Потом сел за руль и задним ходом двинулся в гору.
Снова я вылез метрах в ста от моста. Отнес рюкзак под дерево, поменял пластинки с номерами в расчете на то, что номера, зарегистрированные в городе Пюи-де-Дом, собьют с толку полицию и дадут мне ещё выигрыш во времени. Пластинки с парижскими номерами полетели в кусты. Усевшись снова в машину, я занялся деревяшками - им надо было придать нужные размеры. Потом начал экспериментировать. Сначала укрепил обе палки так, чтобы они ограничивали подвижность руля, уперев их в сиденье и в верхний край лобового стекла. Попробовал двинуться с места - неподвижный руль не годится, машина поедет только по прямой, а ей надо завернуть по шоссе. Одну из палок я убрал и закрепил ею открытую дверь со стороны пассажира - так, чтобы она не закрывалась. И, наконец, включил вторую скорость и двинулся к мосту. Разогнавшись на спуске, я выключил мотор, перебрался на соседнее сиденье - палка удерживала руль в прежнем положении - и вывалился в открытую дверь на обочину, поросшую некошеной травой и крапивой.
Приземление прошло успешно, я поднялся на ноги и успел увидеть, как мой экипаж, не вписавшись в изгиб дороги, сшиб парапет и, взяв небольшой подъем, - инерция не дала ему скатиться обратно на шоссе, - перевалился через край обрыва и скрылся из виду. Я услышал только громкий металлический лязг.
До воды, как выяснилось, машина не долетела, упокоилась среди прибрежных камней и поверженных кустов. Увидеть её можно было только низко перегнувшись через парапет. Ну и Бог с ней! Я надеялся, что мои палки вылетели, пока машина кувыркалась по обрыву.
Подобрав рюкзак, я направился к шоссе, с которого недавно съехал. Вечерело, было холодно и сыро, я промок и умирал с голоду. На попутном грузовичке добрался до Виши. Насколько я мог судить, ни один человек на свете не знал, где я.
Конш оказался деревушкой, которая располагалась на высоком скалистом берегу реки Уш так естественно, будто выросла на скалах. В наши дни она в запустении, но некогда - между одиннадцатым и тринадцатым веками - играла важную роль. Здесь останавливались процессии пилигримов с севера Франции, стремившиеся в Галисию, к гробнице святого Якова Компостеллы.
Я приехал сюда из Виши: самым ранним поездом добрался с двумя пересадками до городишка Перигю и там в самой маленькой и незаметной прокатной конторе взял напрокат "фиат 127". В Конше я остановился на самом въезде, возле кладбища. Погуляв минут двадцать среди каменных плит и искусственных венков, я нашел то, что искал. Над сравнительно свежей могилой начертано было, что здесь покоится Мария-Луиза любимая супруга Рауля Браканте, почившая в Бозе 14 сентября 1972 года и ныне пребывающая в раю. Рядом с плитой, укрывшей прах Марии-Луизы, лежала другая, пока пустая, в ожидании, очевидно, любящего супруга.
Стало быть, Бракони, он же Браканте либо жив, либо похоронен в другом месте, что маловероятно. И живет под одним из своих псевдонимов - это весьма легкомысленно с его стороны. Должно быть, он считает, что бояться уже нечего. Возможно, после войны получил фальшивые документы от своих хозяев на это имя, и невдомек ему, что члены группы "Астурия" его разоблачили. Пристрастие к именам, начинающимся с одной и той же буквы, подтвердили мою давнюю догадку, что люди не любят полностью и навсегда расставаться со своим прошлым, бессознательно стремятся сохранить хоть что-то - хотя бы начальную букву имени.
Возле кладбища находилась лавочка, где продавалась разная похоронная и церковная утварь. Я купил пару открыток, изображающих деву Марию с младенцем, и две почтовые марки.
- Давно я не был в ваших краях, - сказал я, покуда угрюмая хозяйка складывала мои покупки в конвертик, - Знавал я тут одного человека - Рауля Браканте.
- Connais pas - не знаю, - ответила она, смерив меня взглядом. Я расплатился, забрал конвертик и вышел. Звяканье дверного колокольчика долго ещё отзывалось в моих ушах.
