мимо меня что-то проносилось, я сам мчался вперед и получал все новые удары; река – и все, что было в реке, – швыряла меня, топтала, лягала.
Меня вертело, крутило, я попытался ползти по проносящемуся подо мной дну. Ничего не получалось. Я умирал, я чувствовал, как растворяюсь в невообразимом буйстве и жестокости реки, сливаюсь с ней. Не такой уж плохой способ уйти из жизни, подумал я; а может быть, я уже на том свете?..
Моя голова выскочила из воды, и от неожиданности я даже решил снова засунуть ее под воду. Но тут заметил обе байдарки, и это настолько заинтересовало меня, что удержало на поверхности. Байдарки, наталкиваясь друг на друга, перекатывались, как бревна; зеленая была уже повреждена... Странное ощущение: моя рука – левая – будто вся истыкана гвоздями... Зеленая байдарка, с размаху налетев на камень, развалилась и исчезла, а алюминиевая прыжком вырвалась на свободу и поплыла дальше.
Ноги выставь вперед, парень, сказал я себе, хотя рот у меня был полон воды – нижняя часть моей головы была под водой. Перевернись на спину.
Я попытался это сделать, но каждый раз, начиная подтягивать ноги, ударялся о камень либо голенью, либо бедром. Я снова ушел под воду и услышал какое-то тихое позвякивание – должно быть, алюминиевая байдарка ударялась о камни. Звук был звонкий, далекий, красивый.
Мне все-таки удалось перевернуться на спину, и я слился с течением, скользя по камням, словно какое-то существо, всегда жившее во мне, но которое я никогда не выпускал на волю. Благодаря спасательному жилету верхняя часть моего тела теперь почти полностью торчала из воды. Когда мне удавалось подбирать ноги – точнее, пятки, – я скользил над камнями, чувствуя, как водоросли и мох легко касаются шеи. Вместе с каскадом воды я прорывался к следующему рубежу порогов.
Меня, как доску для серфинга, продолжало нести вперед. Я понял, что этот участок реки нам бы ни за что не удалось пройти на байдарках. Здесь было слишком много камней; они располагались слишком непредсказуемо, и течение было слишком быстрым. И становилось все быстрее и быстрее. Не смогли бы мы и протянуть байдарки волоком – берега были очень крутыми; не было бы возможности даже вылезти из байдарок и провести их между камней. Так или иначе, нас бы вывернуло из них в воду, и как это ни странно, я почему-то обрадовался этой уверенности. Все мне подсказывало, что то, как я перемещаюсь, было единственным способом пройти пороги.
И это доставляло мне удовольствие, смешанное со страхом; оно было бы более полным, если бы у меня не так болело все тело. Река швыряла меня вперед; если я видел большой камень, встающий на моем пути, я поднимал ноги, и меня проносило над ним. Потом бросало на задницу в пенящийся водоворот, потом снова подхватывало и с еще большей скоростью опять мчало вперед. Я пару раз ударялся о камни затылком, но потом сообразил, что в тот момент, когда соскальзываю с очередного камня, мне нужно нагибаться вперед. И после этого головой я уже не ударялся.
Но я знал, что уже и так что-то повредил себе, хотя и не был уверен, что именно. Особенно сильно болела левая рука, и она беспокоила меня больше всего. Но никаких особенно сильных ударов, которые пришлись бы на эту руку, припомнить не мог. Я поднял ее над водой и увидел, что держу лук, ухватившись прямо за наконечник стрелы, и каждый раз, когда дергал руку, они врезались мне в ладонь. Сам лук был зажат под левой рукой, и прежде чем я перелетел через следующий большой камень, передвинул его так, чтобы наконечники торчали в сторону от меня. Слетая с камня вниз, я увидел, что за следующей линией порогов вода текла уже спокойно – мелькнуло довольно широкое, спокойное водное пространство, а еще дальше вода снова вспенивалась белым. Но это было совсем далеко, там, где уже полностью царил вечер. Я расслабился, и в этот раз пролетел сквозь пороги, не коснувшись ни одного камня – легко скатился из взбудораженной холодной воды в воду спокойную. Лук был при мне.
