Конкурировали, боролись за покупателей, за хорошие торговые места. У него широкие были интересы, далеко идущие планы, у меня — еще более широкие и еще дальше идущие… Все нормально, обычная жизнь. Чего я буду тут перед вами Ваньку валять. Про историю с «Леной», думаю, вы знаете. Так что подловить себя я не дам. А хоть и ловите, мне это по барабану.
Анатолий Иванович простучал пальцами по столу лихую дробь и зашагал по кабинету опять.
— А говорят, что вы женитесь, — сказал вдруг Корнилов, — причем, по любви.
— Не понял, — Горобец остановился. — Ты это к чему, Корнилов? Тебе это зачем?
— Да просто так, — пожал плечами следователь. — Сижу вот, разговариваю. Евроремонт у вас, Анатолий Иванович, хороший, веселенький такой, глаз радует.
— Ты не темни, Корнилов. Я-то тебя, волкодава, знаю. Куда ты клонишь? А клони себе, куда хочешь. Только знаешь, как в народе говорят? Первая жена — от Бога, вторая — от людей, а третья — от Сатаны. Так что я на первой и остановлюсь…
— Вам-то чего бояться, Анатолий Иванович? — не унимался следователь.
— Вот ты как! — удивился Горобец. — Пусть так, не обижаюсь. Ты сам в который раз женат?
— Во второй, — ответил Корнилов.
— Ну, вот за следующей женой приходи ко мне, сосватаю, — засмеялся коммерсант.
— Как-то у вас очень быстро с женами получается, — подмигнул Михаил Горобцу, как старому приятелю, — раз-два и готово. А ведь это люди все-таки…
— Наши жены — пушки заряжены, — ответил Горобец, внимательно изучая Михаила и пространство вокруг его головы. — Ты, наверное, думаешь, Корнилов, что я бесчувственный, непрошибаемый человек? Ты ошибаешься и выводы из своих наблюдений делаешь неправильные. Жена моя первая жила, живет и будет жить…
— Как Ленин, — поддакнул Корнилов.
— Да, моя Лена, — не понял его насмешки Горобец. — Магазин-стадион в честь нее и еще будет с ее именем многое связано в этом городе. А подонки эти, убийцы, братья эти паскудные, мне ответят за Леночку. Ваши суды — это одно, но настоящая казнь их будет долгой и мучительной.
— Вы за жену, значит, собираетесь убивать?
— Я этого не говорил. Может, я Божий суд имел в виду? Суд этой… совести.
— А Перейкин?
Корнилов спросил, и в тихом, хорошо изолированном офисе повисла абсолютная тишина. Но Горобец задышал громко, активно, и сейчас же, словно по его разрешению, в соседней комнате зазвонил телефон, загудела какая-то оргтехника.
— Что ты мне этого Перейкина все суешь?! — выкрикнул Горобец. — Хочешь мне новое дело пришить?
— Так Перейкин, вроде, уже пришит, — усмехнулся Корнилов. — Мертвая душа. Анатолий Иванович, не хотите купить мертвую душу?
— Перейкина? А ты, значит, продаешь? Можно поторговаться. А как насчет живых душ?
— Можно поторговаться…
Михаил поймал на себе недоуменный взгляд Судакова, который все время сидел молча и хлопал глазами. А теперь вот уставился на напарника, мало что понимая.
— Анатолий Иванович, известно ли вам, что между вашей женой и Владиславом Перейкиным существовала любовная связь? — вдруг спросил Корнилов совсем другим голосом.
— Не твое дело, Корнилов.
— Значит, вам как мужу об этом было ничего неизвестно?
— Да я даже про тебя все знаю! — закричал Горбец и забегал по кабинету кругами. — Знаю, что твой друг-опер в предвыборном штабе Карповой ошивается. Хотя всем давно расклад губернаторских выборов известен. Дурак твой Санчук!.. Я знаю, например, что ты в монастырь ездил, грехи ментовские замаливал. Правильно, давно пора…
— Так это ваши ребята мою машину постоянно пасут, возле дома моего шустрят? — спросил Михаил.