В ближайшем бистро повезло больше. Я сел за стойку и попросил вина. Кроме меня, посетителей не было, и хозяин расположен был поболтать.
- Турист? Приехали монастырь Сен-Фуа посмотреть?
- Ну да! Красота!
- Сколько денег на реставрацию потратили - жуть. Понаехали из Парижа архитекторы, скульпторы, всякие там специалисты. Даже один такой был подкрашивал новые камни под цвет старых, краской специально, теперь не отличишь. Денег не жалели.
- Стоило того, - сказал я.
- Еще бы. Теперь от туристов отбоя нет. Только они в нашей деревне не задерживаются. Вы первый раз здесь?
- Заезжал в прошлые годы. Познакомился с одним малым - хорошо бы его повидать. Рауль Браканте - знаете, может?
- А как же, он здесь по-прежнему. Только каждый день уезжает в Энтрейгю и возвращается к вечеру. Там ферму одну перестраивают, так он подрядился на весь сезон.
- А живет он где? - спросил я как бы без всякого интереса.
- Поедете прямо отсюда на Родез и через два километра свернете направо, перед самым поворотом часовня. По проселочной ещё с километр - и его дом. Один всего - соседей поблизости нет.
- Спасибо. Заеду, может, попозже.
- Не очень-то он компанейский человек, - заметил хозяин, - Мы его тут у нас не видим, разве что на рождество заглядывает.
- Один живет, вы сказали?
- Да, с тех пор, как жена его померла. Он и раньше мало с кем знался. Даже выпить - и то редко. Сидит себе дома. Я слыхал, к нему какие-то люди заезжают из Родеза. наверно, насчет работы. Лучше его крышу черепицей в наших краях никто не покроет.
- Интересно вас послушать. А ветчина у вас найдется? Я бы взял пару бутербродов с собой.
С этими бутербродами я вышел на улицу, мощеную крупным булыжником, уселся на выщербленный парапет - глубоко внизу ревела река Уш, и, жуя ветчину, написал на одной из открыток, изображающих деву Марию, несколько слов: "Я в красивом местечке, которое называется Конш, и жалею, что ты не со мной". Подписал своими инициалами и нацарапал адрес Пенни в Лондоне. Опустив открытку в желтый почтовый ящик на площади, я вернулся к машине и отправился в гости к Раулю Бракони, он же Браканте. Добрался до его дома, когда было уже около двух, развернул машину так, чтобы сразу можно было выехать.
Дом представлял собой типичную для здешних мест постройку, сложенную из крупных блоков местного камня. Снаружи к входной двери вели каменные ступени, по ним можно было попасть сразу на второй этаж, жилой. А нижний служил для хозяйственных надобностей. В одном углу дома стояла большая бочка для дождевой воды. Напротив, через двор, виднелось ещё одно строение, небольшое, похожее на сушилку для каштанов, - в свое время, когда каштаны составляли немалую часть доходов местных крестьян, такие каменные сарайчики с печью ставились при каждом деревенском доме. Двор выглядел запущенным, никакой скотины хозяин явно не содержал. Сколько я не колотил в дверь, никто не отозвался. Поэтому я влез в дом через окно второго этажа, которое было лишь слегка прикрыто. Лестницу я нашел под крыльцом, и, забравшись в дом, сразу втащил её за собой. Я оказался в просторной гостиной. Толстый ковер на полу, удобные кресла. Вдоль стен книжные полки, огромная изразцовая печь, два стола - один круглый, обеденный, со стульями, второй низкий, длинный, заваленный книгами и журналами.
Рауль Бракони явно интересовался новостями и особенно финансовыми. Он получал главный французский финансовый еженедельник. Последний номер был ещё в конверте - прислан он был на почту в Родез на имя господина Р. Брансона. Далась ему эта буква Б!
Я решил посвятить изучению дома два часа, чтобы оказаться на шоссе раньше, чем зимние сумерки положат конец рабочему дню, и Бракони прервет свою кровельную работу на ферме. Я могу вернуться и завтра. Работать надо аккуратно, сохраняя порядок, пока я не обрету уверенность, что в доме есть что-то интересное для меня.
