столь многим, что не имели никакой ценности. Ни низкий, ни высокий. Вроде бы стройный, но в такой мешковатой одежде, что и это под сомнением, поскольку просторный плащ мог прикрывать обвисший живот. Из-под плаща виднелись старые брюки и плачевного вида башмаки. Поверх плаща — длинный шарф неопределенного цвета; поверх него — бородка, нависшие брови, растрепанная грива седеющих волос. Он стоял и всех их рассматривал, он смотрел на мисс Силвер в черном пальто, престарелой горжетке и шляпе, знававшей лучшие времена; Томазину, раскрасневшуюся от бега; смеющихся детей, что-то шепчущих ей на ухо. Смотрел — и вдруг заговорил с очень заметным деревенским выговором:
— Юность на борту, Благоразумие у штурвала, — и, выпалив эту цитату, спешно ушел, оставив мисс Силвер в недоумении, может ли совершенно незнакомый человек под Благоразумием подразумевать ее? Лучше уж, конечно, это, чем «Удовольствие», которое на самом деле стояло в оригинале. Но зачем вообще было все это изрекать?
Дети наперебой выдавали сведения об этом странном субъекте:
— Это был мистер Робинсон.
— Мистер Джон Робинсон.
— Он наблюдает за птицами, он про них ужас как много знает. Он по ночам выходит из дома и наблюдает.
— И днем тоже.
Морис сказал: «Он чокнутый», а Дженнифер подхватила:
— Он всегда такой; если с ним встретишься, он что-нибудь скажет и уйдет. То стихи, то еще что. В деревне его называют чокнутым, потому что он разговаривает сам с собой, когда ходит по лесу или по пустырю. А старик Мастерc говорит: «Почему бы ему с собой не поговорить? На свете не так много людей, беседу с которыми я бы предпочел разговору с самим собой!»
Томазина пошла к конюшням; она уже на десять минут опаздывала к чаю.
Глава 16
Мистер Крэддок ныне осчастливил всех своим присутствием за обедом и никому не давал сказать ни слова. За супом он ораторствовал об алхимии и философском камне, а когда приступили к отварной рыбе, пустился в длинное повествование о влиянии планет и какая что означает. Никто, кроме мисс Силвер, его не слушал. Миссис Крэддок всех обслуживала, время от времени вставляя «О да» или «О нет», смотря по обстоятельствам. Дети возились с рыбой. Наконец Дженнифер устремила на отчима долгий взгляд. В ее блестящих глазах читалась злость и что-то еще, не очень понятное, но как только он к ней обернулся, она опустила ресницы. Потом потянулась за солью и просыпала ее. В общем, сотрапезники чувствовали себя очень неуютно! Но Дип-Энд вообще не отличался уютом.
Фразы Крэддока становились все длиннее и туманнее, пока их поток не прервал рев Бенджи, узревшего, что подали бланманже, холодное и какое-то голое на вид.
— Не хочу! Не люблю! Не буду!
— Чш-ш! Миссис Мастерc, наверное, забыла, — стала оправдываться Эмилия. — Я ей говорила, что его никто не любит.
— А она любит его делать, — мрачно высказался Морис.
Дженнифер обвиняющим тоном сказала:
— Если бы в доме не было кукурузной муки, она бы не смогла его делать.
Миссис Крэддок побледнела, у нее задрожали руки. Мистер Крэддок ничего не сказал, но у него был такой вид, будто он вот-вот взорвется. Но он просто с шумом отодвинул стул и вышел из-за стола.
Никто, кроме мисс Силвер, даже не притронулся к злополучному десерту, но после ухода Крэддока дети получили по толстому куску хлеба с джемом и весело заспорили, кто сумеет придумать самое противное прозвище для отвергнутого бланманже.
Позже, когда дети уже легли спать, миссис Крэддок вернулась к этому эпизоду. Иголка задрожала в ее руке, и она сказала:
— Я плохая хозяйка, и я плохо готовлю. Как ни стараюсь, всегда получается невкусно.
— Но у вас же есть миссис Мастерc, — сказала мисс Силвер.
