Определенно.
- Ну и как я тебе?! - торжественно проговорил, поворачиваясь к Светлане.
Та, глядя на меня, едва со смеху не померла. По её реакции я убедился, что в пивбаре "У дяди Вани" я буду принят за своего.
- А может тебе синяк ещё сделать под глазом? - сказала Светлана. - У меня есть грим.
- Нет, это лишнее. - небрежно бросил я и, процеловав на прощание жену и дочек, вышел из квартиры.
На улице было жарко и душно. Утомленное солнце тихо с небом прощалось. С роковой неотвратимостью на город надвигалась пора флибустьеров и авантюристов, то-есть тех, кто "честно жить не хочет". Одного из этих персонажей мне было суждено сегодня сыграть.
На стоянке перед домом меня ждал испытанный друг "Мутант". Сосед Толян и на это раз не подвел, - "Мутант" вновь отмечал свою третью или четвертую молодость. Поэтому, стоило мне завести мотор и лишь дотронуться до педали газа, как он так рванул с места, что едва не выбросил меня из "седла".
- Но-но, приятель, поосторожней! - возмутился я. - Не в твои годы совершать подобные рывки. Помни о больном карбюраторе и расшатанной коробке передач.
Но он, подлец, и ухом не повел. Пер вперед так, будто это был для него "последний и решительный бой". И тут я понял причину его бессовестного и безответственного поведения - впереди плавно покачивала великолепными бедрами блондинка "Вольво". Эти прекрасные иномарки - давняя страсть моего друга. Он безошибочно находил их в любой толпе машин. И я смерился. Когда "Мутант" находится в состоянии любовного угара, бороться с ним бесполезно.
В пивбар я решил взять Рому Шилова. После Москвы этот сын тайги обрел несвойственную ему до этого уверенность и мог в одиночку разогнать стадо подгулявших, а потому ищущих подвигов "козлов". Правда, это не прибавило ему красноречия. Но туда, куда мы сегодня направлялись, красноречие было не нужно. Там ценили силу. А один только вид Ромы вызывал уважение и желание ему понравиться. Определенно.
У подъезда Шилова не было. Зная о его дисциплинированности, понял, что случилось непредвиденное. Решил провести глубокую разведку и разобраться в ситуации на месте.
Дверь мне открыла жена Романа Тамара, но, увидев мою образину, в страхе отпрянула назад.
- Да я это, я - Дима Беркутов, - поспешил её успокоить, входя в квартиру. - Здравствуй, Тома!
- Здравствуй! - Тамара скептически меня оглядела. В её взгляде все ещё сквозило сомнение - тот ли перед ней человек, кем он только-что назвался? Ну и видок у тебя.
- Главное, что б человек был хороший.
- Это конечно, - согласилась она. - А что это у тебя с носом?
- Вчера, дурак, решил поработать на ринге с шефом. И вот итог - меня перестала узнавать даже собственная жена. А где ты прячешь нашего героя, всеобщего любимца Рому Шилова?
- Там он, - махнула она рукой в сторону двери в большую комнату. Переживает. А усы-то у тебя! Неужто настоящие?! - продолжала она удивляться моей внешности.
- Здесь все настоящее. Другого не держим, - небрежно ответил я и направился к двери.
Шилова я нашел сидящим на диване. Вид у него был понурый и глубоко несчастный.
- В чем дело, Рома? Что случилось? Что заставило тебя нарушить данное слово?
- А-а! - махнул он рукой. - Я ей сказал, что вы... А она... Спросите лучше у нее.
- Тамара, что он пытался только-что сказать, но так и не сказал?
Она влюбленно смотрела на своего великана мужа и, казалось, не слышала моего вопроса. Наконец, проговорила:
- Да я ничего особенного и не сказала. Просто, когда он стал напяливать на себя старое трико и эту рваную куртку, заметила, что человек в любой ситуации должен выглядеть прилично. А он обиделся и закомплексовал.
- И была глубоко не права, - решил я поддержать Шилова. - К оперу нельзя подходить с обычными мерками. Порой он должен быть и дон Кихотом, и Санчо Пансо, и, если того потребуют обстоятельства, Росинантом одновременно.
- Сказала она! - завозникал Роман. - А как ты сказала?! Ты оскорбительно сказала!
- Тебе показалось, - возразила Тамара.
- Ничего не показалось. Ты даже губы презрительно... У меня ещё пока глаза на месте.
А я смотрел на них и умилялся. Славные ребята! Как они должно быть счастливы, что позволяют себе ссориться по таким пустякам.
