А что, если это все-таки «динамо»? Да тот ли это самый портсигар, который пропал в музее? С этим Антоновым надо быть вдвое, втрое осторожнее, чем с любым другим. Опыт, слава богу, уже есть. Ах, если бы какой-нибудь специалист посмотрел этот портсигар! К примеру, эта самая девочка из музея… «Энтузиастка». Куда угодно помчится.
Павел Иванович, взволнованный и осененный новой мыслью, притормозил у тротуара и, откинувшись на спинку сиденья, задумался.
Рано утром Косого привели на допрос.
Он шел, усмехаясь про себя, заранее зная, что ничего не скажет и уж нипочем не сорвется. Нет, шалишь. Да и разговор будет теперь о последнем деле, об ателье, и, конечно, о Ваське.
С пистолетом попутал знатно и еще попутает. Пистолет-то не его, Васькин. А сторожа там, в ателье, ударил не он, а Кот. Тут уж Косой ничего на себя не возьмет. Дудки! Не тот случай. А вообще будет что рассказать потом, чем пофигурять. И авторитет будет. Да, все это будет, если… если не «отломится вышка». Тогда фигурять придется перед господом богом.
Морозец прошел по коже: умирать было неохота. Может, и зря он это, с Васькой…
И еще Косой думал о «начальнике в очках». Опять небось станет залезать в душу. А вообще-то хватка у него дай боже и нюх, как у собаки. В колонии дал бы жизни! А такие там, между прочим, теперь появляются. И, по рассказам, все больше. Небось и он, Косой, нарвется на такого там. Была не была, лишь бы не «вышка».
Потом Косой подумал о Попе. Этот гуляет, этот на свободе. Слава богу! Если возьмут, тот рубанет под него, Косого, так, что закачаешься. Все на него повесит…
Он не успел додумать об этом, привели.
Перед кабинетом Цветкова милиционеры задержали Косого, и тот, который был помоложе, приоткрыл дверь.
— Товарищ майор, Косов доставлен на допрос.
И Косой услышал знакомый спокойный голос:
— Пусть обождет.
— Сиди, — сказал ему милиционер постарше.
Косой уселся в уголок на скамью, приготовился ждать. Милиционеры уселись поодаль. Потом тот, который был помоложе, спросил:
— Курить нет?
Другой похлопал по карманам, досадливо ответил:
— Нету. Все вышли.
— Ну, я до дежурного дойду. Ты посмотри тут.
— А куда он денется? — равнодушно ответил другой. — Я вон в конце коридора тебя обожду.
Они поднялись со скамьи, и молодой строго сказал Косому:
— Смирно чтоб сидеть! Смотри у меня!
— Я, начальнички, порядок знаю, — усмехнулся Косой. — Деться мне, ясное дело, некуда.
Милиционеры пошли по пустому коридору, один задержался в конце, другой ушел совсем.
Косой, прикинув в уме, решил, что бежать тут и впрямь некуда. И потому сидел смирно.
Прошло несколько минут. За это время из двери в дверь раза два торопливо прошли какие-то люди. И все. В коридоре было по-прежнему пусто.
И вдруг Косой замер от неожиданности. В дальнем конце коридора появился Олег Полуянов. Он шел неуверенно, разглядывая номера на дверях комнат, все ближе и ближе продвигаясь к Косому. Тот замер в ожидании. Наконец Полуянов подошел к двери, куда должны были ввести Косого. Он уже поднял руку, собираясь постучать, когда Косой грозно прошептал:
— Олежка!.. Слышь?..
Полуянов оглянулся.
— Это ты?..
— Ага. А ну, сядь.
— Мне сюда надо. Вон вызвали, — он показал повестку.
— Успеешь. Сядь, говорю.
Полуянов опасливо покосился на дверь и сел на почтительном расстоянии от Косого, потом, не поворачивая к нему головы, спросил:
— Ну, чего тебе?
Косой лихорадочно соображал. Такой случай упустить нельзя: человек с воли. Может все передать, обо всем предупредить. Но как доверить? Доверить все нельзя. Перво-наперво его надо пугнуть, потом привязать. Чтоб за себя боялся.
— Первый раз вызывают?
— Ага.
— Тогда помни. За Ваську тебе может отломиться на всю катушку, — он с удовольствием заметил, как вдруг побледнел Полуянов. — Но ты стой на своем: «Знать ничего не знаю». Я все на себя возьму. Понял?
