Тех, кто выжил, на арене Константинопольского цирка заставляли под руку с монахинями участвовать в непристойных процессиях.
Один из иконоборцев писал:
Почитатели икон делали из них крестных своим детям при святом крещении. Желая принять духовный сан, многие отдавали свои остриженные волосы не духовным лицам, а складывали их при иконах.
Некоторые скоблили краски с икон, смешивали их с причастием и давали эту смесь желающим вместо причащения. Другие, презрев храмы Божии, устраивали в частных домах алтари из икон и на них совершали святые таинства...
Историки недоумевают: при чем здесь иконы? Почему после ариан, монофизитов, несториан - ересей тонких, дающих повод для возвышенных дискуссий - столь странный повод соблазна?
Говоря об иконоборчестве и иконопочитании, не стоит вкладывать в эти термины их современное значение. Возжигание перед иконами лампады, коленопреклонение, обращение к ней с молитвой - в глазах иконоборцев все это означало обожествление рукотворных икон.
Смириться с таким отношением к "раскрашенным доскам" иконоборцы не могли. При императоре Константине V Копрониме иконы повсеместно изымались, а церкви раскрашивались под античные портики. Молодой, воспитанный на античном наследии индивидуализм атаковал вековую традицию.
Выступления против икон были спровоцированы новым поколением образованных богословов, самым известным из которых был Иоанн Грамматик. Русский историк церкви Александр Карташев прямо называет иконоборцев просветителями и рационалистами. Объектом их атаки были в общем-то даже и не иконы. Бунтари собирались изменить само представление о том, Кто есть Бог.
К концу "Темных веков" от тонкого, виртуозного богословия великих Отцов Церкви сохранилась лишь голая схема. Она годилась для проповеди варварам-германцам и славянам, но выглядела смешно в глазах европейцев, уже читавших не только св. Августина, но часто и неоплатоников.
Мысль о том, что Бог един в Троице, кажется им примитивной. Гипотеза о существовании дьявола вызывает улыбку. Едва отделившись от серой средней массы населения, интеллектуалы начинают издеваться над религиозными представлениями предшествовавшей эпохи.
В VIII веке св. Иоанну Дамаскину было достаточно приложить к иконе свою отрубленную извергом-халифом руку, чтобы она тут же приросла обратно. Всего столетие спустя Клавдий Туринский, гордый своим возвышенным пониманием религии, писал:
Если вам угодно почитать дерево, сложенное в крест, только потому, что Иисус Христос был пригвожден ко кресту, то почему бы вам не почитать и ослов, ибо Он ездил на осле?..
Спор об иконах был по сути конфликтом двух видений Божества. Бог, которому поклонялись в "Темные века", был настолько ЗДЕСЬ, что мог вести в бой армии. Теперь Он должен был быть достоин того громадного и замечательного мироздания, которое, как уверяли, Им сотворено.
В определенном смысле одинаково неортодоксальными были и вульгарный фундаментализм иконопочитателей, и бунтарский индивидуализм иконоборцев. Потребовался VII Вселенский Собор, чтобы сформулировать единственно верную точку зрения: поклонения достоин лишь Бог. Иконам же подобает почитание.
После этого иконоборчество было обречено. В 843 году последние епископы-еретики были смещены со своих кафедр. 11 марта Константинопольский Собор провозгласил праздник Торжества Православия, который с тех пор торжественно и отмечается.
Первая атака индивидуализма на традицию захлебнулась. Впереди у Европы было много подобных атак.
2
Расселение арабских орд за пределы Аравийского полуострова уничтожило античный уклад жизни ближневосточного общества.
В VII-VIII веках по Р. Х. регион, носивший отныне имя Дар ал-ислам (Мусульманская ойкумена), характеризовался племенной организацией общества, крайне примитивной экономикой и полным отсутствием чего бы то ни было, заслуживающего наименование "индивидуальная культура".