- Дурачок! - ласково проговорила Тамара, подошла к мужу, обняла его голову, прижала к себе. - Какой ты ещё ребенок!
- Кончайте эти сантименты, ребята. Рома, нам пора на работу.
В пивбаре "У дяди Вани" я никогда прежде не был, но предполагал, что здесь увижу. Но реальность даже превзошла мои ожидания. Большой зал с низкими потолками буквально плавал в слостых облаках табачного дыма. Пол грязный и заплеванный. Стойко пахло перегаром и вяленой рыбой. В левой половине зала слышался дружный хохот довольно большой компании - травили анекдоты. Справа вероятно бывший шахтер с бывшей шахты сильно и красиво пел: "А молодого коногона несут с разбитой головой". Напротив какой-то хмырь предлагал другому хмырю выйти поговорить, но тот отказывался:
- А чё я там не видел? Если чё надо, здесь говори.
Вдохнув отравленного воздуха, Шилов надолго закашлялся.
- Побыстрее адаптируйся, Рома, к здешней атмосфере. Вполне возможно, что нам с тобой предстоит прожить в ней не один час.
Отдышавшись, он смущенно проговорил:
- Да я ничего. Это так что-то... Нормально.
Я внимательно оглядел зал. Того, кого искал, я нашел в компании поющего "шахтера". Оба сидели с хмурыми лицами, мусолили кружки, с тоской и сожалением глядя, как уменьшается пиво.
- Рома, за мной! - скомандовал я и направился к столику.
- Что такие квелые мужики? - спросил я, садясь за столик. - Как сказал классик - жизнь стала лучше, жить стало веселей. А классики всегда правы.
"Шахтер" прекратил пение, так и недорассказав о несчастной судьбе безвременно погибшего коногона, и оба уставились на меня. В их глазах бродила лютая, как синдром похмелья, злоба.
- А ты чё, такой веселый, да? - хмуро сказал Тятя и злобно сплюнул на пол.
- А ты чё, такой некультурный, да? - передразнил я. - Расхаркался, что верблюд. Смотреть противно! - Я скорчил презрительную мину.
Полное лицо Тяти пошло красными пятнами, а черные глаза стали непредсказуемыми. Он ничего не понимал в происходящем. Мало того, что какие-то незнакомые жлобы без спроса влезли в их компанию, так ещё и, блин, оскорбляют?!
- Ты это на кого, сучара?! - зашипел он, будто очковая змея, привстав. - Да я тебя щас по стенке размажу!
- Малыш, - обратился я к Шилову, - популярно объясни дяде, кто в этом доме хозяин.
Тот молча подошел к Тяте, положил свои ручки ему на плечи и так жиманул, так прижал к стулу, что тот разом присмерел, поняв, что его сто двадцать килограммов жира и требухи ничего в сравнении со ста килограммами стальных мускулов Малыша. И, обращаясь к Шилову, обиженно проговорил:
- А чё он тут, в натуре, права начал качать, кипеш поднял?!
- Ну, во-первых, кипеш поднял ни я, а ты. А я садился за ваш стол с открытым сердцем и добрыми намерениями. Вижу - грустят мужики. Не иначе им "финансы поют романсы". Дай, думаю. угощу их пивом. Во-вторых, из всех человеческих пороков я главным образом ненавижу два - хмаства и невежества. Словом, сильно ты меня, корешок, разочаровал и даже где-то по большому счету расстроил.
- А ты это... Правда, хотел нам поставить? - с великим сомнением, но проблесками надежды спросил Тятя.
- Опять обижаешь. Разве я похож на дешевого фраера, кто бессовестно врет?
- Похож, - откровенно признался Тятя. - В таком случае, неувязачка вышла. Извини!
- Принимается. Вот ведь можешь быть человеком, если захочешь. Малыш, обратился я к Шилову, - принеси нам четыре пива.
- Ага. Я сейчас, - ответил он и направился к стойке.
- Ни хрена себе, "малыш", - усмехнулся Тятя, с уважением глядя в спину удаляющегося Романа. - Он мне чуть руки к шутам не вырвал.
- Тебя как звать? - спросил я его.
- Тятя.
- Кликуха?
- Ну.
- А имя-то у тебя, Тятя, есть?
- Есть. Шурой меня зовут.
В милицейской картотеке он значится, как Конев Александр Семенович.
- А меня Димой. - Я повернулся к певцу. - А ты "шахтер" разговаривать умеешь? Или только поешь?
- Да пошел ты, - огрызнулся тот. - Что ты тут из себя?... Какой я тебе еще?