— У меня лишних бездельников нету. Ищи, Корнилов, кому ты еще напакостил, кроме меня. А по поводу Перейкина и моей жены скажу, что ты или желтой прессы начитался, или «Ромео и Джульетту» недавно перечитал и еще про этого черного Отелло. Можешь собрание сочинений Шекспира к моему делу приобщить. Я не против…
— Мы располагаем показаниями подруги вашей жены, — вдруг заговорил опер Судаков, — о том, что роман между вашей женой и Перейкиным действительно был.
— Заговорил! — обрадовался Горобец. — А я уж думал, что из-за нехватки кадров к вам стали глухонемых брать на службу. А что? Глухонемой оперативник, не слышит ничего, зато по губам читает… Ты сам-то слышишь меня, Корнилов? Любил я жену, но не ревновал. Ревновал, но не любил. Выбирай, что тебе больше нравится, но никого я не заказывал, ничего не организовывал…
— Как все гладко для вас устроилось, — Судаков, видимо, обиделся на Горобца или решил, что Корнилов устал с ним разговаривать, и взял инициативу на себя. — Бизнес жены остался при вас, конкурент ваш коммерческий устранен, супружеская измена отомщена, причем, ликвидированы оба любовника. Не слишком ли много удач для вас одного?
— А я вообще удачлив, — заявил ему насмешливо Горобец. — У вас в отделе есть хироманты? Пусть посмотрят на мою линию руки и напишут вам заключение, что Горобцу во всем сопутствует успех и везение. Заодно и отпечатки пальцев проверите. А детективные истории я и сам могу придумывать. Вот такая, например. Жену свою я специально заслал к конкуренту, чтобы иметь при нем своего человека. «Семнадцать мгновений весны», «Мертвый сезон»… К сожалению, Перейкин моего Штирлица разоблачил и казнил его мученической смертью руками этих братьев… фамилии их все время забываю. Такая героическая история. Нравится? Не нравится? Как хотите… Кофе пить будете или чего покрепче желаете?… Тогда всего вам хорошего. Вас проводят…
За машиной Корнилова закрылись ворота замка. Михаил помотал головой и крутанул руль направо.
— Здесь раньше был молочный магазин, — сказал он. — А, вот он! И буквы те же самые, как сто лет назад. После Горобца меня сильно тянет на что-нибудь белое. Давай перекусим молочными продуктами? Сырками там глазированными и ацидофилином.
— А я этот ацидофилин из-за одного названия пить не могу, — признался Судаков. — Кажется, что какой-то химический препарат лопаешь.
— Физика страшнее химии, — заметил Михаил. — А психика страшнее физики.
Они расположились на скамейке в небольшом дворике, напротив молочного магазина. Корнилов не признался напарнику, что здесь когда-то прошло его детство, а в угловом подъезде он прожил семь первых лет жизни. Санчуку бы он признался, а Судакову почему-то нет.
— Слушай, Миш, — сказал Судаков, прихлебывая ряженку из пластмассового стаканчика, — ты так классно разводил этого воротилу. А чего ты потом вдруг все сразу скомкал?
— Ты разочаровался в своем напарнике?
— Нет, просто не все понял, — признался Судаков.
— А кто в этой стране хоть что-нибудь понимает? — Корнилов глядел куда-то через арку в соседний двор.
А может, Вовка в самом деле видел там черта?
Глава 18
Предварительно волшебник чертил фигуры, писал магические знаки, наблюдал звезды, определял точки расположения светил, и в конце концов у него получился перл создания…
— Ну что, Гагарин, ногами до педалей достанешь? — спросил Аню кирпичного цвета дядька, подводя ее к автомобилю с многозначительной буквой У. У дядьки были желтые реснички, такие же колосистые брови и удивительные руки. Аня, как зачарованная, смотрела на эти руки, похожие на русское поле с богатым урожаем озимой пшеницы. Казалось в этой густой поросли обязательно должна быть жизнь. — А то ты у нас прямо как первый космонавт. Ему в самолете под попу подушку подкладывали, а то ему не видно ничего было. Знаешь, какого он росточка был? Сто шестьдесят два. Ты, небось, у нас не больше будешь? А, Гагарин?
Инструктор по вождению Аркадий Иванович был человеком снисходительным, особенно к женскому полу. Он щедро острил и балагурил, вот только некоторую настороженность могли вызвать так и сыплющиеся из него анекдоты про женщину за рулем. Видимо, наболело.
— Нужно открывать новые спецшколы вождения для женщин, — говорил он убежденно. — Так будет лучше всем.