Теперь я просто болтался на поверхности воды, а не несся куда-то. Лениво вращаясь – река здесь раздалась и напомнила глубокое черное озеро, – я взглянул вверх. Надо мной поднимались скалы ущелья. Очень ныли ноги, но я мог дрыгать обеими, и насколько мог определить, никаких серьезных повреждений в ногах не было. Я поднял из воды левую руку – она была изрезана, в некоторых местах порезы были глубокими и располагались близко друг от друга, но в общем все было не так плохо, как я опасался. Поперек ладони шел Длинный, но не глубокий диагональный порез.
Я, поддерживаемый спасательным жилетом, плыл по воде, пытаясь собраться с мыслями и решить, что же делать дальше. Наконец, я начал двигать руками и ногами; развернулся, осмотрелся – не видно ли остальных. Тело казалось тяжелым и неповоротливым – не таким как в порогах, когда поток воды распоряжался им, проносил между камнями и над ними и сообщал, что делать дальше.
Ни вверх, ни вниз по течению я никого не увидел. Я был один. Я стал присматриваться к последней линии порогов – может быть, я сильно обогнал других, и сейчас они появятся?.. По крайней мере, в нескольких местах поток разделялся камнями, и все трое могли застрять где-нибудь там, среди этих камней – живые или мертвые.
Как только я об этом подумал, из порогов вывалился Бобби; его несколько раз перевернуло на скользких камнях, потом бросило животом на спокойную воду. Я рукой показал на берег, и Бобби начал потихоньку плыть в ту сторону. Я тоже двинулся к берегу.
– Где Льюис? – крикнул я.
Он замотал головой, и я перестал подгребать под себя, развернулся и стал ждать, стараясь удержаться на одном месте.
Через пару минут показался Льюис, весь скрюченный, какой-то изломанный. В одной руке он держал весло, а второй прикрывал лицо жестом, в котором читалась невыносимая боль. Я быстро, брассом, подплыл к нему и у самых последних камней порогов примостился рядом с ним на холодной вертящейся воде. Льюис извивался, корчился на одном месте, будто схваченный снизу, под водой, чем-то невидимым, которое, на меня, однако, не набрасывалось.
– Льюис, а Льюис? – позвал я.
– Нога, – выдавил он из себя, задыхаясь. – Что-то с ногой. Такое чувство, что она вообще оторвалась.
Вода вокруг нас цвета не меняла, кровавых пятен на ней не появлялось.
– Держись за меня, – сказал я.
Он под водой протянул ко мне свободную руку и пальцами ухватился за воротник моего скользкого нейлонового одеяния. Я стал медленно передвигаться по воде в сторону больших валунов, находившихся прямо под скалой. Темнота опускалась на нас все быстрее и быстрее, а я плыл, преодолевая течение, и тащил за собой очень тяжелого Льюиса; воротник оттягивался и душил меня.
С того места, где мы находились, скала выглядела как невероятно огромный экран заезжаловки, на котором вот-вот начнут показывать какой-нибудь грандиозный фильм. Я даже стал прислушиваться – не раздастся ли музыка, и пару раз взглянул на бледную, слегка вогнутую стену камня – не появятся ли титры или огромная голова льва, с которой начинаются фильмы «Эм-Джи-Эм». А может, фильм давно уже идет, а я просто этого еще не понял?
Когда мы приблизились к каменной стене, я разглядел, что у ее подножия среди нескольких камней примостился крошечный песчаный пляжик – туда мы и направились. Бобби, сложившись вдвое, сидел на большом камне. Я махнул ему; он распрямился и подошел к краю воды. Казалось, руки мешают ему двигаться.
Он подал мне одну из этих своих беспомощных рук, и я вытащил себя и Льюиса из воды. Льюис, прыгая на одной ноге, взобрался на большой плоский, кажущийся спокойным, камень. Он очень старался, но потом не выдержал и, резко согнувшись, рухнул на него. Камень, еще сохранивший тепло последних лучей солнца, вполне удобно разместил на себе Льюиса. Я перевернул его на спину, он все еще прикрывал лицо рукой.
