А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— А так вроде всё в порядке: духота, нары, тараканы бегают. Все так, как и должно быть.
— Делает вид, — сказал председатель, откинувшись на спинку стула, — что паинька-мальчик. Будто раньше никогда не бузотерил и не сиживал.
— Честное слово, Евгений Афанасьевич, первый раз.
— Ладно, поверим, — добродушно сказал Морозов. — Пусть будет первый и дай Бог, чтобы был последний. Только впредь учись культурному поведению и старайся сдерживать себя. Психопатством никому ничего не докажешь.
Воронин, вспомнив свою вчерашнюю выходку, смущённо посмотрел на Антонину Трофимовну.
— Городской парень, — прибавил шутливым тоном Морозов, — и не мог по-хорошему договориться с сельской девчонкой.
— Пока мы стояли у порога, ей двое назначили по телефону свидание. Куда уж мне там.
Морозов улыбнулся.
— На самом деле, — подтвердила Антонина Трофимовна.
— А его, конечно, это возмутило, — продолжал шутить Евгений Афанасьевич, кивнув на Воронина и прищурив хитровато-серые глаза. — Где ж такой праведник стерпит.
— Да не праведник я, — сказал Воронин, слегка покраснев, — но этот случай в посёлке. С детьми. Мне со стороны всё это показалось как-то… — и Юрий Александрович умолк, пожав плечами.
— М-да, — произнёс Евгений Афанасьевич, уже другим тоном. Сразу переменившись в лице, он облокотился на стол, обхватил широкими ладонями крупную плешивую голову и пригладил назад каштановые пышные по бокам волосы. — Посёлок, посёлок… Если не принять меры, верёвочка будет виться и дальше. — Морозов встал из-за стола и, пройдясь по просторному уютному кабинету, прибавил: — Пенсия, конечно, нужна, даже если эта несчастная женщина поправится и снова выйдет на работу. Дочери растут, их надо кормить, одевать, обувать…
— А если мать не сможет работать, — подхватил Воронин. — Что ж им опять по миру идти?
— Вот то-то и оно, — сказал Евгений Афанасьевич, усаживаясь и пододвигая к себе папку с документами, лежавшую посреди стола. Он прочитал заявление Галины Максимовны, ходатайство партийной и профсоюзной организации леспромхоза, полистал справки, закрыл дело и снова отодвинул на середину стола. — Так говорите, в этот раз даже Олейников не поскупился.
— Колхоз хорошо помог, — ответила Антонина Трофимовна. — Продуктов пока хватит, но Галину Максимовну страшно угнетает все это.
— Понятно. До любого доведись. — Морозов поднял телефонную трубку одного из трёх стоявших на краю стола аппаратов и попросил, чтобы соединили с секретарём райсовета.
— Когда заседание исполкома? — спросил Морозов и, зажав трубку между плечом и щекой, стал листать настольный календарь. Взял карандаш, сделал пометку. — На следующей неделе во вторник, говоришь? Включи в повестку дня вопрос о пенсии вдове механика леспромхоза. Да, Верхозиной. Кто у тебя там? А у меня целая делегация, — Евгений Афанасьевич, слушая секретаря, прикрыл ладонью микрофон и сказал вполголоса: — Приехал Дементьев по этому же вопросу.
— Председатель месткома, — сказала Антонина Трофимовна, оживившись. — Наш, из посёлка.
— Ну, поскольку без твоей и моей помощи дело не может двинуться с места, — сказал в трубку Морозов, — значит в законе по поводу пенсионного обеспечения в подобных случаях не всё ясно. Советоваться с юристами тут нечего. Народ взволнован, надо решать вопрос. Что же мы будем копаться в законах.
Антонина Трофимовна и Воронин переглянулись. Морозов положил трубку и сказал:
— Во вторник на следующей неделе вопрос решится. Много не обещаю. Рублей семьдесят-восемьдесят выделим из бюджета.
— В месяц, — уточнил Юрий Александрович.
— Ну не в год же, иначе что это будет за помощь, — сказал Евгений Афанасьевич и, пристально посмотрев на Воронина, продолжал: — То, что ты откликнулся всей душой на беду случайно подвернувшихся где-то там в пути незнакомых людей — это хорошо. Но заруби себе на носу: девяносто восемь процентов неудачников становятся неудачниками в жизни не потому, что они хуже по натуре, бездарнее или глупее других, — либо они болтуны, обсуждающе свои сокровенные мысли и всякую всячину с кем попало, либо крикуны, не умеющие держать себя в руках, — только и всего.
