Петрониус попытался прикрыть восставшую плоть руками, но священник невольно привлек внимание общины к нему. Петрониусу не оставалось ничего другого, как сидеть и ждать, пока возбуждение не пройдет. Зита повернула голову и посмотрела на него, ее лицо густо покраснело. В отчаянии подмастерье протянул к ней руку, но она вскрикнула, вскочила и побежала к алтарю. Оцепенение прошло, и священник набросился на Петрониуса:
— Исчезни, недостойный! Тот, чье тело является лишь сосудом для похоти и греха, должен очиститься и только тогда открыть дверь в рай, когда он преодолеет дух сатаны в себе.
Петрониус встал и, опустив глаза, прикрывая восставшую плоть одной рукой, другой прокладывал себе дорогу к выходу. Он быстро схватил одежду и убежал в прохладу соборных колонн.
XV
— Я видел убийцу!
Длинный Цуидер был бледен. Он нервно чесал струп на голове и ковырял шрамы на руках так, что они стали кровоточить.
— Нищих не хотели пускать на представление, и я вошел с заднего входа. Грандиозная постановка. Бесспорно! А для инквизитора — пощечина.
Цуидер рассмеялся и закашлялся. Затем притянул к себе Петрониуса и показал на стену, где находилась дверь, в которой прошлый раз исчез инквизитор. Приятели стояли в тени домов, а матовый свет восходящей луны освещал переулок перед ними.
— Я клянусь тебе: когда представление уже заканчивалось, я вышел на улицу. Там есть дверь в каменоломню, и я подумал, что через нее обязательно будут выходить зрители. Я двинулся через задний выход.
Цуидер рассказывал свою историю, и Петрониус все ближе подходил к нему. Запах грязного тела, гноя и крови становился невыносимым.
— Неожиданно я услышал крик, а потом воцарилась тишина. Я хотел опереться на палку, и тут открылась дверь. Я не успел и слова молвить, как кто-то налетел на меня, так что моя палка очутилась на другой стороне улицы.
Правой рукой нищий провел по затылку, будто сгонял надоевшего комара, и Петрониус увидел, что рука вся красная от крови.
— Когда я волнуюсь, Петрониус, то раздираю кожу до крови. Может, стоит добровольно прийти к нашему доминиканцу, тогда я навеки избавлюсь от проклятой чесотки.
Длинный Цуидер рассмеялся своей шутке, словно маленький ребенок, а у Петрониуса по спине пробежал холодок.
— Убийца не понял, что я почувствовал его.
Нищий сделал паузу, давая подмастерью возможность выразить удивление.
— Как это? — спросил Петрониус.
— И это все, что ты можешь сказать? Ты что, не понял? Когда убийца налетел на меня, я почувствовал его тело. И это было откровением! У него была грудь! И не было «хвоста». Я пощупал. Убийца — женщина, понял?
У Петрониуса ослабли ноги, захотелось сесть.
— Ты уверен, Цуидер?
На сей раз губы нищего коснулись уха подмастерья. Он словно хотел слиться с домом или стать частью его, чтобы никто не увидел и не услышал их.
— Да еще какая! Кое в чем я ошибаюсь, но женщину могу отличить от мужчины на расстоянии ста шагов, особенно когда пускаю в ход руки. Сильная дама, хоть и маленькая. Она скрылась в этом направлении. Я подумал, стоит ли поискать свою палку или бежать за ней. Она прохромала мимо, но, думаю, не заметила меня и скрылась вот за этой дверью.
Петрониус посмотрел на освещенную лунным светом дверь. Кроме кошки, проскочившей мимо в поисках добычи, никого не было видно. Переулок будто вымер. Лишь в голубиной дыре время от времени шевелился стрелок, а из круглого отверстия выглядывал арбалетный болт.
— Монахиня! Монахиня из монастыря доминиканцев! — прошептал Петрониус. — Я слышал, как инквизитор отдавал приказ убить девушку.
Подмастерье провел рукой по лицу. Он слышал — и не обратил внимания!
— Она хромает? — спросил Длинный Цуидер. — У меня чуть сердце не ушло у пятки, ведь я подумал, что это сам сатана хромает передо мной в сторону ада.