– Дрю подстрелили, – сказал Льюис, почти не шевеля губами. – Я видел. Он убит.
– Я не уверен в этом, – ответил я, хотя на самом деле я считал, что так оно и было. – С ним произошло что-то странное, это правда. Но что – я не знаю, я не знаю. Давай снимем с него штаны, – сказал я, обращаясь к Бобби.
Тот обалдело уставился на меня.
– Да не обращай внимания на слова! - крикнул я. – Теперь мы в совсем другой ситуации, дорогуша! Сними с него штаны, и посмотрим, может быть, мы сможем определить, что там у него с ногой. А я попробую поймать эту блядскую лодку. А не то мы здесь надолго застрянем.
Я вернулся к реке, вошел в воду; с умирающим последним светом дня умирала и возможность того, что прозвучит выстрел. Я входил в воду, похожий в своем спасательном жилете на какое-то бесформенное животное, и как это обычно бывает в воде, с каждым шагом терял вес. С очень ясной головой я полностью погрузился в воду.
Я растворился в темноте: надо мной и подо мной простирались темные глубины – теперь меня на воде никто не различит. Из темноты на меня темным пятном выплыла алюминиевая байдарка, ее медленно сносило в сторону следующих порогов. Она двигалась не спеша, неестественно замедленно, будто застревая в спокойной воде. У самой байдарки я наткнулся на что-то деревянное – оказалось, сломанное весло. Я взял его с собой.
Я проплыл вдоль байдарки, прислушиваясь к ружейному выстрелу, второго, если бы пуля попала в меня, я никогда не услышал бы все равно. Когда выстрелом был убит Дрю – если это действительно было так, – никакого звука я не услышал. С вершины скалы меня нельзя было увидеть, я знал это наверняка. Но, наверное, можно было видеть байдарку. Хотя это вряд ли. Уверенность в том, что я невидим, успокоила меня. И я мог бы себе плавать, не прячась, вокруг байдарки всю ночь, если бы мне вдруг так захотелось.
Спокойный участок реки был глубок, и стать на дно, чтобы вычерпать воду из лодки, я не мог. Я уцепился за ее край, торчавший под углом из воды, и стал раскачивать, пытаясь выплеснуть реку, забравшуюся в эту обработанную на фабрике алюминиевую форму. Наконец, лодка качнулась нужным образом; вода отпустила ее и потекла дальше; корпус, освободившийся от груза, почти полностью выступил из воды. Я толкнул байдарку в острую корму и поплыл за ней, подталкивая ее и мучительно дрыгая по-лягушачьи ногами. Течение лениво обтекало меня со всех сторон и двигалось дальше, в темноту. Я различал белую пену внизу по течению, но это было где-то там, блаженно далеко, за пределами спокойного участка реки. О том, что ожидает нас там, впереди, можно будет беспокоиться потом. Я подплыл к подножью скалы и тихо позвал Бобби. Он откликнулся.
Из воды я едва мог различить его лицо. Толкнул байдарку по направлению к нему – таким же легким толчком я когда-то отправлял вперед Дина, когда он только учился ходить. Бобби зашел в воду и, ухватившись за линь, привязанный к носу, вытащил ее на песок. Потом мы вдвоем оттащили ее подальше от воды.
Я отошел в сторону, ничего не сказав.
– Ради Бога, – сказал Бобби, – не молчи, говори что-нибудь. Меня и так жуть берет.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его и в темноте пошел к Льюису, который лежал уже не на камне, а на песке. Его обнаженные ноги, казалось, светились, и когда я склонился над ним, то увидел, что его трусы задраны с правой стороны до паха. Судя по виду верхней части ноги, у него была сломана берцовая кость. Я протянул руку и очень осторожно ощупал его ногу. Тыльная сторона моей руки случайно коснулась его пениса, и я почувствовал, как он вздрогнул от боли. Я услышал, как скрипит песок у него под головой – Льюис ворочал ею из стороны в сторону. Насколько я мог судить, это был не «осложненный перелом»: я не нащупал осколков кости – на неисчислимых, обязательных курсах «по оказанию первой помощи», которые мне приходилось посещать, учили, что в подобных случаях следует прежде всего определить вид перелома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Меня вертело, крутило, я попытался ползти по проносящемуся подо мной дну. Ничего не получалось. Я умирал, я чувствовал, как растворяюсь в невообразимом буйстве и жестокости реки, сливаюсь с ней. Не такой уж плохой способ уйти из жизни, подумал я; а может быть, я уже на том свете?..
