Странный парень, наблюдавший за ней в банке - она уже не сомневалась, что парень был наблюдателем, а не случайным зевакой... Взрыв... Обыск в её номере... Все это - звенья одной цепи, и охота идет за ней! Но тогда зачем эта игра в "ирландских террористов"? Очень просто - чтобы Богомол выпала из поля зрения следствия, чтобы её личность больше никого не интересовала, чтобы её отпустили на все четыре стороны и следствие не стало заниматься её судьбой... Чтобы у её похитителей руки были развязаны для следующих попыток её убить - возможно, когда она, в силу обстоятельств, будет жить по другому паспорту и с другой фамилией - а эти обстоятельства должны были наступить очень скоро. Смерть Мари Мишон (для канадского паспорта она взяла себе то самое имя, которым пользовалась для прикрытия возлюбленная Арамиса остатки любви к "Трем мушкетером" ещё сохранились с детства, с тех замечательных дней, когда она, девочка-"хорошистка", почти отличница, сбегала из своего тусклого заводского района в иной мир, удивительный и светлый, грызла яблоки, валяясь на диване и жадно проглатывая страницы, а мама хлопотала на кухне...), машину которой взорвали в Женеве, могла бы ещё вызвать лишние вопросы, а смерть, например, Жаклин Дюпон или Терезы Хавьерас никто со взрывом не свяжет - оборвется даже самая тонкая ниточка, которая может вывести на убийц.
Но, выходит, они этой ниточки боятся? То есть, ниточка может оказаться не такой тонкой? Выходит, где-то есть у них слабое звено, которое они, как истинные профессионалы, пытаются ликвидировать.
Это слабое звено она ещё попытается нащупать. А пока ясно: переходить на жизнь под другим паспортом ей нельзя ни в коем случае! Даже на один день, даже ради исполнения очередного особого задания.
Так ведь и эти особые задания сейчас ни в коем случае выполнять нельзя!
Выходит, её подталкивают к тому, чтобы она подвела заказчиков - и сама себя похоронила?
Да, и ещё одно: люди, шарившие в её номере, занимались этим после того, как она уехала в банк. Если они уже считали её покойницей, то что они искали? И, если считали её покойницей, то почему постарались не оставить никаких следов своего пребывания - малейших, которые могла бы заметить только она? Хорошо, допустим, если бы она погибла и в её номере был обнаружен полный разгром, то версия об ирландских террористах могла бы вызвать у следствия ненужные сомнения. Но ведь - к примеру - чемодан, оставленный открытым на кровати, к разгрому не отнесешь, с точки зрения посторонних людей, чемодан могла бы бросить открытым и она сама, сильно спеша... Но нет, они восстановили все в идеальном порядке именно для нее.
Ну, на этот вопрос ответ ясен: у них наверняка идеально налажена связь, и о том, что покушение сорвалось, они узнали в тот же момент. Один звонок по мобильному телефону кого-то из их сообщников возле банка - того же странного парня...
Но остается первый вопрос: что можно было искать в номере у покойницы?
Нет, конечно, они не устанавливали "жучков" - для прослушивания мертвых "жучки" не нужны. Они искали что-то очень определенное, что-то конкретное.
Что?
Какие-то указания, куда она собиралась направиться отсюда, в какую страну, в какую область мира? Зачем им это? Чтобы взять на себя её очередной заказ, который она уже не смогла бы выполнить? Допустим... Через три недели после её смерти - в точке Х, известной только ей - погибает заказанный ей человек. Тогда если кто и попытается связать Мари Мишон с Богомолом, то откажется от этой версии. Для всех, обладающих тайной информацией, Богомол будет считаться исчезнувшей на три недели позже.
То есть, им необходимо отвести следы - и выиграть время после её смерти. Отчаянно необходимо, если эта версия правильна.
Второй вариант. Они искали что-то, способное и после её смерти представлять для них смертельную опасность.
Это "что-то", в таком случае, должно быть внешне очень безобидным - но для знающих людей разоблачительным наотмашь.
Но тогда... Она знала, кому стоит опасаться любой мелочи, которая может вдруг оказаться в её вещах!