— Ну и что же мы будем делать? У нас нет доказательств, а без них мы не можем обвинить монахиню перед городским судом. Мы ничего не в силах предпринять, — прошептал потрясенный Петрониус. — Мы должны…
Рука нищего закрыла рот Петрониуса, и он почувствовал на губах вкус крови.
— Тихо! — прошипел Длинный Цуидер.
Они вслушивались в тишину. Из тьмы донеслись шаги. Нищий убрал руку, и приятели прижались к стене, почти приросли к ней спинами. Незнакомец целеустремленно пересек улицу недалеко от них и направился прямо к двери в стене.
— Если он попадет сейчас в полосу лунного света… — прошептал Цуидер.
Любопытство Петрониуса достигло предела. Мужчина был в хорошо знакомом подмастерью одеянии.
— Якоб ван Алмагин!
Петрониус произнес это имя одними губами, но человек тотчас же остановился, обернулся и зорко посмотрел на противоположную сторону переулка. Он увидел бы друзей, если бы не кошка, на которую Алмагин едва не наступил в темноте. Ученый споткнулся и ногой отшвырнул животное в один из пожарных люков. Затем отвернулся, подошел к двери, резко постучал, и дверь открылась. Ученый проскользнул внутрь и исчез.
— Святой Фома! — вырвалось из уст ошеломленного нищего. — Что надо ученому в монастыре?
— Ночью, когда честные горожане спят, — добавил Петрониус.
— Ты не думал над тем, почему монастырь доминиканцев нужно охранять? Мы до сих пор считали это само собой разумеющимся. Здесь прогуливаются важнейшие городские мужи, и тогда вверху все спокойно. Но стоит приблизиться нищему, как летит арбалетная стрела.
Петрониус ухмыльнулся, хотя Цуидер и не мог видеть в темноте его лица.
— Что тут удивительного, Цуидер? Ваши вонючие тела и накрахмаленные одеяния монахинь не слишком сочетаются.
— Шути, шути. Почему патер Иоганнес и Якоб ван Алмагин могут ходить туда как к себе домой?
Эта мысль занимала и Петрониуса. Ну, насчет патера Берле он еще мог понять — монастырь принадлежал его конгрегации. Женский конвент подчинялся его уставу. Наверное, патер исповедует монахинь или раздает поручения. Но что делает здесь Якоб ван Алмагин? Какую роль играет он в запутанной борьбе за власть в городе?
— Нам не решить этой загадки. Давай исчезнем отсюда и встретимся завтра в трактире. Согласен?
— С тебя два пива, — произнес нищий и исчез в переулке, откуда появился Якоб ван Алмагин.
Петрониус подождал, пока не смолкли шаги Цуидера, и отправился в обратный путь. Однако не успел он и шага шагнуть, как попал в яму. Потерял равновесие, споткнулся и оказался на середине освещенной лунным светом улицы.
В этот миг подмастерье услышал за спиной шорох. Дверь была открыта, и монахиня, встречавшая посетителей, стояла на пороге и смотрела на него. Петрониус узнал шрам на щеке и одним прыжком очутился в спасительной тени переулка.
XVI
Петрониус несся по улицам города сломя голову. Кто-то преследовал подмастерье с тех пор, как он вышел из трактира. Юноша надеялся оторваться от преследователя в темных переулках северной части города. Но видимо, незнакомец знал, куда он свернет, и оказывался то впереди, то позади него. Похоже, юношу вели в определенном направлении. Безжалостный преследователь медленно теснил его через рыночную площадь к южной части Хертогенбоса. Хотя ночь была холодной, а одежда Петрониуса легкой, но он весь вспотел. Страх гнал художника вперед, тень прилипла к нему, словно кусок смолы, и Петрониус догадывался, что даже его комната в доме мастера Босха не станет ему убежищем.
Петрониусу очень не хватало Длинного Цуидера. Хотелось обсудить с ним вчерашнее происшествие у адамитов, но нищего найти не удалось. Подмастерье выпил три кружки пива и просто наблюдал за происходящим в трактире. Возможно, он посидел бы дольше, выпил еще кружку и постарался забыть неудачи последних дней, если бы не заметил в дверях фигуру в черной сутане. Человек стоял, прислонившись к дверному проему, и из-под капюшона смотрел на Петрониуса. Петрониус решил отправиться домой и там подумать о делах.