Моя голова выскочила из воды, и от неожиданности я даже решил снова засунуть ее под воду. Но тут заметил обе байдарки, и это настолько заинтересовало меня, что удержало на поверхности. Байдарки, наталкиваясь друг на друга, перекатывались, как бревна; зеленая была уже повреждена... Странное ощущение: моя рука – левая – будто вся истыкана гвоздями... Зеленая байдарка, с размаху налетев на камень, развалилась и исчезла, а алюминиевая прыжком вырвалась на свободу и поплыла дальше.
Ноги выставь вперед, парень, сказал я себе, хотя рот у меня был полон воды – нижняя часть моей головы была под водой. Перевернись на спину.
Я попытался это сделать, но каждый раз, начиная подтягивать ноги, ударялся о камень либо голенью, либо бедром. Я снова ушел под воду и услышал какое-то тихое позвякивание – должно быть, алюминиевая байдарка ударялась о камни. Звук был звонкий, далекий, красивый.
Мне все-таки удалось перевернуться на спину, и я слился с течением, скользя по камням, словно какое-то существо, всегда жившее во мне, но которое я никогда не выпускал на волю. Благодаря спасательному жилету верхняя часть моего тела теперь почти полностью торчала из воды. Когда мне удавалось подбирать ноги – точнее, пятки, – я скользил над камнями, чувствуя, как водоросли и мох легко касаются шеи. Вместе с каскадом воды я прорывался к следующему рубежу порогов.
Меня, как доску для серфинга, продолжало нести вперед. Я понял, что этот участок реки нам бы ни за что не удалось пройти на байдарках. Здесь было слишком много камней; они располагались слишком непредсказуемо, и течение было слишком быстрым. И становилось все быстрее и быстрее. Не смогли бы мы и протянуть байдарки волоком – берега были очень крутыми; не было бы возможности даже вылезти из байдарок и провести их между камней. Так или иначе, нас бы вывернуло из них в воду, и как это ни странно, я почему-то обрадовался этой уверенности. Все мне подсказывало, что то, как я перемещаюсь, было единственным способом пройти пороги.
И это доставляло мне удовольствие, смешанное со страхом; оно было бы более полным, если бы у меня не так болело все тело. Река швыряла меня вперед; если я видел большой камень, встающий на моем пути, я поднимал ноги, и меня проносило над ним. Потом бросало на задницу в пенящийся водоворот, потом снова подхватывало и с еще большей скоростью опять мчало вперед. Я пару раз ударялся о камни затылком, но потом сообразил, что в тот момент, когда соскальзываю с очередного камня, мне нужно нагибаться вперед. И после этого головой я уже не ударялся.
Но я знал, что уже и так что-то повредил себе, хотя и не был уверен, что именно. Особенно сильно болела левая рука, и она беспокоила меня больше всего. Но никаких особенно сильных ударов, которые пришлись бы на эту руку, припомнить не мог. Я поднял ее над водой и увидел, что держу лук, ухватившись прямо за наконечник стрелы, и каждый раз, когда дергал руку, они врезались мне в ладонь. Сам лук был зажат под левой рукой, и прежде чем я перелетел через следующий большой камень, передвинул его так, чтобы наконечники торчали в сторону от меня. Слетая с камня вниз, я увидел, что за следующей линией порогов вода текла уже спокойно – мелькнуло довольно широкое, спокойное водное пространство, а еще дальше вода снова вспенивалась белым. Но это было совсем далеко, там, где уже полностью царил вечер. Я расслабился, и в этот раз пролетел сквозь пороги, не коснувшись ни одного камня – легко скатился из взбудораженной холодной воды в воду спокойную. Лук был при мне.
