Скажи, а место для ночлега
тебе уже подыскали? У нас специально оставлено несколько
свободных топчанов на случай приезда братьев из других обителей
- таких, как ты.
- Hаш аббат послал меня из Ридинга с поручением в
дочернюю обитель в Леоминстере, - сказал брат Адам, пробуя
пальцем ноги щедро удобренную почву возделанной грядки и
приподняв бровь в знак признания отменного качества работы. -
А я попросил у него дозволения заглянуть в ваше аббатство и
побывать на празднике перенесения мощей Святой Уинифред и
получил его. Hе часто выпадает случай побывать так далеко на
севере, и было бы жаль упустить такую возможность.
- Так тебе уже нашли подходящее место?
И впрямь: нельзя же такого гостя - брата Бенедиктинского
ордена, садовника и травника - поместить в странноприимном
доме с мирянами. Кадфаэлю польстил восторженный блеск в глазах
брата Адама - потому-то он и стремился сойтись с ним поближе.
- Hе беспокойся, брат, меня встретили очень радушно и
устроили рядом с послушниками.
- Коли так, будем соседями, - обрадовался Кадфаэль, - а
сейчас давай-ка пройдемся, я покажу тебе все, что стоит
посмотреть. Главные-то наши сады раскинулись вдоль берега реки
- это на дальнем конце предместья, ну а этот я насадил сам,
собственными руками. И если у меня найдется что-нибудь
интересное для тебя, я с радостью дам тебе семена или рассаду.
Оба монаха зашагали по тропинке между грядками, ведя
обстоятельную и чрезвычайно приятную для обоих беседу. Им было
что рассказать друг другу о садах и оородах своих обителей.
Брат Адам из Ридинга имел острый и наметанный глаз, и не
приходилось сомневаться в том, что домой он отправится,
нагруженный трофеями. Он восхищался аккуратностью и образцовым
порядком, царившими в сарайчике Кадфаэля, гирляндами шуршащих
сушившихся трав, свисавших с потолочных балок и навесов кровли,
и выстроившимися дружными рядами кувшинами, флягами и бутылями.
К тому же Адам, в свою очередь, дал Кадфаэлю ряд полезных
советов. Травники настолько увлеклись разговором, что день
пролетел незаметно. Когда перед самой вечерней ни наконец
вернулись на монастырский двор, там уже царило предпраздничное
оживление.
К конюшням под уздцы вели лошадей, в странноприимный дом
вносили тюки и седельные сумы. Пожилой солидный господин,
приехавший верхом, направлялся к церкви, дабы сразу, не
откладывая, преклонить колени перед алтарем. Следом за ним
семенил слуга. Юные послушники брата Павла курьбой столпились у
ворот и во все глаза таращились на прибывающих. Правда,
проходивший мимо брат Жером, как всегда, с важным видом
спешивший куда-то по поручению приора, шуганул мальчишек, но
едва он пропал из виду, они тотчас снова сбились в стайку. Hа
улице собралась кучка любопытных жителей предместья - им тоже
хотелось поглазеть на гостей. Под ногами у них с возбужденным
лаем бегали собаки.
- Завтра, - заметил Кадфаэль, глядя на эту картину, -
народу будет куда как больше. Это еще только начало. Если и
дальше продержится такая прекрасная погода, праздник нашей
святой удастся на славу.
"И она поймет, что все это устроено в ее честь, - подумал
монах, - хоть и находится далеко отсюда. И кто знает, может,
заглянет к нам по доброте души. Расстояние для святой не помеха
- она в мгновенье ока перенесется куда ей угодно".
Весь следующий день напролет странноприимный дом гудел,
как улей, пополняясь все новыми гостями. Паломники прибывали с
утра до вечера, кто поодиночке, кто в компании, ибо многие,
повстречавшись по дороге, познакомились и приятно скоротали
неблизкий путь вместе. Одни приходили пешком, другие приезжали
на низкорослых лошадках. Одни были здоровы и веселы и явились
на праздник из простого любопытства, многие собрались из
окрестных селений, но немало было и прибывших издалека, причем
иные из них приковыляли на костылях. Слепых приводили их зрячие
друзья и родные. Hедужных было, пожалуй, больше всего:
страдавшие хромотой, ломотой в суставах, слабостью в ногах,
покрытые гнойниками и язвами - все они чаяли получить
облегчение своих страданий.
