«Сволочь! Ему абсолютно наплевать, что будет с Вероникой. Да он даже пальцем не шевельнет, чтобы форсировать ее поиски. Зачем? У него уже есть готовенький подозреваемый. Он теперь жизнь положит, чтобы доказать мою вину. Похитителей просим не беспокоиться: когда они позвонят, а я сообщу в милицию о требовании заплатить за Веронику выкуп, переполоха это не вызовет. Петровский сразу смекнет, что это хитрый ход, призванный отвести от меня подозрения. Теперь я могу рассчитывать только на себя. К Селезневу нельзя обращаться даже в самом крайнем случае, ведь Петровский ясно дал понять, что держит его на мушке. Сволочь! Гад! Сукин сын!» Я перешла на нецензурную брань. Исчерпав весь свой запас ругательств и выпустив таким образом пар, я немного остыла. Раз уж выпала такая карта, с ней и придется играть. Так или иначе, Веронику нужно спасать. Сурен, наверное, уже вернулся с дачи, и ребята узнали телефон Тамары. Пора ехать домой, браться за собственное расследование.
Однако дома выяснилось, что расследование уже идет полным ходом и без меня. Об этом сообщил мне Генрих, который вот уже третий час одиноким соколом кружил по моей квартире.
— Варька! Наконец-то! — воскликнул он, увидев меня. — Что у вас стряслось?
— А тебе не объяснили?
— Нет. Марк позвонил в институт, велел ехать к тебе и передать: они выяснили все, что нужно, и решили не дожидаться тебя, чтобы не терять время. Еще он велел не спускать с тебя глаз и сказал, что у тебя, как всегда, неприятности.
— Это еще слабо сказано. Идем на кухню, я все расскажу.
Я посвятила Генриха в события двух последних дней, благоразумно воздержавшись от рассказа о покушениях на собственную жизнь, — не хватало еще выслушивать упреки от него. Генриху и без того достало впечатлений; слушая меня, он то и дело хватался за голову, вернее, запускал обе пятерни в свою густую шевелюру. Потом мне пришлось выслушать слова сочувствия, после чего мы предались прелестям нервного ожидания уже вдвоем. К одиннадцати вечера наш мандраж достиг точки кипения. Генрих, бродя по квартире, выглядывал на улицу то из одного окна, то из другого.
— Не понимаю, что их могло так задержать, — повторял он через каждые пять минут. — Марк звонил в пять и дал понять, что они едут туда немедленно. Неужели разговор с этой женщиной занял столько времени?
— Позвонить они, конечно, не соизволили! — кипела я. — Ну, случится у кого-нибудь из нас сердечный приступ — что за беда? А если у меня, так это даже к лучшему! Больше никогда не придется вытаскивать меня из передряг.
Телефон зазвонил без нескольких минут двенадцать. Я схватила трубку.
— Алло, Варвара, это Марк. Генрих приехал?
— Генрих-то приехал, а вот вас где черти носят?
— Слава богу! — Мой вопрос он попросту проигнорировал. — Я только днем сообразил, что мы опять оставили тебя без присмотра. У тебя все в порядке?
Я постаралась вложить в свой ответ как можно больше сарказма:
— В абсолютном. Правда, меня едва не свел с ума Петровский, а вы почти довершили его грязное дело, но это пустяки. А в остальном, прекрасная маркиза… — Петровский? Ты снова попала к нему?
— Слушай, Марк, если ты надеешься, что я стану отвечать на твои вопросы, не получая ответов на свои, вынуждена тебя разочаровать. Итак: куда вы пропали?
— Мы на Первомайской. Ждем Цыганкова.
— А Тамара?
— С Тамарой ты попала пальцем в небо. Ее забрала «скорая». Когда мы туда приехали, дома была только шестилетняя дочь Тамары. Она разговаривала с нами в щелку, через цепочку. Сказала, что мама целый день проплакала, а потом ей стало плохо, и бабушка вызвала неотложку. Маму увезли в больницу, и бабушка поехала вместе с ней. А папа должен вот-вот вернуться с работы. Мы решили подождать. Саша действительно пришел быстро. Ему явно не хотелось ни с кем общаться, но он все-таки впустил нас и ответил на вопросы. Его жена дружила с Людмилой девять лет и была к ней очень привязана. Они учились в Морисе Торезе и жили в одной комнате в общежитии. Относились друг к другу, как сестры. Потом Тамара вышла за Сашу и переехала к нему, а Людмила была у них частой гостьей. Она крестная Насти, той, что говорила с нами через щелку. Тамару эта смерть подкосила, у нее вообще слабое сердце. Александр явно удручен и вообще не похож на убийцу.
