Но это дело можно рассматривать и под другим углом зрения. Фернанда разыграла этот трюк как раз в тот момент, когда я собирался задать ей целый ряд деловых вопросов, например, в каких местах она бывала с Домингуэсом, что ей известно о Пеппере.
Вы сами отлично понимаете, что когда она направила на меня пистолет, меня всего в дрожь бросило, да и кого не бросит? От испуга у меня все вылетело из головы, и с этого момента Фернанда направила нашу беседу так, как ей самой хотелось. С этой минуты говорила она и приказывала она. Это она говорила, где, по ее мнению, должен быть Педро и где он будет меня искать.
И ей очень хотелось немедленно выпроводить меня сюда, на гасиенду, чтобы меня не застал у нее Педро. Она отлично знала, что нет никаких особых причин, по которым мне не следовало бы встречаться с Педро. У меня ведь есть оружие, и если бы речь зашла о перестрелке, мы с Педро располагали бы в худшем случае равными шансами. Я бы даже сказал больше: я в любой момент могу отстрелить на этом парне штаны из детского 15-миллиметрового Томсона с перламутровой рукояткой.
Больше того. Она выпроводила меня из своего дома с такой поспешностью, что я даже уехал без пушки. Вы помните — вынув свой люгер из-за пазухи, я положил его на стол. Из чего вы можете заключить, что федеральный работник — это такой же человек, как любой другой, и ему свойственно совершать ошибки, и что Марк Антоний был не единственным парнем, который, увлекшись сладкими поцелуями Клеопатры, забыл о деле и не привел в действие свою артиллерию.
Вот так-то!
По-моему, мне теперь все ясно. Фернанде надобно было во что бы то ни стало поскорее выпроводить меня из своей хаты. Она не хотела, чтобы Педро застал меня у нее, но ей необходимо, чтобы я пришел к ней после того, как Педро уйдет, и нужно ей это по одной из двух причин. По какой именно, мне трудно сказать: когда речь идет о женщине, совершенно невозможно угадать, что именно толкает ее на тот или иной поступок.
Первая причина та, что, может быть, она действительно серьезно влюбилась в меня и не может допустить, чтобы Домингуэс убил меня. Может быть, она собиралась спровадить куда-нибудь Педро к тому времени, как я вернусь, чтобы мы могли обо всем договориться, после чего я уеду в Нью-Мехико. А потом, когда у меня будет свободное время, я вызову к себе эту прелестную куколку и мы продолжим наш разговор о любви.
Другой причиной может быть следующая: она не хотела допустить моей встречи с Педро потому, что в этом случаен мог или убить его, или стукнуть его по башке, связать и переправить через границу в НьюМехико, где ему пришлось бы ответить на ряд вопросов.
Потому что, ребята, вы должны согласиться со мной: она спуталась с Педро для того, чтобы избавиться от своего мужа, — это звучит весьма не правдоподобно. Прежде всего, вы сами понимаете: если у дамочки хватило нервов разыграть такую штуку с пистолетом, то вряд ли она испугается своего кабальеро, даже если бы она была замужем за обладателем самого скверного характера. Эта дамочка в любой момент и в любой ситуации будет действовать о'кей. С другой стороны, если у нее было достаточно денег подкупить Педро, чтобы он увез ее, значит, ей хватило денег на то, чтобы смотаться на территорию США и оттуда прислать заказным письмом официальное уведомление своему муженьку о начале бракоразводного процесса.
Все это должно доказать вам, ребята: если я целую какую-нибудь бабенку, это еще отнюдь не значит, что я ей вполне доверяю, а если вы захотите подкусить меня и скажете, что я не должен целовать девчонку, которой не верю, я отвечу вам, что я вот не верю дыням, но я их люблю и при всякой возможности ем их. А как бы вы поступили на моем месте, ребята? А?
Я проснулся в десять часов. Солнце жарит вовсю. Я снова осмотрел гасиенду. Все так же, как вчера. Пожалуй, я действительно порядочный олух, если, держа в кармане незаряженный пистолет, развалился спать в таком пустынном месте. Во время сна любой мог меня подстрелить. Но я всю жизнь отличался тем, что очень люблю поспать.
