Они у нее растут как на дрожжах.
– Вот Яна тоже сомневалась, но в конце концов, сдается мне, поверила. Когда Вероника лила слезы по своему Казбеку – это были другие слезы.
А вот уж по денежкам рыдала – это настоящие.
– Беретта, конечно, была сучка преизрядная.
Но с широким, щедрым характером. Что ее связывало с Дрожжами? Как думаешь?
– Видимо, общее прошлое, а потом жалость.
Яна хотела сделать из Вероники хорошую жену.
Ругалась с ней, плакала над ней. Может, даже любила по-своему.
– И ты в это веришь, подруга?
– А разве ты в такое не веришь, друг? Кого ты из себя передо мной корчишь? Грозный ухарь с шашкой на боку?
Леха смутился. Он знал, что я права, и оба мы с ним верили в кое-что хорошее.
– Еще знакомства?
– Ну светские… Нефедов, совладелец издательства. Но они с Виктором не ладят. Беатриса, обкомовская проблядь, теперь какая-то лицензионная или налоговая чиновница. Молодые литераторы – вот уж не убийцы. Потом составлю список.
– С этим ясно. Мамаша Беретты – кто такая?
Бывала здесь?
– Не бывала. Яна говорила, что это артистическая натура.
– Понятно. Ребенок общий?
– Янин. Усыновлен Виктором.
– Кто отец ребенка?
– Не знаю.
– Не подслушала случайно? – подкузьмил Леха. – За ребенка воевали?
– Ни разу ни намека.
– Вроде и густо, да не нажористо. Сейчас я звякну начальству, и сходим мы с тобой к Вероничке – Дрожжам.
– Но Виктор вернется, да и Кирюша…
– Виктор вернется не скоро, а Кирюшу возьмем с собой.
Что ж, Леха был начальник.
– Так это ж твоя квартира, – поразился Леха.
– Теперь не моя.
– И сколько они тебе отстегнули?
– Хватило на две.
– Это Дрожжи-то?
– Это Яна ее уговорила.
– Странно, – промычал Леха, но ничего не добавил.
Мы звонили долго и упорно, но из-за двери раздавался только хриплый, голодный мяв. Лицо у Лехи сделалось странным, таким я его никогда ни видела.
– Звони соседям, – резко приказал он мне.
– О Евгения Ивановна…
– Привет, Зоинька. Вы не в курсе, Вероника в городе или уехала куда?
– Да вот кот третий день мявчит. Мы уж хотели пожарников вызывать.
– Позвольте телефончик! – Леха прошел в квартиру, пошептался о чем-то по телефону, и через час мы с ним, еще с двумя специальными людьми с камерами и чемоданчиками были в квартире Вероники. Кирюшу забрала Зоинька.
Да, не суждено моей квартире быть приличной, Пух, перья, битые сервизы, телевизор разобран на винтики.
Бедная Вероника, ты хотела бронированные двери и крепкие стены. Броня и стены, видимо, заглушили все, что тут творилось.
Мне почему-то вспомнился детский стишок:
Была непослушною кукла Светлана.
Кукла Светлана упала с дивана
Она валялась на полу, как огромная сломанная кукла, над которой потрудились дети-садисты.
Нельзя об этом писать, нельзя показывать, что могут люди сделать с людьми.
Мне стало худо, я взяла у Зои Кирюху и ушла домой.
Виктор в тот вечер так и не появился. Я рылась в его записной книжке, нашла телефоны адвокатов, но мне было сказано, что на сегодня поезд ушел, а завтра суббота, а послезавтра воскресенье. Около часа ночи приехал Леха со своей женой Светой.
– Света посторожит чадо, а мы пойдем искать то, что не нашли те садюги…
– Но я... я не могу…
– Не волнуйся. Там уже приблизительно прибрались…
– Давай думать, что мы ищем, – устало говорил Леха, ведя машину по пустому Питеру.
– Изумруды, что ли?
– Изумруды я нашел в бачке унитаза. Раз там искать не захотели, значит, это не камни и не золото. Похитители изумрудов знают, где искать.
– Бумаги? Деньги?
– Деньги только дурак держит дома. Она бы не стала этого делать.
– Значит, бумаги. Может, завещание какое?
– Агаты Кристи начиталась.
– Но мы ничего не найдем там после такого ремонта. У меня были тайнички, но Вероника все переделала.