— Да, мне тоже так показалось.
— Короче говоря, мы оставили беднягу в покое, позвонили от него в справочную и по номеру телефона Цыганкова узнали его адрес.
— А как вы раздобыли номер?
— Через Сурена, вестимо. Так вот, дома Романа не оказалось. Мамаша, этакая приземистая тумба, заявила, что не знает, когда вернется сынок, и вернется ли вообще. Мы спросили, как с ним можно связаться, и она посоветовала оставить ей наши координаты — она-де передаст. Правда, неизвестно когда. Тут я прямо спросил, знает ли она, где сын, и она начала темнить. Может быть, у приятеля, может быть, не у приятеля… В общем, нам ее поведение показалось подозрительным, и мы решили дождаться Романа.
— А если он не придет?
— Мы подождем до половины первого, чтобы успеть на пересадку, а завтра вернемся сюда спозаранку. Если Цыганков не объявится, придется изобрести какой-нибудь трюк, чтобы мамаша вызвала его домой. Потом установим за ним слежку, и, может быть, он выведет нас на Веронику.
Я одобрила план, пожелала им успеха и пошла на кухню успокаивать Генриха. Теперь, когда нервное напряжение немного спало, мы сели пить чай. Генрих рассказывал мне об очередном фортеле, который выкинули его старшие дети. В тот момент, когда он дошел до кульминации, телефон зазвонил снова.
— Подожди минутку, — сказала я, убегая в спальню.
На этот раз автоответчик включился раньше, чем я сняла трубку. Я услышала отчетливые всхлипы. Сердце на миг замерло, потом ухнуло вниз.
— Алло! — закричала я в трубку.
— Варвара, это я, Вероника, — донесся до меня слабый голос.
— Господи, ты жива? С тобой все в порядке? Где ты?
— Я у Ромы. Приезжай, пожалуйста, сюда.
— Куда? На Первомайскую?
— Нет. На Первомайской живет его мама, а Рома снимает квартиру в Косино. Запиши адрес.
За частыми всхлипами я едва разобрала название улицы и номер дома.
— Ладно, жди меня, я уже выхожу. Только скажи: с тобой все в порядке? Тебя никто не обидел?
— Нет. Нет. Все в порядке. Только приезжай поскорее, — зарыдала она. Вдруг рыдания резко оборвались, словно она закрыла рукой микрофон. Потом я снова услышала ее голос. — Варвара, ты слушаешь? Рома просит, чтобы ты приехала одна.
— А ты? Ты тоже об этом просишь?
Она, кажется, замялась, но ответ прозвучал спокойно:
— Да, так будет лучше.
Услышав короткие гудки, я истуканом застыла у телефонного аппарата и попыталась разобраться в обрушившейся на меня информации. Итак, Вероника жива и, по-видимому, невредима. Правда, она горько плачет, но, возможно, это отголоски шока. А возможно, и нет. Не исключено, что сладкий Рома вежливо объяснил любимой, какая участь ее ждет, если он не получит ее денег. Нет, что-то здесь не сходится. Во-первых, Вероника называла его по имени, и я не услышала в ее тоне ни страха, ни ненависти. Во-вторых, ни один похититель, даже такой недалекий, как Рома, не позволит своей жертве открыто назвать адрес, где ее прячут. В-третьих, он, видимо, не запрещает ей увидеться со мной, хотя и пожелал, чтобы я приехала одна. Но Вероника с ним согласилась. «Так будет лучше», — сказала она, и это вроде бы прозвучало уверенно. И что же, черт побери, все это значит?