Теперь я просто болтался на поверхности воды, а не несся куда-то. Лениво вращаясь – река здесь раздалась и напомнила глубокое черное озеро, – я взглянул вверх. Надо мной поднимались скалы ущелья. Очень ныли ноги, но я мог дрыгать обеими, и насколько мог определить, никаких серьезных повреждений в ногах не было. Я поднял из воды левую руку – она была изрезана, в некоторых местах порезы были глубокими и располагались близко друг от друга, но в общем все было не так плохо, как я опасался. Поперек ладони шел Длинный, но не глубокий диагональный порез.
Я, поддерживаемый спасательным жилетом, плыл по воде, пытаясь собраться с мыслями и решить, что же делать дальше. Наконец, я начал двигать руками и ногами; развернулся, осмотрелся – не видно ли остальных. Тело казалось тяжелым и неповоротливым – не таким как в порогах, когда поток воды распоряжался им, проносил между камнями и над ними и сообщал, что делать дальше.
Ни вверх, ни вниз по течению я никого не увидел. Я был один. Я стал присматриваться к последней линии порогов – может быть, я сильно обогнал других, и сейчас они появятся?.. По крайней мере, в нескольких местах поток разделялся камнями, и все трое могли застрять где-нибудь там, среди этих камней – живые или мертвые.
Как только я об этом подумал, из порогов вывалился Бобби; его несколько раз перевернуло на скользких камнях, потом бросило животом на спокойную воду. Я рукой показал на берег, и Бобби начал потихоньку плыть в ту сторону. Я тоже двинулся к берегу.
– Где Льюис? – крикнул я.
Он замотал головой, и я перестал подгребать под себя, развернулся и стал ждать, стараясь удержаться на одном месте.
Через пару минут показался Льюис, весь скрюченный, какой-то изломанный. В одной руке он держал весло, а второй прикрывал лицо жестом, в котором читалась невыносимая боль. Я быстро, брассом, подплыл к нему и у самых последних камней порогов примостился рядом с ним на холодной вертящейся воде. Льюис извивался, корчился на одном месте, будто схваченный снизу, под водой, чем-то невидимым, которое, на меня, однако, не набрасывалось.
– Льюис, а Льюис? – позвал я.
– Нога, – выдавил он из себя, задыхаясь. – Что-то с ногой. Такое чувство, что она вообще оторвалась.
Вода вокруг нас цвета не меняла, кровавых пятен на ней не появлялось.
– Держись за меня, – сказал я.
Он под водой протянул ко мне свободную руку и пальцами ухватился за воротник моего скользкого нейлонового одеяния. Я стал медленно передвигаться по воде в сторону больших валунов, находившихся прямо под скалой. Темнота опускалась на нас все быстрее и быстрее, а я плыл, преодолевая течение, и тащил за собой очень тяжелого Льюиса; воротник оттягивался и душил меня.
С того места, где мы находились, скала выглядела как невероятно огромный экран заезжаловки, на котором вот-вот начнут показывать какой-нибудь грандиозный фильм. Я даже стал прислушиваться – не раздастся ли музыка, и пару раз взглянул на бледную, слегка вогнутую стену камня – не появятся ли титры или огромная голова льва, с которой начинаются фильмы «Эм-Джи-Эм». А может, фильм давно уже идет, а я просто этого еще не понял?
Когда мы приблизились к каменной стене, я разглядел, что у ее подножия среди нескольких камней примостился крошечный песчаный пляжик – туда мы и направились. Бобби, сложившись вдвое, сидел на большом камне. Я махнул ему; он распрямился и подошел к краю воды. Казалось, руки мешают ему двигаться.
Он подал мне одну из этих своих беспомощных рук, и я вытащил себя и Льюиса из воды. Льюис, прыгая на одной ноге, взобрался на большой плоский, кажущийся спокойным, камень. Он очень старался, но потом не выдержал и, резко согнувшись, рухнул на него. Камень, еще сохранивший тепло последних лучей солнца, вполне удобно разместил на себе Льюиса. Я перевернул его на спину, он все еще прикрывал лицо рукой.
– Дрю подстрелили, – сказал Льюис, почти не шевеля губами. – Я видел. Он убит.