Я приступил к тщательному осмотру гостиной.
При обысках такого рода необходимо сохранять ясность ума. Если вы зациклились на поиске каких-то, скажем,, технических документов, то легко можете прозевать документы не менее важные, если они выглядят не так, как вы ожидали. В помещении может вовсе не оказаться стандартного шпионского набора, известного каждому по книгам и кино: ни тебе радиопередатчика, ни фотопринадлежностей, ни списка шифров, даже оборудования для микросъемки и того нет. А найдется всего-навсего листок бумаги в ящике комода, на самом дне - и больше ничего не надо. Если, конечно, он исписан невидимыми чернилами.
Но я и того не обнаружил. Гостиная Бракони оказалась абсолютно чистой. И это само по себе было странно. Во-первых, с чего бы этому человеку с таким прошлым интересоваться биржевыми сделками? Никто меня не убедит, что это самое обычное дело, если речь идет о сельском ремесленнике. Может, эти люди и не держат больше деньги в чулке под матрасом, но уж понесут их только в местный банк. А на бирже играть не станут. Во-вторых, Бракони оказался большим энтузиастом по части аппаратуры "хайфай". Я нашел дорогой магнитофон "Сони" и целый ящик кассет, в большинстве своем не надписанных и вроде даже новых. Поставил наугад две из них - одна пустая, на второй записана оперетта Оффенбаха. Криминала в этом нет, но как-то не вяжется с характером Бракони. И у меня постепенно усиливалось чувство, что дом полон тайн и если проявить терпение и настойчивость, то обязательно что-то найдется. Эта уютная комната - всего-навсего камуфляж, она скрывает подлинную суть своего хозяина. У меня руки зачесались от желания приступить к настоящей работе: пооткрывать все ящики, вытряхнуть на пол содержимое, разодрать книги, переломать мебель - это единственная возможность отыскать то, что запрятано шпионом-профессионалом. Но пришлось ограничиться обычным обыском.
К четырем я обшарил все жилые помещения: обе спальни, ванную, кухню и все ту же гостиную. И все впустую, хотя убеждение, что Рауль Бракони отнюдь не только мастер по части кровельных работ, меня не оставляло. Дорого бы я дал, чтобы найти тому доказательства. Однако, не найдя ничего, я постарался, чтобы все выглядело так, как было, и уехал в надежде вернуться на следующий день.
В Родезе я снял комнату, поужинал в ресторане при гостинице - он оказался недорогим, уютным, и готовили там неплохо. Потом улегся в постель с книгой. Это был труд Анри Френе, посвященный Сопротивлению, - читался он неплохо, лучше, чем остальные книги этого же толка. Но одолеть целых шестьсот страниц было нереально, так что пришлось его просто полистать. У меня есть привычка листать с конца, и на странице 582 я обнаружил главу "Подпольная армия французов. Ее связь с немцами в 1943 году". Там говорилось, будто после войны в архивах гитлеровского министерства иностранных дел был обнаружен документ на двадцати восьми страницах, озаглавленный "Подполье во Франции", подписанный заместителем Гиммлера Кальтенбруннером и утвержденный самим Гитлером, - такое, стало быть, большое значение ему придавалось. Обратившись к указателю имен, я нашел фамилию "Кальтенбруннер" на странице 323. Там Френе подробно описывал, как попал к нему в руки в самом конце войны этот документ и цитировал его:
"Все данные тщательно проанализированы сотрудниками гестапо и абвера. Обе эти организации утверждают, что большая часть информации исходила от некоего "доверенного лица" ("Vertrauensmann") - бывшего французского офицера, занимавшего видное положение в подпольной организации. Я задал себе вопрос тогда и сейчас спрашиваю себя: кто же этот предатель, продолжает автор, - ответа до сих пор не знаю."
Я читал до часу ночи, оставляя на полях свои замечания и вопросы. Заснул я в ту ночь с трудом.
