В редкие моменты ясного рассудка он пытался сосредоточить внимание на конкретных вещах, которые с ним происходили. Но все было искаженным, как в ночном кошмаре. Хотелось понять, чем они его накачивали из своих шприцев. Хотелось понять ту порочную бессердечность, которая позволила такому человеку, как Рамсур Сепах, довести единственного сына до гибели.
На зубах захрустел песок. Пустыня? Над ним кружилось холодное, насмехающееся небо. Дарелл слышал гул мотора. Да, пустыня. Он лежал на спине, наблюдая, как по небосводу плывет луна. Луна, символ влюбленных, вечная тайна, знак безумия. Он попытался сесть, но руки и ноги были связаны и двигаться он не мог. На скамейках в открытом кузове грузовика виднелись две фигуры. В свете луны их винтовки отсвечивали серебром, а лица чернели на фоне неба. Они ничего не говорили, ничего не делали, и лишь их тела колебались в такт движению грузовика.
Интересно, он почти не удивился, когда понял, что легендарный Хар-Бюри скрывался под личиной Рамсура Сепаха. Он об этом не догадывался, но почему-то чувствовал, что совершает роковую ошибку, и выхода из этой ситуации не видел. Гладко ничего не получалось. Задание усложняли национальные интересы и противоречия, которые с самого начала должны были его насторожить. Однако он и так сделал все, что мог. Он рассчитывал на Ханнигана, а в его работе никогда ни от кого нельзя зависеть. Жизнь должна находиться только в собственных руках.
Не то чтобы он винил Ханнигана. Ханниган, быть может, в этот самый момент принимает меры. Лотос в конце концов могла его разыскать. Но Ханниган не знал про Рамсура Сепаха и про заговор мятежников в высших сферах Тегерана. Ханниган не знал того, что известно Дареллу о Тане и ее отце. Иногда ты слишком тщательно скрываешь свои карты, Сэмюэль, – сказал он себе.
Грузовик остановился. Он услышал голоса и почувствовал запах древесного угля, навоза и мусора – запах деревни в пустыне. К своему удивление, он был голоден. И внезапно охвачен жаждой.
– Хэй! – окликнул он безликого конвоира.
Мужчина сверкнул на него глазами, поднялся и исчез из грузовика. Другой просто сидел и ждал, безликий и безымянный. Дарелл услышал звяканье верблюжьего колокольчика и увидел выросшую над ним женскую фигуру. Мадам Ханг. Своим обличьем ведьмы она заслонила в небе полную луну. Дарелл содрогнулся.
– Как ты себя чувствуешь? – шепотом спросила мадам Ханг.
– Отлично.
– О, это очень хорошо.
– Я голоден.
– Хорошо.
– Не найдется ли у вас воды, мадам Ханг?
– О, у меня полно воды. Но она тебе не понадобится, американский шпион, американский убийца! Ты отправляешься в дальнее-дальнее путешествие. – Она рассмеялась.
– Послушайте, – сказал он. – Не нужно больше уколов.
– Еще один – и все.
– Мы могли бы договориться, – предложил он.
– А-а, испугался?
– Я буржуа, средний класс, капиталистический бизнесмен. Мне нравится совершать сделки, и только.
– Тебе нечего нам предложить. Счастливого пути, американец!
Она вонзила шприц ему в руку. Помешать он не мог. Он пытался, но был слишком крепко связан, и мадам Ханг затруднений не испытала. Последней мыслью Дарелла было – так или иначе он найдет способ ее убить.
Даже если это станет последним делом в его жизни.
Дарелл был полностью дезориентирован. Его сознание отделилось от тела, обретя абсолютную свободу, что дарило счастье и восхитительную беззаботность. Вокруг не осталось ничего материального – ни земли, ни пола, ни стен, ни потолка, ни неба. Он был одинок в своем исступленном восторге, в обретенной абсолютной отрешенности. Тела тоже больше не существовало. Для него не было ни боли, ни голода, ни жажды, ни страсти, ни волнений.
