— Кружку пива.
— Сделаем.
Хозяин со знанием дела дал подняться пене в стакане и пододвинул его Жильберу. Кружка скользнула по стойке, как на Диком Западе, и замерла перед Жильбером. Тот стал пить пиво большими глотками. Волнение иссушало его организм. Он попросил монет по двадцать сантимов и устроился перед игральным автоматом. Пока он играл, в кафе зашел торговец газетами. — Самый последний выпуск.
— Дай-ка, — сказал хозяин.
Жильбер скользнул взглядом по стойке. Мулат развернул газету и просмотрел первую страницу. Жильбер следил за его реакцией. Мулат не шелохнулся. Газета не дрожала у него в руках. Он ее спокойно читал, прежде чем поднять глаза и как бы случайно посмотреть в сторону своего посетителя. И вновь как бы случайно его глаза обратились к фотороботу.
В этот момент Жильбер достиг в игре счета, дающего право на бесплатную игру и звонкий сигнал раздался из аппарата. На этот раз мулат вздрогнул. Жильбер вернулся к стойке и безразлично спросил:
— Хорошие новости?
Хозяин положил газету позади себя, закрыв первую страницу, перед тем как ответить:
— Не слишком плохие. Обещают жару этим летом.
— Ну, тогда отдохнем. Жильбер отпил пива и указал пальцем на газету, до которой он не мог дотронуться. — Вы позволите?
На этот раз мулата охватила паника. Он стал отчаянно искать отговорку, чтобы не давать газеты, и, не найдя ее, безропотно протянул Жильберу. Тот развернул газету, посмотрел на фоторобота и показал его своему собеседнику, лицо которого приобретало медный оттенок.
— Странно, — сказал Жильбер, — это мне напоминает кого-то знакомого.
— Вот как? — отозвался хозяин, изобразив великое изумление. — Не может быть!
— Ну да, точно. Хотя, подождите! Он похож на меня, как брат, этот убийца!
— Вы смеетесь, — сказал мулат без всякой уверенности.
— Вы не находите?
— Может быть… отдаленно… трудно сказать…
Внезапно Жильберу надоела эта комедия. Он положил газету и сказал:
— Вы знаете, я не убийца. Если бы я был убийцей, то не показывался бы на людях вот так просто! Я бы уже давным-давно смотался!
Он заплатил за пиво и вышел, оставив несыгранной свою бесплатную партию. Пройдя мимо участка полиции, где его проводил безразличным взглядом полицейский, он вышел к саду. Солнце садилось, и немки-гувернантки созывали детей, брызгавшихся водой у фонтана. При каждом шаге с земли поднималось легкое облачко пыли. Дети, уставшие от послеполуденной беготни и гвалта, крича ли уже не так громко.
Жильбер Витри шел долго. Никогда он не встречал столько людей, читающих вечерние газеты. Впервые он обратил на это внимание. Казалось, весь Париж читал «Ля Капиталь». Это ему напомнило серию юмористических объявлений, публикуемых в американских журналах: «В Филадельфии практически каждый читает „Бюллетень“.
Каждый раз, когда он встречал прохожего с газетой, он инстинктивно выпрямлялся и вызывающе придавал лицу характерное, по его мнению, для преступника выражение. Утомленный, он оказался на набережной и решил зайти к Клотильде, хотя они об этом не договаривались. Он взял такси, водитель которого читал — никуда не денешься — «Ля Капиталь» и на протяжении всей поездки занимал Жильбера разговором о преступлении в Медоне.
— Вы знаете, у меня у самого девчонка шестнадцати лет. И если вдруг такая вот сволочь убьет ее, я даже не знаю, что с ним сделаю! Да я ему отрезал бы… Ну давай же, ты, любитель хрена! К счастью, благодаря этой задумке, фотороботу, эта тварь не долго погуляет на свободе. Можно сказать, что он уже за решеткой, этот мужик. Послушайте, вообще-то я не люблю фараонов. А стукачей и подавно. Но если бы ко мне в машину сел этот тип, у меня не было бы угрызений совести, никаких. Я бы его сдал прямо в Префектуру. Когда я думаю, что моей девчонке шестнадцать лет и что она могла бы нарваться на такого подонка!… Ну давай, двигай, чудак! Ты что, на танке водить учился?… К счастью, с моей малышкой ничего такого случиться не может. Она очень серьезная девочка. В этом году она сдает выпускные экзамены. Ну, за нее я спокоен; Она никогда не ходит ни на танцульки, ни на какие вечеринки, ничего. Только в кино два раза в неделю с друзьями… Ну вот, приехали, с вас два семьдесят.