— Язык мой — враг мой, — сказала Антонина Трофимовна.
— Вот-вот, в самую точку, — поддакнул Морозов.
— Мы вам очень благодарны за все, — сказала Антонина Трофимовна, вставая с кресла.
— Благодарить меня не за что, — сказал Евгений Афанасьевич, поднимаясь из-за стола и пожимая на прощание руки. — Народ изъявил свою волю, и мы обязаны её выполнить.
Глава четвёртая

1
Галина Максимовна вошла в кабинет к терапевту. Виктор Ильич сидел за столом. В углу кабинета на процедурном столике работала медсестра Людмила Васильевна Тигунцева.
— Опять пришла лечиться, — сказала Галина Максимовна, направляясь к столу.
— Что случилось? — спросил врач.
— Вот. Не успела нога зажить, теперь — руки, — Галина Максимовна показала ему ладони. На ладонях, на пальцах — сплошные ссадины, мозоли.
— О-ё-ей! — Врач покачал головой. Подошла медсестра.
Виктор Ильич держал Галину Максимовну за руки.
— С вашими руками, — продолжал врач, — только на ферме трудиться… Никогда физически не работали?
— Ну как… Дома, по хозяйству.
— Дома, по хозяйству, — усмехнулся врач, отпуская Галину Максимовну. — Дома — вилочки, а на ферме — вилы. Разница большая. Разве можно такими нежными руками браться за вилы без рукавиц… Ну ладно. Сейчас Людмила Васильевна вам обработает все это, перевязку сделает. Мозольные лейкопластыри у нас есть? — спросил он медсестру.
— Есть штук пять ещё.
— Дайте их Галине Максимовне. Но это на будущее. Для профилактики. А сейчас мази и перевязки. — И бросайте ферму к чёртовой матери. Не для вас эта работа.
Галина Максимовна промолчала.
— Здоровье дороже денег, — добавил врач.
— Да, — вздохнула Галина Максимовна. — Здоровье дороже всего на свете.
— Золотые слова, — подхватил врач. — Надо ж ими руководствоваться в своей жизни.
2
Антонина Трофимовна пришла в класс взволнованная, бросила на стол стопку тетрадей и классный журнал. Обычное «здравствуйте» и «садитесь» произнесла довольно резко и сердито. Села сама за стол и, не снижая тона, сказала:
— Макарова, подойди сюда.
Люда Макарова, стройная высокая девочка со светлыми косичками и вплетёнными в них бантиком розовыми лентами была лучшей ученицей в классе. Она не была отличницей, но до третьего класса лидировала по успеваемости и по этой причине была очень горда и самолюбива. Несмотря на необычно высокий разгневанный тон учительницы, девочка в привычной своей манере легко и быстро встала из-за парты, вытянула тонкую длинную шею, гордо подняв голову, тряхнула косичками и подошла к столу. Антонина Трофимовна подала ей учебник.
— Открой страницу, где задачи и примеры на повторение.
Люда раскрыла учебник по математике и, листая страницу за страницей, нашла нужную.
— Теперь поищи задачу, которая тебе не знакома. Любую.
Девочка провела пальцем сверху вниз и остановилась на условии, которое сопровождалось рисунком — линией, разделённой на несколько отрезков.
— Нашла, — сказала учительница. — Как ты считаешь, это трудная задача?
Люда помедлила с ответом, внимательно изучая данные и рисунок.
— Ну так как? — нетерпеливо произнесла Антонина Трофимовна.
— Трудная, — ответила Люда.
— Вот и хорошо. Даю тебе пять минут на решение. Девочка сникла.
— Не бойся, оценку ставить не буду. Впрочем, если решишь за пять минут, поставлю отлично.
Люда подошла к доске, взяла мел и, глядя в учебник начертила линию. Разделив её на отрезки, обозначила расстояние между ними. Попробовала что-то складывать, вычитать, делить, но тут же стёрла все цифры мокрой тряпкой. Потом стояла, не шевелясь, лицом к доске, спиной к классу.
— Пять минут истекли, — сказала Антонина Трофимовна, глядя на часы. — Ещё подождать или нет?