– И сделала новые тайнички…
Тайничок я нашла через полчаса, как мы начали искать. Дело в том, что я знала – мои окна не надо утеплять, А их зачем-то утеплили. Аккуратненько так бинтиком, а сверху клейкой лентой. В один из бинтиков и было завернуто тонко скрученное письмо. Я лишь глянула на него – и сразу узнала. Это было письмо ко мне тридцатилетней давности. Ну конечно, Вероника украла тогда зачем-то письма Стального, и одно все-таки зажилила.
– Что за чертовень? – удивился Леха, читая письмо. – Интересно бы знать, к кому оно и от кого. И когда?
– Тысячу лет назад. Мне. От Стального.
Я рассказала Лехе всю эту историю с письмами, о том, как Вероника в них залезла и как Яна заставила ее вернуть их мне. Но я же не знала, сколько она украла и сколько вернула. Зачем ей понадобилось это письмо?
Мы вернулись домой, и я показала Лехе остальные. Он перечитывал каждое по сто раз и не мог найти причины, по которой они понадобились кому-то сейчас. Воспитание, уверения в дружбе, просьбы рассказывать, если меня обидят. Кстати, именно это, с просьбой рассказывать, если обидят, и было у Вероники.
– Люблю я смотреть эти дефективы, – усмехнулась Света, Лехина жена. – Уже любой зритель знает, в чем дело, а сыщики все думают. Хоть Кирюшку буди и спрашивай.
– А ты, конечно, уже все поняла?
– А если?
– Ну давай, давай.
– Кто такой этот Стальной?
– Отошедший от дел крутой авторитет.
– А им разве позволяют отходить от дел?
– Ему – да.
– Почему?
– Не был жаден. В тюрьме спас нескольких человек. Одного по кличке Стройный, на самом деле тот же был горбун. Стройный сидел по хозяйственным делам и был умен, как дьявол. Но зеки не любят горбатых. Второй был Молотобоец. Рост – два метра и в ширину чуть меньше. А вот таких уж вообще ненавидят. Стройный сейчас большой человек, ну а Молотобоец при нем. Как ни странно, они не отомстили Стальному за спасенную жизнь. Вот потому Стальной ведет свое маленькое дело и ходит без охраны. И пусть только какой отморозок всуе вякнет что-то о Стальном. Стальной... как бы это сказать... король в парламентарном государстве…
– Тогда все ясно! – припечатала Света.
– Что – ясно? Что – ясно?
– Мужа Вероники ограбили еще до смерти.
– Точно! – осенило меня. – А она была слишком жадная и решила показать письмо Стального тому, кого подозревала в грабеже. Якобы письмо адресовано ей.
– Но оно же такое желтое!
– А ксерокопия?
– И попалася, бедняжка, – протянул Леха мне письмо, где черным по белому было написано о выходе первой книги Андрюхи Гусарова.
Имя Андрюхи было известно всем сиделым как образец того, что может получиться при желании из зека.
Уж мы-то с Лехой знаем, что Гусарова в тюрьмах читают. А значит, тот, кого Вероника решила шантажнуть, тут же понял обман. Да Веронике было лет пять, когда вышла первая книжка Гусарова.
Впрочем, если человек этот был даже малограмотен, он мог напрямую спросить у Стального, покровительствует ли он Веронике. Нет, не мог. Побоялся бы. Да и зачем бы ему понадобился подлинник письма!
– И все-таки, подруги, как вы считаете: связаны эти два убийства или нет? – вопросил Леха.
Похоже было, что связаны.
– Но, – спохватилась Света, – оттого, что убили Яну, никто не получил выгоды. А вот убийство Вероники…
– У нее где-то есть мать, – сообщила я.
– Да уж знала ли эта мать, где именно находится ее доченька? Вряд ли Вероника раскатывалась ей на подарки. И вообще – мать…
– Вы одного не учитываете, подруги… – подумав, сказал Леха, – а вдруг имущество Вероники в долгах? Явятся люди и покажут расписку.
– Вот вы тогда их и ловите.
– Очень просто, по-вашему, получается.
В семь утра пришел страшный, как смерть, Виктор. Ненавидящим взглядом он окинул нашу троицу и ушел к себе.
– Достал его наш Федорчук, ежу ясно. Он умеет выкрутить человеку душу – и плевать хотел, виновен тот или нет.
С этими словами Леха со Светой ушли, а меня потянуло к Кирюше. Он еще ничего не знал, а кто должен сказать ему правду? Бабушка? Где эта таинственная бабушка, ау?
Я придвинула кресло к кровати Кирюши: кто ты, мой любимый мальчик? Сын проститутки и неизвестного отца? Янины разговоры, что она была замужем, оказались не правдой, о чем мне и сообщил Леха.