— А дороги специально для женщин открывать не нужно? — спрашивала его Аня, мертвой хваткой вцепившись в руль.
— Да надо бы… «М» и «Ж»… Мальчики направо, девочки налево. Вот посмотрю на тебя и понимаю это, как никогда! Сейчас в «мерс» въедешь, Гагарин! — И он перехватывал у нее руль. — Сколько ж можно дальше своих фар не видеть? Ты очки, случайно, не носишь?
— Не ношу, — упрямо отвечала Аня и чувствовала, что ее уже тошнит от этой машины.
Со стороны все казалось гораздо комфортнее. Впрочем, как и на лошади. Казалось бы, скачи себе чистым полем. А села Аня как-то на лошадь в парке, так сразу поняла: одно неверное движение, и она скатится на землю. Недаром автомобильную мощь замеряют в лошадиных силах.
Когда они покатили со скоростью хромого пешехода вдоль поребрика по пустынной широкой улице, Аркадий Иванович немного расслабился. И пошел травить анекдоты:
— Вот… Как раз для тебя анекдот вспомнил. Слушай. Значит, в новый «мерс» влетает старая «девятка». Из «мерса» выпархивает фифа и спрашивает у водителя: «Ну и что делать будем?» — «Не знаю», — говорит. — «Ну, тогда я звоню своему?» — «Звони». «Але, тут у меня ДТП. Что делать?» — Тот ее спрашивает: «С какой машиной?» — «Не знаю». Тот говорит: «Спроси у него марку». Она спрашивает: «Какая у вас машина?» Водитель вздыхает: «Ягуар». Она в телефон «Ягуар». Оттуда: «Спроси, у него к тебе есть претензии?» Водитель честно отвечает: «Нет». Из телефона: «Тогда поскорее сматывайся». — И, загоготав басом, он спросил: — И кто у нас муж?
— Следователь убойного отдела, — не скрывая торжества, ответила Аня.
— Предупреждать надо, — буркнул колосистый Аркадий…
Дорога теперь снилась Ане все время. Ей просто стоило прикрыть глаза, и уже перед носом вырисовывался капот красной учебной машины, и моталось рулоном серое дорожное полотно.
«Помоги, святой Христофор, покровитель автомобилистов и открывателей Америк!»
Когда все ученики уже были готовы сдавать экзамен, Аня понимала, что ей-то совершенно точно не сдать. И каждое утро жаловалась Корнилову на судьбу.
— Я куплю тебе права. Хорошо? — успокаивал он Аню. — Сдаваться не пойдешь. Но куплю я их только после того, как ты сдашь экзамен мне. Ты просто повозишь меня по городу, а я посмотрю.
— Не обижайся, Медвежонок, но у тебя сейчас лицо такое ментовское. Может, тебе взятку дать? — серьезно спрашивала Аня. — Или я лучше в ГАИ сдавать пойду.
— Взятки временно не принимаются. А в ГАИ — твое право. Хочешь равноправия — пожалуйста. Только мне почему-то кажется, что тогда тебе машины точно не видать.
— А вот это уже шантаж. А может быть, я прирожденный гонщик… Зря ты так, Корнилов.
— Ну, если ты на лыжах в классе хуже всех ходила, то гонщик из тебя вряд ли выйдет. Да, кстати! А педали тебе лыжи не напоминают?
— Прекрати, Корнилов, воскрешать во мне забытые комплексы. Ты просто предвзято ко мне относишься. Вот ведь, могла же сказать, что катаюсь лучше всех…
— Тайное всегда становится явным! — назидательно поднял палец Корнилов. — Доказано на примере Маши Гвардейцевой! А отношусь я к тебе и правда предвзято, — сказал и поцеловал Аню в нос. — Так что к экзамену готовься. Все-таки речь идет о твоей жизни… Я буду строг, но справедлив.
Каждый раз, когда Аня добиралась до метро на маршрутке, она завидовала всем, кто так вальяжно и уверенно управляет своим автомобилем, не путает левый сигнал поворота с правым, не фырчит и не дергается на дороге и даже выезжает на середину оживленного перекрестка с маской спокойствия на лице. В том, что это лишь маска, Аня теперь не сомневалась ни на секунду.