Дополнительные три минуты тоже ничего не дали.
— Всё ясно, — сказала Антонина Трофимовна. — Не по зубам орешек.
— А я все равно её решу, — сказала расстроенная девочка, кладя учебник на стол.
— Когда? — спросила Антонина Трофимовна.
— Сегодня или завтра.
— Ах, завтра. Ну-ка, прочитай условие вслух. Люда прочитала.
— Верхозина — к доске, — сказала Антонина Трофимовна, и взбудораженные необычной сценой ученики с затаённым смешанным чувством надежды и тревоги уставились на Любку, которая сидела за второй партой крайнего ряда возле окна.
Верхозина подошла к доске, взяла мел и, вытянув кверху руку и подняв голову с коротко подстриженными тёмными волосами, сразу стала писать цифры.
— Я могу сесть? — спросила Люда.
— Садись, — сказала Антонина Трофимовна.
Макарова ушла на своё место. Пока она усаживалась и что-то недовольно ворчала себе под нос, Любка уже написала готовый ответ. Антонина Трофимовна посмотрела на доску и обратилась к классу:
— Проверьте ответ по учебникам.
Застучали доски у парт, защёлкали замки портфелей, зашелестели страницы — класс оживился.
— Правильно! — крикнул наголо остриженный лопоухий мальчик, сидевший на первой парте напротив Антонины Трофимовны.
Все остальные подтвердили.
— Найди ещё какую-нибудь задачу, — сказала Антонина Трофимовна, обращаясь к стриженному.
— Вот эту мы не решали, — сказал он.
— Диктуй.
Мальчик продиктовал. Одна минута, и задача была решена.
— Опять правильно, — удивились ребята.
— Надеюсь, теперь все удовлетворены, — сказала Антонина Трофимовна, повышая голос и глядя в дальний угол, где сидела Макарова. — Или ещё кому-нибудь взбредёт в голову нелепая мысль, будто Верхозина лишь потому стала отличницей, что я питаю к ней какую-то особенную слабость. Её, видите ли, люблю больше всех и поэтому ставлю пятёрки. Ведь это ж надо додуматься до такого абсурда! Постыдились бы! — Антонина Трофимовна побагровела и, взяв кое-как себя в руки, спросила уже спокойным голосом: — Макарова, что за вздор ты сеешь среди учеников?
— Я этого не говорила, — сказала Люда, вставая. Девочка, сидевшая на соседней парте через проход, повернулась к ней.
— Говорила, Людочка, говорила. Не отпирайся, — сказала девочка с места. — Вчера на переменке.
— Что я сказала?
— А то, что Любка получает пятёрки по блату.
— Выражение-то какое! — воскликнула Антонина Трофимовна. — «По блату!» Где только нахватались таких словечек. Кто тебя научил этому, Макарова?
— Никто не учил, и первая вовсе не я сказала, — отрывисто произнесла девочка и села на место, хлопнув доской парты.
— Встань, встань, Макарова, — сказала Антонина Трофимовна. — Встань, когда с тобой разговаривают.
Люда снова поднялась и, тряхнув косичками, презрительно посмотрела на подружку, которая сидела через проход от неё.
— Любка стала отличницей, а ты не стала, так тебя завидки взяли, — ответила девочка на её презрительный взгляд.
— А ты бессовестная ябеда, и больше не подходи ко мне.
— Ну и не надо. Думаешь, заплачу. А хочешь знать, я вовсе не ябедничала.
При этих словах кое-кто из учеников обернулся назад и посмотрел на худенькую девочку с вороватыми голубыми глазами и рыжими волосами, заплетёнными в две жиденькие косички, забавно торчащие в разные стороны. Девочка, когда на неё обратил внимание класс, втянула голову в плечи и спряталась за спины впереди сидящих. За ней и прежде водился подобный грешок, а теперь, когда она, затаившись, выдала себя с головой, сомнений ни у кого не оставалось.
— Рыжая, тебя мало били, ещё получишь, — сказала Макарова, показывая ей из-за спины кулак.
— Людмила! — Антонина Трофимовна хлопнула ладонью по столу. — Ты что себе позволяешь в конце-то концов! Сядь на место!
Людмила села за парту, и класс затих.
— А пусть Любка решит задачу на «х», — сказал стриженый мальчик с первой парты.
— Какую ещё тебе задачу на «х»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29