Однако после нескольких веков безвременья Передний Восток начинает просыпаться. Перемены стали очевидны в тот момент, когда в середине VIII века в Халифате сменилась правящая династия.
Летом 747 года на окраинах Халифата заполыхало восстание. Во главе противников династии Омейядов встали Аббасиды, потомки дяди Пророка, ал-Аббаса. Их одетые в черное войска дошли до Ирака и разбили соединенные отряды омейядских владык.
В 751-м, ровно в тот год, когда во Франции Пипин Короткий сверг последнего короля-Меровинга, трон халифов оказался в руках Аббасидов. Столица была перенесена в Багдад.
При великих владыках начала IX века Халифат достиг пика своего величия. Один из сегодняшних арабистов писал:
Золотым "героическим" веком в памяти мусульманской общины навеки остались времена правления Харуна ар-Рашида, современника франкского императора Карла Великого, и его ближайших наследников.
Халифы предыдущей династии Омейядов считались выборными - по крайней мере номинально. Их статус мало чем отличался от положения вождей бедуинской орды. А вот новые владыки были "тенью Бога на земле, наместниками не Пророка, но Аллаха".
Монолитное доселе общество рабов Аллаха начинает расслаиваться. На местах появляется тоненькая прослоечка профессиональных администраторов, так называемых "писцов". Безопасность границ обеспечивает военная аристократия, в основном тюркского происхождения.
Десятилетие за десятилетием провинциальные элиты крепчали. Уже Харун ар-Рашид завещал разделить доставшуюся ему империю пополам между двумя сыновьями. Спустя еще столетие остановить дробление Халифата не могло уже ничто.
Сперва душить провинциальные сепаратизмы у Аббасидов получается неплохо. Однако вскоре они оказываются уже не в состоянии дотянуться до совсем отдаленных территорий.
В 929 году правитель Кордовы (Испания) Абд ар-Рахман III принял высший мусульманский титул халифа, который до этого принадлежал лишь Аббасидам.
В формально остающемся единым халифате появилось две халифские династии. А уж там, где появилось два халифа, почему бы не появиться третьему?
Третьими халифами в начале Х века провозгласили себя египетские Фатимиды. Мелкие династии правителей возникали в тот момент повсеместно и в большом количестве.
Свой кусок пирога у центральной власти пожелали отобрать иранские Тахириды (с 821 года), египетские Тулуниды (с 868 года), среднеазиатские Саманиды (с 875 года), сирийские Хамданиды (с 890 года) и много кто еще.
Провинциальные элиты усиливаются. Центральная власть слабеет и теряет территории. Всего через сто лет после прихода к власти Аббасиды оказываются не в состоянии совладать даже с собственной гвардией. В течение десятилетия с 861 по 870 год рубаки-тюрки по своей инициативе возводят на трон и свергают четырех халифов.
При слабом халифе ал-Муктадире (908-932) Багдад окончательно теряет контроль над ситуацией. Дело кончается тем, что в 945-м столица была штурмом взята армией персов-Буидов. Наместники Пророка оказываются в полном распоряжении не просто иноземцев, но и еретиков (Буиды исповедовали шиизм).
Таким образом, единый в конце VIII века Халифат распадается сперва на три больших, а затем на огромное количество маленьких и совсем маленьких государственных образований.
И именно в этих мирках - при дворе недолговечных правителей, в оазисах и городах, в теократических республиках еретиков и сектантов - пробиваются первые ростки блестящей исламской культуры.
При первых Аббасидах кругозор мусульман был крайне узок. Окружающий мир был настолько им не интересен, что сирийские географы с трудом представляли себе даже Северную Африку. Однако уже в IX веке на сцену выходит новое поколение крайне любознательных личностей.
Герой "1001 ночи" Синдбад-мореход восклицал:
- Я не потратил бы даже половины доставшихся мне богатств за все оставшиеся мне года. Но душа моя снова и снова гнала меня путешествовать, дабы увидеть чужие страны и далекие острова.