ГЛАВ 12
Туманным ранним утром на горной дороге, ведущей из Родеза в Конш, я прикидывал, стоит ли сегодня довести до конца обыск у Бракони или отложить до более благоприятного случая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Снова я вылез метрах в ста от моста. Отнес рюкзак под дерево, поменял пластинки с номерами в расчете на то, что номера, зарегистрированные в городе Пюи-де-Дом, собьют с толку полицию и дадут мне ещё выигрыш во времени. Пластинки с парижскими номерами полетели в кусты. Усевшись снова в машину, я занялся деревяшками - им надо было придать нужные размеры. Потом начал экспериментировать. Сначала укрепил обе палки так, чтобы они ограничивали подвижность руля, уперев их в сиденье и в верхний край лобового стекла. Попробовал двинуться с места - неподвижный руль не годится, машина поедет только по прямой, а ей надо завернуть по шоссе. Одну из палок я убрал и закрепил ею открытую дверь со стороны пассажира - так, чтобы она не закрывалась. И, наконец, включил вторую скорость и двинулся к мосту. Разогнавшись на спуске, я выключил мотор, перебрался на соседнее сиденье - палка удерживала руль в прежнем положении - и вывалился в открытую дверь на обочину, поросшую некошеной травой и крапивой.
Приземление прошло успешно, я поднялся на ноги и успел увидеть, как мой экипаж, не вписавшись в изгиб дороги, сшиб парапет и, взяв небольшой подъем, - инерция не дала ему скатиться обратно на шоссе, - перевалился через край обрыва и скрылся из виду. Я услышал только громкий металлический лязг.
До воды, как выяснилось, машина не долетела, упокоилась среди прибрежных камней и поверженных кустов. Увидеть её можно было только низко перегнувшись через парапет. Ну и Бог с ней! Я надеялся, что мои палки вылетели, пока машина кувыркалась по обрыву.
Подобрав рюкзак, я направился к шоссе, с которого недавно съехал. Вечерело, было холодно и сыро, я промок и умирал с голоду. На попутном грузовичке добрался до Виши. Насколько я мог судить, ни один человек на свете не знал, где я.
Конш оказался деревушкой, которая располагалась на высоком скалистом берегу реки Уш так естественно, будто выросла на скалах. В наши дни она в запустении, но некогда - между одиннадцатым и тринадцатым веками - играла важную роль. Здесь останавливались процессии пилигримов с севера Франции, стремившиеся в Галисию, к гробнице святого Якова Компостеллы.
Я приехал сюда из Виши: самым ранним поездом добрался с двумя пересадками до городишка Перигю и там в самой маленькой и незаметной прокатной конторе взял напрокат "фиат 127". В Конше я остановился на самом въезде, возле кладбища. Погуляв минут двадцать среди каменных плит и искусственных венков, я нашел то, что искал. Над сравнительно свежей могилой начертано было, что здесь покоится Мария-Луиза любимая супруга Рауля Браканте, почившая в Бозе 14 сентября 1972 года и ныне пребывающая в раю. Рядом с плитой, укрывшей прах Марии-Луизы, лежала другая, пока пустая, в ожидании, очевидно, любящего супруга.
Стало быть, Бракони, он же Браканте либо жив, либо похоронен в другом месте, что маловероятно. И живет под одним из своих псевдонимов - это весьма легкомысленно с его стороны. Должно быть, он считает, что бояться уже нечего. Возможно, после войны получил фальшивые документы от своих хозяев на это имя, и невдомек ему, что члены группы "Астурия" его разоблачили. Пристрастие к именам, начинающимся с одной и той же буквы, подтвердили мою давнюю догадку, что люди не любят полностью и навсегда расставаться со своим прошлым, бессознательно стремятся сохранить хоть что-то - хотя бы начальную букву имени.
Возле кладбища находилась лавочка, где продавалась разная похоронная и церковная утварь. Я купил пару открыток, изображающих деву Марию с младенцем, и две почтовые марки.
- Давно я не был в ваших краях, - сказал я, покуда угрюмая хозяйка складывала мои покупки в конвертик, - Знавал я тут одного человека - Рауля Браканте.
- Connais pas - не знаю, - ответила она, смерив меня взглядом. Я расплатился, забрал конвертик и вышел. Звяканье дверного колокольчика долго ещё отзывалось в моих ушах.
