А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Не то чтобы мы с Матиасом были поражены общим сердечным обезвоживанием, просто Пинюш принадлежит к той категории людей, которые не могут жить без бед. Они играют на несчастье так же виртуозно, как Энгр играл на скрипке. Именно когда у них все хорошо, испытываешь желание принести им соболезнования. Если же кто-то из них ломает ногу, так и подмывает сделать комплимент, а уж когда теряет близкого родственника, сдерживаешь ликование и желание поставить на проигрыватель диск с рок-подогревом.
Чтобы поддержать фасон, как говорил Карден, я вынимаю оба удостоверения, тиснутые из ридикюля малышки Пертюис, сиречь Боу. Раскладываю их перед карре вальтишек Матиаса; это мой собственный способ входить в игру.
– Ты знаешь эту барышню, дружок?
Надо вам сказать, что Матиас – живая картотека. Он превратил в специальность запоминание рож и кличек всех бывших и еще не родившихся преступников. Вы ему называете имя любого блатняги и, как в радиопередаче господина Несвой и Саньи «Морда и Копыта», он вам рассказывает о темном прошлом этого мсье. Например, вы спрашиваете его, как звали сводника из блатных с искривленной ступней, и он вам не колеблясь отвечает: «Это был Лулу из Бастьи». Иногда его пробуют загнать в тупик, слегка усложнив задачу. Подсовывают ребус в таком духе: «Одна фара у меня вставная, я легавый и стреляю с бедра, кто я?» И что, Матиас начинает гоготать до того, как вы закончили сообщение, и утверждает:
«Вы – Альберт, Бархатный язык». И это так! Настоящий божий дар! Если бы Джентльмены с Большой Дороги знали об этом, они бы приползли на коленях, чтобы предложить ему пару лимонов с дерева своей Удачи. Однажды, я уже не помню, кто из УБТ (я ведь не обладаю памятью моего подчиненного) сказал в его присутствии, что он разыскивает одного не установленного типа, о котором знает только, что тот на десерт в ресторане съедает йогурт. Матиас пожал плечами и пробормотал: «Тогда это может быть только Кемаль из Анкары». Самое потрясное, будущее показало, что он был прав.
Сейчас он косится на оба удостоверения с неопределенной улыбкой на лице.
– Позвольте мне задать вам один вопрос, мсье комиссар? – бормочет он.
– Валяй!
– Это что, шутка?
– Почему?
– Ну ладно, вы что, не узнаете ее?
Этот сукин сын, чего доброго, заставит меня комплексовать.
– Нет, – сухо говорю я.
Матиас пододвигает карточки к Пино.
– А ты?
Пинюш прилаживает на извилистом носу ущербные очки, у которых не хватает дужки и одного стекла.
– Неужели это?
Я задерживаю дыхание. Он, наоборот, вздыхает очень глубоко.
– Девушка, которая...
– Горячо! – одобряет Матиас.
– Девушка, которая получила Гран При фестиваля Дисков в Довиле за песню, кажется, она называлась «Хватит хитрить, моя любовь»?
– Какой кретин! – делает заключение Матиас. – Боже милостивый, как недоразвита ваша зрительная память.
Понимая, что тем самым он и меня включает в это множественное число, а мне это может показаться странным, Матиас уточняет.
– Извини, что я тебе выкаю, Пино, но откровенно... Бравый парень покраснел, а если вы будете знать, что и в нормальном состоянии он уже похож на паяльник в действии, то сможете представить себе силу его смущения.
– Вместо того чтобы строить из себя беременного сфинкса, ты бы лучше рожал, – отчитывает его преподобный Пинюш, осаживая свои очки-для-кривого-с-одним-ухом
– Вы не узнаете Грету из Гамбурга?
От этой фразы у меня перехватило дыхание, слюнные железы застревают в глотке, а поджелудочная железа открывается вниз.
– Не-е-т... – блею я.
– Почему нет?
– Она была блондинкой!
– Она перекрасилась!
– У нее не было такого носа!
– Она пошла к Клауэ!
– Она не была такой юной!
– Самообман: она казалась старше из-за носа, да и самой Грете всего двадцать лет!
Матиас встает и поднимается на лестницу, скользящую по рельсу, вделанному в верхней части стены. Он открывает металлический ящик, копается в нем и спускается, держа в руке досье на Грету.