— Она меня презирает, — обреченным голосом произнесла Эмилия. — Она знает, что я не смогу сделать сама, и не обращает внимания на то, что я ей говорю. Сколько раз я повторяла, что мистер Крэддок не сядет за стол, где стоит бланманже, и что дети его ненавидят. Но его так легко делать, и когда она торопится, то всегда его и делает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Мисс Силвер задумалась. Обнаружить свою связь со Скотленд-Ярдом — значит сделать неустойчивым свое положение в Дип-хаусе. Однако она совсем не была убеждена в том, что ее пребывание принесет какую-то пользу, тогда как послание Фрэнка Эбботта означало, что по крайней мере у него есть полезное сообщение. До сих пор единственным подозрительным моментом было ее вскрытое письмо к Маргарет Морей. Ей очень не хотелось думать, что это могли сделать дети, но это — увы! — не было исключено, Что же касается непосредственно Анны Бол, узнать удалось лишь то, что ходят слухи о каком-то мистере Сандроу, который бестелесной тенью мелькнул перед миссис Крэддок и которого могла видеть одна из мисс Тремлет.
Тут ее размышления были прерваны репликой Томазины:
— Вы больше не сердитесь? А у меня есть что вам сообщить! Обе мисс Тремлет все время болтали. Закончит Элейн — начнет Гвинет. Они болтали до полпервого и про Вишмир, и про тетю Барбару, и про ткачество и народные танцы, и какой замечательный у них Певерил. Им и в голову не приходит, как с ними тяжело Эмилии, а вроде бы такие добрые. Зато перечислили все ее недостатки и сказали, что им жалко Певерила, и что с детьми нет сладу, и что на них нельзя давить, но одни люди умеют управляться с детьми, а другие, нет. Они считают, что вы умеете, а Анна и другая девушка — нет.
Мисс Силвер улыбнулась:
— У меня солидный опыт.
— Ну вот, я уже дошла до точки и почти их не слушала, и вдруг они переключились на Анну, и я сразу навострила уши. Знаете, оказывается, действительно был мужчина!
— Мистер Сандроу?
— О, вы уже знаете. — Томазина искренне огорчилась. — Кто вам сказал?
— Миссис Крэддок упомянула о нем, но вообще-то я знаю очень мало.
— Ну, вот что они рассказали. Анна по вечерам бегала на свиданья с ним, и они считали, что это нехорошо. Как-то Элейн пошла опустить письмо в ящик, потому что был прекрасный вечер и она захотела подышать воздухом, так как утром ей предстояло много чего сделать, не до прогулок. На краю дороги стояли два человека, очень близко друг к другу, мужчина и девушка. В сторожке никто не жил, так что она подумала, что это странно, и спросила: «Кто там?» — мужчина сразу повернулся и ушел через калитку. Ну, у нее был фонарик, она его включила и увидела, что девушка — это Анна. Она ее спросила: «Кто это был?» — а Анна сказала: «Мистер Сандроу». У Элейн в руке было письмо, но Анна и ее кавалер интересовали ее гораздо больше, и она сказала: «Я пройдусь с вами. Кто такой мистер Сандроу?» А Анна сказала: «О, просто приятель. Может, вы лучше пойдете опустите письмо, раз за этим вышли?»
— Не слишком-то вежливо.
Томазина честно сказала:
— У Анны всегда было плохо с вежливостью. Потому и друзей не могла найти. Отпугивала всех грубостью, а потом жаловалась, что никто ее не любит. Знаете, она может буквально размазать человека, и ей хоть бы что.
Мисс Силвер не одобряла выражений, которыми пользовалась Томазина, но сейчас не время было их комментировать.
— Мисс Бол была склонна к внезапным увлечениям?
— Да, но обычно это ни к чему не приводило. Людям не очень нравилась ее настырность.
— Значит, она могла увлечься мистером Сандроу?
— Ода.
— Сестры Тремлет больше его не видели?
— Видели. Гвинет ездила в Ледлинтон и, когда ждала обратного автобуса, увидела машину: за рулем была Анна Бол, а рядом сидел мужчина, рыжий, с рыжей бородой. Она еще обиделась, что они не подвезли ее в Дип-Энд.
— Возможно, они ее не заметили.
— Она ручается, что Анна видела. У Гвинет хорошее зрение, она сказала, что Анна посмотрела на нее и проехала мимо. Конечно, если бы я каталась с человеком, который мне нравится, я тоже не стала бы подвозить Гвинет. — В глазах Томазины заплясали чертики.