Не сделав и нескольких шагов по переулку, Петрониус услышал звук шагов за спиной и увидел, что человек в монашеском одеянии следует за ним.
Петрониус совершенно выбился из сил. Тяжело дыша, он прислонился к стене и вслушивался в темноту улицы. Может, ему наконец удалось оторваться от преследователя? Нос подсказывал подмастерью, где он находится. Судя по запаху, недалеко от красильни. Там в обмазанных глиной ямах перегнивали остатки растений, отдавая свои краски в наполненный водой и мочой бассейн. Кругом пахло гнилью, зловонная жижа булькала.
Петрониус поспешил дальше, однако шаги по-прежнему преследовали юношу. В голове засела мысль, что Яна де Грота могли травить подобным образом. Впрочем, лучше сейчас об этом не думать.
Кусок ткани упал на него неожиданно. Целый кусок еще мокрого льна. Сбил с ног и окутал тело. Прежде чем Петрониус смог оказать сопротивление, сильные руки замотали концы мокрого полотна и швырнули художника в сторону. От вони Петрониус едва мог дышать. Замотанному в ткань подмастерью оставалось только семенить вперед. Петрониус почувствовал, что они поднимаются по пологому холму, и в этот момент он бултыхнулся в густую жидкость, накрывшую его с головой. Петрониуса охватила паника. Он бился в вязкой, густой жидкости, рвался из стороны в сторону, но лишь глубже уходил в гущу. Подмастерье уже перестал сопротивляться, когда кто-то схватил его за ноги и вытащил на свет Божий. Полотно приклеилось к лицу словно пленка, жидкость стекала с волос, носа, губ. Юноша глотнул ее, поперхнулся и скорчился в судорогах. Неожиданно кто-то сорвал с него ткань.
Петрониус жадно хватал воздух, жидкость попала в рот, и он снова поперхнулся, проглотил ее, принялся с отвращением отплевываться.
— Петрониус Орис, вы что, сошли с ума?
Подмастерье даже не пытался открыть глаза, продолжая неловкими движениями сбрасывать с себя полотно. Голос он узнал сразу.
— Я всегда так крашу свою одежду, патер Иоганнес. Подмастерье откашливался, выплевывая остатки красителя.
— Пока чувство юмора не покинуло вас, можно сказать, что ваши дела идут хорошо.
— Лучше не бывает, патер, бывает только суше.
Петрониус отряхнулся и осторожно открыл склеившиеся глаза. Они находились на территории красильни с бассейнами, ярко светила луна.
— Вы всегда гуляете здесь, патер Иоганнес? — ехидно поинтересовался подмастерье, отплевываясь в желании избавиться от запаха мочи.
Патер зажал нос руками.
— Какая сильная вонь!
— Лучше сильная вонь, чем сильная вера. Вы не объясните мне, почему мы здесь встретились?
— Случайно, Петрониус, совершенно случайно, — бросил священник раздраженно. — Акт человеколюбия с моей стороны. Я услышал шорох, увидел выбегающего из двери красильни человека и подумал о преступлении. Потом обернулся, услышал, как вы бултыхаетесь, и вытащил вас из бочки за ноги. И предполагаю, вовремя, иначе вы утонули бы.
— Не верю ни одному вашему слову. Даже если поклянетесь всеми святыми и чудотворцами. Зачем вы хотели избавиться от меня?
Патер отвернулся.
— Лучше бы я дал вам утонуть. Вместо того чтобы снабжать меня сведениями, которые мне необходимы, вы доставляете мне одни неприятности.
Патер кивнул, давая понять, что пора уходить. На втором этаже уже открылись ставни, и из окна выглянул толстый ремесленник:
— Эй, кто там, убирайтесь отсюда, нищий сброд!
Петрониус молча поплелся к двери, мокрая одежда мешала идти.
— А теперь серьезно, Петрониус Орис! У меня была причина макнуть вас в дерьмо, была, но я шел за вами, поскольку увидел, что кто-то преследует вас.
Петрониус постепенно приходил в себя. Мир в лунном свете показался ему восхитительным. Переулки, которые совсем недавно нагоняли страх и вызывали мысли о дороге в преисподнюю, все еще устало зевали ему в лицо, а балки фахверковых домов напоминали рты великанов, смеявшихся над его страхом.