Только сравнив фотографию из досье с теми, что украшают оба удостоверения, можно по достоинству оценить качество опознания. Действительно, нужно иметь фотоэлемент в шарах, чтобы обнаружить обман. Прекрасная работенка!
Я читаю справку, посвященную Грете Конрад. Приятное уголовное прошлое, уверяю вас, вот оно вкратце.
Грета была дочерью нацистского палача, укрывшегося в Аргентине после разгрома Германии. Его жена загнулась при бомбардировке, а ему с маленькой дочерью удалось смыться. Он поселился в Буэнос-Айресе, и ничего не известно о том, как он прожил там эти восемь лет. Когда он умер, его дочери исполнилось пятнадцать, а выглядела она на все восемнадцать. Она вернулась в Европу и прожила несколько месяцев у одной из своих теток в Гамбурге. Однако по натуре она была искательницей приключений и в одно прекрасное утро собрала свои манатки. Приехав в Панаму, стала танцовщицей в одном малогабаритном ночном кабаке, отсюда и ее псевдоним – Грета из Гамбурга. Она была замешана в какой-то аморальной истории, которая благополучно закончилась за отсутствием состава преступлений. После чего ее след на некоторое время пропадает. По-настоящему она заставляет говорить о себе в Берне, где преступной рукой был совершен поджог посольства Соединенных Штатов. Расследование показало, что Грета проникла в здание посольства за два часа до начала пожара. За отсутствием улик ее отпустили. Спустя три месяца она объявляется в Роттердаме. Здесь загорается крупное американское грузовое судно.
За два дня до этого Грета покорила сердце старпома корабля. Когда полиция заявилась в отель, ее уже и след простыл. Потом следует взрыв бомбы в штатовском самолете, который обеспечивал связь с Берлином, позже – еще попытка поджога в генеральном консульстве в Афинах... И каждый раз дознание будет обнаруживать поблизости присутствие Греты и ни разу не удастся ее задержать. Вся полиция Запада разыскивает ее, но тщетно! И вдруг, вот она только что отдала концы под колесами поезда Париж – Ренн, куда ее спровадила рука убийцы. Странная судьба.
Я возвращаю досье Матиасу.
– Спасибо. Ты можешь дописать и подчеркнуть следующее блестящее добавление: Грета дала дуба сегодня утром.
– Не может быть.
Я ввожу его в курс наших железнодорожных периферий (как бы сказал Берю).
– Неужели теперь мы никогда не узнаем, на кого и с кем работала эта девушка? – спрашиваю я.
– Никогда.
– Подожди, я сейчас опишу тебе одного типа, а ты мне скажешь, не напомнил ли он тебе кого-нибудь. Это малый лет пятидесяти, скромно одетый. У него седые, почти белые волосы, довольно крупный нос, глубоко посаженные глаза. Он говорит по-французски без малейшего акцента.
Я вспоминаю еще детали, чтобы дополнить портрет неизвестного, который пустил в действие стоп-кран, ничего больше не идет на ум, и я удовлетворяюсь тем, что мой бархатный взгляд превращается в двойной вопросительный знак. Матиас размышляет.
– Минута пошла, – говорю я ему, как господа массови-ки-затейники с телевидения.
Он не сечет юмор и щелкает языком. Тут влезает Пино, который мешает картишки.
– Сан-Антонио, ты знаешь этот фокус?.. Смотри, ты выбираешь одну карту, любую...
– А потом я нахожу ее в кармане-пистоне твоих трусов? Это, пожалуйста, без меня...
Матиас отбирает несколько досье и показывает мне.
– Это Фюльбер из Ниццы? Я секу на фото.
– Нет.
– Макс-Молодой?
– Тоже нет.
– Тогда остаются только Жан Пасс и Демайор... И на последних двух антропометрических изображениях я не узнаю моего дергателя рукоятки.
– Не представляю, кого вы имеете в виду, мсье комиссар.
– Очень плохо, – бросаю я. – Придется действовать иначе. А пока сообщи америкашкам добрую весть: Грета из Гамбурга сыграла в ящик, она больше не будет баловаться с огнем!