Мои мысли перешли к пистолету Пеппера. Я* достал его, осмотрел магазинную коробку. Я думал, что она пустая, оказывается, нет, не пустая. Обойма там. Все в порядке. Я хотел вытащить ее, но не тут-то было, ее заклинило. Мне пришлось долго потрудиться, прежде чем я вытащил ее, при этом вывалилась из нее какая-то бумажка.
Этот листочек был засунут между обоймой и каналом, очевидно, в пистолете был какой-то дефект, и без посторонней помощи обойма плохо держалась.
Я взглянул на обойму. Пуль нет, все выстрелены. Тогда я внимательно рассмотрел бумажку.
Простой кусочек кремового цвета, оторванный от пакета, шириной примерно в три четверти дюйма. На бумажке написано: «Зеллара».
Интересно, что это может быть — Зеллара? Может быть, название местности в этой стране? Может быть, записку написал Пеппер, запрятав ее в таком месте, где никто не будет ничего искать?
С другой стороны, ведь запомнить одно-единственное слово не так уж трудно.
А может быть, это обрывок письма, который использовался для того, чтобы укрепить обойму в магазине? На всякий случай я спрятал листочек в бумажник, а пистолет убрал в карман.
Я прикинул, как у меня со временем. Если я сейчас тронусь в путь, то буду у Фернанды ночью, хотя мне не очень нравится идея путешествия по пустыне в полдень, когда солнце так печет, что того и гляди спалит тебе штаны. Но тем не менее придется поступить именно так.
Я бросил последний взгляд на гасиенду, оседлал коня, наполнил фляжку водой из бака в стене и смылся. Я был очень рад, что вода еще была, иначе мне пришлось бы туговато. Хотя вы, возможно, неоднократно читали в книгах о путешественниках, выдавливающих в пустыне сок из стволов кактуса, смею вас уверить, это все пустая трепотня. Проверил на собственном опыте.
Во время моего путешествия по пустыне я мог всецело предаваться своим думам. Я разработал несколько вариантов поведения на случай, если Педро окажется у Фернанды, и на случай, если его там не окажется.
Я неоднократно убеждался: очень полезно заранее разработать все детали с тем, чтобы, когда придет время, поступать совсем не так, как было намечено в планах.
Была уже полночь, когда вдали показался домик Фернанды. Не доезжая до дома примерно одной мили, я свернул на пустынную дорогу. В доме кто-то есть, там горит свет.
Но я умный парень. Я слез с лошади, которая, кстати, очень неважно себя чувствовала после такой утомительной поездки, и последние три четверти мили вел ее на поводу.
Я подошел с задней стороны дома, привязал лошадь к более или менее сильному стволу кактуса и занялся разведывательной работой. Тут-то и наткнулся на очень интересный факт.
Все покрыто толстым слоем пыли, а на ней — следы автомобиля. По-моему, машина пришла из Темпапа. При лунном свете я отчетливо вижу следы шин. И что самое интересное, правое заднее колесо оставляет след от рубца на шине.
Значит, кто-то приезжал на моей машине.
Вероятно, Педро или кто-нибудь из его друзей все-таки нашли машину, вызвали из Темпапа парня с новым карбюратором, после чего приезжали сюда.
Я внимательно осмотрелся, нет ли еще каких-нибудь следов пребывания людей. Но ничего не увидел.
Я пошел к задней двери. Темнота и тишина. Пожалуй, я чувствовал бы себя более счастливым, если бы при мне был пистолет с полным зарядом, потому что весьма возможно, где-нибудь поблизости меня ожидает в темноте Домингуэс.
Вероятно, именно его следовало ожидать.
Я толкнул решетчатую дверь и вошел в дом. Прислушался. Ничего не слышно. Это показалось мне довольно странным. Должен я по крайней мере слышать хотя бы храп спящей индейской девушки-служанки.
Я тихонько на резиновых подошвах пошел по коридору. Из-под двери справа видна полоска света. Кажется, та самая дверь, за которой я разговаривал с Фернандой. Окна этой комнаты выходят на пустыню. Подошел к двери, прислушался. Ничего. Взялся за дверную скобу и начал потихоньку нажимать. Выжав до конца, я затаил дыхание и чуть-чуть приоткрыл дверь. Подождал.