Но Дарелл знал, что он пока еще не умер. Он не мог пребывать в вечности, поскольку чувствовал, как текло время, много времени, часы и дни, скорей всего неделя, а может быть и больше. Он был просто ошеломлен. Иногда ему дозволяли вернуться в свое тело, его кормили, хотя есть он не хотел, поили, хотя он не испытывал жажды. Он постоянно находился в темноте, но все же видел иногда разноцветные огоньки, которые мерцали и походили на звезды. Часто в поле его зрения вплывала Луна, громадная, враждебная, вся изрытая оспой. Чем дальше, тем сильнее ему казалось, что Луна – это поджидающий его враг, некое существо, знающее о нем и призывающее к себе, в невообразимую пустоту пространства. Дарелл долго размышлял о Луне, то и дело вспоминая утверждения Тани, что она там побывала. Ему что-то было об этом известно, он старался вспомнить, что именно, но не мог. Он старался. Он убеждал себя, что это важно. Что от этого зависит его жизнь. Он не понимал, почему так считает, и все же был в этом убежден.
Время шло. Слишком много времени. Он не должен так долго парить в пустоте. Кто-то обязан к нему прийти. Все было не так, ускользало от понимания. И несмотря на это он жил ощущением безмятежности.
Наконец он услышал обращенные к нему слова.
– Вы летите на Луну, Дарелл, – произнес голос.
– Я?
– О, да. В конце концов все уладилось.
– Я не верю, – сказал Дарелл.
– Поживете – увидите.
Где бы он до этого ни витал, его вернули назад. Эйфория рассеялась. Дареллу стало не по себе, возвращаться не хотелось. Мало-помалу он опять овладел своим телом. Он дышал, его сердце билось. Болели конечности. Дареллу было жаль, что так получилось. Кому это понадобилось? С ним разговаривали тени. Свет то появлялся, то исчезал. Дарелл сел в кресло. Кресло охватило его со всех сторон, надежно удерживая ремнями. На голове оказался гермошлем, сам он был в неудобном скафандре. Шипение кислорода на мгновение его ошеломило. Повернув голову, он увидел в крошечном овальном иллюминаторе ночное небо. Луна с вожделением посмотрела на него и отплыла в сторону, как в ускоренных кадрах кинофильма. Кто-то сел в такое же кресло рядом с ним.
– Здравствуйте, мой друг!
– Здравствуйте, профессор Успанный, – ответил Дарелл.
– Мы отправляемся в путешествие.
– Мне уже сказали.
– Оно будет совершенно безопасным. Бояться нечего.
– Я бы все-таки лучше остался.
– Это необходимо. Вас не удивило мое появление? Я постоянно буду рядом. Путешествие займет две недели. Для него вы сейчас в прекрасной физической форме. Я обо всем позабочусь. А вы составите мне компанию и будете наблюдать за тем, что увидите.
– Где мы?
Успанный улыбнулся. Бледно-голубые глаза сибиряка разглядывали Дарелла с научной бесстрастностью. Может, это часть того сна, который Дареллу пришлось так долго смотреть? Дни? А может, недели? Он ни в чем не был уверен. Снова заглянул в иллюминатор. Все кругом стало вибрировать. Щелкали компьютеры. Дарелл не мог этому поверить, но пришлось. Вокруг все было прочным и осязаемым. Часы, проведенные под воздействием инъекций мадам Ханг, кончились. Он уже вышел из того состояния, полностью сохранив свои физические и умственные способности. На нем был скафандр, а сам он находился в отсеке космического корабля в непосредственной близости от стартового двигателя. В наушниках, встроенных в гермошлем, звучали русские голоса. Дарелл сделал глубокий вдох. Кислород. Ему стало лучше. Он посмотрел в иллюминатор. Звезды посмеивались над ним. Нет-нет, этого не может быть. Он взглянул на Успанного.
Тот кивнул.
– Да, мы стартуем.
Дареллу доводилось читать секретные отчеты о запуске космических кораблей. Все соответствовало описаниям. Ему хотелось крикнуть кому-нибудь, все равно кому, что он не имеет к этому отношения, не знает, что делать, не может уберечь себя от этого; да и кто, скажите на милость, захотел бы лететь на Луну? Таня побывала на Луне, и смотрите, что с ней стало! Если это было правдой, а не плодом больного воображения, тогда все, что он делал, прибыв в Тегеран, базировалось на ложных предпосылках.
Это не могло быть реальностью.
Но было.