Я осталась одна. У меня есть квартира, скоро выйду на пенсию. Забрать бы Кирюшу к себе…
Однако кто мне его отдаст?
Голова была тяжелая. –Я положила ее на Кирюшину подушку, благо он подушек не признавал, и незаметно для себя уснула.
Разбудил меня раздраженный, почти визгливый голос:
– Вас не учили, что спать на детской подушке негигиенично?
– У меня вши, что ли? – не смогла скрыть разгулявшиеся нервы и я.
Виктор был небрит, в каких-то сомнительных штанах типа кальсон и больше не походил на джентльмена. Я мгновенно одумалась, поняла его горе и тихо сказала:
– Простите. Я зашла к Кирюше на минуточку и сама не заметила, как…
– Вы сами не заметили, как принимали в моем доме своих знакомых. Небось думали, что я больше не вернусь.
Я кивнула на дверь, и мы прошли на кухню.
– Это действительно мои знакомые, но они пришли не ко мне. Это оперативники…
– А-ах, вот как! И много вы обо мне настучали?
– Вы потом пожалеете об этих словах, но я вас прощаю. Ваше горе…
– Мое горе? Мое горе? Да знаете ли вы мое горе! Мое горе состоит только в том, что я был женат на проститутке, польстившейся на мои деньги!
– Вы и об этих словах пожалеете.
– Уж не собираетесь ли вы оправдывать ее?
Вы, мастерица парадоксов и дамской казуистики?
И тут что-то взорвалось во мне.
– Да! Мастерица! А не графоманка, у которой бывает лишь черное да белое! Я семь месяцев бок о бок прожила с Яной и полюбила ее как дочь! Кем бы она там ни была раньше, но я знала ее хорошей, нравственной и доброй! А вот мое мнение о вас не изменилось! Добропорядочный мудак! Мудак, не способный жить в реальности и любить реальную женщину! Какой-то подонок с ментовскими мозгами набекрень вывернул наизнанку вашу душу, и вот вы уже от белого перешли к черному!
Вначале по его лицу я решила, что он сейчас меня убьет. Но потом лицо его сжалось, скуксилось, и он... заплакал.
Я шагнула к нему, обняла его, ну прямо как Кирюшу, и начала приговаривать:
– Она была хорошая. Она любила тебя. И уж, по крайней мере, в тысячу раз лучше твоих знакомых. Да партийная блядь Беатриса не стоит мизинчика на ее ноге!
– Но почему тогда Федорчук…
– Этот садист? Да потому, что ему легче записать в сводке, что убили еще одну путану, а не добропорядочную, любящую жену бизнесмена.
– Ты так думаешь? – всхлипывал он.
– Я знаю, что Яна тебя любила. А ты любил литературу, которая не всегда отвечала тебе взаимностью. Если б ты больше любил Яну, ты бы больше знал о ней и смог бы что-нибудь предпринять.
Ей даже смерть инсценировали как у шлюхи, чтобы ты не особенно рьяно искал убийц.
– Вы... ты так думаешь?
– Да любой так подумает, если умеет думать.
– Значит, я никогда не умел думать.
– " – Не поздно начать!
– Но кто? Что? За что?
– Вот эти вопросы мы вчера и решали с опером Лехой. Кстати, убили еще и Веронику.
– Ну вот, а ты утешаешь. Значит, убивают их всех.
– Веронику убили из-за денег. Или из-за шантажа.
Мы долго молча пили чай, пока Виктор, с трудом разлепив уста, не сказал:
– Ты не оставишь меня сейчас? Не уйдешь?
– Куда я денусь с подводной лодки?
Потом опять помолчали, но тут тишину нарушила я:
– Виктор, я знаю, ты перенес омерзительный допрос. Тебе давали понять, что это ты убил ее, потому что узнал…
– Да…
– Растереть и забыть. Они всегда подозревают мужа и предполагают в нем африканские страсти.
Но я хочу поговорить с тобой о другом… Не бойся, опер Леха верит мне и все, что узнает от меня, рассмотрит с разных сторон.
– Что тебя интересует?
– У тебя… У тебя лично есть враги?
– А при чем тут?..
– Иногда враги убивают твоих близких, чтобы убить тебя. А тебя убили дважды. Информация о Яне тоже убила тебя. Так вот, у тебя есть враги?
– Да вроде бы нет.
– А Нефедов?
– Он не любит меня. Но скажи, кого он любит?