Ладно, об этом можно подумать и в машине. Сейчас главное — улизнуть из дома без сопровождения. Ха! Легко сказать! Генрих и в обычных-то обстоятельствах не любит, когда женщины на ночь глядя выходят из дома в одиночку. Отпустит он меня теперь, когда вокруг снуют убийцы и похитители, как же! На это нечего и рассчитывать. Придется под каким-нибудь предлогом выставить его на несколько минут из квартиры. Да, но он слышал разговор! Стены у меня проводят звук не хуже фанеры, и даже если он не вслушивался в слова, то наверняка уловил тревожную интонацию. Эх, ладно, что-нибудь сымпровизирую. Чем-чем, а умением врать меня бог не обидел.
Генрих, увидев меня, подскочил на табуретке.
— Что?! Что случилось?
— Тетя Маня… Старушка, которая меня нянчила! Упала на банку, руки изрезала, а врача вызывать отказывается. Она живет совсем рядом, через два дома. Слушай, Генрих, ты не мог бы сбегать к ней обработать ранки и посмотреть, насколько это серьезно? Я обещала сама, но боюсь выйти из дома — вдруг позвонит Вероника?
— Конечно, — с готовностью согласился Генрих. — Только предупреди ее, что приду я, не то она испугается.
— Хорошо, ты иди, а я позвоню. Возьми в ванной, в аптечке, бинты и перекись.
Генрих ушел. Вот удивится тетя Маня, когда к ней среди ночи ввалится незнакомец, размахивая бинтами и антисептиком!
Угрызаемая совестью, я быстро нацарапала покаянную записку, прокралась к машине и поехала к проспекту Мира. Зная, что Вероника хранит в бардачке карту Москвы, я остановилась под фонарем, достала карту, отыскала нужную улицу и выбрала маршрут.
Мое намерение поразмыслить по дороге о случившемся не осуществилось. Мысли путались, я нервничала и, чтобы не угодить в аварию, была вынуждена сосредоточиться на вождении. «Ну ничего, скоро все разъяснится само. Главное Вероника жива, и я ее сейчас увижу».
Несмотря на карту, в Косино я немного заплутала, но в конце концов выехала куда надо и остановилась около дома-башни, на углу которого заметила табличку с названным Вероникой номером. Обе двери — и та, что вела к лифтам, и вторая, лестничная — были снабжены электронными замками. Я набрала на клавиатуре домофона номер квартиры и нажала кнопку «ввод». После короткого пиликанья на том конце вышли на связь.
— Да? — услышала я мужской голос, искаженный сильными помехами.
— Это Варвара.
— Открываю.
Я подождала, но характерного звука, сопровождающего отключение замка, не последовало.
— Что, не сработало? — послышалось из переговорного устройства.
— Нет.
— Хм. Ладно, я сейчас спущусь.
Я привалилась плечом к двери и приготовилась ждать, но тут противный писк возвестил о том, что замок все-таки открылся. Пожав плечами, я вошла в холл. Мелькание лампочек на табло говорило, что сверху спускается один из лифтов. Когда загорелась цифра "2", я подошла к дверцам.
Лифт остановился, створки разъехались в сторону, и передо мной возник Рома. Лицо его было бледнее мела, глаза широко открыты, а обе руки прижаты к груди. Я перевела на них взгляд и увидела, что они сжимают рукоятку большого ножа. В следующий миг Роман покачнулся и завалился на меня.
Глава 10
В последний момент я схватила его за плечи. «Нельзя, чтобы он упал ничком! — мелькнула у меня отчаянная мысль. — От удара нож войдет еще глубже». Не помню, как мне удалось развернуть Романа и положить на спину. Двери лифта начали закрываться, но, наткнувшись на его ноги, поехали обратно. Потом еще и еще раз. Ба-бах, ба-бах! Эти звуки отдавались у меня в мозгу и не давали сосредоточиться. Я в отупении смотрела на лежащее у моих ног бесчувственное тело с ножом в груди и не могла ни закричать, ни пошевелиться. Ба-бах, ба-бах смыкались и размыкались двери лифта. Этот звук был единственным, что я воспринимала.