Вождение занимало все ее мысли. Но позвонил, вернувшись из очередной командировки, Брежнев, и одной проблемой стало больше. Ей хотелось встретиться с ним и поговорить. Ее тянуло на эту встречу. Но теперь она знала правду, о которой ничего не ведал он. Оставить все как есть было почти невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Анатолий Иванович простучал пальцами по столу лихую дробь и зашагал по кабинету опять.
— А говорят, что вы женитесь, — сказал вдруг Корнилов, — причем, по любви.
— Не понял, — Горобец остановился. — Ты это к чему, Корнилов? Тебе это зачем?
— Да просто так, — пожал плечами следователь. — Сижу вот, разговариваю. Евроремонт у вас, Анатолий Иванович, хороший, веселенький такой, глаз радует.
— Ты не темни, Корнилов. Я-то тебя, волкодава, знаю. Куда ты клонишь? А клони себе, куда хочешь. Только знаешь, как в народе говорят? Первая жена — от Бога, вторая — от людей, а третья — от Сатаны. Так что я на первой и остановлюсь…
— Вам-то чего бояться, Анатолий Иванович? — не унимался следователь.
— Вот ты как! — удивился Горобец. — Пусть так, не обижаюсь. Ты сам в который раз женат?
— Во второй, — ответил Корнилов.
— Ну, вот за следующей женой приходи ко мне, сосватаю, — засмеялся коммерсант.
— Как-то у вас очень быстро с женами получается, — подмигнул Михаил Горобцу, как старому приятелю, — раз-два и готово. А ведь это люди все-таки…
— Наши жены — пушки заряжены, — ответил Горобец, внимательно изучая Михаила и пространство вокруг его головы. — Ты, наверное, думаешь, Корнилов, что я бесчувственный, непрошибаемый человек? Ты ошибаешься и выводы из своих наблюдений делаешь неправильные. Жена моя первая жила, живет и будет жить…
— Как Ленин, — поддакнул Корнилов.
— Да, моя Лена, — не понял его насмешки Горобец. — Магазин-стадион в честь нее и еще будет с ее именем многое связано в этом городе. А подонки эти, убийцы, братья эти паскудные, мне ответят за Леночку. Ваши суды — это одно, но настоящая казнь их будет долгой и мучительной.
— Вы за жену, значит, собираетесь убивать?
— Я этого не говорил. Может, я Божий суд имел в виду? Суд этой… совести.
— А Перейкин?
Корнилов спросил, и в тихом, хорошо изолированном офисе повисла абсолютная тишина. Но Горобец задышал громко, активно, и сейчас же, словно по его разрешению, в соседней комнате зазвонил телефон, загудела какая-то оргтехника.
— Что ты мне этого Перейкина все суешь?! — выкрикнул Горобец. — Хочешь мне новое дело пришить?
— Так Перейкин, вроде, уже пришит, — усмехнулся Корнилов. — Мертвая душа. Анатолий Иванович, не хотите купить мертвую душу?
— Перейкина? А ты, значит, продаешь? Можно поторговаться. А как насчет живых душ?
— Можно поторговаться…
Михаил поймал на себе недоуменный взгляд Судакова, который все время сидел молча и хлопал глазами. А теперь вот уставился на напарника, мало что понимая.
— Анатолий Иванович, известно ли вам, что между вашей женой и Владиславом Перейкиным существовала любовная связь? — вдруг спросил Корнилов совсем другим голосом.
— Не твое дело, Корнилов.
— Значит, вам как мужу об этом было ничего неизвестно?
— Да я даже про тебя все знаю! — закричал Горбец и забегал по кабинету кругами. — Знаю, что твой друг-опер в предвыборном штабе Карповой ошивается. Хотя всем давно расклад губернаторских выборов известен. Дурак твой Санчук!.. Я знаю, например, что ты в монастырь ездил, грехи ментовские замаливал. Правильно, давно пора…
— Так это ваши ребята мою машину постоянно пасут, возле дома моего шустрят? — спросил Михаил.
— У меня лишних бездельников нету. Ищи, Корнилов, кому ты еще напакостил, кроме меня. А по поводу Перейкина и моей жены скажу, что ты или желтой прессы начитался, или «Ромео и Джульетту» недавно перечитал и еще про этого черного Отелло. Можешь собрание сочинений Шекспира к моему делу приобщить. Я не против…
— Мы располагаем показаниями подруги вашей жены, — вдруг заговорил опер Судаков, — о том, что роман между вашей женой и Перейкиным действительно был.