Он ощутил спиной чудовищную вибрацию, будто проснулось и зашевелилось злобное чудовище, и давление на грудь и легкие, длившееся секунды, которые, казалось, не пережить. Ремни врезались в руки и ноги, крепко его удерживая. Пока длилось это испытание, голоса русских техников лаконично произносили числа, координаты, результаты компьютерных расчетов и реплики на космическом жаргоне, которых Дарелл не понимал, хотя прекрасно владел русским языком. Успанный отвечал так же лаконично. Все его внимание было сосредоточено на мигающем и щелкавшем компьютере, лабиринте шкал и стрелок приборов, на электронных лампах и проводах прямо перед ним.
Внезапно давление прекратилось и наступила невесомость. Когда отстыковалась ракета-носитель, небо закружилось и земное тяготение их покинуло. Дарелл насколько мог наклонился вперед и стал пристально вглядываться в иллюминатор. Да, Земля осталась внизу, наполовину освещенная солнцем, наполовину в ночном сне, невыразимо красивая, невыразимо далекая, недостижимая, отнятая у него навсегда. В поле зрения попало солнце; Успанный пробормотал извинения и ослепительный диск скрылся из виду. Дарелл чувствовал, что с ним что-то не так. Он бы должен вовсю протестовать, а вместо этого проявлял поразительное благодушие.
Тогда он произнес в свой микрофон:
– Вы – мираж, профессор Успанный!
Тот улыбнулся.
– Дотроньтесь до меня. Я настоящий.
Дарелл так и сделал. Под серебристым скафандром прощупывалась плоть.
– Зачем вы со мной это проделываете?
– Чтобы кое-что вам доказать, – ответил Успанный.
– Насчет Тани?
– Естественно.
– Послушайте, но где же космодром? Я помню, мы были в пустыне...
– Это было на прошлой неделе.
– На прошлой неделе?
– Не надо волноваться. Мы благополучно вернемся на Землю. А иначе... – Профессор кисло улыбнулся сквозь пластиковое окошко гермошлема. – А иначе я вряд ли согласился бы на такое путешествие, верно?
– Но согласно космической программе все должно происходить совсем не так...
– Вам еще многое нужно узнать о советской космической науке.
– Вы сопровождали Таню в полете? Она говорила, что вы были с ней.
– Я был рядом с ней, как с вами сейчас. И я должен попросить вас некоторое время не вмешиваться в мою работу. Мне многое предстоит сделать.
Дарелл занялся подсчетом заклепок на обшивке отсека. Затем пересчитал приборы и прочел на них надписи на русском языке. Он уделил внимание пакетикам с едой в специальных прорезях, емкостям с кислородом, очистителю воздуха, утилизатору отходов. Успанный продолжал невнятно бормотать в микрофон свои отчеты и выслушивать сухие, лишенные всяких эмоций данные, передаваемые с Земли. Дарелл вдруг стал отстегивать ремни, которые удерживали его на сидении.
– Что вы делаете? – спросил Успанный.
– Ухожу отсюда.
– Вы сошли с ума? Мы в невесомости...
– Это иллюзия, – возразил Дарелл.
– Невесомость! – крикнул Успанный. – Осторожно!..
Дарелл слетел со своего мягкого кресла, сильно ударился о панель приборов, отскочил, перевернувшись вверх тормашками, снова попал в кресло и постарался вернуть ноги в прежнее положение. Он был ошеломлен и потрясен до глубины души.
– Вот, примите одну, – предложил Успанный.
– Что это?
– Таблетка, разве не видите? Она поможет.
Дарелл проглотил таблетку, ему удалось пристегнуть себя к сидению. Затем он долго с тревогой наблюдал за медленно меняющимися показаниями приборов и за уплывающим земным шаром. Нет, он не мог усомниться в истинности своих ощущений.
Он заснул, проснулся, съел жидкую пищу, выдавливая ее в рот, будто беспомощный ребенок. Успанный на малопонятном техническом жаргоне объяснил их обязанности. Русский профессор, похоже, знал, что делает. Дарелл начал потеть. Сильно билось сердце. Было неуютно от длинных и непонятных технических терминов, несущихся по космическому радио. Хорошо, подумал Дарелл, впадая в дрему, – вот это прогресс. Можно вылететь в космос, за пределы атмосферы, быстрее, чем проехать на такси через Манхэттен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28