«Если бы все парижане были такими физиономистами, как этот водитель такси, — подумал Жильбер, — то убийце нечего было бы бояться. Вот тоже еще один из тех, кто блюдет свою дочь, будучи уверенным в ее безгрешности. Точно, как та молочница!»
Он толкнул дверь магазина. Клотильда вздрогнула, завидев его, но ничего не сказала. Она обслуживала одного посетителя в очках. Когда он ушел, она заговорила голосом, который старалась сделать естественным:
— Какими судьбами?
Жильбер перегнулся через прилавок, увидел газету, выглядывавшую из ящика, и вытащил ее. Газета была свернута таким образом, что фоторобота не было видно.
— Вот какими судьбами, — сказал он.
— Жильбер… я… ты неосторожно… Он взорвался:,
— Неосторожно? Что неосторожно? Неосторожно вышел на улицу и пришел к тебе, в то время как моя рожа убийцы красуется в газете? Подозреваю, что если я тебе скажу, что я невиновен и что этот рисунок похож на меня по самой что ни на есть чистой случайности, ты мне все равно не поверишь.
Клотильда захлопала ресницами. Он почувствовал ее смущение и от этого пришел в неописуемую ярость.
— Да нет, я тебе верю. Я прекрасно знаю, что ты не убийца. Но люди настолько глупы, что могут запросто тебя линчевать, раньше чем ты успеешь объясниться. Садясь, он громко расхохотался.
— И тем не менее! Мы же не среди дикарей живем. И я не собираюсь ничего никому объяснять. Я ничего не сделал. А этот рисунок, эта недоделанная карикатура, на меня едва похожа. Смотри!
Схватив газету и шариковую ручку, он быстрым движением нарисовал на портрете квадратный подбородок. Сходство сразу же исчезло.
— Ты видишь? У меня круглый подбородок и низкий лоб. Эти отличия становятся очевидными для каждого через пять минут. Я пришел к тебе, чтобы услышать слова сочувствия, чтобы посмеяться вместе с тобой над этой идиотской историей, а ты меня подозреваешь, как моя консьержка! Как в бистро на углу!
— Не горячись, дорогой. Ты же знаешь, что я тебе верю!
— Да, я вижу! Это меня так сильно ободряет!
Они замолчали, он — разгневанный, она — смущенная. Затем она сказала:
— Почему бы тебе не пойти в полицию? Они проверят твое алиби и оставят тебя в покое.
— Я пойду туда. Потому что это единственный способ доказать свою невиновность женщине, которую я люблю!
— Жильбер. Это преступление было совершено в четверг, так ведь?
— Да… «Она не решалась высказать свою мысль.
— А это был четверг, когда… ты выпивал?
Он вскочил так резко, что стул отлетел назад. Ледяной покров опустился ему на плечи. Мгновение он смотрел на молодую женщину, стремясь передать ей глазами все, что чувствовал. Потом, сознавая, что произошло что-то непоправимое, вышел из магазина.
Клотильда не побежала за ним. Она сомневалась. И поскольку она сомневалась, он на какой-то миг испытал сильное желание поверить в то, что он — убийца.
Большими шагами он машинально дошел до ром-бара. Лучи заходящего солнца освещали листву деревьев. Он выбрал свободный стул и устроился там.
Уже было много туристов, немцев и американцев, легко узнаваемых по их туристским костюмам «сафари», которые что-то лопотали смеясь. Здесь тоже все читали газету, и обсуждение, похоже, было бурным. Не на этой ли террасе кафе жертва повстречала своего убийцу? Появился суетливый официант.
— Слушаю вас.
— Пива.
— Пльзенского или мюнхенского?
— Мюнхенского.
Официант, который профессионально улыбался, переменился в лице. Он отпрянул назад и, запинаясь, промолвил:
— Это вы. Я вас узнал. Я вам подавал в тот вечер пунш. Вы были с ней. Это вы!
Он стремительно вернулся в кафе. В сторону Жильбера уже стали обращаться взгляды, пока просто любопытные, но которые скоро будут враждебными. Он встал с опущенной головой и быстро пересек террасу, удивленный тем, что никто не окликает его, не хватает за воротник, толкнул какую-то пару, поднимавшуюся по деревянным ступенькам, и затерялся среди прохожих.