— Заговорил! — обрадовался Горобец. — А я уж думал, что из-за нехватки кадров к вам стали глухонемых брать на службу. А что? Глухонемой оперативник, не слышит ничего, зато по губам читает… Ты сам-то слышишь меня, Корнилов? Любил я жену, но не ревновал. Ревновал, но не любил. Выбирай, что тебе больше нравится, но никого я не заказывал, ничего не организовывал…
— Как все гладко для вас устроилось, — Судаков, видимо, обиделся на Горобца или решил, что Корнилов устал с ним разговаривать, и взял инициативу на себя. — Бизнес жены остался при вас, конкурент ваш коммерческий устранен, супружеская измена отомщена, причем, ликвидированы оба любовника. Не слишком ли много удач для вас одного?
— А я вообще удачлив, — заявил ему насмешливо Горобец. — У вас в отделе есть хироманты? Пусть посмотрят на мою линию руки и напишут вам заключение, что Горобцу во всем сопутствует успех и везение. Заодно и отпечатки пальцев проверите. А детективные истории я и сам могу придумывать. Вот такая, например. Жену свою я специально заслал к конкуренту, чтобы иметь при нем своего человека. «Семнадцать мгновений весны», «Мертвый сезон»… К сожалению, Перейкин моего Штирлица разоблачил и казнил его мученической смертью руками этих братьев… фамилии их все время забываю. Такая героическая история. Нравится? Не нравится? Как хотите… Кофе пить будете или чего покрепче желаете?… Тогда всего вам хорошего. Вас проводят…
За машиной Корнилова закрылись ворота замка. Михаил помотал головой и крутанул руль направо.
— Здесь раньше был молочный магазин, — сказал он. — А, вот он! И буквы те же самые, как сто лет назад. После Горобца меня сильно тянет на что-нибудь белое. Давай перекусим молочными продуктами? Сырками там глазированными и ацидофилином.
— А я этот ацидофилин из-за одного названия пить не могу, — признался Судаков. — Кажется, что какой-то химический препарат лопаешь.
— Физика страшнее химии, — заметил Михаил. — А психика страшнее физики.
Они расположились на скамейке в небольшом дворике, напротив молочного магазина. Корнилов не признался напарнику, что здесь когда-то прошло его детство, а в угловом подъезде он прожил семь первых лет жизни. Санчуку бы он признался, а Судакову почему-то нет.
— Слушай, Миш, — сказал Судаков, прихлебывая ряженку из пластмассового стаканчика, — ты так классно разводил этого воротилу. А чего ты потом вдруг все сразу скомкал?
— Ты разочаровался в своем напарнике?
— Нет, просто не все понял, — признался Судаков.
— А кто в этой стране хоть что-нибудь понимает? — Корнилов глядел куда-то через арку в соседний двор.
А может, Вовка в самом деле видел там черта?
Глава 18
Предварительно волшебник чертил фигуры, писал магические знаки, наблюдал звезды, определял точки расположения светил, и в конце концов у него получился перл создания…
— Ну что, Гагарин, ногами до педалей достанешь? — спросил Аню кирпичного цвета дядька, подводя ее к автомобилю с многозначительной буквой У. У дядьки были желтые реснички, такие же колосистые брови и удивительные руки. Аня, как зачарованная, смотрела на эти руки, похожие на русское поле с богатым урожаем озимой пшеницы. Казалось в этой густой поросли обязательно должна быть жизнь. — А то ты у нас прямо как первый космонавт. Ему в самолете под попу подушку подкладывали, а то ему не видно ничего было. Знаешь, какого он росточка был? Сто шестьдесят два. Ты, небось, у нас не больше будешь? А, Гагарин?
Инструктор по вождению Аркадий Иванович был человеком снисходительным, особенно к женскому полу. Он щедро острил и балагурил, вот только некоторую настороженность могли вызвать так и сыплющиеся из него анекдоты про женщину за рулем. Видимо, наболело.
— Нужно открывать новые спецшколы вождения для женщин, — говорил он убежденно. — Так будет лучше всем.
— А дороги специально для женщин открывать не нужно? — спрашивала его Аня, мертвой хваткой вцепившись в руль.