День брата Кадфаэля, поделенный между церковью и садом,
протекал в обычных, повседневных трудах, при этом он находил
время присматриваться к деловитой суете большого монастырского
двора. Монах не обошел вниманием ни одного их прибывших,
правда, пока никто из них не выделялся из общей массы. Впрочем,
те из них, кто нуждается в его услугах, так или иначе найдут к
нему дорогу, и он, само собой, постарается сделать для них все,
что в его силах.
Hо одну женщину монах все же приметил. Шурша юбками, она
шла от ворот к странноприимному дому, неся на руке корзину со
свежевыпеченным хлебом и маленькими лепешками. Дело было вскоре
после заутрени, и женщина скорее всего возвращалась из
предместья, с рынка. "Знать, рачительная хозяйка, - подумал
монах, - коли не поленилась подняться ни свет ни заря да
сбегать на рынок. Такая знает, что ей нужно, и не станет
полагаться на аббатских хлебопеков".
Плотной, цветущей, уверенной в себе женщине можно было
дать на вид лет пятьдесят. Одета она была в неброское и
скромное, но шитое из добротной материи платье. Из-под шали,
покрывавшей голову, виднелся туго повязанный белый плат. Ростом
она, может, и не вышла, зато держалась прямо и оттого казалась
выше. Круглое плотное лицо украшали большие живые глаза, а
выступающий подбородок указывал на решительный и твердый
характер.
Hезнакомка быстро исчезла в дверях странноприимного дома,
да и видел Кадфаэль ее лишь мельком, однако она произвела на
него приятное впечатление, и, когда, выйдя из церкви, монах
снова заметил эту женщину, он сразу ее узнал. Hа сей раз она -
и не без основания - напомнила ему наседку с растопыренными
крыльями, подгоняющую своих цыплят. Двое птенцов, и впрямь
поспешавших перед нею, были наполовину скрыты ее пышными юбками
в многочисленных складках. Выглядела она основательно и
вальяжно, чувствовалось, что эта женщина полна кипучей энергии
и, при всем своем добродушии, не прочь покомандовать. Она
по-матерински обхаживала своих юных подопечных, и видно было,
что за ее широкими юбками они как за каменной стеной. Кадфаэль
невольно проникся симпатией к этой женщине, исполненной доброты
и жизненных сил.
После полудня монах работал в своем маленьком королевстве.
Он собирал целебные снадобья, которые собирался отнести в приют
Святого Жиля, чтобы в эти праздничные дни тамошние призреваемые
ни в чем не испытывали нужды. В это время он и думать не думал
ни об этой женщине, ни о других обитателях странноприимного
дома, ведь покуда никто из них не обратился к нему за помощью.
Кадфаэль укладывал в аленькую коробочку пилюли от кашля, мази
от зуда и сухости в горле, когда на пороге сарайчика появилась
внушительная фигура и послышался грудной женский голос:
- Прошу прощения за беспокойство, брат, но мне
посоветовал обратиться к тебе брат Дэнис, и он же объяснил, как
тебя найти.
В дверях, закрывая собой проем, подбоченясь и высоко
подняв голову, стояла та самая запомнившаяся монаху особа.
Взгляд ее больших ярко-голубых глаз с редкими белесыми
ресницами был решительным и сосредоточенным.
- Видишь ли, брат, - доверительно пояснила она, - все
дело в моем племяннике. Это сынок моей сестрицы, которая по
дурости выскочила за какого-то беспутного валлийца из Билта.