— Я не знаю, зачем вы лжете, патер Иоганнес. Никто, кроме вас, не заинтересован в моей смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Исчезни, недостойный! Тот, чье тело является лишь сосудом для похоти и греха, должен очиститься и только тогда открыть дверь в рай, когда он преодолеет дух сатаны в себе.
Петрониус встал и, опустив глаза, прикрывая восставшую плоть одной рукой, другой прокладывал себе дорогу к выходу. Он быстро схватил одежду и убежал в прохладу соборных колонн.
XV
— Я видел убийцу!
Длинный Цуидер был бледен. Он нервно чесал струп на голове и ковырял шрамы на руках так, что они стали кровоточить.
— Нищих не хотели пускать на представление, и я вошел с заднего входа. Грандиозная постановка. Бесспорно! А для инквизитора — пощечина.
Цуидер рассмеялся и закашлялся. Затем притянул к себе Петрониуса и показал на стену, где находилась дверь, в которой прошлый раз исчез инквизитор. Приятели стояли в тени домов, а матовый свет восходящей луны освещал переулок перед ними.
— Я клянусь тебе: когда представление уже заканчивалось, я вышел на улицу. Там есть дверь в каменоломню, и я подумал, что через нее обязательно будут выходить зрители. Я двинулся через задний выход.
Цуидер рассказывал свою историю, и Петрониус все ближе подходил к нему. Запах грязного тела, гноя и крови становился невыносимым.
— Неожиданно я услышал крик, а потом воцарилась тишина. Я хотел опереться на палку, и тут открылась дверь. Я не успел и слова молвить, как кто-то налетел на меня, так что моя палка очутилась на другой стороне улицы.
Правой рукой нищий провел по затылку, будто сгонял надоевшего комара, и Петрониус увидел, что рука вся красная от крови.
— Когда я волнуюсь, Петрониус, то раздираю кожу до крови. Может, стоит добровольно прийти к нашему доминиканцу, тогда я навеки избавлюсь от проклятой чесотки.
Длинный Цуидер рассмеялся своей шутке, словно маленький ребенок, а у Петрониуса по спине пробежал холодок.
— Убийца не понял, что я почувствовал его.
Нищий сделал паузу, давая подмастерью возможность выразить удивление.
— Как это? — спросил Петрониус.
— И это все, что ты можешь сказать? Ты что, не понял? Когда убийца налетел на меня, я почувствовал его тело. И это было откровением! У него была грудь! И не было «хвоста». Я пощупал. Убийца — женщина, понял?
У Петрониуса ослабли ноги, захотелось сесть.
— Ты уверен, Цуидер?
На сей раз губы нищего коснулись уха подмастерья. Он словно хотел слиться с домом или стать частью его, чтобы никто не увидел и не услышал их.
— Да еще какая! Кое в чем я ошибаюсь, но женщину могу отличить от мужчины на расстоянии ста шагов, особенно когда пускаю в ход руки. Сильная дама, хоть и маленькая. Она скрылась в этом направлении. Я подумал, стоит ли поискать свою палку или бежать за ней. Она прохромала мимо, но, думаю, не заметила меня и скрылась вот за этой дверью.
Петрониус посмотрел на освещенную лунным светом дверь. Кроме кошки, проскочившей мимо в поисках добычи, никого не было видно. Переулок будто вымер. Лишь в голубиной дыре время от времени шевелился стрелок, а из круглого отверстия выглядывал арбалетный болт.
— Монахиня! Монахиня из монастыря доминиканцев! — прошептал Петрониус. — Я слышал, как инквизитор отдавал приказ убить девушку.
Подмастерье провел рукой по лицу. Он слышал — и не обратил внимания!
— Она хромает? — спросил Длинный Цуидер. — У меня чуть сердце не ушло у пятки, ведь я подумал, что это сам сатана хромает передо мной в сторону ада.
— Ну и что же мы будем делать? У нас нет доказательств, а без них мы не можем обвинить монахиню перед городским судом. Мы ничего не в силах предпринять, — прошептал потрясенный Петрониус. — Мы должны…
Рука нищего закрыла рот Петрониуса, и он почувствовал на губах вкус крови.