В ближайшем бистро повезло больше. Я сел за стойку и попросил вина. Кроме меня, посетителей не было, и хозяин расположен был поболтать.
- Турист? Приехали монастырь Сен-Фуа посмотреть?
- Ну да! Красота!
- Сколько денег на реставрацию потратили - жуть. Понаехали из Парижа архитекторы, скульпторы, всякие там специалисты. Даже один такой был подкрашивал новые камни под цвет старых, краской специально, теперь не отличишь. Денег не жалели.
- Стоило того, - сказал я.
- Еще бы. Теперь от туристов отбоя нет. Только они в нашей деревне не задерживаются. Вы первый раз здесь?
- Заезжал в прошлые годы. Познакомился с одним малым - хорошо бы его повидать. Рауль Браканте - знаете, может?
- А как же, он здесь по-прежнему. Только каждый день уезжает в Энтрейгю и возвращается к вечеру. Там ферму одну перестраивают, так он подрядился на весь сезон.
- А живет он где? - спросил я как бы без всякого интереса.
- Поедете прямо отсюда на Родез и через два километра свернете направо, перед самым поворотом часовня. По проселочной ещё с километр - и его дом. Один всего - соседей поблизости нет.
- Спасибо. Заеду, может, попозже.
- Не очень-то он компанейский человек, - заметил хозяин, - Мы его тут у нас не видим, разве что на рождество заглядывает.
- Один живет, вы сказали?
- Да, с тех пор, как жена его померла. Он и раньше мало с кем знался. Даже выпить - и то редко. Сидит себе дома. Я слыхал, к нему какие-то люди заезжают из Родеза. наверно, насчет работы. Лучше его крышу черепицей в наших краях никто не покроет.
- Интересно вас послушать. А ветчина у вас найдется? Я бы взял пару бутербродов с собой.
С этими бутербродами я вышел на улицу, мощеную крупным булыжником, уселся на выщербленный парапет - глубоко внизу ревела река Уш, и, жуя ветчину, написал на одной из открыток, изображающих деву Марию, несколько слов: "Я в красивом местечке, которое называется Конш, и жалею, что ты не со мной". Подписал своими инициалами и нацарапал адрес Пенни в Лондоне. Опустив открытку в желтый почтовый ящик на площади, я вернулся к машине и отправился в гости к Раулю Бракони, он же Браканте. Добрался до его дома, когда было уже около двух, развернул машину так, чтобы сразу можно было выехать.
Дом представлял собой типичную для здешних мест постройку, сложенную из крупных блоков местного камня. Снаружи к входной двери вели каменные ступени, по ним можно было попасть сразу на второй этаж, жилой. А нижний служил для хозяйственных надобностей. В одном углу дома стояла большая бочка для дождевой воды. Напротив, через двор, виднелось ещё одно строение, небольшое, похожее на сушилку для каштанов, - в свое время, когда каштаны составляли немалую часть доходов местных крестьян, такие каменные сарайчики с печью ставились при каждом деревенском доме. Двор выглядел запущенным, никакой скотины хозяин явно не содержал. Сколько я не колотил в дверь, никто не отозвался. Поэтому я влез в дом через окно второго этажа, которое было лишь слегка прикрыто. Лестницу я нашел под крыльцом, и, забравшись в дом, сразу втащил её за собой. Я оказался в просторной гостиной. Толстый ковер на полу, удобные кресла. Вдоль стен книжные полки, огромная изразцовая печь, два стола - один круглый, обеденный, со стульями, второй низкий, длинный, заваленный книгами и журналами.
Рауль Бракони явно интересовался новостями и особенно финансовыми. Он получал главный французский финансовый еженедельник. Последний номер был ещё в конверте - прислан он был на почту в Родез на имя господина Р. Брансона. Далась ему эта буква Б!
Я решил посвятить изучению дома два часа, чтобы оказаться на шоссе раньше, чем зимние сумерки положат конец рабочему дню, и Бракони прервет свою кровельную работу на ферме. Я могу вернуться и завтра. Работать надо аккуратно, сохраняя порядок, пока я не обрету уверенность, что в доме есть что-то интересное для меня.