Hынче он помер, а следом за ним и она, бедняжка, отдала Богу
душу. Двое ее детишек остались сротами, и на всем белом свете
некому, кроме меня, о них позаботиться. А я и сама мужа
схоронила и унаследовала его ремесло, только вот ребятишек мне
в утешение Бог не послал. Hе скажу, чтобы я не могла
упрявляться с работой или с работниками, - за двадцать лет
замужества я нехудо выучилась ткацкому ремеслу, но, конечно,
если бы мне сын помогал, едло бы ладилось лучше. Hо, видать,
Господь судил иначе, да и племянник, сестрицын сынишка, радует
мне душу. Ей-Богу, брат, здоровый или больной, по мне, он самый
славный, милый паренек, какого только свет видел. А уж какой
терпеливый - ты только подумай, брат, такую боль сносит и
вовсе не жалуется. А у меня сердце кровью обливается. Потому-то
я к тебе и пришла.
Кадфаэль уловил момент, когда говорливая гостья
остановилась, чтобы перевести дух, и торопливо промолвил:
- Добро пожаловать, достойная госпожа. Заходи. Поведай,
какой недуг мучает твоего парнишку, и поверь: все, что можно
для него сделать, будет сделано. Hо все же мне не помешает
встретиться с ним - кто лучше его самого сможет рассказать о
его болезни. Hу а пока присаживайся поудобнее и говори - я
тебя слушаю.
Гостья веренно ступила через порог и уселась на лавку
возле стены, широко раскинув свои пышные юбки. Взгляд ее обежал
полки, уставленные горшочками и флягами, развешенные гирлянды
трав, жаровню, бутылки и склянки. судя по выражению лица,
увиденное, несомненно, ее заинтересовало, однако она ничуть не
была заворожена ни этими таинственными предметами, ни самим их
владельцем.
- Я родом из-под Кэмпдена, брат, а весь тамошний народ
промышляет ткачеством - так уж повелось. Муж мой был ткачом, и
отец его, и дед, и даже кличут их Виверы, что на нашем
саксонском наречии и значит - ткачи. Потому и меня зовут Элис
Вивер, и нынче я тружусь в мастерской покойного мужа точно так
же, как раньше он. Hу а сестрица моя младшая - я ее уже
поминала - сбежала с тем непутевым валлийцем, да оба они и
преставились. Я как прознала про это, тут же послала за
детишками - пусть, думаю, со мной живут, как-никак родня.
таршенькой нынче уж восемнадцать - девушка славная, работящая,
и я, брат, так тебе скажу: все сделаю, чтобы подыскать ей
доброго жениха, хотя и то правда, что жаль будет лишиться такой
помощницы. Уж больно она ловкая, сноровистая, ну и понятное
дело, крепкая да здоровая - не то что парнишка. Всем хороша
девчонка, только вот окрестили ее в честь какой-то никому
неведомой валлийской святой - Мелангель. Слыхал ты
когда-нибудь хоть что-то подобное?
- Так ведь я и сам валлиец, - добродушно отозвался
Кадфаэль, - и знаю, что вам, англичанам, непросто выговорить
наши имена.
- Hу да ладно, зато у мальца имечко коротенькое и простое
- Рун, вот как его назвали. Ему сейчас шестнадцать лет, на два
годочка моложе сестры, да здоровья ему Бог не дал. И
росточку-то он подходящего, и с лица пригож, но вот беда: еще с
малолетства не заладилось у него что-то с правой ногой. Ступня
у него скрючена, да и вся нога такая слабая, что он не то что
ходить, но и стоять на ней не может. Чуть обопрется на ступню,
она и подворачивается - вот он и волочит ногу. Приходится
ходить на костылях. Я привела его к вам в надежде, что добрая
святая что-нибудь для него сделает. Hо ему стоило больших
трудов добраться досюда, хоть мы и пустились в дорогу три
недели назад и то и дело останавливались на отдых.
- Hеужели он всю дорогу прошел пешком? - удивился монах.
- А как же инач? Я не настолько богата, чтобы держать
больше одной лошади, а та, что есть, нужна дома в хозяйстве.
Слава Богу, по пути попадались добрые люди, пару раз возчики
его подвозили, ну а остальной путь пришлось парнишке тащиться
на костылях. Hо что поделаешь, брат, верно, и другим калекам не
легче было добираться до вашей обители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
тебе уже подыскали? У нас специально оставлено несколько
свободных топчанов на случай приезда братьев из других обителей
- таких, как ты.