Да, картина прояснялась. Она довольно улыбнулась.
- Марион! - позвала она.
- Да? - сиделка появилась немедленно.
- Будьте добры, принесите мне мою косметичку...
Сиделка, с понимающей улыбкой, пошла за косметичкой. Принеся косметичку своей пациентке, она заметила:
- На вашем месте, я бы в жизни не стала переживать из-за того, как выгляжу. Вы - такое совершенство, что, право, кажется лишним что-то к нему добавлять.
- Спасибо, - ответила Богомол. - Но ведь вас самим известно, как мы, женщины, можем переживать из-за внешности, и насколько неизлечим этот комплекс. Мне сейчас кажется, что на мне лица нет!
- Вы слишком мнительны, - сказала Марион - похоже, вполне искренне.
"Мари Мишон", ещё раз благодарно улыбнувшись сиделке, открыла пудреницу и поглядела в маленькое зеркальце. Можно было и не глядеть - она и так знала, что впрямь хороша и выглядит сейчас не хуже, чем обычно, Златовласка с переливчатыми, почти переменчивыми глазами, умевшими менять цвет от черного до цвета морской волны в солнечном луче. Сейчас её больше волновало другое. Она ощупывала донышко пудреницы - и не находила царапин, которые должны там быть.
Конечно, она и на память помнила надпись: "d. t. c-r. J. D. Qb 31.07. 98.", что означало не сокращенное французское "От всего сердца. Ж.Д. Квебек, 31 июля 98 года", а было нехитро зашифрованным номером счета, с которого, через сеть корреспондентских счетов, последний заказчик (мнивший, что эту сеть нельзя распутать) перевел ей деньги. Последние две цифры, указание года, вообще были ни при чем - дописаны, чтобы "надпись на подарке влюбленного" выглядела без малейшей неестественности - а у остальных надо было брать порядковый номер, но не в латинском, а в русском алфавите - то есть, например, первая "Д" означала не "4", а "5". Просто и надежно: сама не запутаешься, а другим ничего не скажет.
Нет, Богомол всегда играла честно и, если заказчик её не подводил, то и она о нем забывала. Но всегда стоило иметь подстраховку на случай неожиданностей. Да, память её никогда не подводила - но ведь кто знает, в какой момент память способна заартачиться и встать на дыбы. Самый памятливый человек хоть раз в жизни, да что-нибудь забывал. Зная, что выход на заказчика хранится не только в её памяти, она чувствовала себя спокойней.
И вот теперь пудреницу подменили. Но ведь это означало ещё одно: за ней следили настолько тщательно, что успели выяснить, пудреницей какой фирмы и какой марки она сейчас пользуется. Учли все до мелочей - а она даже не заметила слежку, хотя прежде такого с ней не бывало!
Но ведь пудреница всегда была при ней, и в номере она пудреницу не оставляла! Охваченная желанием проверить свою догадку, она совсем упустила это из головы. Догадка подтвердилась, но... Значит, подменили не в номере подменить могли только в тот момент, когда её после взрыва отвели назад в банк, сумочку несла одна из сотрудниц, и минут пятнадцать сумочка лежала в нескольких метрах от потрясенной и ничего вокруг себя не видящей "Мари Мишон".
Выходит, пудреницу подменил тот парень, которого она заприметила в банке?
Зачем тогда было обыскивать номер? Проверить, не оставила ли она ниточек к заказчику ещё где-нибудь?
Слишком много возникает несуразиц и противоречий...
Но линия её действий яснее некуда: надо разбираться с заказчиком, который, скорее всего, и заказ ей дал фиктивный - только для того, чтобы поставить ей ловушку и убрать!
Что ж, тем хуже для него. С ней уже очень давно никто не осмеливался шутить таких шуток, и её ответный удар будет не только местью, но и хорошим уроком на будущее для всех, у кого череп слишком толстый, чтобы его прошибало с одного урока.