Первый мусульманский путешественник ал-Йакуби своими глазами видел земли от Ливии до Индии. Его современник ал-Масуди истратил на путешествия 10 000 дирхемов - целое состояние!
Мир, культура, наследие предков неожиданно начинают интересовать мусульман. Народы, входившие в состав Халифата и иногда имевшие за плечами по несколько веков доисламской истории, вдруг вспоминают о корнях и принимаются за их изучение.
Наступившую эпоху специалисты именуют "временем огромного количества локальных национальных ренессансов".
Один из современных немецких исламистов писал:
Ненасытная жажда знаний и истины становится отличительной чертой нового поколения мусульман.
Куда бы мы ни взглянули, мы везде найдем стремление к коллекционированию, к кодификации знаний. Древние арабские оды собираются в "Книги песен", родовые легенды оформляются в первые эпические поэмы. Даже хадисы (рассказы о жизни Пророка и ближайших сподвижников) собираются в четыре канонических сборника именно в это время.
Культурный человек этой эпохи стремился стать не узким специалистом, а эрудитом, знатоком всего на свете. К Х веку, когда на свет появилась первая исламская энциклопедия (53 трактата "Посланий чистых братьев"), эта тенденция достигла своего пика.
Астроном и книгочей ал-Балхи отправился в паломничество в Мекку, но дошел лишь до ближайшей библиотеки - "и покончено было и с паломничеством, и с исламом".
Библиофил ибн Хакан брал с собой книгу, даже отправляясь в уборную. Еще один эрудит, ал-Джахиз, принял смерть, неосторожно открыв шкаф, откуда на него ухнул сразу центнер старинных рукописей.
Поначалу вся духовная жизнь мусульман была сосредоточена в столичном Багдаде. Чем дальше, тем большую активность проявляют регионы - Кордова, Каир, города Ирана и Средней Азии.
Именно там живут первый философ ал-Кинди, первый поэт Башшар ибн Бурд, первый мистик Халладж, первый историк ат-Табари. Прозрения этих индивидуалистов наивны, стиль - груб, философские школы больше похожи на приятельские компании. Однако они уже появились, они открыто противопоставили себя традиции, унаследованной от предков.
Первые мусульманские интеллектуалы гордятся своей утонченностью и не желают смешиваться с необразованной толпой. Порой это доходит чуть не до богохульства. Один из них, встретив горожан, бегущих на пятничную молитву, вскричал: "Вот скоты! Вот ослы! Вот до чего довел людей этот араб!"
Растет количество религиозной литературы. Главы школ письменно излагают свои взгляды, оппоненты пишут опровержения, независимые эксперты опровергают опровержения. Люди начинают отстаивать СОБСТВЕННУЮ точку зрения.
Обсуждение религиозных, казалось бы совершенно абстрактных, вопросов вдруг начинает вызывать невиданный накал страстей. Маджлис, религиозные диспуты, устраиваются иногда прямо на улицах и базарных площадях.
В процессе этой полемики всех против всех неожиданно выяснилось, что ислам объединяет внутри себя множество абсолютно противоположных позиций.
За средневековым христианством стоял опыт полутысячелетнего оформления ортодоксии на Вселенских Соборах. В мире ислама могли сосуществовать и каррамиты (считавшие, что Бог Корана телесен, сидит на троне и отдает приказы взмахом руки), и джаббариты (принимавшие антропоморфизмы Корана без попыток их истолковать), и муаттилиты (уверенные, что у Аллаха никаких атрибутов быть не может, так как это ведет к принятию многобожия - а это грех).
Потомки бедуинов, еще век-другой назад поклонявшихся аравийским камням и колодцам, начинают с пеной у рта обсуждать вопросы сущности и атрибутов Божества, сотворенности Корана, свободы воли и предопределения. Едва появившихся интеллектуалов не на шутку занимал вопрос о том, каков же Он Бог, вера в Которого передана им предками?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Один из иконоборцев писал:
Почитатели икон делали из них крестных своим детям при святом крещении. Желая принять духовный сан, многие отдавали свои остриженные волосы не духовным лицам, а складывали их при иконах.