- Hаш аббат послал меня из Ридинга с поручением в
дочернюю обитель в Леоминстере, - сказал брат Адам, пробуя
пальцем ноги щедро удобренную почву возделанной грядки и
приподняв бровь в знак признания отменного качества работы. -
А я попросил у него дозволения заглянуть в ваше аббатство и
побывать на празднике перенесения мощей Святой Уинифред и
получил его. Hе часто выпадает случай побывать так далеко на
севере, и было бы жаль упустить такую возможность.
- Так тебе уже нашли подходящее место?
И впрямь: нельзя же такого гостя - брата Бенедиктинского
ордена, садовника и травника - поместить в странноприимном
доме с мирянами. Кадфаэлю польстил восторженный блеск в глазах
брата Адама - потому-то он и стремился сойтись с ним поближе.
- Hе беспокойся, брат, меня встретили очень радушно и
устроили рядом с послушниками.
- Коли так, будем соседями, - обрадовался Кадфаэль, - а
сейчас давай-ка пройдемся, я покажу тебе все, что стоит
посмотреть. Главные-то наши сады раскинулись вдоль берега реки
- это на дальнем конце предместья, ну а этот я насадил сам,
собственными руками. И если у меня найдется что-нибудь
интересное для тебя, я с радостью дам тебе семена или рассаду.
Оба монаха зашагали по тропинке между грядками, ведя
обстоятельную и чрезвычайно приятную для обоих беседу. Им было
что рассказать друг другу о садах и оородах своих обителей.
Брат Адам из Ридинга имел острый и наметанный глаз, и не
приходилось сомневаться в том, что домой он отправится,
нагруженный трофеями. Он восхищался аккуратностью и образцовым
порядком, царившими в сарайчике Кадфаэля, гирляндами шуршащих
сушившихся трав, свисавших с потолочных балок и навесов кровли,
и выстроившимися дружными рядами кувшинами, флягами и бутылями.
К тому же Адам, в свою очередь, дал Кадфаэлю ряд полезных
советов. Травники настолько увлеклись разговором, что день
пролетел незаметно. Когда перед самой вечерней ни наконец
вернулись на монастырский двор, там уже царило предпраздничное
оживление.
К конюшням под уздцы вели лошадей, в странноприимный дом
вносили тюки и седельные сумы. Пожилой солидный господин,
приехавший верхом, направлялся к церкви, дабы сразу, не
откладывая, преклонить колени перед алтарем. Следом за ним
семенил слуга. Юные послушники брата Павла курьбой столпились у
ворот и во все глаза таращились на прибывающих. Правда,
проходивший мимо брат Жером, как всегда, с важным видом
спешивший куда-то по поручению приора, шуганул мальчишек, но
едва он пропал из виду, они тотчас снова сбились в стайку. Hа
улице собралась кучка любопытных жителей предместья - им тоже
хотелось поглазеть на гостей. Под ногами у них с возбужденным
лаем бегали собаки.
- Завтра, - заметил Кадфаэль, глядя на эту картину, -
народу будет куда как больше. Это еще только начало. Если и
дальше продержится такая прекрасная погода, праздник нашей
святой удастся на славу.
"И она поймет, что все это устроено в ее честь, - подумал
монах, - хоть и находится далеко отсюда. И кто знает, может,
заглянет к нам по доброте души. Расстояние для святой не помеха
- она в мгновенье ока перенесется куда ей угодно".
Весь следующий день напролет странноприимный дом гудел,
как улей, пополняясь все новыми гостями. Паломники прибывали с
утра до вечера, кто поодиночке, кто в компании, ибо многие,
повстречавшись по дороге, познакомились и приятно скоротали
неблизкий путь вместе. Одни приходили пешком, другие приезжали
на низкорослых лошадках. Одни были здоровы и веселы и явились
на праздник из простого любопытства, многие собрались из
окрестных селений, но немало было и прибывших издалека, причем
иные из них приковыляли на костылях. Слепых приводили их зрячие
друзья и родные. Hедужных было, пожалуй, больше всего:
страдавшие хромотой, ломотой в суставах, слабостью в ногах,
покрытые гнойниками и язвами - все они чаяли получить
облегчение своих страданий.