Действительно, кого любит Нефедов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Вот Яна тоже сомневалась, но в конце концов, сдается мне, поверила. Когда Вероника лила слезы по своему Казбеку – это были другие слезы.
А вот уж по денежкам рыдала – это настоящие.
– Беретта, конечно, была сучка преизрядная.
Но с широким, щедрым характером. Что ее связывало с Дрожжами? Как думаешь?
– Видимо, общее прошлое, а потом жалость.
Яна хотела сделать из Вероники хорошую жену.
Ругалась с ней, плакала над ней. Может, даже любила по-своему.
– И ты в это веришь, подруга?
– А разве ты в такое не веришь, друг? Кого ты из себя передо мной корчишь? Грозный ухарь с шашкой на боку?
Леха смутился. Он знал, что я права, и оба мы с ним верили в кое-что хорошее.
– Еще знакомства?
– Ну светские… Нефедов, совладелец издательства. Но они с Виктором не ладят. Беатриса, обкомовская проблядь, теперь какая-то лицензионная или налоговая чиновница. Молодые литераторы – вот уж не убийцы. Потом составлю список.
– С этим ясно. Мамаша Беретты – кто такая?
Бывала здесь?
– Не бывала. Яна говорила, что это артистическая натура.
– Понятно. Ребенок общий?
– Янин. Усыновлен Виктором.
– Кто отец ребенка?
– Не знаю.
– Не подслушала случайно? – подкузьмил Леха. – За ребенка воевали?
– Ни разу ни намека.
– Вроде и густо, да не нажористо. Сейчас я звякну начальству, и сходим мы с тобой к Вероничке – Дрожжам.
– Но Виктор вернется, да и Кирюша…
– Виктор вернется не скоро, а Кирюшу возьмем с собой.
Что ж, Леха был начальник.
– Так это ж твоя квартира, – поразился Леха.
– Теперь не моя.
– И сколько они тебе отстегнули?
– Хватило на две.
– Это Дрожжи-то?
– Это Яна ее уговорила.
– Странно, – промычал Леха, но ничего не добавил.
Мы звонили долго и упорно, но из-за двери раздавался только хриплый, голодный мяв. Лицо у Лехи сделалось странным, таким я его никогда ни видела.
– Звони соседям, – резко приказал он мне.
– О Евгения Ивановна…
– Привет, Зоинька. Вы не в курсе, Вероника в городе или уехала куда?
– Да вот кот третий день мявчит. Мы уж хотели пожарников вызывать.
– Позвольте телефончик! – Леха прошел в квартиру, пошептался о чем-то по телефону, и через час мы с ним, еще с двумя специальными людьми с камерами и чемоданчиками были в квартире Вероники. Кирюшу забрала Зоинька.
Да, не суждено моей квартире быть приличной, Пух, перья, битые сервизы, телевизор разобран на винтики.
Бедная Вероника, ты хотела бронированные двери и крепкие стены. Броня и стены, видимо, заглушили все, что тут творилось.
Мне почему-то вспомнился детский стишок:
Была непослушною кукла Светлана.
Кукла Светлана упала с дивана
Она валялась на полу, как огромная сломанная кукла, над которой потрудились дети-садисты.
Нельзя об этом писать, нельзя показывать, что могут люди сделать с людьми.
Мне стало худо, я взяла у Зои Кирюху и ушла домой.
Виктор в тот вечер так и не появился. Я рылась в его записной книжке, нашла телефоны адвокатов, но мне было сказано, что на сегодня поезд ушел, а завтра суббота, а послезавтра воскресенье. Около часа ночи приехал Леха со своей женой Светой.
– Света посторожит чадо, а мы пойдем искать то, что не нашли те садюги…
– Но я... я не могу…
– Не волнуйся. Там уже приблизительно прибрались…
– Давай думать, что мы ищем, – устало говорил Леха, ведя машину по пустому Питеру.
– Изумруды, что ли?
– Изумруды я нашел в бачке унитаза. Раз там искать не захотели, значит, это не камни и не золото. Похитители изумрудов знают, где искать.
– Бумаги? Деньги?
– Деньги только дурак держит дома. Она бы не стала этого делать.
– Значит, бумаги. Может, завещание какое?
– Агаты Кристи начиталась.
– Но мы ничего не найдем там после такого ремонта. У меня были тайнички, но Вероника все переделала.