— Понял, — еле слышно прошептал Полуянов.
— Но если они одного человека заметут, тогда тебе хана. Его упредить надо.
— Какого человека?
Косой собрался было сказать, но тут мелькнула новая мысль, и он прошептал:
— Много знать собрался. Записочку составь: замели, мол, Косого. Из Москвы надо драть, пока не поздно. Понял?
— Понял.
— Ты улицу такую знаешь? — Косой назвал улицу.
— Ага.
— Там магазин есть. Культтовары, игрушки. Там эту записку оставишь. На стене ящик прибит. Для жалоб, что ли. Под него засунь. Да чтоб не видел никто.
Косой говорил быстро, тоже не поворачивая головы и еле шевеля губами, отчего слова получались зловеще шипящими. Он лишь косил глазом в дальний конец коридора, где стоял один из милиционеров.
— Все понял?
— Все.
Можно было успеть и еще кое-что сказать Полуянову, кое-что поручить. Но Косой побоялся, слишком уж много будет знать. Хватит с него.
— Ну, я пойду? — неуверенно спросил Полуянов.
— Валяй. И чтоб все чисто было. А то хана. Не так, так по-другому. Пером достанем. Или пулей. Как Ваську.
— Ваську я помню, будь спокоен, — странным тоном сказал Полуянов и поднялся со скамьи.
Косой проводил его пристальным, настороженным взглядом. Что-то ему вдруг не понравилось в этом парне.
В то же утро Полуянов незаметно сунул записку в условное место. Магазин культтоваров он нашел легко и ящик на стене тоже.
Теперь оставалось ждать.
Магазин взяли под наблюдение плотно. Ждали не только Сердюка, ждали любого, кто приблизится к ящику и достанет записку.
Откаленко, пройдясь с Лосевым по противоположной стороне улицы, обратил его внимание на одну из витрин магазина, где были выставлены детские игрушки. Там на нитках висел большой серый надувной слон.
— Вон, между прочим, слон-то.
— Это не тот, — возразил Виталий. — Этот с маленькой буквы.
Откаленко вздохнул.
— Так может быть только у нас, по-моему. Чтобы от размеров одной буквы менялось все дело. Маленькое «с» — и все ясно. Большое — и все запутывается.
— Человеческие связи запутаннее любых других в природе, — философски заметил Виталий. — А мы работаем по ним.
Откаленко усмехнулся.
— Лосев — это голова.
— Сердюк, между прочим, тоже голова, — вздохнул Виталий.
— И еще глаза и память, — многозначительно добавил Откаленко. — А потому, старик, я здесь больше не покажусь. Гуд бай!
Они разошлись.
Откаленко свернул в ближайший переулок, а Виталий не спеша пересек улицу и вошел в магазин.
«Интересно все-таки, почему они выбрали именно этот магазин? — думал он. — Что-то, наверное, у них связано с ним. Или случайно заскочили? Тоже ведь возможно».
До конца дня ничего примечательного не произошло. Сердюк так и не появился. И вообще никто не подходил к ящику.
Среди дня Лосев снова приехал в магазин. Один из находившихся там сотрудников подал условный знак: все спокойно, все по-прежнему. Записка была на месте.
Виталий потолкался среди покупателей, что-то попросил показать, к чему-то приценился и уже собрался было уходить, как вдруг за его спиной раздался чей-то радостный возглас:
— Здравствуйте, товарищ Лосев!
Виталий обернулся. Перед ним стоял улыбающийся незнакомый паренек в скромном пиджаке и галстуке.
— Значит, не узнали? — спросил он,
— Признаться, нет.
— А ведь вы у нас на филфаке с докладом выступали, — сказал паренек, почему-то осторожно поглядывая по сторонам.
Виталий улыбнулся.
— Для филолога вы себя что-то странно ведете.
— А я сейчас, между прочим, не филолог. — И вдруг, переменив тон, паренек деловито спросил: — Кстати, вас можно на минуточку?
— Пожалуйста, — удивился Виталий. — Хоть на две.
— Тогда выйдем отсюда.
Когда они очутились на улице, парень озабоченно спросил, понизив голос:
— Вы не по нашему делу пришли?
— Вряд ли. А какое у вас тут дело?
— Видите ли, у нас в дружине есть оперативная группа. Ну, вы знаете про такие.