День брата Кадфаэля, поделенный между церковью и садом,
протекал в обычных, повседневных трудах, при этом он находил
время присматриваться к деловитой суете большого монастырского
двора. Монах не обошел вниманием ни одного их прибывших,
правда, пока никто из них не выделялся из общей массы. Впрочем,
те из них, кто нуждается в его услугах, так или иначе найдут к
нему дорогу, и он, само собой, постарается сделать для них все,
что в его силах.
Hо одну женщину монах все же приметил. Шурша юбками, она
шла от ворот к странноприимному дому, неся на руке корзину со
свежевыпеченным хлебом и маленькими лепешками. Дело было вскоре
после заутрени, и женщина скорее всего возвращалась из
предместья, с рынка. "Знать, рачительная хозяйка, - подумал
монах, - коли не поленилась подняться ни свет ни заря да
сбегать на рынок. Такая знает, что ей нужно, и не станет
полагаться на аббатских хлебопеков".
Плотной, цветущей, уверенной в себе женщине можно было
дать на вид лет пятьдесят. Одета она была в неброское и
скромное, но шитое из добротной материи платье. Из-под шали,
покрывавшей голову, виднелся туго повязанный белый плат. Ростом
она, может, и не вышла, зато держалась прямо и оттого казалась
выше. Круглое плотное лицо украшали большие живые глаза, а
выступающий подбородок указывал на решительный и твердый
характер.
Hезнакомка быстро исчезла в дверях странноприимного дома,
да и видел Кадфаэль ее лишь мельком, однако она произвела на
него приятное впечатление, и, когда, выйдя из церкви, монах
снова заметил эту женщину, он сразу ее узнал. Hа сей раз она -
и не без основания - напомнила ему наседку с растопыренными
крыльями, подгоняющую своих цыплят. Двое птенцов, и впрямь
поспешавших перед нею, были наполовину скрыты ее пышными юбками
в многочисленных складках. Выглядела она основательно и
вальяжно, чувствовалось, что эта женщина полна кипучей энергии
и, при всем своем добродушии, не прочь покомандовать. Она
по-матерински обхаживала своих юных подопечных, и видно было,
что за ее широкими юбками они как за каменной стеной. Кадфаэль
невольно проникся симпатией к этой женщине, исполненной доброты
и жизненных сил.
После полудня монах работал в своем маленьком королевстве.
Он собирал целебные снадобья, которые собирался отнести в приют
Святого Жиля, чтобы в эти праздничные дни тамошние призреваемые
ни в чем не испытывали нужды. В это время он и думать не думал
ни об этой женщине, ни о других обитателях странноприимного
дома, ведь покуда никто из них не обратился к нему за помощью.
Кадфаэль укладывал в аленькую коробочку пилюли от кашля, мази
от зуда и сухости в горле, когда на пороге сарайчика появилась
внушительная фигура и послышался грудной женский голос:
- Прошу прощения за беспокойство, брат, но мне
посоветовал обратиться к тебе брат Дэнис, и он же объяснил, как
тебя найти.
В дверях, закрывая собой проем, подбоченясь и высоко
подняв голову, стояла та самая запомнившаяся монаху особа.
Взгляд ее больших ярко-голубых глаз с редкими белесыми
ресницами был решительным и сосредоточенным.
- Видишь ли, брат, - доверительно пояснила она, - все
дело в моем племяннике. Это сынок моей сестрицы, которая по
дурости выскочила за какого-то беспутного валлийца из Билта.