Он больше уже не знал, что с ним. Еще сегодня утром он был счастлив и спокоен, а вечером он чувствовал себя затравленным, покинутым, виноватым.
Официант только что, безусловно, его опознал. И тот свидетель, художник, выходец из Индокитая, на очной ставке тоже его сразу же опознает. Найдутся еще свидетели, которые придут вбить свой гвоздь в гроб Жильбера Витри. Даже если в итоге он будет признан невиновным, его тем не менее продержат в тюрьме несколько недель, может быть, несколько месяцев. Покончено с его спокойствием, с его привычками немного чудаковатого старого холостяка… Он чувствовал уже, что в его разрыве с Клотильдой есть что-то безвозвратное.
Необходимо, чтобы полиция нашла настоящего убийцу. А для этого надо, чтобы не арестовали Жильбера, на котором висит слишком много подозрений. Уже, правда, начались телефонные звонки в дежурный полицейский пункт. Вдали он услышал сирену полицейской машины и ускорил шаг. Он впрыгнул в автобус, чтобы как можно скорее вернуться домой. Решение было принято. Он исчезнет на несколько дней, пока не произойдет что-то новое.
Консьержка следила за ним, выглядывая из-за своей занавески. Он вошел к себе, минуту гладил кота.
— Мой бедный Слон, я оставляю тебя. Я не могу тебя взять с собой. Надеюсь, кто-нибудь позаботится о тебе. Я напишу Клотильде или Жерару, чтобы они забрали тебя.
Он открыл дверь чулана, который называл чердаком, и там среди груды разных предметов нашел свое туристское снаряжение, завернутое в брезент. Он не стал ничего проверять, даже не открыл рюкзак. Десять лет там ничего не трогали. Он взвалил на плечо набитый рюкзак фирмы «Лафюма», взял с собой денег, ручку и бумагу, миниатюрную шахматную доску и вышел, оставив, как обычно, открытым окно для Ферзевого Слона.
Консьержка по-прежнему наблюдала из-за своей шторки. Жильбер забросил рюкзак в машину, сел за руль и поехал. Во время короткой остановки на красный сигнал светофора ему в голову пришла мысль: «А ЧТО ЕСЛИ УБИЙЦА — ЭТО Я?»
Часть вторая
Господа, я считаю своим долгом честного гражданина и уважаемого налогоплательщика довести до вашего сведения следующие факты:
1. Убийцу-маньяка из Медона зовут Антуан Фроментен;
2. Он живет в доме 155 — бис по бульвару Бон-Нувель, на четвертом этаже, справа. Вам следовало бы прийти и арестовать его как можно скорее с тем, чтобы избежать гибели новых жертв. Честный гражданин.
Гаспадин Камесар. Тот чиловек, фоторобот который вы исчите, это мой зять Октав Кабарио, я ево точно узнала. А жертва, это мая доч Иветта, которую я тоже точно узнала. Придите ево быстрей аристовать, он апасный псих. Вдова Пуасси, авеню Жан-Жорес, Роспи-су-Буа.
Хотя мне и очень противно выдавать человека полицейским, я должен вас предупредить о том, что сегодня после обеда я вез в своем такси одного типа, внешность которого соответствует фотороботу, опубликованному в печати. Он вышел у перекрестка Бюси-Сен-Жермен. Имеющий уши, да услышит. У него круглый подбородок, он брюнет, и волосы подстрижены ежиком. Отец семейства.
Я присутствовал при этом преступлении. Я был в Медоне и в то время закапывал тело моей жены. Я все видел. Он убил девчонку, чтобы ее ограбить, но не насиловал ее. Это сделал я, после того как он ушел. Я сорвал с нее одежду, гладил ее груди, затем… два раза, а потом бритвой, которая была у меня, я ей…
А затем я закончил закапывать свою жену. Тогда яркий свет озарил лес и мне явился Господь Бог. Он поздравил меня со свершенным мною справедливым судом и сказал мне: «Сын мой, ты будешь сидеть справа от Меня». Подпись неразборчивая.
Господин Комиссар. Будет ли выдано вознаграждение в том случае, если я вам сообщу имя и адрес совершившего преступление в Медоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16