— Знаю, конечно.
— Так вот. Это наш район. И мы получили сигнал. Как в магазин поступает дефицитный товар, налетают мелкие спекулянты. У них связь с одним продавцом тут.
— Что за продавец?
— Мы его уже установили, — со скромной гордостью ответил паренек. — Некий Алексей Мотков. Собираемся поставить вопрос перед администрацией. Вот только поймаем парочку его дружков.
— А администрация надежная?
— Будьте спокойны, Павел Иванович, если узнает, выгонит в три шеи.
— Это кто, директор?
— Ага. Да вон он сам, видите?
Действительно, за прилавком в этот миг появилась величественная фигура Павла Ивановича. Виталий, естественно, не подозревал, что это визуальное знакомство окажется решающим для дальнейшего хода событий.
Он в этот момент задумался совсем над другим обстоятельством. Не помешают ли дружинники намеченной операции? Если Сердюк придет сам, то ничего. Его немедленно узнают и возьмут тут же. Но если он пришлет кого-то? Присутствие в магазине дружинников может насторожить этого человека, отпугнуть. Но с другой стороны, продавец сам по себе может представить оперативный интерес.
— Вы что-нибудь знаете об этом Моткове? — спросил он.
— Конечно. Во-первых, у него машина. Это при его-то зарплате! Потом знакомства. Выпивает часто. На деньги играет, в домино, например.
— Дома у него были?
— Мы группа оперативная, — весело подмигнул паренек. — А тот двор у нас вообще на учете.
— Что же это за двор?
Паренек назвал адрес, и Виталий невольно насторожился: в том дворе жил и Васька; кроме того, тех «доминошников» он уже успел узнать. Виталий вспомнил полутемный двор, свою драку там… Может быть, среди напавших на него парней был и этот Мотков?
— Вот что, — решил он наконец, — к вам пока одна-единственная просьба: не поднимайте шума в магазине до нашего сигнала. Ладно?
— Ладно, — и, поколебавшись, паренек спросил деланно-безразличным тоном: — А вы тут тоже на операции?
— Да нет, случайно зашел, — улыбнулся Виталий.
С этого момента Мотков был взят под двойное наблюдение. Но он даже не приближался к деревянному ящику на стене.
А на следующее утро, когда Виталий вместе с первыми покупателями зашел в магазин, обнаружилось, что записка исчезла.
Утром Павел Иванович, как всегда, долго фыркал в ванной, потом из спальни донеслось ровное гуденье электробритвы, и, наконец, он появился на кухне, свежий, пахнущий одеколоном. И все же Татьяна Спиридоновна безошибочно угадала, что муж не в духе. Да, собственно говоря, это можно было не угадывать, а заранее предположить: ночной их спор ничем не кончился.
Поэтому, как только Павел Иванович принялся за завтрак, она без колебаний возобновила этот разговор: он касался слишком важного вопроса, чтобы Павел Иванович принял решение по нему самостоятельно.
— Павлуша, я, конечно, не вмешиваюсь в твои дела, — как обычно, начала Татьяна Спиридоновна. — Но я тоже имею мнение. Я ему не верю! Вот на столько не верю! — она большим пальцем отмерила на мизинце ничтожную дольку. — Платить такие деньги!
— Если вещь подлинная, она стоит любых денег, мой друг, — веско возразил Павел Иванович, аккуратно выгребая ложечкой прилипший к стенкам яичной скорлупы белок.
— Все равно, он обманщик, обманщик, обманщик… Я всю жизнь это буду повторять. Помяни мое слово, ты горько пожалеешь.
Павел Иванович нахмурился. В глубине души он был суеверен и боялся «накаркивания» жены. Поэтому он поспешил быстрее закончить завтрак и на прощанье буркнул:
— Успокойся, мой друг. Я ничего без тебя не решу. Время терпит пока.
До обеда он заставил себя пробыть в магазине: накопились дела. Обед в «Арагви» прошел весьма удачно. Павел Иванович добился партии очень ходового «левого» товара на весьма выгодных условиях. К концу обеда настроение поднялось. Все было бы превосходно, если бы не мысль о проклятом портсигаре из музея. И еще записка, которая со вчерашнего дня жгла ему руки.
Тем не менее на свидание с Сердюком он отправился только под вечер, когда стало темнеть.
И вот они снова сидели друг против друга в маленькой полутемной комнате за шатким столиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38