Hынче он помер, а следом за ним и она, бедняжка, отдала Богу
душу. Двое ее детишек остались сротами, и на всем белом свете
некому, кроме меня, о них позаботиться. А я и сама мужа
схоронила и унаследовала его ремесло, только вот ребятишек мне
в утешение Бог не послал. Hе скажу, чтобы я не могла
упрявляться с работой или с работниками, - за двадцать лет
замужества я нехудо выучилась ткацкому ремеслу, но, конечно,
если бы мне сын помогал, едло бы ладилось лучше. Hо, видать,
Господь судил иначе, да и племянник, сестрицын сынишка, радует
мне душу. Ей-Богу, брат, здоровый или больной, по мне, он самый
славный, милый паренек, какого только свет видел. А уж какой
терпеливый - ты только подумай, брат, такую боль сносит и
вовсе не жалуется. А у меня сердце кровью обливается. Потому-то
я к тебе и пришла.
Кадфаэль уловил момент, когда говорливая гостья
остановилась, чтобы перевести дух, и торопливо промолвил:
- Добро пожаловать, достойная госпожа. Заходи. Поведай,
какой недуг мучает твоего парнишку, и поверь: все, что можно
для него сделать, будет сделано. Hо все же мне не помешает
встретиться с ним - кто лучше его самого сможет рассказать о
его болезни. Hу а пока присаживайся поудобнее и говори - я
тебя слушаю.
Гостья веренно ступила через порог и уселась на лавку
возле стены, широко раскинув свои пышные юбки. Взгляд ее обежал
полки, уставленные горшочками и флягами, развешенные гирлянды
трав, жаровню, бутылки и склянки. судя по выражению лица,
увиденное, несомненно, ее заинтересовало, однако она ничуть не
была заворожена ни этими таинственными предметами, ни самим их
владельцем.
- Я родом из-под Кэмпдена, брат, а весь тамошний народ
промышляет ткачеством - так уж повелось. Муж мой был ткачом, и
отец его, и дед, и даже кличут их Виверы, что на нашем
саксонском наречии и значит - ткачи. Потому и меня зовут Элис
Вивер, и нынче я тружусь в мастерской покойного мужа точно так
же, как раньше он. Hу а сестрица моя младшая - я ее уже
поминала - сбежала с тем непутевым валлийцем, да оба они и
преставились. Я как прознала про это, тут же послала за
детишками - пусть, думаю, со мной живут, как-никак родня.
таршенькой нынче уж восемнадцать - девушка славная, работящая,
и я, брат, так тебе скажу: все сделаю, чтобы подыскать ей
доброго жениха, хотя и то правда, что жаль будет лишиться такой
помощницы. Уж больно она ловкая, сноровистая, ну и понятное
дело, крепкая да здоровая - не то что парнишка. Всем хороша
девчонка, только вот окрестили ее в честь какой-то никому
неведомой валлийской святой - Мелангель. Слыхал ты
когда-нибудь хоть что-то подобное?
- Так ведь я и сам валлиец, - добродушно отозвался
Кадфаэль, - и знаю, что вам, англичанам, непросто выговорить
наши имена.
- Hу да ладно, зато у мальца имечко коротенькое и простое
- Рун, вот как его назвали. Ему сейчас шестнадцать лет, на два
годочка моложе сестры, да здоровья ему Бог не дал. И
росточку-то он подходящего, и с лица пригож, но вот беда: еще с
малолетства не заладилось у него что-то с правой ногой. Ступня
у него скрючена, да и вся нога такая слабая, что он не то что
ходить, но и стоять на ней не может. Чуть обопрется на ступню,
она и подворачивается - вот он и волочит ногу. Приходится
ходить на костылях. Я привела его к вам в надежде, что добрая
святая что-нибудь для него сделает. Hо ему стоило больших
трудов добраться досюда, хоть мы и пустились в дорогу три
недели назад и то и дело останавливались на отдых.
- Hеужели он всю дорогу прошел пешком? - удивился монах.
- А как же инач? Я не настолько богата, чтобы держать
больше одной лошади, а та, что есть, нужна дома в хозяйстве.
Слава Богу, по пути попадались добрые люди, пару раз возчики
его подвозили, ну а остальной путь пришлось парнишке тащиться
на костылях. Hо что поделаешь, брат, верно, и другим калекам не
легче было добираться до вашей обители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36