Некоторые скоблили краски с икон, смешивали их с причастием и давали эту смесь желающим вместо причащения. Другие, презрев храмы Божии, устраивали в частных домах алтари из икон и на них совершали святые таинства...
Историки недоумевают: при чем здесь иконы? Почему после ариан, монофизитов, несториан - ересей тонких, дающих повод для возвышенных дискуссий - столь странный повод соблазна?
Говоря об иконоборчестве и иконопочитании, не стоит вкладывать в эти термины их современное значение. Возжигание перед иконами лампады, коленопреклонение, обращение к ней с молитвой - в глазах иконоборцев все это означало обожествление рукотворных икон.
Смириться с таким отношением к "раскрашенным доскам" иконоборцы не могли. При императоре Константине V Копрониме иконы повсеместно изымались, а церкви раскрашивались под античные портики. Молодой, воспитанный на античном наследии индивидуализм атаковал вековую традицию.
Выступления против икон были спровоцированы новым поколением образованных богословов, самым известным из которых был Иоанн Грамматик. Русский историк церкви Александр Карташев прямо называет иконоборцев просветителями и рационалистами. Объектом их атаки были в общем-то даже и не иконы. Бунтари собирались изменить само представление о том, Кто есть Бог.
К концу "Темных веков" от тонкого, виртуозного богословия великих Отцов Церкви сохранилась лишь голая схема. Она годилась для проповеди варварам-германцам и славянам, но выглядела смешно в глазах европейцев, уже читавших не только св. Августина, но часто и неоплатоников.
Мысль о том, что Бог един в Троице, кажется им примитивной. Гипотеза о существовании дьявола вызывает улыбку. Едва отделившись от серой средней массы населения, интеллектуалы начинают издеваться над религиозными представлениями предшествовавшей эпохи.
В VIII веке св. Иоанну Дамаскину было достаточно приложить к иконе свою отрубленную извергом-халифом руку, чтобы она тут же приросла обратно. Всего столетие спустя Клавдий Туринский, гордый своим возвышенным пониманием религии, писал:
Если вам угодно почитать дерево, сложенное в крест, только потому, что Иисус Христос был пригвожден ко кресту, то почему бы вам не почитать и ослов, ибо Он ездил на осле?..
Спор об иконах был по сути конфликтом двух видений Божества. Бог, которому поклонялись в "Темные века", был настолько ЗДЕСЬ, что мог вести в бой армии. Теперь Он должен был быть достоин того громадного и замечательного мироздания, которое, как уверяли, Им сотворено.
В определенном смысле одинаково неортодоксальными были и вульгарный фундаментализм иконопочитателей, и бунтарский индивидуализм иконоборцев. Потребовался VII Вселенский Собор, чтобы сформулировать единственно верную точку зрения: поклонения достоин лишь Бог. Иконам же подобает почитание.
После этого иконоборчество было обречено. В 843 году последние епископы-еретики были смещены со своих кафедр. 11 марта Константинопольский Собор провозгласил праздник Торжества Православия, который с тех пор торжественно и отмечается.
Первая атака индивидуализма на традицию захлебнулась. Впереди у Европы было много подобных атак.
2
Расселение арабских орд за пределы Аравийского полуострова уничтожило античный уклад жизни ближневосточного общества.
В VII-VIII веках по Р. Х. регион, носивший отныне имя Дар ал-ислам (Мусульманская ойкумена), характеризовался племенной организацией общества, крайне примитивной экономикой и полным отсутствием чего бы то ни было, заслуживающего наименование "индивидуальная культура".