Она провела в Женеве ещё два дня, ровно столько, сколько требовалось, чтобы "душевно" пообщаться со следователями и убедиться, что вопросы к ней практически сняты, а также для того, чтобы продумать план действий. Оставив следователям свой марсельский адрес, а также известив их, что, скорее всего, в ближайшее время она будет отдыхать в местечке близ Кале, на севере Франции, и в случае срочной необходимости её следует искать там, она, на новой машине, выехала в Рим. Ведь именно римскому банку принадлежал тот счет, который был нацарапан на её пудренице.
Хоть она и запутала предварительно следы, выехав так, чтобы даже у профессионалов возникло впечатление, будто она направилась ко французской границе, а сворачивая на трассу через Альпы, ещё раз убедилась, что за ней нет "хвоста", она все равно старалась ни на секунду не оставаться в одиночестве, и по трассе шла так, чтобы спереди и сзади все время имелось несколько машин. Но не слишком много - иначе было бы труднее распознать слежку, если за ней следят. Раза два ей мерещилось, что какая-то машина следует за ней слишком долго, она притормаживала у бензоколонки - купить журнал или бутылку апельсинового сока - и всякий раз это оказывалось ложной тревогой, "преследователь" проносился мимо.
Словом, до Рима она добралась без приключений.
- Будьте добры, - обратилась она к служащему банка, - мне надо передать владельцу этого счета, что контракт с ним расторгнут из-за нарушения условий поставки. Я бы хотела, чтобы вы его известили, потому что мне неохота торчать здесь и дожидаться его путаных объяснений. Если что пусть свяжется с французским контрагентом.
Глаза служащего округлились.
- Простите, мадам, - они говорили по-французски, который служащий знал неплохо. - Но я не смогу оповестить владельца этого счета.
- Почему? - холодно осведомилась она.
- Потому что он умер. Вчера. Застрелен. Убит, понимаете? Там, в Москве. А сегодня мы уже получили извещение о том, что должны заморозить его счет до разрешения вопросов о наследстве и прочих юридических формальностей.
Она сразу нашлась.
- Так вот почему он нарушил сроки выплаты аванса!.. Да, меня саму это смущало, потому что я знала его как человека обязательного, но бизнес есть бизнес, и никому нельзя делать никаких поблажек... Надо же! Какой ужас! Где и как его убили?
- Застрелили, мадам, я ведь вам сказал. В Москве, на его родине?
- Так он русский? - она изобразила настоящее изумление.
- А вы разве не знали? - удивился служащий.
- Ну... И фамилия у него была... вполне итальянская.
Служащий позволил себе слегка улыбнуться.
- В Италии он предпочитал писать свою фамилию как Тальмани, но вообще он Тальман, мадам. И даже Тальмани - это... гм... только видимость итальянского. Так вы никогда не интересовались его происхождением?
- Представьте, нет, - она пожала плечами. - Никогда не интересовалась. Ведь его фирма зарегистрирована в Италии, по-итальянски он шпарил достаточно бегло, а поскольку я сама знаю по-итальянски всего несколько слов и между собой мы объяснялись по-французски, я и принимала его за итальянца.
- Увы, мадам!.. - служащий скорбно вздохнул. Тут его осенила новая мысль. - Послушайте, может, вам необходимо сообщить в полицию?
- Связываться с русскими? - её передернуло. - Вы ведь знаете, что у них творится. Если опять там замешана русская мафия, о которой столько пишут, то мне лучше не привлекать на себя лишний свет. Поэтому, очень прошу, и вы не рассказывайте полиции о моем визите. Если наш контракт имеет хоть какое-то отношение к его смерти, то меня и так найдут. Я не засекречена и не скрываюсь, и всегда с удовольствием отвечу на все вопросы... но в Париже. А если не имеет - то зачем мне дополнительные сложности?
- Да, разумеется, вы правы, мадам. Мы и сами стараемся... - служащий выразительно развел руками и изобразил кистями покачивание весов: обозначив, как они всегда стараются уравновесить ситуацию, чтобы ни у кого не было ненужных беспокойств.
- Спасибо вам. Всего доброго... Должна сказать, вы меня потрясли, добавила она, уже направляясь к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24