– И сделала новые тайнички…
Тайничок я нашла через полчаса, как мы начали искать. Дело в том, что я знала – мои окна не надо утеплять, А их зачем-то утеплили. Аккуратненько так бинтиком, а сверху клейкой лентой. В один из бинтиков и было завернуто тонко скрученное письмо. Я лишь глянула на него – и сразу узнала. Это было письмо ко мне тридцатилетней давности. Ну конечно, Вероника украла тогда зачем-то письма Стального, и одно все-таки зажилила.
– Что за чертовень? – удивился Леха, читая письмо. – Интересно бы знать, к кому оно и от кого. И когда?
– Тысячу лет назад. Мне. От Стального.
Я рассказала Лехе всю эту историю с письмами, о том, как Вероника в них залезла и как Яна заставила ее вернуть их мне. Но я же не знала, сколько она украла и сколько вернула. Зачем ей понадобилось это письмо?
Мы вернулись домой, и я показала Лехе остальные. Он перечитывал каждое по сто раз и не мог найти причины, по которой они понадобились кому-то сейчас. Воспитание, уверения в дружбе, просьбы рассказывать, если меня обидят. Кстати, именно это, с просьбой рассказывать, если обидят, и было у Вероники.
– Люблю я смотреть эти дефективы, – усмехнулась Света, Лехина жена. – Уже любой зритель знает, в чем дело, а сыщики все думают. Хоть Кирюшку буди и спрашивай.
– А ты, конечно, уже все поняла?
– А если?
– Ну давай, давай.
– Кто такой этот Стальной?
– Отошедший от дел крутой авторитет.
– А им разве позволяют отходить от дел?
– Ему – да.
– Почему?
– Не был жаден. В тюрьме спас нескольких человек. Одного по кличке Стройный, на самом деле тот же был горбун. Стройный сидел по хозяйственным делам и был умен, как дьявол. Но зеки не любят горбатых. Второй был Молотобоец. Рост – два метра и в ширину чуть меньше. А вот таких уж вообще ненавидят. Стройный сейчас большой человек, ну а Молотобоец при нем. Как ни странно, они не отомстили Стальному за спасенную жизнь. Вот потому Стальной ведет свое маленькое дело и ходит без охраны. И пусть только какой отморозок всуе вякнет что-то о Стальном. Стальной... как бы это сказать... король в парламентарном государстве…
– Тогда все ясно! – припечатала Света.
– Что – ясно? Что – ясно?
– Мужа Вероники ограбили еще до смерти.
– Точно! – осенило меня. – А она была слишком жадная и решила показать письмо Стального тому, кого подозревала в грабеже. Якобы письмо адресовано ей.
– Но оно же такое желтое!
– А ксерокопия?
– И попалася, бедняжка, – протянул Леха мне письмо, где черным по белому было написано о выходе первой книги Андрюхи Гусарова.
Имя Андрюхи было известно всем сиделым как образец того, что может получиться при желании из зека.
Уж мы-то с Лехой знаем, что Гусарова в тюрьмах читают. А значит, тот, кого Вероника решила шантажнуть, тут же понял обман. Да Веронике было лет пять, когда вышла первая книжка Гусарова.
Впрочем, если человек этот был даже малограмотен, он мог напрямую спросить у Стального, покровительствует ли он Веронике. Нет, не мог. Побоялся бы. Да и зачем бы ему понадобился подлинник письма!
– И все-таки, подруги, как вы считаете: связаны эти два убийства или нет? – вопросил Леха.
Похоже было, что связаны.
– Но, – спохватилась Света, – оттого, что убили Яну, никто не получил выгоды. А вот убийство Вероники…
– У нее где-то есть мать, – сообщила я.
– Да уж знала ли эта мать, где именно находится ее доченька? Вряд ли Вероника раскатывалась ей на подарки. И вообще – мать…
– Вы одного не учитываете, подруги… – подумав, сказал Леха, – а вдруг имущество Вероники в долгах? Явятся люди и покажут расписку.
– Вот вы тогда их и ловите.
– Очень просто, по-вашему, получается.
В семь утра пришел страшный, как смерть, Виктор. Ненавидящим взглядом он окинул нашу троицу и ушел к себе.
– Достал его наш Федорчук, ежу ясно. Он умеет выкрутить человеку душу – и плевать хотел, виновен тот или нет.
С этими словами Леха со Светой ушли, а меня потянуло к Кирюше. Он еще ничего не знал, а кто должен сказать ему правду? Бабушка? Где эта таинственная бабушка, ау?
Я придвинула кресло к кровати Кирюши: кто ты, мой любимый мальчик? Сын проститутки и неизвестного отца? Янины разговоры, что она была замужем, оказались не правдой, о чем мне и сообщил Леха.