Не знаю, сколько времени я пребывала в прострации. Думаю, не слишком долго, потому что вообще-то это нетипичное для меня состояние. Помню, в конце концов я присела на корточки и попыталась нащупать у Романа пульс. Не могу похвастать, что у меня что-нибудь получилось, но, честно говоря, пока рано было делать выводы. Я не очень-то сильна в анатомии. Возможно, в том месте, за которое я хваталась, пульс вообще прощупываться не обязан. Так или иначе, но один положительный результат эти действия принесли — мои мозги настолько прочистились, что их уже можно было использовать.
Я перешагнула через Романа в кабину лифта и нажала кнопку «вызов диспетчера».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Однако дома выяснилось, что расследование уже идет полным ходом и без меня. Об этом сообщил мне Генрих, который вот уже третий час одиноким соколом кружил по моей квартире.
— Варька! Наконец-то! — воскликнул он, увидев меня. — Что у вас стряслось?
— А тебе не объяснили?
— Нет. Марк позвонил в институт, велел ехать к тебе и передать: они выяснили все, что нужно, и решили не дожидаться тебя, чтобы не терять время. Еще он велел не спускать с тебя глаз и сказал, что у тебя, как всегда, неприятности.
— Это еще слабо сказано. Идем на кухню, я все расскажу.
Я посвятила Генриха в события двух последних дней, благоразумно воздержавшись от рассказа о покушениях на собственную жизнь, — не хватало еще выслушивать упреки от него. Генриху и без того достало впечатлений; слушая меня, он то и дело хватался за голову, вернее, запускал обе пятерни в свою густую шевелюру. Потом мне пришлось выслушать слова сочувствия, после чего мы предались прелестям нервного ожидания уже вдвоем. К одиннадцати вечера наш мандраж достиг точки кипения. Генрих, бродя по квартире, выглядывал на улицу то из одного окна, то из другого.
— Не понимаю, что их могло так задержать, — повторял он через каждые пять минут. — Марк звонил в пять и дал понять, что они едут туда немедленно. Неужели разговор с этой женщиной занял столько времени?
— Позвонить они, конечно, не соизволили! — кипела я. — Ну, случится у кого-нибудь из нас сердечный приступ — что за беда? А если у меня, так это даже к лучшему! Больше никогда не придется вытаскивать меня из передряг.
Телефон зазвонил без нескольких минут двенадцать. Я схватила трубку.
— Алло, Варвара, это Марк. Генрих приехал?
— Генрих-то приехал, а вот вас где черти носят?
— Слава богу! — Мой вопрос он попросту проигнорировал. — Я только днем сообразил, что мы опять оставили тебя без присмотра. У тебя все в порядке?
Я постаралась вложить в свой ответ как можно больше сарказма:
— В абсолютном. Правда, меня едва не свел с ума Петровский, а вы почти довершили его грязное дело, но это пустяки. А в остальном, прекрасная маркиза… — Петровский? Ты снова попала к нему?
— Слушай, Марк, если ты надеешься, что я стану отвечать на твои вопросы, не получая ответов на свои, вынуждена тебя разочаровать. Итак: куда вы пропали?
— Мы на Первомайской. Ждем Цыганкова.
— А Тамара?
— С Тамарой ты попала пальцем в небо. Ее забрала «скорая». Когда мы туда приехали, дома была только шестилетняя дочь Тамары. Она разговаривала с нами в щелку, через цепочку. Сказала, что мама целый день проплакала, а потом ей стало плохо, и бабушка вызвала неотложку. Маму увезли в больницу, и бабушка поехала вместе с ней. А папа должен вот-вот вернуться с работы. Мы решили подождать. Саша действительно пришел быстро. Ему явно не хотелось ни с кем общаться, но он все-таки впустил нас и ответил на вопросы. Его жена дружила с Людмилой девять лет и была к ней очень привязана. Они учились в Морисе Торезе и жили в одной комнате в общежитии. Относились друг к другу, как сестры. Потом Тамара вышла за Сашу и переехала к нему, а Людмила была у них частой гостьей. Она крестная Насти, той, что говорила с нами через щелку. Тамару эта смерть подкосила, у нее вообще слабое сердце. Александр явно удручен и вообще не похож на убийцу.
— Да, мне тоже так показалось.