Глава IV,
Что называется, взять след
Я собираюсь покинуть хижину Прийди Котик, когда у меня появляется шальная мысль. Спрашиваю дежурного, ажана Глазаста, доброго уравновешенного толстяка со взором скромницы:
– Ты не видел этого подлеца Берюрье?
– Он заправляется! – отвечает объемистый представитель порядка, указывая на пивную напротив.
Втянув башку в плечи, бикоз оф начавшегося мелкого дождя, я гоню туда.
Здоровяк действительно там. Не один, а в компании с монументальным в два этажа блюдом шукрута. Он атакует его своими вставными штыками и как раз к этой минуте заложил в хлебало горячую сосиску, которая заметно улучшила его дикцию.
Толстый приступает одновременно к трем действиям. Он пытается жевать эту самую сосиску – раз, глотая ее, дует, чтобы остудить, два-с; наконец, претендует на то, что разговаривает со мной – три-с.
– Яооенаок! – говорит он. Что я перевожу как: «Я голоден как волк». Должен сознаться, что и я с удовольствием съем порцию. Делаю заказ официантке, очаровательной усачке с мохнатыми ногами и бровями, которая могла бы стать мисс велосипедный тур Шесть дней, если бы не косила так и не имела горба на спине.
Пока готовится мое блюдо, я вкратце описываю Толстому ситуацию, стараясь не смотреть на него, чтобы не испортить аппетит
– Мне кажется, Берю, что это дохлое дело, что-то из рубрики тухлых фактов... Давай определимся, ты не против?
– Еаеотив! – соглашается Пищеварительный тракт.
– Итак, начало истории в тумане. Нам сообщают о том, что в Париже находится некий шпион, которого разыскивают секретные службы америкашек. Его арестовывают, он кончает с собой. Этот фокус не представляет для нас особого интереса. Мы не знали, почему он во Франции, нам не в чем упрекнуть его лично... Ты следишь за ходом моих мыслей?
Толстый борется с куском копченого сала. Он пытается сложить ломоть вчетверо, чтобы попытаться затолкать его целиком в пасть. Ломоть сала не согласен. Но Толстый в молодости занимался дзюдо. После короткой схватки ему удается взять сало на ключ и проглотить. Но сало злопамятно. Толстый не подумал о том, что жир лучше хранит жар, чем худоба. Он испускает отвратительный вопль и выплевывает тухлятину вместе со вставной челюстью, вцепившейся в нее.
– Я обжегся, – кричит он, хватая бокал с рислингом. Залив вином пожар, он возвращает в строй фарфоровые клыки и прилаживает их в хлеборезке.
– Так о чем ты, Тоньо?
Попробуйте восстановить цепь рассуждений после подобной интермедии.
Я принимаюсь вычислять исключительно на свой текущий счет, оставив моего храброго напарника вести войну с шукрутом.
«Итак, Зекзак кончает самоубийством. Для очистки совести Старик организует засаду в отеле. Действительно, в нем объявляется некто – это Грета. Она ждет двадцать четыре часа и отправляется в путешествие За ней следили люди, которые – они это здорово доказали – настоятельно хотели ее кокнуть. Их было по крайней мере трое: старик со стоп-крана, молодой, который толкнул Грету на рельсы, и человек в „Мерседесе“».
Короче, игра заключается в том, чтобы их найти. Какими уликами я располагаю, чтобы этого добиться? Двумя: я видел одного из троих. И я знаю, что у трио есть «мерседес-190».
– Оемы уешь? – любезно спрашивает плотоядное животное.
– Я думаю, – ворчу сквозь чад, который поднимается витыми клубами от моего шукрута. – Я думаю, что спортивные «Мерседесы» не могут пройти незамеченными. Ты начинаешь большую вариацию. Мой милый, как только подкрепишься, мобилизуй всех имеющихся в нашем распоряжении людей и осмотрите все отели Парижа, начиная с самых дорогих. Вы соберете для меня сведения о всех владельцах «мерседесов-190». Думаю, что их не должно быть слишком много.
– А если человек с «Мерседесом» не живет в отеле?
– Я подумал об этом. Тогда после отелей вы осмотрите гаражи...
– А если этого парня вообще нет в Париже?
– Тогда вы поедете в провинцию.
– А если...
Тут я его прерываю. Если Берю позволить болтать, то придется пригонять бульдозер, чтобы разгрести все его «если».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19