— Да надо бы… «М» и «Ж»… Мальчики направо, девочки налево. Вот посмотрю на тебя и понимаю это, как никогда! Сейчас в «мерс» въедешь, Гагарин! — И он перехватывал у нее руль. — Сколько ж можно дальше своих фар не видеть? Ты очки, случайно, не носишь?
— Не ношу, — упрямо отвечала Аня и чувствовала, что ее уже тошнит от этой машины.
Со стороны все казалось гораздо комфортнее. Впрочем, как и на лошади. Казалось бы, скачи себе чистым полем. А села Аня как-то на лошадь в парке, так сразу поняла: одно неверное движение, и она скатится на землю. Недаром автомобильную мощь замеряют в лошадиных силах.
Когда они покатили со скоростью хромого пешехода вдоль поребрика по пустынной широкой улице, Аркадий Иванович немного расслабился. И пошел травить анекдоты:
— Вот… Как раз для тебя анекдот вспомнил. Слушай. Значит, в новый «мерс» влетает старая «девятка». Из «мерса» выпархивает фифа и спрашивает у водителя: «Ну и что делать будем?» — «Не знаю», — говорит. — «Ну, тогда я звоню своему?» — «Звони». «Але, тут у меня ДТП. Что делать?» — Тот ее спрашивает: «С какой машиной?» — «Не знаю». Тот говорит: «Спроси у него марку». Она спрашивает: «Какая у вас машина?» Водитель вздыхает: «Ягуар». Она в телефон «Ягуар». Оттуда: «Спроси, у него к тебе есть претензии?» Водитель честно отвечает: «Нет». Из телефона: «Тогда поскорее сматывайся». — И, загоготав басом, он спросил: — И кто у нас муж?
— Следователь убойного отдела, — не скрывая торжества, ответила Аня.
— Предупреждать надо, — буркнул колосистый Аркадий…
Дорога теперь снилась Ане все время. Ей просто стоило прикрыть глаза, и уже перед носом вырисовывался капот красной учебной машины, и моталось рулоном серое дорожное полотно.
«Помоги, святой Христофор, покровитель автомобилистов и открывателей Америк!»
Когда все ученики уже были готовы сдавать экзамен, Аня понимала, что ей-то совершенно точно не сдать. И каждое утро жаловалась Корнилову на судьбу.
— Я куплю тебе права. Хорошо? — успокаивал он Аню. — Сдаваться не пойдешь. Но куплю я их только после того, как ты сдашь экзамен мне. Ты просто повозишь меня по городу, а я посмотрю.
— Не обижайся, Медвежонок, но у тебя сейчас лицо такое ментовское. Может, тебе взятку дать? — серьезно спрашивала Аня. — Или я лучше в ГАИ сдавать пойду.
— Взятки временно не принимаются. А в ГАИ — твое право. Хочешь равноправия — пожалуйста. Только мне почему-то кажется, что тогда тебе машины точно не видать.
— А вот это уже шантаж. А может быть, я прирожденный гонщик… Зря ты так, Корнилов.
— Ну, если ты на лыжах в классе хуже всех ходила, то гонщик из тебя вряд ли выйдет. Да, кстати! А педали тебе лыжи не напоминают?
— Прекрати, Корнилов, воскрешать во мне забытые комплексы. Ты просто предвзято ко мне относишься. Вот ведь, могла же сказать, что катаюсь лучше всех…
— Тайное всегда становится явным! — назидательно поднял палец Корнилов. — Доказано на примере Маши Гвардейцевой! А отношусь я к тебе и правда предвзято, — сказал и поцеловал Аню в нос. — Так что к экзамену готовься. Все-таки речь идет о твоей жизни… Я буду строг, но справедлив.
Каждый раз, когда Аня добиралась до метро на маршрутке, она завидовала всем, кто так вальяжно и уверенно управляет своим автомобилем, не путает левый сигнал поворота с правым, не фырчит и не дергается на дороге и даже выезжает на середину оживленного перекрестка с маской спокойствия на лице. В том, что это лишь маска, Аня теперь не сомневалась ни на секунду.
Вождение занимало все ее мысли. Но позвонил, вернувшись из очередной командировки, Брежнев, и одной проблемой стало больше. Ей хотелось встретиться с ним и поговорить. Ее тянуло на эту встречу. Но теперь она знала правду, о которой ничего не ведал он. Оставить все как есть было почти невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40