Мисс Силвер повторила пословицу, с помощью которой Анна «отшила» миссис Крэддок:
— Двое — это уже компания. Но, дорогая, все эти разговоры про мисс Бол могли означать, что эти сестрицы поняли, что у вас к ней интерес.
— О нет, не совсем так. Они говорили обо всех. Знаете ли вы, что старик Мастерc из коттеджа с почтовым ящиком завидует свекру почтальона, потому что тому сто лет, а ему только девяносто пять? А миссис Хогбин, его соседка, имеет тринадцать детей, все живы-здоровы, и она каждую неделю получает посылку. А у мистера Таппера, который работает в детском саду на другом конце Дипинга, целых восемь зубов мудрости.
— Боже мой!
Томазина радостно закивала.
— А Миранда — соседка приятная, ничего не скажешь, но они считают, что неразумно так много общаться с Августусом Ремингтоном — они живут дверь в дверь и все время бегают друг к другу. А есть еще мистер Робинсон, очень странный человек, один занимает целое крыло дома, никто к нему не ходит готовить и убирать, половина окон заколочена. Никуда он не выходит, кроме как смотреть на птиц, даже к ним на приемы не приходит, что очень, очень странно. В таком роде они говорили часами, прежде чем добрались до Анны.
Подбежал запыхавшийся Морис:
— Дженнифер говорит, мы пойдем в лес, и если вы захотите нас найти, то кукуйте!
— Очень хорошо, Морис.
Он убежал, только пятки засверкали.
Мисс Силвер вспомнила первую прогулку, когда они разбежались кто куда без всякого предупреждения, и невольно почувствовала удовлетворение.
— Мисс Бол не писала вам о своем друге?
— Нет, никогда. Я думала, она рассказывает мне все, но выходит, это не так.
Опыт говорил мисс Силвер, что это всегда не так.
Томазина продолжала:
— И еще одну вещь она мне не сказала. Я не знала, что она умеет водить машину. Наверное, научилась в Германии, но мне не сказала.
— И она никогда не упоминала имя Сандроу?
— Нет, но вот что я собиралась вам рассказать. Не получив ответа на объявление, я решила снова порыться в коробке, которую она у меня оставила, когда жила здесь. Просмотрю, думаю, еще разок все как следует, вдруг найдется какая-то подсказка, может, я что-то пропустила.
— Очень разумно. Вы что-нибудь нашли?
— Я не знала, что я это нашла — до вчерашнего разговора с Элейн и Гвинет. Я и сейчас не вполне уверена. Так вот, в коробке была старая сумочка. У нее сломался замочек, наверное, поэтому Анна ее не взяла. Там внутри ничего не было, только треснутое зеркальце, а за ним в футляре подпихнут обрывок бумаги. На бумажке много раз накорябано: Сандро, причем на итальянский манер: САНДРО. А потом еще и с «у» — Сандроу. Имя писалось и другими способами, я всех не помню: Синдроу, Сендроу. Тогда я на это особо не обратила внимания, но теперь… все-таки странная бумажка, правда?
Мисс Силвер подумала, что очень даже странная, о чем и сказала.
По пути домой она впервые встретила Джона Робинсона жильца из второго крыла. Дети, уже подружившиеся с Томазиной, болтали с ней и приглашали к себе на чай, но она сказала, что ее ждут ее хозяюшки, тогда они схватили ее под руки и через секунду уже мчались вниз по склону, утопая в некошеной траве.
Мисс Силвер неторопливо дошла до дома; дети уже стояли во дворе и смотрели на слепой, без окон, покалеченный фасад. Бенджи говорил:
— Там ничего не осталось, одни пауки, пыль и папин кабинет, а к нему нельзя подходить, потому что там лежит книга, которую он пишет, и камень может упасть.
Высокий детский голосок эхом отдавался в сыром дворе. Вернулось и слово «упасть» — как раз когда из-за угла вышел Джон Робинсон и остановился рядом с ними.