— Тихо! — прошипел Длинный Цуидер.
Они вслушивались в тишину. Из тьмы донеслись шаги. Нищий убрал руку, и приятели прижались к стене, почти приросли к ней спинами. Незнакомец целеустремленно пересек улицу недалеко от них и направился прямо к двери в стене.
— Если он попадет сейчас в полосу лунного света… — прошептал Цуидер.
Любопытство Петрониуса достигло предела. Мужчина был в хорошо знакомом подмастерью одеянии.
— Якоб ван Алмагин!
Петрониус произнес это имя одними губами, но человек тотчас же остановился, обернулся и зорко посмотрел на противоположную сторону переулка. Он увидел бы друзей, если бы не кошка, на которую Алмагин едва не наступил в темноте. Ученый споткнулся и ногой отшвырнул животное в один из пожарных люков. Затем отвернулся, подошел к двери, резко постучал, и дверь открылась. Ученый проскользнул внутрь и исчез.
— Святой Фома! — вырвалось из уст ошеломленного нищего. — Что надо ученому в монастыре?
— Ночью, когда честные горожане спят, — добавил Петрониус.
— Ты не думал над тем, почему монастырь доминиканцев нужно охранять? Мы до сих пор считали это само собой разумеющимся. Здесь прогуливаются важнейшие городские мужи, и тогда вверху все спокойно. Но стоит приблизиться нищему, как летит арбалетная стрела.
Петрониус ухмыльнулся, хотя Цуидер и не мог видеть в темноте его лица.
— Что тут удивительного, Цуидер? Ваши вонючие тела и накрахмаленные одеяния монахинь не слишком сочетаются.
— Шути, шути. Почему патер Иоганнес и Якоб ван Алмагин могут ходить туда как к себе домой?
Эта мысль занимала и Петрониуса. Ну, насчет патера Берле он еще мог понять — монастырь принадлежал его конгрегации. Женский конвент подчинялся его уставу. Наверное, патер исповедует монахинь или раздает поручения. Но что делает здесь Якоб ван Алмагин? Какую роль играет он в запутанной борьбе за власть в городе?
— Нам не решить этой загадки. Давай исчезнем отсюда и встретимся завтра в трактире. Согласен?
— С тебя два пива, — произнес нищий и исчез в переулке, откуда появился Якоб ван Алмагин.
Петрониус подождал, пока не смолкли шаги Цуидера, и отправился в обратный путь. Однако не успел он и шага шагнуть, как попал в яму. Потерял равновесие, споткнулся и оказался на середине освещенной лунным светом улицы.
В этот миг подмастерье услышал за спиной шорох. Дверь была открыта, и монахиня, встречавшая посетителей, стояла на пороге и смотрела на него. Петрониус узнал шрам на щеке и одним прыжком очутился в спасительной тени переулка.
XVI
Петрониус несся по улицам города сломя голову. Кто-то преследовал подмастерье с тех пор, как он вышел из трактира. Юноша надеялся оторваться от преследователя в темных переулках северной части города. Но видимо, незнакомец знал, куда он свернет, и оказывался то впереди, то позади него. Похоже, юношу вели в определенном направлении. Безжалостный преследователь медленно теснил его через рыночную площадь к южной части Хертогенбоса. Хотя ночь была холодной, а одежда Петрониуса легкой, но он весь вспотел. Страх гнал художника вперед, тень прилипла к нему, словно кусок смолы, и Петрониус догадывался, что даже его комната в доме мастера Босха не станет ему убежищем.
Петрониусу очень не хватало Длинного Цуидера. Хотелось обсудить с ним вчерашнее происшествие у адамитов, но нищего найти не удалось. Подмастерье выпил три кружки пива и просто наблюдал за происходящим в трактире. Возможно, он посидел бы дольше, выпил еще кружку и постарался забыть неудачи последних дней, если бы не заметил в дверях фигуру в черной сутане. Человек стоял, прислонившись к дверному проему, и из-под капюшона смотрел на Петрониуса. Петрониус решил отправиться домой и там подумать о делах.
Не сделав и нескольких шагов по переулку, Петрониус услышал звук шагов за спиной и увидел, что человек в монашеском одеянии следует за ним.