Однако после нескольких веков безвременья Передний Восток начинает просыпаться. Перемены стали очевидны в тот момент, когда в середине VIII века в Халифате сменилась правящая династия.
Летом 747 года на окраинах Халифата заполыхало восстание. Во главе противников династии Омейядов встали Аббасиды, потомки дяди Пророка, ал-Аббаса. Их одетые в черное войска дошли до Ирака и разбили соединенные отряды омейядских владык.
В 751-м, ровно в тот год, когда во Франции Пипин Короткий сверг последнего короля-Меровинга, трон халифов оказался в руках Аббасидов. Столица была перенесена в Багдад.
При великих владыках начала IX века Халифат достиг пика своего величия. Один из сегодняшних арабистов писал:
Золотым "героическим" веком в памяти мусульманской общины навеки остались времена правления Харуна ар-Рашида, современника франкского императора Карла Великого, и его ближайших наследников.
Халифы предыдущей династии Омейядов считались выборными - по крайней мере номинально. Их статус мало чем отличался от положения вождей бедуинской орды. А вот новые владыки были "тенью Бога на земле, наместниками не Пророка, но Аллаха".
Монолитное доселе общество рабов Аллаха начинает расслаиваться. На местах появляется тоненькая прослоечка профессиональных администраторов, так называемых "писцов". Безопасность границ обеспечивает военная аристократия, в основном тюркского происхождения.
Десятилетие за десятилетием провинциальные элиты крепчали. Уже Харун ар-Рашид завещал разделить доставшуюся ему империю пополам между двумя сыновьями. Спустя еще столетие остановить дробление Халифата не могло уже ничто.
Сперва душить провинциальные сепаратизмы у Аббасидов получается неплохо. Однако вскоре они оказываются уже не в состоянии дотянуться до совсем отдаленных территорий.
В 929 году правитель Кордовы (Испания) Абд ар-Рахман III принял высший мусульманский титул халифа, который до этого принадлежал лишь Аббасидам.
В формально остающемся единым халифате появилось две халифские династии. А уж там, где появилось два халифа, почему бы не появиться третьему?
Третьими халифами в начале Х века провозгласили себя египетские Фатимиды. Мелкие династии правителей возникали в тот момент повсеместно и в большом количестве.
Свой кусок пирога у центральной власти пожелали отобрать иранские Тахириды (с 821 года), египетские Тулуниды (с 868 года), среднеазиатские Саманиды (с 875 года), сирийские Хамданиды (с 890 года) и много кто еще.
Провинциальные элиты усиливаются. Центральная власть слабеет и теряет территории. Всего через сто лет после прихода к власти Аббасиды оказываются не в состоянии совладать даже с собственной гвардией. В течение десятилетия с 861 по 870 год рубаки-тюрки по своей инициативе возводят на трон и свергают четырех халифов.
При слабом халифе ал-Муктадире (908-932) Багдад окончательно теряет контроль над ситуацией. Дело кончается тем, что в 945-м столица была штурмом взята армией персов-Буидов. Наместники Пророка оказываются в полном распоряжении не просто иноземцев, но и еретиков (Буиды исповедовали шиизм).
Таким образом, единый в конце VIII века Халифат распадается сперва на три больших, а затем на огромное количество маленьких и совсем маленьких государственных образований.
И именно в этих мирках - при дворе недолговечных правителей, в оазисах и городах, в теократических республиках еретиков и сектантов - пробиваются первые ростки блестящей исламской культуры.
При первых Аббасидах кругозор мусульман был крайне узок. Окружающий мир был настолько им не интересен, что сирийские географы с трудом представляли себе даже Северную Африку. Однако уже в IX веке на сцену выходит новое поколение крайне любознательных личностей.
Герой "1001 ночи" Синдбад-мореход восклицал:
- Я не потратил бы даже половины доставшихся мне богатств за все оставшиеся мне года. Но душа моя снова и снова гнала меня путешествовать, дабы увидеть чужие страны и далекие острова.