– Я не уверен в этом, – ответил я, хотя на самом деле я считал, что так оно и было. – С ним произошло что-то странное, это правда. Но что – я не знаю, я не знаю. Давай снимем с него штаны, – сказал я, обращаясь к Бобби.
Тот обалдело уставился на меня.
– Да не обращай внимания на слова! - крикнул я. – Теперь мы в совсем другой ситуации, дорогуша! Сними с него штаны, и посмотрим, может быть, мы сможем определить, что там у него с ногой. А я попробую поймать эту блядскую лодку. А не то мы здесь надолго застрянем.
Я вернулся к реке, вошел в воду; с умирающим последним светом дня умирала и возможность того, что прозвучит выстрел. Я входил в воду, похожий в своем спасательном жилете на какое-то бесформенное животное, и как это обычно бывает в воде, с каждым шагом терял вес. С очень ясной головой я полностью погрузился в воду.
Я растворился в темноте: надо мной и подо мной простирались темные глубины – теперь меня на воде никто не различит. Из темноты на меня темным пятном выплыла алюминиевая байдарка, ее медленно сносило в сторону следующих порогов. Она двигалась не спеша, неестественно замедленно, будто застревая в спокойной воде. У самой байдарки я наткнулся на что-то деревянное – оказалось, сломанное весло. Я взял его с собой.
Я проплыл вдоль байдарки, прислушиваясь к ружейному выстрелу, второго, если бы пуля попала в меня, я никогда не услышал бы все равно. Когда выстрелом был убит Дрю – если это действительно было так, – никакого звука я не услышал. С вершины скалы меня нельзя было увидеть, я знал это наверняка. Но, наверное, можно было видеть байдарку. Хотя это вряд ли. Уверенность в том, что я невидим, успокоила меня. И я мог бы себе плавать, не прячась, вокруг байдарки всю ночь, если бы мне вдруг так захотелось.
Спокойный участок реки был глубок, и стать на дно, чтобы вычерпать воду из лодки, я не мог. Я уцепился за ее край, торчавший под углом из воды, и стал раскачивать, пытаясь выплеснуть реку, забравшуюся в эту обработанную на фабрике алюминиевую форму. Наконец, лодка качнулась нужным образом; вода отпустила ее и потекла дальше; корпус, освободившийся от груза, почти полностью выступил из воды. Я толкнул байдарку в острую корму и поплыл за ней, подталкивая ее и мучительно дрыгая по-лягушачьи ногами. Течение лениво обтекало меня со всех сторон и двигалось дальше, в темноту. Я различал белую пену внизу по течению, но это было где-то там, блаженно далеко, за пределами спокойного участка реки. О том, что ожидает нас там, впереди, можно будет беспокоиться потом. Я подплыл к подножью скалы и тихо позвал Бобби. Он откликнулся.
Из воды я едва мог различить его лицо. Толкнул байдарку по направлению к нему – таким же легким толчком я когда-то отправлял вперед Дина, когда он только учился ходить. Бобби зашел в воду и, ухватившись за линь, привязанный к носу, вытащил ее на песок. Потом мы вдвоем оттащили ее подальше от воды.
Я отошел в сторону, ничего не сказав.
– Ради Бога, – сказал Бобби, – не молчи, говори что-нибудь. Меня и так жуть берет.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его и в темноте пошел к Льюису, который лежал уже не на камне, а на песке. Его обнаженные ноги, казалось, светились, и когда я склонился над ним, то увидел, что его трусы задраны с правой стороны до паха. Судя по виду верхней части ноги, у него была сломана берцовая кость. Я протянул руку и очень осторожно ощупал его ногу. Тыльная сторона моей руки случайно коснулась его пениса, и я почувствовал, как он вздрогнул от боли. Я услышал, как скрипит песок у него под головой – Льюис ворочал ею из стороны в сторону. Насколько я мог судить, это был не «осложненный перелом»: я не нащупал осколков кости – на неисчислимых, обязательных курсах «по оказанию первой помощи», которые мне приходилось посещать, учили, что в подобных случаях следует прежде всего определить вид перелома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45