— Короче говоря, мы оставили беднягу в покое, позвонили от него в справочную и по номеру телефона Цыганкова узнали его адрес.
— А как вы раздобыли номер?
— Через Сурена, вестимо. Так вот, дома Романа не оказалось. Мамаша, этакая приземистая тумба, заявила, что не знает, когда вернется сынок, и вернется ли вообще. Мы спросили, как с ним можно связаться, и она посоветовала оставить ей наши координаты — она-де передаст. Правда, неизвестно когда. Тут я прямо спросил, знает ли она, где сын, и она начала темнить. Может быть, у приятеля, может быть, не у приятеля… В общем, нам ее поведение показалось подозрительным, и мы решили дождаться Романа.
— А если он не придет?
— Мы подождем до половины первого, чтобы успеть на пересадку, а завтра вернемся сюда спозаранку. Если Цыганков не объявится, придется изобрести какой-нибудь трюк, чтобы мамаша вызвала его домой. Потом установим за ним слежку, и, может быть, он выведет нас на Веронику.
Я одобрила план, пожелала им успеха и пошла на кухню успокаивать Генриха. Теперь, когда нервное напряжение немного спало, мы сели пить чай. Генрих рассказывал мне об очередном фортеле, который выкинули его старшие дети. В тот момент, когда он дошел до кульминации, телефон зазвонил снова.
— Подожди минутку, — сказала я, убегая в спальню.
На этот раз автоответчик включился раньше, чем я сняла трубку. Я услышала отчетливые всхлипы. Сердце на миг замерло, потом ухнуло вниз.
— Алло! — закричала я в трубку.
— Варвара, это я, Вероника, — донесся до меня слабый голос.
— Господи, ты жива? С тобой все в порядке? Где ты?
— Я у Ромы. Приезжай, пожалуйста, сюда.
— Куда? На Первомайскую?
— Нет. На Первомайской живет его мама, а Рома снимает квартиру в Косино. Запиши адрес.
За частыми всхлипами я едва разобрала название улицы и номер дома.
— Ладно, жди меня, я уже выхожу. Только скажи: с тобой все в порядке? Тебя никто не обидел?
— Нет. Нет. Все в порядке. Только приезжай поскорее, — зарыдала она. Вдруг рыдания резко оборвались, словно она закрыла рукой микрофон. Потом я снова услышала ее голос. — Варвара, ты слушаешь? Рома просит, чтобы ты приехала одна.
— А ты? Ты тоже об этом просишь?
Она, кажется, замялась, но ответ прозвучал спокойно:
— Да, так будет лучше.
Услышав короткие гудки, я истуканом застыла у телефонного аппарата и попыталась разобраться в обрушившейся на меня информации. Итак, Вероника жива и, по-видимому, невредима. Правда, она горько плачет, но, возможно, это отголоски шока. А возможно, и нет. Не исключено, что сладкий Рома вежливо объяснил любимой, какая участь ее ждет, если он не получит ее денег. Нет, что-то здесь не сходится. Во-первых, Вероника называла его по имени, и я не услышала в ее тоне ни страха, ни ненависти. Во-вторых, ни один похититель, даже такой недалекий, как Рома, не позволит своей жертве открыто назвать адрес, где ее прячут. В-третьих, он, видимо, не запрещает ей увидеться со мной, хотя и пожелал, чтобы я приехала одна. Но Вероника с ним согласилась. «Так будет лучше», — сказала она, и это вроде бы прозвучало уверенно. И что же, черт побери, все это значит?
Ладно, об этом можно подумать и в машине. Сейчас главное — улизнуть из дома без сопровождения. Ха! Легко сказать! Генрих и в обычных-то обстоятельствах не любит, когда женщины на ночь глядя выходят из дома в одиночку. Отпустит он меня теперь, когда вокруг снуют убийцы и похитители, как же! На это нечего и рассчитывать. Придется под каким-нибудь предлогом выставить его на несколько минут из квартиры. Да, но он слышал разговор! Стены у меня проводят звук не хуже фанеры, и даже если он не вслушивался в слова, то наверняка уловил тревожную интонацию. Эх, ладно, что-нибудь сымпровизирую. Чем-чем, а умением врать меня бог не обидел.