Все еще ничего не слышно. Приоткрыл еще немного и просунул в дверь голову. Спиной ко мне на стуле сидит Педро. Он спит. Вероятно, парень ожидает меня с дороги, идущей из пустыни. Мне не видно, что там лежит перед ним, на столе, нет ли там оружия.
Между прочим, мне показалось немного странным, что Педро ожидает меня так беспечно, с зажженным светом. Ему бы следовало сидеть в темноте, в этом случае он увидел бы меня раньше, чем я его.
Я решил немного блефануть и достал пустой пистолет Пеппера.
— Спокойно, приятель, — сказал я. — Одно движение и я смахну макушку твоей головы прямо в Аризону. Ну-ка, подыми руки вверх и не опускай их до тех пор, пока я не разрешу.
Никакой реакции. Даже не пошевелился. И вдруг я все понял: Педро позволил убить себя.
Я обошел вокруг стола и, ребята, что же я увидел! Он привалился к спинке стула и его открытые глаза были устремлены прямо в пустыню. На лице застыло удивленное выражение. Да это и понятно: кто-то дважды прострелил его, один раз в грудь, второй — в макушку головы.
На полу перед ним валяется мой люгер, который я здесь оставил. Я поднял его и проверил обойму. Не хватает двух пуль.
Я положил пистолет за пазуху, пошел к буфету, налил себе виски и взял сигарету. Потом сел на стул, взглянул на Педро и начал думать.
Первая пуля была всажена ему в грудь, выстрел в упор: на его почти белой рубашке виднелась дыра от пули с обожженными краями. По-моему, когда после первого выстрела Педро хотел вскочить, он заработал вторую, уже в макушку.
Да, интересная бывает жизнь. В течение последних часов я только и думал о том, кому кого удастся пристрелить: мне Педро или Педро меня, а оказывается, я только напрасно утруждал свой мозг, потому что кто-то уже проделал мою работу без меня. И я ставлю 6 против 4, что этим «кто-то» была маленькая Фернанда.
Я взглянул на Педро, и мне, знаете ли, даже стало немного его жаль. Если вы меня правильно понимаете.
Вот передо мной сидит довольно гадкий человек, шакал пустыни. Один из тех парней, которые пробивают себе путь с самого дна, ничего не имея за душой. А когда добираются до верхушки, у них по-прежнему-таки ничего и нет!
Я решил заняться шерлок-холмсовской работой и воссоздать сцену убийства — то есть тем самым, чем в книгах занимаются все детективные тузы.
Вероятно, дело было так: Фернанда сидела в кресле, всматривалась в пустыню и ожидала меня, и вдруг услышала, как к заднему крыльцу подъехала машина.
Ясно вижу, как она, несколько озабоченная, встает и смотрит на дверь, в которую ввалился Педро. Педро буквально весь бурлит, мечется по комнате, как призовой бык в день фиесты, и рассказывает Фернанде обо всем, что произошло со мной. Потом спрашивает Фернанду, что ей известно.
Фернанда отвечает: вот провалиться ей на этом самом месте, ей ничего не известно! Но поскольку она довольно умная бабенка, она потихоньку подбирается к столику, на котором лежит мой люгер.
Педро спрашивает: не было ли здесь кого-нибудь? Фернанда отвечает: ни души не было, и даже никакого слуха ни о ком.
Педро говорит «О, йе? Не было? Ах, ты, такая-сякая лгунья! Такой-то парень видел, как кто-то отвязал у тебя коня и умчался по дороге в пустыню!»
Он говорит Фернанде, что она дважды предательница, дочь самого дьявола, и что он собирается сейчас же перерезать ей горло от уха до уха, чего он, кстати, может быть, совсем и не собирался делать.
Фернанда мило улыбается и, когда он подходит к ней, она протянула назад руку, нашарила на столе мой люгер и выдала ему бесплатный билет для проезда в страну, из которой еще никто и никогда не возвращался.
Педро сначала плюхнулся на пол, потом попытался встать, тогда она влепила ему на дорожку еще одну в то место, на котором он носил сомбреро.
После чего позвала служанку, индейскую девушку, и они усадили его на стул лицом к веранде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34