Первый мусульманский путешественник ал-Йакуби своими глазами видел земли от Ливии до Индии. Его современник ал-Масуди истратил на путешествия 10 000 дирхемов - целое состояние!
Мир, культура, наследие предков неожиданно начинают интересовать мусульман. Народы, входившие в состав Халифата и иногда имевшие за плечами по несколько веков доисламской истории, вдруг вспоминают о корнях и принимаются за их изучение.
Наступившую эпоху специалисты именуют "временем огромного количества локальных национальных ренессансов".
Один из современных немецких исламистов писал:
Ненасытная жажда знаний и истины становится отличительной чертой нового поколения мусульман.
Куда бы мы ни взглянули, мы везде найдем стремление к коллекционированию, к кодификации знаний. Древние арабские оды собираются в "Книги песен", родовые легенды оформляются в первые эпические поэмы. Даже хадисы (рассказы о жизни Пророка и ближайших сподвижников) собираются в четыре канонических сборника именно в это время.
Культурный человек этой эпохи стремился стать не узким специалистом, а эрудитом, знатоком всего на свете. К Х веку, когда на свет появилась первая исламская энциклопедия (53 трактата "Посланий чистых братьев"), эта тенденция достигла своего пика.
Астроном и книгочей ал-Балхи отправился в паломничество в Мекку, но дошел лишь до ближайшей библиотеки - "и покончено было и с паломничеством, и с исламом".
Библиофил ибн Хакан брал с собой книгу, даже отправляясь в уборную. Еще один эрудит, ал-Джахиз, принял смерть, неосторожно открыв шкаф, откуда на него ухнул сразу центнер старинных рукописей.
Поначалу вся духовная жизнь мусульман была сосредоточена в столичном Багдаде. Чем дальше, тем большую активность проявляют регионы - Кордова, Каир, города Ирана и Средней Азии.
Именно там живут первый философ ал-Кинди, первый поэт Башшар ибн Бурд, первый мистик Халладж, первый историк ат-Табари. Прозрения этих индивидуалистов наивны, стиль - груб, философские школы больше похожи на приятельские компании. Однако они уже появились, они открыто противопоставили себя традиции, унаследованной от предков.
Первые мусульманские интеллектуалы гордятся своей утонченностью и не желают смешиваться с необразованной толпой. Порой это доходит чуть не до богохульства. Один из них, встретив горожан, бегущих на пятничную молитву, вскричал: "Вот скоты! Вот ослы! Вот до чего довел людей этот араб!"
Растет количество религиозной литературы. Главы школ письменно излагают свои взгляды, оппоненты пишут опровержения, независимые эксперты опровергают опровержения. Люди начинают отстаивать СОБСТВЕННУЮ точку зрения.
Обсуждение религиозных, казалось бы совершенно абстрактных, вопросов вдруг начинает вызывать невиданный накал страстей. Маджлис, религиозные диспуты, устраиваются иногда прямо на улицах и базарных площадях.
В процессе этой полемики всех против всех неожиданно выяснилось, что ислам объединяет внутри себя множество абсолютно противоположных позиций.
За средневековым христианством стоял опыт полутысячелетнего оформления ортодоксии на Вселенских Соборах. В мире ислама могли сосуществовать и каррамиты (считавшие, что Бог Корана телесен, сидит на троне и отдает приказы взмахом руки), и джаббариты (принимавшие антропоморфизмы Корана без попыток их истолковать), и муаттилиты (уверенные, что у Аллаха никаких атрибутов быть не может, так как это ведет к принятию многобожия - а это грех).
Потомки бедуинов, еще век-другой назад поклонявшихся аравийским камням и колодцам, начинают с пеной у рта обсуждать вопросы сущности и атрибутов Божества, сотворенности Корана, свободы воли и предопределения. Едва появившихся интеллектуалов не на шутку занимал вопрос о том, каков же Он Бог, вера в Которого передана им предками?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29