Генрих, увидев меня, подскочил на табуретке.
— Что?! Что случилось?
— Тетя Маня… Старушка, которая меня нянчила! Упала на банку, руки изрезала, а врача вызывать отказывается. Она живет совсем рядом, через два дома. Слушай, Генрих, ты не мог бы сбегать к ней обработать ранки и посмотреть, насколько это серьезно? Я обещала сама, но боюсь выйти из дома — вдруг позвонит Вероника?
— Конечно, — с готовностью согласился Генрих. — Только предупреди ее, что приду я, не то она испугается.
— Хорошо, ты иди, а я позвоню. Возьми в ванной, в аптечке, бинты и перекись.
Генрих ушел. Вот удивится тетя Маня, когда к ней среди ночи ввалится незнакомец, размахивая бинтами и антисептиком!
Угрызаемая совестью, я быстро нацарапала покаянную записку, прокралась к машине и поехала к проспекту Мира. Зная, что Вероника хранит в бардачке карту Москвы, я остановилась под фонарем, достала карту, отыскала нужную улицу и выбрала маршрут.
Мое намерение поразмыслить по дороге о случившемся не осуществилось. Мысли путались, я нервничала и, чтобы не угодить в аварию, была вынуждена сосредоточиться на вождении. «Ну ничего, скоро все разъяснится само. Главное Вероника жива, и я ее сейчас увижу».
Несмотря на карту, в Косино я немного заплутала, но в конце концов выехала куда надо и остановилась около дома-башни, на углу которого заметила табличку с названным Вероникой номером. Обе двери — и та, что вела к лифтам, и вторая, лестничная — были снабжены электронными замками. Я набрала на клавиатуре домофона номер квартиры и нажала кнопку «ввод». После короткого пиликанья на том конце вышли на связь.
— Да? — услышала я мужской голос, искаженный сильными помехами.
— Это Варвара.
— Открываю.
Я подождала, но характерного звука, сопровождающего отключение замка, не последовало.
— Что, не сработало? — послышалось из переговорного устройства.
— Нет.
— Хм. Ладно, я сейчас спущусь.
Я привалилась плечом к двери и приготовилась ждать, но тут противный писк возвестил о том, что замок все-таки открылся. Пожав плечами, я вошла в холл. Мелькание лампочек на табло говорило, что сверху спускается один из лифтов. Когда загорелась цифра "2", я подошла к дверцам.
Лифт остановился, створки разъехались в сторону, и передо мной возник Рома. Лицо его было бледнее мела, глаза широко открыты, а обе руки прижаты к груди. Я перевела на них взгляд и увидела, что они сжимают рукоятку большого ножа. В следующий миг Роман покачнулся и завалился на меня.
Глава 10
В последний момент я схватила его за плечи. «Нельзя, чтобы он упал ничком! — мелькнула у меня отчаянная мысль. — От удара нож войдет еще глубже». Не помню, как мне удалось развернуть Романа и положить на спину. Двери лифта начали закрываться, но, наткнувшись на его ноги, поехали обратно. Потом еще и еще раз. Ба-бах, ба-бах! Эти звуки отдавались у меня в мозгу и не давали сосредоточиться. Я в отупении смотрела на лежащее у моих ног бесчувственное тело с ножом в груди и не могла ни закричать, ни пошевелиться. Ба-бах, ба-бах смыкались и размыкались двери лифта. Этот звук был единственным, что я воспринимала.
Не знаю, сколько времени я пребывала в прострации. Думаю, не слишком долго, потому что вообще-то это нетипичное для меня состояние. Помню, в конце концов я присела на корточки и попыталась нащупать у Романа пульс. Не могу похвастать, что у меня что-нибудь получилось, но, честно говоря, пока рано было делать выводы. Я не очень-то сильна в анатомии. Возможно, в том месте, за которое я хваталась, пульс вообще прощупываться не обязан. Так или иначе, но один положительный результат эти действия принесли — мои мозги настолько прочистились, что их уже можно было использовать.
Я перешагнула через Романа в кабину лифта и нажала кнопку «вызов диспетчера».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41