- Заберем сначала то, что у господина, - говорю я, указывая на Обалдука...
Босс крутится, клянется, что у него нет половины формулы и т.п.
Но я-то знаю, что она у него. Если Артуро прихватил свою для сверки двух листов, Обалдук, у которого в черепе ни мыльная пена, ни стружки, наверняка принял такие же предосторожности. В этом деле обе команды работали под копирку...
Обыскиваю господина и в двойной подкладке бумажника откапываю лист, сложенный вчетверо, обтрепанный с одной стороны. Видимо, его отдалили от другой части с помощью разрезного ножа, который резал плохо. Отпечатанное на листе мне ни о чем не говорит. Расшифровка - это дело нашей спецсекции.
- Теперь попробуем добраться до Западного Берлина.
- Но пилота уже нет! - бормочет Пинюш. Я слегка бледнею. Серьезное препятствие. Двое, которые умели рулить, загибаются у наших ног в весьма жалком виде.
- Послушайте, ребята, - говорит Гектор, - вы же знаете, что я помешан на технике. Пока летели, я смотрел, как управляет усопший приятель, и я теперь могу справиться сам, без хвастовства. Только вот куда лететь?
- Не дрейфь, - перебиваю я, - я был штурманом в армии. В дорогу! Эта страна начинает мне надоедать!
- А они? - осведомляется Берю, указывая на Эльзу и Обалдука.
- Оставим здесь. У меня нет привычки добивать пленных.
- После того, что сделала эта девка?! - возмущается Толстый.
- Вот именно, у нее будет время поразмышлять! Пока их отыщут в этом забытом богом углу, сквозь их каркасы прорастут грибы, не так ли, мой ангел?
Я наклоняюсь и целую ее. Эльза в полной прострации. У нее нет сил даже протестовать.
- Хороша крошка, - оценивает Гектор, - если бы кусочек времени, я бы охотно...
- Целомудрие узницы так же священно, как ее жизнь! - возмущаюсь я. Отваливаем!
Сильно болтает, и я в какой-то момент думаю, что карбюратор объявит развод коробке скоростей, но должен тем не менее признать, что Гектор выкручивается вполне прилично.
- Похоже, что он управляется с этой керосинкой всю жизнь! - признает Берюрье...
- Говорят, "управляет вручную ножным управлением", - исправляю я.
- Говорят так, как знают! - протестует его Толстячество, фыркая.
Чтобы скрыть презрение, он хватает французский еженедельник из бардачка жужжалки. Гектор объясняет, что это газета, которую он купил перед отъездом из Франции. Берю начинает листать ее и вдруг орет как резаный.
Требуем в чем дело и он указывает на маленькую рубрику в разделе брачных объявлений. Я читаю вслух:
"Дама за тридцать в процессе развода, но ненавидящая одиночество, рассмотрит предложения о новом замужестве с мужчиной от двадцати пяти лет, желательно зажиточным. Писать в газету на имя Берты Пуальфу".
- Ну и что? - удивляюсь я. - Тебя-то чем это касается?
- Так это же Берта, моя жена! - багровеет Величайший, у которого от натуги отскакивают четыре пуговицы на ширинке. - Ее девичья фамилия Пуальфу! Ах, с..., она не теряет время! Уже подала на развод и ищет себе голубка! Извините, возраст-то какой: двадцать пять годков! Мадам желает молочного поросенка! Лучше бы я стал папой римским, чем тащить в мэрию этот кусок жира с дерьмом.
- Утихомирься! - успокаиваю я его. - Аппарат и так перегружен. Если ему еще придется тащить на себе твой раж, мы все окажемся на газончике.
Глава двенадцатая
- Господа, это лучшее наше дело, достойное быть записанным в скрижали. Нейтрализация двух таких мерзопакостных банд, как Артуро и Обалдука, произведена в самый нужный момент. Пино, я имею удовольствие сообщить вам, что вы восстановлены в кадрах навечно.
Нужно ли уточнять, что мы находимся в бюробинете Старика и что сам он и квакает?
Старая Рухлядь разражается рыданиями! Восстановлен! Он! Целый год сожалений и упреков тут же испаряется.
Он рожден был легавым, наш Пино. И умереть должен легавым. Отставка хороша для генералов. Гектор, участвующий в разговоре, делает козью морду.
- Очаровательно, - говорит он, - если я правильно понимаю, агентство сваливается на мою шею?