Я осталась одна. У меня есть квартира, скоро выйду на пенсию. Забрать бы Кирюшу к себе…
Однако кто мне его отдаст?
Голова была тяжелая. –Я положила ее на Кирюшину подушку, благо он подушек не признавал, и незаметно для себя уснула.
Разбудил меня раздраженный, почти визгливый голос:
– Вас не учили, что спать на детской подушке негигиенично?
– У меня вши, что ли? – не смогла скрыть разгулявшиеся нервы и я.
Виктор был небрит, в каких-то сомнительных штанах типа кальсон и больше не походил на джентльмена. Я мгновенно одумалась, поняла его горе и тихо сказала:
– Простите. Я зашла к Кирюше на минуточку и сама не заметила, как…
– Вы сами не заметили, как принимали в моем доме своих знакомых. Небось думали, что я больше не вернусь.
Я кивнула на дверь, и мы прошли на кухню.
– Это действительно мои знакомые, но они пришли не ко мне. Это оперативники…
– А-ах, вот как! И много вы обо мне настучали?
– Вы потом пожалеете об этих словах, но я вас прощаю. Ваше горе…
– Мое горе? Мое горе? Да знаете ли вы мое горе! Мое горе состоит только в том, что я был женат на проститутке, польстившейся на мои деньги!
– Вы и об этих словах пожалеете.
– Уж не собираетесь ли вы оправдывать ее?
Вы, мастерица парадоксов и дамской казуистики?
И тут что-то взорвалось во мне.
– Да! Мастерица! А не графоманка, у которой бывает лишь черное да белое! Я семь месяцев бок о бок прожила с Яной и полюбила ее как дочь! Кем бы она там ни была раньше, но я знала ее хорошей, нравственной и доброй! А вот мое мнение о вас не изменилось! Добропорядочный мудак! Мудак, не способный жить в реальности и любить реальную женщину! Какой-то подонок с ментовскими мозгами набекрень вывернул наизнанку вашу душу, и вот вы уже от белого перешли к черному!
Вначале по его лицу я решила, что он сейчас меня убьет. Но потом лицо его сжалось, скуксилось, и он... заплакал.
Я шагнула к нему, обняла его, ну прямо как Кирюшу, и начала приговаривать:
– Она была хорошая. Она любила тебя. И уж, по крайней мере, в тысячу раз лучше твоих знакомых. Да партийная блядь Беатриса не стоит мизинчика на ее ноге!
– Но почему тогда Федорчук…
– Этот садист? Да потому, что ему легче записать в сводке, что убили еще одну путану, а не добропорядочную, любящую жену бизнесмена.
– Ты так думаешь? – всхлипывал он.
– Я знаю, что Яна тебя любила. А ты любил литературу, которая не всегда отвечала тебе взаимностью. Если б ты больше любил Яну, ты бы больше знал о ней и смог бы что-нибудь предпринять.
Ей даже смерть инсценировали как у шлюхи, чтобы ты не особенно рьяно искал убийц.
– Вы... ты так думаешь?
– Да любой так подумает, если умеет думать.
– Значит, я никогда не умел думать.
– " – Не поздно начать!
– Но кто? Что? За что?
– Вот эти вопросы мы вчера и решали с опером Лехой. Кстати, убили еще и Веронику.
– Ну вот, а ты утешаешь. Значит, убивают их всех.
– Веронику убили из-за денег. Или из-за шантажа.
Мы долго молча пили чай, пока Виктор, с трудом разлепив уста, не сказал:
– Ты не оставишь меня сейчас? Не уйдешь?
– Куда я денусь с подводной лодки?
Потом опять помолчали, но тут тишину нарушила я:
– Виктор, я знаю, ты перенес омерзительный допрос. Тебе давали понять, что это ты убил ее, потому что узнал…
– Да…
– Растереть и забыть. Они всегда подозревают мужа и предполагают в нем африканские страсти.
Но я хочу поговорить с тобой о другом… Не бойся, опер Леха верит мне и все, что узнает от меня, рассмотрит с разных сторон.
– Что тебя интересует?
– У тебя… У тебя лично есть враги?
– А при чем тут?..
– Иногда враги убивают твоих близких, чтобы убить тебя. А тебя убили дважды. Информация о Яне тоже убила тебя. Так вот, у тебя есть враги?
– Да вроде бы нет.
– А Нефедов?
– Он не любит меня. Но скажи, кого он любит?
Действительно, кого любит Нефедов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36