- Шахтерскую песню вон пел.
- Ну и что? Если ты, к примеру, про летунов будешь петь, то ты уже летчик. Так что ли?
- Да успокойся, Гундявый, - проговорил Тятя. - Чё ты раздергался? Кореш добра нам желает, а ты дергаешься.
Ё-маё! Южанин Валентин Владимирович по кличке Гундявый собственной персоной. "На ловца и зверь бежит". Кажется, нам сегодня здорово покатило. Определенно.
- А ты заткнись! - заорал Гундявый на своего приятеля. - Будет он мне тут ещё права качать. Козел!
По всему, в воровской иерархии Гундявый стоял гораздо выше Тяти. Но это пусть они разбираются между собой. Верно? А мой персонаж не мог пройти мимо подобного хамства, не высказав своего к нему отношения. Определенно.
Я грохнул по столу кулаком и заорал громче пожарной сирены:
- А ну закрой пасть, сученок, не отравляй атмосферу! Ты что, "в законе", что позволяешь базлать при "авторитетатах"? Не слышу бодрого ответа.
Гундявый оказался трусом и здорово струхнул. Поняв, что может нарваться на крупные неприятности, растерянно проговорил:
- Нет, но...
- Я тебе, сявка, могу устроить такой кардибалет при свечах, что будешь считать за счастье задницу мне целовать. Усек?
- Усек, - кивнул Гундявый, прядя от страха ушами. Униженно промямлил, пряча глаза: - Извини!
Вернулся Роман, выставил на стол кружки, спросил:
- Есть проблемы, босс?
- Мы уже, похоже, во всем разобрались, Малыш. - Я взял кружку, поднял. - Предлагаю выпить за знакомство! Кстати, как тебя зовут? - спросил я Гундявого.
- Валентином, - пробурчал тот, виляя глазками, будто собака - хвостом. А в блеклых глазах было что-то темное, нехорошее, противное. С этим типом нужно держать ухо востро. Определенно.
Стали пить пиво.
- Мужики, вы сегодня здесь Свистуна случайно не видели? - спросил я как бы между прочим.
Тятя и Гундявый переглянулись, насторожились.
- А зачем он тебе нужен? - поинтересовался более словоохотливый Тятя.
- Да он мне, козел, долг до сих пор не вернул.
- Какой долг?
- Карточный.
- А ты что, картежник что ли? - недоверчиво спросил Тятя, скептически глядя на мою джинсуху.
- Что, непохож?
- Непохож, - кивнул он. - Картежники - те ли ещё фраера.
- Это у меня имидж такой.
- Каво? - не понял Тятя.
- Имидж, Шура, имидж. Чтобы легче обувать крутых. Но как говорится "имидж - ничто, жажда - все", - проговорил я допив пиво. - А потому предлагаю повторить. Малыш, действуй.
- Ага, я сейчас. - Шилов забрал пустые кружки и ушел.
- Так как насчет Свистуна, мужики? - напомнил я.
- А ты ничего не знаешь? - вопросом ответил Тятя.
- Что я должен знать?
- Его на медни пришили.
- Гонишь?! - "не поверил" я.
- Да чтоб я сдох! - обиделся Тятя моему недоверию.
- Стало быть допрыгался козел, довыступался. Кто же мне теперь вернет бабки?
- Сгорели твои бабки синим пламенем, - рассмеялся Тятя. По всему, ему сейчас было очень хорошо от одной лишь мысли, что кому-то плохо. - И большие бабки?
- Тебе, Шурик, такие и не снились. И кто же его замочил?
- Никто ничего не знает, - развел руками Конев.
- Когда же это случилось?
- Говорят, что прошлой ночью в квартире одной шалавы, - ответил Тятя.
Однако, информация у них на уровне. Определенно.
- Так может из-за ревности кто? - высказал я "предположение".
- Может и из-за ревности, - пожал плечами Тятя.
Вовремя моего диалога с Тятей Гундявый неодобрительно сопел, кряхтел, делал этак глазками, будто намеревался что-то сказать, но все не решался. Словом, вел себя самым наипаскуднейшим образом.
- Что-то ты больно любопытный? - наконец разродился он вопросом, воровато оглядываясь - не притащил ли я сюда ещё кого?
Его поведение мне откровенно не нравилось. Он старался как мог оправдать свою неблагозвучную кличку. Его отвратное поведение говорило за то, что этот затюканный жизненными обстоятельствами, безденежьем и старыми долгами прохиндей многое знает об обстоятельствах смерти Свистунова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45