Петрониус совершенно выбился из сил. Тяжело дыша, он прислонился к стене и вслушивался в темноту улицы. Может, ему наконец удалось оторваться от преследователя? Нос подсказывал подмастерью, где он находится. Судя по запаху, недалеко от красильни. Там в обмазанных глиной ямах перегнивали остатки растений, отдавая свои краски в наполненный водой и мочой бассейн. Кругом пахло гнилью, зловонная жижа булькала.
Петрониус поспешил дальше, однако шаги по-прежнему преследовали юношу. В голове засела мысль, что Яна де Грота могли травить подобным образом. Впрочем, лучше сейчас об этом не думать.
Кусок ткани упал на него неожиданно. Целый кусок еще мокрого льна. Сбил с ног и окутал тело. Прежде чем Петрониус смог оказать сопротивление, сильные руки замотали концы мокрого полотна и швырнули художника в сторону. От вони Петрониус едва мог дышать. Замотанному в ткань подмастерью оставалось только семенить вперед. Петрониус почувствовал, что они поднимаются по пологому холму, и в этот момент он бултыхнулся в густую жидкость, накрывшую его с головой. Петрониуса охватила паника. Он бился в вязкой, густой жидкости, рвался из стороны в сторону, но лишь глубже уходил в гущу. Подмастерье уже перестал сопротивляться, когда кто-то схватил его за ноги и вытащил на свет Божий. Полотно приклеилось к лицу словно пленка, жидкость стекала с волос, носа, губ. Юноша глотнул ее, поперхнулся и скорчился в судорогах. Неожиданно кто-то сорвал с него ткань.
Петрониус жадно хватал воздух, жидкость попала в рот, и он снова поперхнулся, проглотил ее, принялся с отвращением отплевываться.
— Петрониус Орис, вы что, сошли с ума?
Подмастерье даже не пытался открыть глаза, продолжая неловкими движениями сбрасывать с себя полотно. Голос он узнал сразу.
— Я всегда так крашу свою одежду, патер Иоганнес. Подмастерье откашливался, выплевывая остатки красителя.
— Пока чувство юмора не покинуло вас, можно сказать, что ваши дела идут хорошо.
— Лучше не бывает, патер, бывает только суше.
Петрониус отряхнулся и осторожно открыл склеившиеся глаза. Они находились на территории красильни с бассейнами, ярко светила луна.
— Вы всегда гуляете здесь, патер Иоганнес? — ехидно поинтересовался подмастерье, отплевываясь в желании избавиться от запаха мочи.
Патер зажал нос руками.
— Какая сильная вонь!
— Лучше сильная вонь, чем сильная вера. Вы не объясните мне, почему мы здесь встретились?
— Случайно, Петрониус, совершенно случайно, — бросил священник раздраженно. — Акт человеколюбия с моей стороны. Я услышал шорох, увидел выбегающего из двери красильни человека и подумал о преступлении. Потом обернулся, услышал, как вы бултыхаетесь, и вытащил вас из бочки за ноги. И предполагаю, вовремя, иначе вы утонули бы.
— Не верю ни одному вашему слову. Даже если поклянетесь всеми святыми и чудотворцами. Зачем вы хотели избавиться от меня?
Патер отвернулся.
— Лучше бы я дал вам утонуть. Вместо того чтобы снабжать меня сведениями, которые мне необходимы, вы доставляете мне одни неприятности.
Патер кивнул, давая понять, что пора уходить. На втором этаже уже открылись ставни, и из окна выглянул толстый ремесленник:
— Эй, кто там, убирайтесь отсюда, нищий сброд!
Петрониус молча поплелся к двери, мокрая одежда мешала идти.
— А теперь серьезно, Петрониус Орис! У меня была причина макнуть вас в дерьмо, была, но я шел за вами, поскольку увидел, что кто-то преследует вас.
Петрониус постепенно приходил в себя. Мир в лунном свете показался ему восхитительным. Переулки, которые совсем недавно нагоняли страх и вызывали мысли о дороге в преисподнюю, все еще устало зевали ему в лицо, а балки фахверковых домов напоминали рты великанов, смеявшихся над его страхом.
— Я не знаю, зачем вы лжете, патер Иоганнес. Никто, кроме вас, не заинтересован в моей смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48