Когда позже мисс Силвер попыталась его описать, то эти приметы подошли бы столь многим, что не имели никакой ценности. Ни низкий, ни высокий. Вроде бы стройный, но в такой мешковатой одежде, что и это под сомнением, поскольку просторный плащ мог прикрывать обвисший живот. Из-под плаща виднелись старые брюки и плачевного вида башмаки. Поверх плаща — длинный шарф неопределенного цвета; поверх него — бородка, нависшие брови, растрепанная грива седеющих волос. Он стоял и всех их рассматривал, он смотрел на мисс Силвер в черном пальто, престарелой горжетке и шляпе, знававшей лучшие времена; Томазину, раскрасневшуюся от бега; смеющихся детей, что-то шепчущих ей на ухо. Смотрел — и вдруг заговорил с очень заметным деревенским выговором:
— Юность на борту, Благоразумие у штурвала, — и, выпалив эту цитату, спешно ушел, оставив мисс Силвер в недоумении, может ли совершенно незнакомый человек под Благоразумием подразумевать ее? Лучше уж, конечно, это, чем «Удовольствие», которое на самом деле стояло в оригинале. Но зачем вообще было все это изрекать?
Дети наперебой выдавали сведения об этом странном субъекте:
— Это был мистер Робинсон.
— Мистер Джон Робинсон.
— Он наблюдает за птицами, он про них ужас как много знает. Он по ночам выходит из дома и наблюдает.
— И днем тоже.
Морис сказал: «Он чокнутый», а Дженнифер подхватила:
— Он всегда такой; если с ним встретишься, он что-нибудь скажет и уйдет. То стихи, то еще что. В деревне его называют чокнутым, потому что он разговаривает сам с собой, когда ходит по лесу или по пустырю. А старик Мастерc говорит: «Почему бы ему с собой не поговорить? На свете не так много людей, беседу с которыми я бы предпочел разговору с самим собой!»
Томазина пошла к конюшням; она уже на десять минут опаздывала к чаю.
Глава 16
Мистер Крэддок ныне осчастливил всех своим присутствием за обедом и никому не давал сказать ни слова. За супом он ораторствовал об алхимии и философском камне, а когда приступили к отварной рыбе, пустился в длинное повествование о влиянии планет и какая что означает. Никто, кроме мисс Силвер, его не слушал. Миссис Крэддок всех обслуживала, время от времени вставляя «О да» или «О нет», смотря по обстоятельствам. Дети возились с рыбой. Наконец Дженнифер устремила на отчима долгий взгляд. В ее блестящих глазах читалась злость и что-то еще, не очень понятное, но как только он к ней обернулся, она опустила ресницы. Потом потянулась за солью и просыпала ее. В общем, сотрапезники чувствовали себя очень неуютно! Но Дип-Энд вообще не отличался уютом.
Фразы Крэддока становились все длиннее и туманнее, пока их поток не прервал рев Бенджи, узревшего, что подали бланманже, холодное и какое-то голое на вид.
— Не хочу! Не люблю! Не буду!
— Чш-ш! Миссис Мастерc, наверное, забыла, — стала оправдываться Эмилия. — Я ей говорила, что его никто не любит.
— А она любит его делать, — мрачно высказался Морис.
Дженнифер обвиняющим тоном сказала:
— Если бы в доме не было кукурузной муки, она бы не смогла его делать.
Миссис Крэддок побледнела, у нее задрожали руки. Мистер Крэддок ничего не сказал, но у него был такой вид, будто он вот-вот взорвется. Но он просто с шумом отодвинул стул и вышел из-за стола.
Никто, кроме мисс Силвер, даже не притронулся к злополучному десерту, но после ухода Крэддока дети получили по толстому куску хлеба с джемом и весело заспорили, кто сумеет придумать самое противное прозвище для отвергнутого бланманже.
Позже, когда дети уже легли спать, миссис Крэддок вернулась к этому эпизоду. Иголка задрожала в ее руке, и она сказала:
— Я плохая хозяйка, и я плохо готовлю. Как ни стараюсь, всегда получается невкусно.
— Но у вас же есть миссис Мастерc, — сказала мисс Силвер.
— Она меня презирает, — обреченным голосом произнесла Эмилия. — Она знает, что я не смогу сделать сама, и не обращает внимания на то, что я ей говорю. Сколько раз я повторяла, что мистер Крэддок не сядет за стол, где стоит бланманже, и что дети его ненавидят. Но его так легко делать, и когда она торопится, то всегда его и делает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33