Я приступил к тщательному осмотру гостиной.
При обысках такого рода необходимо сохранять ясность ума. Если вы зациклились на поиске каких-то, скажем,, технических документов, то легко можете прозевать документы не менее важные, если они выглядят не так, как вы ожидали. В помещении может вовсе не оказаться стандартного шпионского набора, известного каждому по книгам и кино: ни тебе радиопередатчика, ни фотопринадлежностей, ни списка шифров, даже оборудования для микросъемки и того нет. А найдется всего-навсего листок бумаги в ящике комода, на самом дне - и больше ничего не надо. Если, конечно, он исписан невидимыми чернилами.
Но я и того не обнаружил. Гостиная Бракони оказалась абсолютно чистой. И это само по себе было странно. Во-первых, с чего бы этому человеку с таким прошлым интересоваться биржевыми сделками? Никто меня не убедит, что это самое обычное дело, если речь идет о сельском ремесленнике. Может, эти люди и не держат больше деньги в чулке под матрасом, но уж понесут их только в местный банк. А на бирже играть не станут. Во-вторых, Бракони оказался большим энтузиастом по части аппаратуры "хайфай". Я нашел дорогой магнитофон "Сони" и целый ящик кассет, в большинстве своем не надписанных и вроде даже новых. Поставил наугад две из них - одна пустая, на второй записана оперетта Оффенбаха. Криминала в этом нет, но как-то не вяжется с характером Бракони. И у меня постепенно усиливалось чувство, что дом полон тайн и если проявить терпение и настойчивость, то обязательно что-то найдется. Эта уютная комната - всего-навсего камуфляж, она скрывает подлинную суть своего хозяина. У меня руки зачесались от желания приступить к настоящей работе: пооткрывать все ящики, вытряхнуть на пол содержимое, разодрать книги, переломать мебель - это единственная возможность отыскать то, что запрятано шпионом-профессионалом. Но пришлось ограничиться обычным обыском.
К четырем я обшарил все жилые помещения: обе спальни, ванную, кухню и все ту же гостиную. И все впустую, хотя убеждение, что Рауль Бракони отнюдь не только мастер по части кровельных работ, меня не оставляло. Дорого бы я дал, чтобы найти тому доказательства. Однако, не найдя ничего, я постарался, чтобы все выглядело так, как было, и уехал в надежде вернуться на следующий день.
В Родезе я снял комнату, поужинал в ресторане при гостинице - он оказался недорогим, уютным, и готовили там неплохо. Потом улегся в постель с книгой. Это был труд Анри Френе, посвященный Сопротивлению, - читался он неплохо, лучше, чем остальные книги этого же толка. Но одолеть целых шестьсот страниц было нереально, так что пришлось его просто полистать. У меня есть привычка листать с конца, и на странице 582 я обнаружил главу "Подпольная армия французов. Ее связь с немцами в 1943 году". Там говорилось, будто после войны в архивах гитлеровского министерства иностранных дел был обнаружен документ на двадцати восьми страницах, озаглавленный "Подполье во Франции", подписанный заместителем Гиммлера Кальтенбруннером и утвержденный самим Гитлером, - такое, стало быть, большое значение ему придавалось. Обратившись к указателю имен, я нашел фамилию "Кальтенбруннер" на странице 323. Там Френе подробно описывал, как попал к нему в руки в самом конце войны этот документ и цитировал его:
"Все данные тщательно проанализированы сотрудниками гестапо и абвера. Обе эти организации утверждают, что большая часть информации исходила от некоего "доверенного лица" ("Vertrauensmann") - бывшего французского офицера, занимавшего видное положение в подпольной организации. Я задал себе вопрос тогда и сейчас спрашиваю себя: кто же этот предатель, продолжает автор, - ответа до сих пор не знаю."
Я читал до часу ночи, оставляя на полях свои замечания и вопросы. Заснул я в ту ночь с трудом.
ГЛАВ 12
Туманным ранним утром на горной дороге, ведущей из Родеза в Конш, я прикидывал, стоит ли сегодня довести до конца обыск у Бракони или отложить до более благоприятного случая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35