- Оно остается в хороших руках! - сообщает Пинюш. - И потом, я буду помогать вам после работы.
- А почему это Берюрье не с вами? - интересуется Старый Хрыч. Поскольку он разделял опасности, мне бы хотелось, чтобы он разделил и триумф.
- Он разводится, начальник! Брови Хрыча вздымаются.
- Он!
- Его китиха начинает заново. Такова жизнь. Он был слишком добр и терпелив, когда-то это должно было произойти...
- Храбрый малый, надеюсь он нормально переживет трудное время.
Старик похлопывает пол-листа, лежащие перед ним.
- Жаль, что вы не смогли прибрать и вторую половину, - вздыхает он, терпеть не могу неразгаданных загадок, но, в конце концов, то, что у нас есть половина, означает невозможность применения формулы, это основное. Господа...
Он поднимается с протянутыми руками. Пожимаем его двенадцать пальцев и эвакуируемся в кабак напротив в надежде застать там Берюрье. Но Берю там нет.
- Да не строй ты морду, - шумит Гектор, - можно подумать, что не получил только что поздравлений от старого Шпрунца!
- Не нравятся мне расследования, которые кончаются столькими вопросами, кузен. Ты же знаешь, у меня тонкий вкус.
- Где ты видишь вопросы? - интересуется Тотор.
- Примо, где вторая половина формулы?
- Ах, признаться...
- Хорошо, я хотел бы еще знать другие вещи: место, где Симмон прятал формулу; почему он покончил с собой, где папаша Фуасса держал свой куш (ничего ведь не нашли), и, наконец, почему команда Обалдука считала его виноватым после смерти дамы Ренар...
- Четыре вопроса, - улыбается Гектор. - Я могу убрать два.
- Что?
- Люди Обалдука знали про Фуасса, так как они следили за ним из павильона на противоположной стороне улицы. Они видели, как он убивал гувернантку, кузен души моей!
- Ты уверен?
- Сам Обалдук рассказал мне во время путешествия...
- Понятно! Осталось три вопроса.
- Минутку, сыщик!
Он выходит, и сквозь витрину я вижу, как он идет к своей "лянчии загато", припаркованной у входа. Берет изнутри коробочку и возвращается. Развязывает ленту, отгибает края картонки...
- Обозревай, душа моя!
Я смотрю. Она набита банкнотами по пятьдесят тысяч. Пиршество!
- Миллионы папаши Фуасса! - бормочу я.
- Да, бэби. Я их надыбал в погребе, когда загрузил туда типа, прибывшего к Обалдуку. Они были в старом шкафчике для провизии, подвешенном к потолочине; забавно, да?
- Почему ты их не сдал? Он загибает края картонки.
- Кому сдавать, Тото? Это мистические бабки, они от команды, которая уничтожена.
- Гектор! - громыхаю я.
- Заткнись! - парирует красавец Гектор. - Эти бабки принадлежат агентству Пино. Теперь, если ты не возражаешь против своей доли пирога, как родственник, я тебе не откажу!
- Я полицейский на службе, и твое предложение может тебе дорого обойтись, родственник ты или нет, увы!
- Ну и хорошо, поделим мы с Пино.
- Это невозможно, - жалуется Пино, - я тоже стал полицейским!
- В таком случае я заглочу его целиком, я уже давно подумываю сменить мою "лянчию" на "мазерати"... Мне государство не платит и в этом деле, господа, я не получил повышения. Случай послал мне куш и я не откажусь от него! О, нет...
Я говорю себе, что в конце концов его точка зрения выдерживает критику. Плохо, но выдерживает.
- Отдай хотя бы часть на нужды полиции, - вздыхаю я.
Гектор кивает головой.
- Договорились. Я отстегну ту часть, которая предназначалась тебе.
Мы заказываем выпивку, чтобы отпраздновать возвращение Пино в ряды. Дух сожаления витает над столом: гигантский дух - отсутствие Толстяка.
- Берю не видел? - спрашиваю я у чудака на букву "м" из бара.
- Нет, господин комиссар.
- Что тебе надо от Берю? - громыхает голос, который я узнаю с закрытыми глазами.
И возникает Берю. Он чисто выбрит. Одет в свежее и, верьте или нет, от него хорошо пахнет.
Широкая дурацкая ухмылка похожа на щедро вырезанную долю тыквы.
- Развод, похоже, пошел тебе на пользу, - признаю я.
- Мы не разводимся! Все уладилось!
- Да ну?
- Я ответил на объявление Берты сам, сечешь? Попросил переписать нашего трактирщика, чтобы она не узнала грамматические ошибки, и послал фото чемпиона по культуризму в спортмаечке. Если бы ты видел, как спешила Толстятина на свидание, которое я назначил. Горшок с геранью на шляпенции и туалет похлеще, чем у королевы шутов! Нахимиченная! Корсет начала века, выходные чулки и копыта с каблуками, как у ходулей овернских пастухов. Я спрятался за шестой страницей "Франс-суар". Наблюдаю, как она вертит фарами, чтобы ущучить своего красавчика. Что вы хотите, у этой Толстятины хобби котятина. Как у других выпивка, чтиво или киношка. Короче, когда она стала заглядывать в рыло каждому пивососу, я опускаю занавес. О, бедная козочка! Она замирает, как юная дева, встретившая сборщика налогов в глухом лесу. Она вынуждена-с сесть. Пришлось заказать ликеру, чтобы привести ее в себя. "Берта, - сообщил я ей, - это я ответил на публикацию. Извини за ложные надежды, но внутренне я так же красив, как тот тип, рыло которого я послал тебе в фальшивке. Любовь нельзя найти на распродаже, она только в фирменных супермаркетах. Если хочешь, начнем снова коммунальную жизнь. "Две огромные слезины заструились по распухшему лицу Берю. - И она сказала "да", заключил он. - Вы, ребята, не представляете, что это было.
- Они встретились вновь, были счастливы и народили много детей, заключил я. - Святой Ионас! Твоя китиха - единственная достойная тебя отрада. Пино хлюпает. Он обнимает соратника.
- У меня для тебя тоже новость, - бормочет тщедушный. - Я вновь принят в кадры!
Шумная демонстрация Берю, который тут же выставляет бутылку. Гектор мрачнеет все больше и больше, несмотря на свои миллионы.
- Человек живет избитой притворной чувствительностью, - провозглашает он, - и со временем теряет ее!
Но эта сентенция нисколько не омрачает радости двух приятелей.
- Мне нельзя опаздывать, - вдруг, сообщает Мастодонт, - я встречовываюсь с зубником, чтобы восстановить мосты.
Он открывает хлебало и показывает нам обломанные зубы.
- Это приключение стоило мне солидной части клавиатуры. Я переведу оплату на счет за премию, не так ли, господин комиссар моей...
Он вынимает из кармана маленький пакет, открывает и показывает два коренных, два резца и один клык.
- Была хорошая идея собрать материал на поле брани по мере возможности. Представляешь, сколько брака понаделал мой протезист?
И для перечисления:
- Два центровых, два задних и один передний! Многовато для одной столовой, не правда? Заметьте, я хочу полностью заменить игральную доску. Не надо мне передних, они не очень-то нужны. Задние и центральные, и хватит...
Он говорит, говорит, а я, Сан-Антонио, вместо того чтобы его слушать, я зырю на обертку костных остатков. Это маленький листик с печатным текстом, который о чем-то мне шепчет. Я хватаю его, расправляю и испускаю самый лучший из рыков, который производят голосовые связки типового льва.
- Где ты это взял, Берю?
- В лесу, во Фрицландии!
- Что?
- Во время военных действий! Мы были привязаны к дереву, Пинюш и я. Я крутился изо всех сил и срывал виноград, говоря себе, сколько тут его пропадает зря. Около меня стоял кожаный портфель. Я открыл его и взял листок бумаги, чтобы собрать ягодки для пропитания. И затем... Эй! Что ты делаешь с моей бумажонкой!
Я оборачиваюсь, прежде чем прошить дверь, чтобы рвануть к Старику.
- Эй, Гектор! Остался в загашнике только один вопрос, - кричу я, перед тем, как исчезнуть.
Прошло восемь часов.
У меня свидание с хорошенькой малолеткой, чьи голубые глаза необыкновенно зелены. Горбатится она где-то в районе Восточного вокзала, по-моему, в обувном деле. Приятная девчушка с ударным акцентом спереди и пропеллером сзади.
Ей нет еще и двадцати, зато улыбка для обложки модного журнала и тот самый плутовской вид, который проникает прямо в сердце мужчины, перед тем как достичь более секретных мест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18